Реальная угроза

Глава 14 Подхватить и вывезти

— Я должен поблагодарить твоего директора Джейкобса, — заметил Хуан. — Может быть, мы встретимся с ним когда-нибудь. — Он не спешил с этой фразой.

Скоро, решил он, можно будет получить у неё всю информацию с помощью доверительной интимности, которую следует ожидать от мужа и жены — в конце концов, у настоящей любви нет секретов, правда?

— Может быть, — через мгновение ответила Мойра. Она уже думала о том, что директор придёт на её свадьбу. Это не значит, что она мечтает о слишком многом, не так ли?

— А что ему понадобилось там, в Колумбии? — поинтересовался Кортес, лаская кончиком пальцев то место, которое стало таким знакомым.

— Теперь это уже передано средствами массовой информации. Они назвали операцию «Тарпон». — В течение нескольких минут Мойра объясняла суть операции, а ласки Хуана не прекращались ни на мгновение.

Их подсказывал только его опыт офицера-разведчика. Он даже заметил, что лениво улыбается, глядя на потолок. Какой идиот. Я предупреждал его.

Предупреждал не один раз в его собственном кабинете, но нет — он считает себя таким умным, так уверен в своей дальновидности, что отказался следовать моему совету. Может быть, теперь этому кретину понадобится мой совет... Прошло несколько минут, прежде чем он задал себе вопрос: а как будет реагировать его босс на это известие? И тут улыбка исчезла с его лица, а ласки прекратились.

— Что с тобой, Хуан?

— Твой директор выбрал опасное время для визита в Боготу. Эти бандиты будут вне себя от ярости. Если они узнают, что он в Колумбии...

— Эта поездка хранится в тайне. Их министр юстиции — его старый друг. Насколько я помню, они вместе учились в университете и знают друг друга уже сорок лет.

Поездка хранилась в секрете. Кортес попытался убедить себя, что они не решатся на такой глупый шаг, как... нет, могут решиться. Его удивило, что Мойра не почувствовала, как похолодело его тело. Но что он мог сделать?

Как обычно бывает с семьями военных и коммивояжёров, родные Кларка привыкли к его внезапным отъездам и возвращениям после разных по продолжительности командировок. Они привыкли и к тому, что он обычно приезжал домой без предупреждения. Это стало почти игрой, и его жена, как ни странно, не возражала против неё. В данном случае Кларк взял машину в гараже ЦРУ и, сидя за рулём, и течение двух с половиной часов, которые потребовались, чтобы добраться до Йорктауна, штат Вирджиния, обдумывал предстоящую операцию К тому моменту, когда машина свернула с шоссе 64, он нашёл ответ почти на все основные вопросы, хотя конкретные детали будут разработаны после того, как Кларк прочитает материалы, содержащиеся в пакете с разведывательной информацией, который Риттер обещал прислать ему домой.

Дом Кларка ничем не отличался от дома государственного служащего среднего ранга — кирпичное строение с четырьмя спальнями и просторной гостиной, расположенное на акре леса из длинноиглых сосен, распространённых на американском Юге. Отсюда до «Фермы» можно было доехать за десять минут.

«Ферма», место подготовки агентов ЦРУ, имела почтовый адрес Уилльямсбург, штат Вирджиния, хотя на самом деле находилась ближе к Йорктауну, поблизости от складов, где ВМФ хранил как баллистические ракеты, запускаемые из подводных лодок, так и их ядерные боеголовки. В этом районе проживали главным образом сотрудники ЦРУ, так что не было нужды придумывать сложные версии о местах работы мужчин для любопытных соседей. Семья Кларка имела, разумеется, представление о том, как он зарабатывал на жизнь. Две его дочери семнадцатилетняя Мэгги и четырнадцатилетняя Патриция — иногда называли отца тайным агентом — выражение, которое они подхватили из возобновлённого телесериала Патрика Макгухэна, передаваемого по одному из кабельных каналов.

Однако они понимали, что не следует обсуждать этот вопрос с остальными школьниками, хотя время от времени предупреждали своих друзей вести себя в присутствии их отца вежливо и без лишних шуток. Впрочем, это предупреждение было излишним. В большинстве своём люди совершенно инстинктивно следили за своим поведением в присутствии мистера Кларка. У Джона Кларка не было рогов и копыт, но редко требовалось больше одного-единственного взгляда, чтобы понять, что с ним лучше не вступать в пререкания. Сэнди, его жена, знала о нём ещё больше, в том числе и то, чем он занимался перед тем, как стал работать в ЦРУ.

