Глава 31 Сон иммигранта

Ленин, Сталин, Пушкин, Смушкин, а Путин — наш рулевой.


Сны иммигрантам снятся не о родине, а о больших деньгах. Если левая рука чешется наяву, то это к переводу из России, старый долг приятель решил отдать, если во сне, то это значит, на работу устроишься. Совсем не чешется, значит — это не твоя рука.

Серега уснул сразу же, как закончил разговор с Пустырником. Ему снились голубые и прозрачные до самого дна озера Карелии и неспешное скольжение на байдарке по Беличьей протоке, что недалеко от Приозерска. Единственный раз он был в байдарочном походе. Это было летом восьмидесятого года, когда новые приятели с кафедры, заядлые водные туристы, пригласили его попробовать. В принципе Серега любил разные походы и даже немного занимался в школе спортивным ориентированием и "охотой на лис". Почему на лис, он до сих пор не знал, просто бегали с приемником по лесу и искали радиомаячки.

Сон был хороший. Серега вспомнил небольшой остров на одном из озер, где они заночевали с товарищами, и взгрустнул. "Вот поселиться бы на таком острове и немного пожить одному, поразмышлять о жизни и чтобы кроме интернета — никакой цивилизации", — мечтательно подумал Серега, когда проснулся. Человеку на самом деле не много надо. Какой-то кров над головой и немного пищи, которой в лесу навалом, если знаешь, как к ней подойти.

Потом ему приснился еще один выезд на природу. Аспирантами они часто выезжали на шашлыки на озеро, кажется Кирилловское под Питером. Большим плюсом этого места было почти полное отсутствие людей, поскольку прямая тропа туда от станции была через болото, а проселочную охраняли солдатики. На другом берегу озера был танкодром. По сведениям, он был законсервирован, и поэтому приятели смело располагались на берегу и под шашлычок попевали Окуджаву и Дольского. Однажды утром они проснулись от страшного лязга гусениц — на противоположном берегу разворачивалась колонна танков, самых настоящих. Танки грозно повернули башни и, как по команде, замерли, нацелив их на палатки. Неприятное чувство — последнего мига жизни — испытали тогда Серега и его друзья.

Серега вспомнил все это и проснулся от липкого страха. Пошел на кухню, выпил немного колы и снова погрузился в сон.

Вторая часть сна была уже о деньгах. Ему представилось общее собрание, похожее на комсомольское. Председательствовал Лева: "Товарищи, предлагаю поставить на повестку дня один вопрос — поведение комсомольца Доброконя и растлевающее влияние Запада". Приняли единогласно. Желающих выступить с обличительной речью набралось человек пятнадцать. Особенно рвался на трибуну какой-то неизвестный Микола из Нью-Йорка:

— Дайте мне слово! — кричал он. — Я своим честным трудом имею право и хочу обличить этого, так сказать, комсомольца, в его двурушничестве и пособничестве! — не унимался он. — Федор сигнализировал в нашу первичную ячейку об этом человеке, но мы сначала не приняли это всерьез, а теперь готовы искупить свою ошибку и взять его на перевоспитание в нашу семью! — вскочив на стул, гремел Микола. Полы его плаща развевались, было видно, как трудно ему удерживать равновесие, поскольку на широком кожаном поясе слева виднелся калаш с подствольным гранатометом и пятью полными магазинами.

— Тихо, тихо, товарищи! — призывал Лева,

— Каждый получит слово, каждому есть, что сказать. Пожалуйста, товарищ Пустырник.

— Ну что я могу сказать? — как бы удивляясь, что получил слово первым, обратился к залу Пустырник. — С Сергеем Тимофеевичем Доброконем, мы познакомились на диспуте о вреде алкоголя в Молдавии. Еще тогда я заметил, что он слабо диспутирует, граммов по 50, не больше.

— Не уводите в сторону! — строго сказал Председатель. — По существу дела, пожалуйста.

— Ну, если по существу, то он и рыбачить-то ни хрена не может. Червя и того я сам насаживал! Капиталист, одним словом. Гнать таких в три шеи из комсомола! — заключил Семен и довольный собой сел на место.

В зале поднялся шум. Все кричали о том, что этот Доброконь всегда казался им подозрительным. Постоянно использовал в разговоре иностранщину: "маркетинг, целевая группа, бизнес-план, медиа-планирование". Человек с таким тезаурусом недостоин носить гордое имя младшего брата партии.

Слово взяла Маша.

— Я хочу обличить товарища Доброконя в части его семейных обязательств. Одинокая и социально незащищенная вдова, простите, жена, вынуждена была побираться по дорогим салонам и ресторанам, в то время как этот гулял направо и налево в разных там нью-йорках и чикагах с сомнительного поведения девицей! И что она (жена) получила — две банки красной икры, которую он (муж) через два дня обменял на какую-то бумажку?! Надо еще проверить, что это за бумажка? Может это контракт с иностранной разведкой? — гневно обличала Маша.

