Глава о том, что на Родине всегда есть люди, которые о тебе все знают и помнят
Третьим в игру за большие деньги вступил Лева. Он был абсолютно спокоен, наверное, потому, что ему уже давно все было до фени, а может потому, что он-то точно знал, откуда и куда движутся эти зелененькие бумажки. Еще на заре своего бизнеса в Америке, когда в известном районе Нью-Йорка яблоку негде было упасть от русских ресторанов, а число газет перевалило за пару десятков, Лева понял, что тут ловить нечего и рванул к Канадской границе. Кривая его судьбы всегда была вымощена мелкими аферами, за которые он неоднократно был бит. Российский след торчал непосредственно из названия газеты, которую он издавал в Торонто. Это было уважаемое и скандальное российское издание, что-то среднее между видавшей виды "Комсомолкой" и народными "Аргументами и фактами".
Левина жизнь в России, а тогда еще в СССР, складывалась неплохо. Студент пятого курса известной на всю страну кузницы поющих и танцующих инженеров — Политехнического института, он не избежал соблазна многих студентов — иметь чуть-чуть на карманные расходы. Это чуть-чуть, в виде варенки на "Галере" питерской Гостинки, давало ощущение свободы и возможность немного познать другие стороны советской жизни. Поскольку Левушка, как заботливо называла его пенсионного возраста мамаша — учитель музыки, был поздним ребенком да еще в нормальной еврейской семье, путь его лежал через трудное учение всему — от музыки до хореографии. Свобода была дороже, и Левушка смог оторваться на студенческой жизни. Вуз находился на севере города, а он жил прямо на Невском. По времени, которое он тратил на дорогу, можно подумать, что он добирался туда ножками. Однако это только на первый взгляд. На самом деле, большую часть своего времени Левушка торчал на Невском.
В те времена место встречи фарцы было забито. От "Галеры" медленным флиртом до "Катькиного" садика, а там мимо величественных коней Клодта в Сайгон. Кто не знал Сайгона, тот не жил в Питере. Лева не только знал, но успешно там жил. Ясно дело, что половина пьющих кофе праздно шатающихся молодых людей была там почти на работе. Кто на себя, кто на матрешечников, кто на дядю с Литейного. Леве долго везло. Сито спецотдела КГБ его миновало, пока он бегал от ментов у Гостинки, однако всему есть предел. Его приметили на "Галере" взрослые дяди и через небольшой шмон, организованный ими с местными ментами, Лева оказался в лапах правосудия. А если точнее, то в отделении милиции. Дяди вытащили его из этой неприятности, и поначалу Лева был приставлен наблюдающим за "Галерой". Это было почетное и важное задание, правда, Лева не сразу понял, что дяди совсем не интересуются джинсами.
Восприимчивый по натуре и впечатлительный Левушка страстно любил живопись, причем не конкретную живопись Кандинского или Шагала, а так, вообще всю живопись, и в особенности антиквариат. В силу специфики места жительства и рода занятий мамаши, Левушка с самого детства был воспитан не только на шедеврах Эрмитажа, но также на домашних коллекциях маминых клиентов. Она частенько брала его на свои частные уроки музыки в богатые дома. А при отличной фотографической памяти Леве ничего не стоило вспомнить, по какому адресу и что он видел много лет назад. Вот этот его дар и был востребован временем.
Как-то в разговоре за кофе Лева увидел у одного нового знакомого репродукцию известной картины прошлого века, — о, я такую видел. Где это ты мог ее видеть, она пропала в 19-м году и с тех пор не появлялась ни на рынке, ни в музеях. Лева пожалел, что сболтнул лишнего, но делать было нечего, и он рассказал свою фотографическую историю. Остальное было делом техники — техники домушничества по наводке.