Сэнди была медицинской сестрой и учила молодых медсестёр в операционных местной учебной больницы. Поэтому она привыкла иметь дело с жизнью и смертью, и её утешало то, что её муж является одним из немногих «непосвящённых», понимавших эти проблемы, хотя и с противоположной точки зрения. Для жены и детей Джон Теренс Кларк был преданным мужем и любящим отцом, правда, иногда излишне старающимся защитить их от суровой действительности. Мэгги как-то пожаловалась, что он спугнул нравящегося ей парня одним взглядом. То, что юношу вскоре арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, к досаде дочери, лишь доказывало правоту отца. С другой стороны, он был куда мягче матери, когда заходил разговор о родительских уступках, и всегда готов был выслушать историю девических огорчений. Бывая дома, Кларк давал советы самым мягким и убедительным тоном, его поведение было спокойным и разумным, но родные знали, что за пределами семьи он был совсем другим. На это они старались не обращать внимания.

Он подъехал к крыльцу перед самым ужином и прошёл через кухню, держа в руке чемодан с двумя костюмами. Здесь царил аппетитный запах. Его неожиданное возвращение домой слишком часто заставало Сэнди врасплох, и потому она привыкла готовить больше, чем требовалось ей с дочерьми.

— Где ты был? — задала Сэнди риторический вопрос и тут же начала, как обычно, отгадывать. — Загар не слишком хороший. Где-то в холодном климате или там, где всё время облачно?

— Почти всё время сидел в помещении, — ответил Кларк совершенно честно.

Вместе с парой недоносков в проклятом фургоне связи на вершине холма посреди джунглей, подумал он. Как в плохие старые дни. Почти. Несмотря на всю свою проницательность, жена почти никогда не догадывалась, где он бывал. С другой стороны, ей и не следовало знать об этом.

— Сколько времени...

— Всего пару дней, затем снова придётся уезжать. Важная работа.

— Это как-то связано с... — Сэнди кивнула в сторону телевизора, стоявшего в кухне.

Кларк только улыбнулся и покачал головой.

— Как ты думаешь, что там случилось?

— Насколько мне известно, просто здорово повезло наркомафии, — ответил он шутливо.

Сэнди знала, как относится её муж к торговцам наркотиками и почему. У каждого в душе скрывалась ненависть к чему-то. Ненависть к наркотикам сжигала душу Кларка — и его жены. Она слишком долго была медицинской сестрой, слишком часто видела последствия наркомании. Кларк читал лекции своим девочкам только по этому вопросу, и, хотя они относились к наставлениям старших с таким же отвращением, как пара любых других здоровых подростков, Мэгги и Патриция никогда не приближались к этой линии, не говоря уже о том, чтобы пересечь её.

— Похоже на то, что президент с трудом сдерживает себя.

— А как бы ты чувствовала себя на его месте? Директор ФБР был его другом, насколько могут быть друзьями политические деятели. — Кларку захотелось как-то смягчить это заявление. Сам он относился к политическим деятелям с недоверием, даже к тем, за кого голосовал.

— И что он собирается теперь предпринять?

— Не знаю, Сэнди. — Я ещё не обдумал план операции. — Где девочки?

— Они ушли в Буш-Гарденс со своими друзьями. Гам установлены новые аттракционы, и сейчас они, наверно, носятся на них и визжат от страха.

— У меня есть время принять душ? Сегодня весь день я переезжал с места на место.

— Ужин будет готов через пятнадцать минут.

— Отлично. — Он снова поцеловал её и направился в спальню со своим чемоданом. Перед тем как войти в ванную, он сложил грязное бельё в корзину.

Кларк решил, что посвятит один день отдыху с семьёй, а затем примется за планирование операции. Спешить с этим не стоит. При операциях такого рода спешка кончается смертью. Он надеялся, что политики поймут это.

Нет, разумеется, не поймут, сказал он себе по пути к душу. Этого они никогда не понимали.

— Не переживай, — сказала Хуану Мойра. — Ты устал. Извини, что я так утомила тебя. — Она прижала его лицо к своей груди. Мужчина, в конце концов, не машина, а пять раз на протяжении одних суток... разве можно ожидать большего от любовника? Ему нужно поспать, отдохнуть. Как, впрочем, и ей самой, поняла Мойра засыпая.