— Я требую высшей меры наказания! Побрить в солдаты на двадцать пять лет, чтобы другим неповадно было и чтобы без права переписки! — заключила она.

Последним взял слово Алекс.

— Товарищи комсомольцы и кандидаты в члены партии, мы все трудимся день и ночь на своих рабочих местах, честно зарабатывая копейку на насущный хлеб. Многим приходится откладывать с зарплаты, чтобы на 8 марта купить жене цветы! На фоне этого отдельные личности, используя подложные ценности, выманивают последние гроши у трудового народа. Как это можно назвать? Одним словом — мародерство. А что делали на Руси с мародерами? Правильно, их сажали на кол. Мы гуманная страна, и поэтому я предлагаю просто исключить товарища Доброконя из комсомола без права повторного вступления. И еще — предлагаю ходатайствовать перед старшими товарищами о выдворении этого субъекта за пределы нашей Родины, пусть там занимается своими темными делишками, и никто не подаст ему руку помощи.

Это предложение многих заинтересовало. Зал ожил и заволновался. Как же так — сразу и за границу, и без очереди? Многие годами работают по общественной линии, и только в Болгарию светит на десять дней в организованной группе.

— Тише, тише, товарищи, — успокаивал председатель разбушевавшуюся публику. — Никто еще не принял решения. Мы будем еще голосовать. Предложений было несколько, и не все еще высказались. Слово предоставляется дяде Мише, — сказал председатель.

— Уважаемое собрание, как человек с пятидесятилетним партийным стажем, могу сказать, что много я видел разных изменников Родины. Случай с Серегой не типичный. Он изменил себе! Я понимаю, как тяжко делать выбор между деньгами и большими деньгами, но он выбрал просто деньги. Я готов взять лично его на поруки и перевоспитать. Отношение к деньгам — это лакмусовая бумажка для любого комсомольца и члена партии. Только через информацию и прессу приобщается наш народ к большим деньгам, которых на Западе, да и в современной России теперь много! Пусть поработает как все — каждый день на постоянном рабочем месте. Труд сделал из обезьяны человека, труд же сделает из Сергея Тимофеевича настоящего комсомольца. — Сказав такую речь, дядя Миша выкатил из-за кулис белый рояль и сел за клавиши. Над головами притихших комсомольцев полилась бравурная и жизнеутверждающая любимая песня из кинофильма "Брат-2": "Большие города, в которых никогда ты раньше не быва-ала ….", — зал подхватил песню стоя…

Серегина жена тоже спала неровно. Перед сном она вспомнила, как на днях к ним приезжали старые знакомые по Питеру, которые теперь жили в Оттаве и были хорошо устроены — оба работают, домик купили, дети в частных школах учатся. Еще вспомнила звонок в Питер сыну, там вовсю шла подготовка к трехсотлетию города. Фильм сентиментальный посмотрела на ночь. Опять же, велосипед второй надо купить, кататься по вечерам с сыном. И главное, не забыть, Trial Balance сделать по колледжу, обязательно позвонить Ольге, сокурснице, и напомнить о дискете с хакнутой программой Excel, своя копия уже отказала. Еще в агентство позвонить, опять летом в Торонто много съемок из Голливуда будет, может подработать, как в прошлое лето — в вечернем платье по ресторанам и по восемьдесят долларов за съемку, тоже прибыток.

Сон был цветной, как при первой беременности. Она видела Петропавловскую крепость, что на Заячьем острове в центре Питера. Господин депутат Жириновский командовал какими-то строительными работами по ремонту крепости.

— А вот тут, уважаемая, надо вбить большие железные крюки, — проводя ее по каземату, советовал он.

— А как же, я сама не смогу. А кто у вас тут бюджетом заведует? — поинтересовалась Серегина жена.

— Путин заведует, за деньгами к нему, — отвечал Жириновский.

Путина они с подругой Ольгой нашли на каком-то важном заседании, где все дамы были в вечерних платьях, а на входе стояли сотни велосипедов. Сам Путин был в сереньком плаще, как в фильмах конца шестидесятых годов. "Неужели опять в моде?" — подумала Серегина жена.

На сцену вышли дети с цветами. Путин взял на руки одну девочку с букетом и позировал для корреспондентов. Жена пробивалась через толпу к нему, чтобы уточнить строку бюджета, которая отведена на ремонт Петропавловской крепости. Оркестр играл вальс Штрауса.

Далеко внизу плескалось море. "Прямо как Ласточкино гнездо в Крыму", — подумала Серегина жена и проснулась. День предстоял важный — знакомство с Лолой.

Загрузка...