Вся история закончилась, когда его куратор из органов узнал, что его подопечный не только работает на "Галере", но увяз в более сложных вопросах бытия преступного мира. Пришлось куратору из органов вытаскивать своего подопечного и из этой истории. С тех пор прошло много лет, куратор ушел в отставку, Левушки и след простыл, но отношения между ними сохранились и даже улучшились. Лева первым делом позвонил Владимиру Александровичу, пенсионеру-консультанту из бывших. Владимир Александрович был уже в том возрасте, когда самое приятное занятие — это сидеть на солнышке в Таврическом саду и, подкармливая птичек французской булкой, вести неспешную беседу с одним из многочисленных подопечных бизнесменов.
Работа пенсионера спецслужбы была не бей лежачего. Сиди, думай, сопоставляй, два звонка — и вопрос улажен. Это только в книжках милиционера Константинова на каждом углу Питера стоят пулеметные гнезда и противопехотные мины, а в реальной жизни все проще. Была у Александрыча одна мечта. Как-нибудь взять с собой внука пяти лет и мотануть на джипе через всю Америку, и так, чтобы останавливаться в придорожных забегаловках, попивать пивко и наслаждаться сознанием того, что прожитая на благо великой державы жизнь была не зря.
Звонок из Канады вывел Александрыча из полудремы, булка, выпавшая из рук, была начисто уничтожена шустрыми воробьями.
— Алло, ЧК слушает.
— Саныч, привет, это Лева из Канады, дельце есть, не оторвал от перестрелки?
— Перестреляли уже всех. Что там у тебя, гаденыш ты наш?
(Гаденыш — это была старая кличка Левы, еще, когда он был смотрящим на "Галере".)
— Да так, надо человечка одного пробить, запиши инициалы.
— А что человечек натворил или собирается еще?
— Ничего особенного, просто тут вроде как деньгами пахнет, заработаю — не обижу, ты же знаешь, давно тебя в гости зову с внуком.
— Ладно, проверим. Глубоко копать? И, срочность, опять же какая?
— Пройдись по верхам, любовницы его, меня не интересуют, основные связи перед эмиграцией, сам понимаешь, кто с бабками там, или при власти.
— Ладно, сделаем. Дня три надо. Почтой на Hotmail выслать или по аське?
— Давай по аське, там и намеками обойдемся, не шифрованный же канал использовать, так и разориться можно.
— Жди. Гуд бай, Америка О-О-О.
— Ну, ты и шутник. Пока.
День, можно сказать, прожит не зря. Для звонка в Питер Леве даже не пришлось напрягаться, поскольку время для связи было выбрано идеально — 8 часов утра по местному, то есть в 16 по-питерски. Приятно работать с профи, — подумал Лева, — все у них продумано и учтено. Ну ладно, посмотрим, что за птица этот Доброконь, фамилия-то явно клееная.
Одно не давало покоя Леве — это растущая сила конкурентов. Федя тиражи увеличил, Маша вообще гребет все подряд, по низким ценам демпингует, даже эта пигалица из медучилища Дина — и та справочник выпускает! Вот людишки, моя же идея, перехватили. Стареть начал, успокоился. Не развернуться тут без инвестора, не свои же лопатой с бэкярда из-под яблони выкапывать! А что, если этот Серега не пустышка, тогда Федя-то половчее будет, остальных можно в расчет не брать. А вот Федю Лева действительно побаивался. Умный, образованный, дело знает, за несколько лет выбился в самое массовое издание, слухи ходят, что на ТВ собирается выходить со своей программой. ТВ — это святое, это Лева не отдаст, и так несколько лет ушло на вытеснение старейшего телепродюсера с рынка, вот только задышал канал, и на тебе — инвесторы.
Да, надо Серегу в ресторан позвать, посидеть, поговорить, пока там Саныч надыбает что-то. Да и надыбает ли, если кто свои бабки российские вздумал красиво отмыть в Канаде через покупку прессы, то наверняка предусмотрел, что мы тут тоже не отверткой деланы. Да что я теряю, — подумал Лева, — позвоню этому маркетологу. Это была последняя мысль, после плотного обеда, остальные так и не пришли. Лева мирно задремал. А зря!