Через несколько минут Кортес осторожно освободился от её объятий, прислушиваясь к медленному, спокойному дыханию женщины, глядя на мечтательное выражение её умиротворённого лица. Как же ему поступить, черт побери? Что предпринять? Позвонить по телефону — рискнуть всем ради короткого разговора по линии, не защищённой от прослушивания? Колумбийская полиция, или американцы, или кто-нибудь ещё уж точно установили жучки на всех этих телефонах. Нет, это более опасно, чем ничего не предпринимать.

Профессионализм офицера-разведчика говорил ему, что безопаснее всего дать событиям развиваться своим чередом. Кортес опустил голову и посмотрел на себя.

Ничто несравнимо с тем, чего он сумел добиться. Эта мысль пришла ему в голову впервые за длительное время.

Группа «Кинжал», разумеется, совершенно — если не блаженно — не подозревала о том, что случилось накануне. В джунглях нет службы новостей, а радиосвязью они могли пользоваться лишь для получения распоряжений и передачи собранной информации. Ввиду этого переданное им новое распоряжение показалось крайне неожиданным. Чавез и Вега снова несли дежурство на наблюдательном пункте, перенося влажную духоту, которая последовала за сильнейшей грозой. На протяжении предыдущего часа выпало два дюйма дождя, и наблюдательный пункт превратился теперь в мелкую лужу. Ожидалось, что ещё до того, как рассеются тучи, после обеда снова пойдёт дождь.

Появился капитан Рамирес, причём появился совершенно неожиданно, удивив на этот раз даже Чавеза, который гордился своим мастерством поведения в лесу.

Сержант тут же успокоил себя, подумав, что капитан научился передвигаться настолько бесшумно, потому что многое перенял у него.

— Привет, капитан, — поздоровался со своим офицером сержант Вега.

— Ну что там происходит? — спросил Рамирес. Чавез ответил на вопрос капитана, не отрывая глаз от бинокля.

— Наши два друга наслаждаются утренней сиестой. — После обеда, подумал он, наступит время ещё для одной, разумеется. Следующее заявление капитана заставило его опустить бинокль:

— Надеюсь, им нравится отдых. Он для них последний.

— Как вы сказали, капитан? — озадаченно переспросил Вега.

— Сегодня вечером за нами прилетит вертолёт. Этот аэродром представляет для нас посадочную площадку, парни. — Рамирес указал на взлётно-посадочную дорожку. — Перед тем как улететь отсюда, мы все уничтожим.

Чавез на короткое время задумался над словами капитана. Он всегда ненавидел торговцев наркотиками. Время, в течение которого Чавез был вынужден сидеть здесь и следить за тем, как эти ленивые мерзавцы занимались своим грязным делом в сущности абсолютно безнаказанно, подобно игрокам на поле для гольфа, ничуть не изменило его точку зрения.

— О'кей, капитан, — кивнул Динг. — Как мы будем действовать, сэр?

— Как только стемнеет, вы и я обойдём аэродром с северной стороны. Остальные разделятся на две огневые группы, чтобы в случае необходимости обеспечить нам поддержку. Вы, Вега, останетесь здесь со своим пулемётом. Второй пулемётчик отойдёт на расстояние метров в четыреста. После того как снимем обоих охранников, заминируем бочки с горючим, что в сарае, — это в качестве прощального сюрприза. Вертолёт заберёт нас на дальнем конце аэродрома в двадцать три ноль-ноль. Тела охранников возьмём с собой, наверно, сбросим их в море.

Да, какое-то неожиданное приказание, подумал Чавез.

— Нам понадобится примерно тридцать-сорок минут, чтобы подобраться к ним, не подвергаясь риску, но, судя по поведению этих недоносков, это будет нетрудно, сэр. — Сержант знал, что убивать охранников придётся ему — ведь оружие с глушителем находилось у него.

— Я полагал, что вы спросите меня, является ли это дело настоящим, — напомнил капитан Рамирес. Он только что задал такой вопрос по спутниковой связи.

— Если вы отдаёте такой приказ, я не сомневаюсь, что речь идёт о деле, проводящемся всерьёз. Моральные соображения меня ничуть не беспокоят, — заверил своего командира старший сержант Доминго Чавез.

— Хорошо. Операция начнётся, как только стемнеет.

— Так точно, сэр, — Капитан похлопал обоих по плечу и ушёл на сборный пункт Чавез посмотрел ему вслед, затем достал фляжку, отвинтил крышку, выпил пару глотков и лишь после этого посмотрел на Вегу.

— Черт побери! — негромко заметил пулемётчик.

— Да, у тех, кто руководит операцией, неожиданно прорезалась смелость, — согласился Чавез.

— С удовольствием вернусь в такое место, где есть душ и кондиционер, — произнёс Вега через некоторое время. То, что на пути к этому придётся убить двух человек, мало интересовало солдат. Их даже развеселило, что после нескольких лет службы в армии им, наконец, поручили выполнить именно то задание, ради успеха которого было потрачено на подготовку столько времени. Обоих не интересовали моральные соображения. Они служили в армии своей страны. Их страна приняла решение, что двое дремлющих в нескольких сотнях метров мужчин были врагами и заслуживали смерти.

Вот и все, хотя оба думали о том, как все это произойдёт по-настоящему, а не во время учения.

— Давай договоримся о сегодняшнем вечере, — сказал Чавез, снова поднимая бинокль. — Ты уж поосторожней со своим пулемётом, Осо.

Вега задумался.

— Я не буду стрелять слева от сарая, если только ты не подашь мне сигнал.

— Да, хорошо. Я буду подкрадываться вон от того толстого дерева. Вряд ли предстоят неприятности, — произнёс он, размышляя вслух.

— Нет, всё должно пройти гладко.

Если не считать, что на этот раз всё будет всерьёз. Чавез не отрывал от глаз бинокля, рассматривая охранников, убить которых ему предстояло через несколько часов.

Полковник Джоунс получил приказ о предстоящем вылете примерно в то же самое время, что и все оперативные группы, причём ему передали комплект совершенно новых тактических карт, которые ещё предстояло изучить. Вместе с капитаном Уиллисом он тщательно обсудил план ночного рейда в тишине своей комнаты. Им предстояло подхватить и эвакуировать солдат. Тех самых, которых они высадили несколько дней назад. Они возвращались обратно гораздо раньше, чем предполагалось. Пи-Джи подозревал, в чём тут причина. По крайней мере отчасти.

— Прямо с аэродромов? — удивился капитан — Да. Или все четыре оказались запасными и не использовались, или наши друзья собираются захватить их перед тем, как мы прилетим за ними.

— Вот как, — понял капитан Уиллис после недолгого размышления.

— Отыщите Бака, пусть он проверит ещё раз готовность шестистволок. Он сразу поймёт, в чём дело, как только вы скажете А я выясню погоду на ближайшие сутки.

— Эвакуация в обратном порядке по отношению к высадке?

— Да, мы дозаправимся в пятидесяти милях от берега и ещё раз на обратном пути.

— Ясно. — Капитан Уиллис отправился искать сержанта Циммера. Пи-Джи пошёл в противоположную сторону, к метеорологической станции базы. Прогноз на вечер и ночь разочаровал его: слабый ветер, безоблачное небо и луна во второй четверти.

Идеальная лётная погода для всех, но лётчики, занятые специальными операциями, рассчитывают на обратное. Ну что ж, ничего с этим не поделаешь.

Они уехали из мотеля в полдень. Кортес мысленно поблагодарил судьбу, которая улыбнулась ему на этот раз, — Мойре захотелось закончить этот уик-энд пораньше. Она заявила, что ей нужно вернуться к детям, хотя Кортес заподозрил, что она приняла это решение лишь для того, чтобы избавить своего измученного любовника от дальнейших усилий. Ещё ни разу женщины не испытывали надобности жалеть его, и тяжесть унижения компенсировалась желанием как можно быстрее выяснить, что за чертовщина происходит в Колумбии.

Они ехали по шоссе 81, как всегда молча. Кортес взял автомобиль с обычным сиденьем во всю ширину машины, и Мойра сидела на середине, склонившись ему на плечо, а он обнимал её правой рукой. Почти как подростки, если не принимать во внимание тишину, и он снова ощутил к ней чувство благодарности. Но теперь это объяснялось не тихой страстью. Его ум работал с быстротой, намного опережавшей движение автомобиля, который ехал по шоссе в точном соответствии с разрешённым пределом скорости. Он мог бы включить радио, но это нарушило бы атмосферу в салоне. Можно ли пойти на такой риск? Если его работодатель положился на свой здравый смысл — а у Эскобедо его было немало, заставил себя признаться Кортес, — то сейчас он всё ещё обнимает правой рукой исключительно ценный источник развединформации. Эскобедо всегда заглядывал далеко в будущее, готовя свои деловые операции. Он понимал значение этого — и тут же Кортес вспомнил про его высокомерие и самомнение. Вспомнил, как легко было его обидеть, и если он считал, что простая победа недостаточна, чтобы излечить его гордость, Эскобедо шёл на то, чтобы унизить, сокрушить, полностью уничтожить тех, кто как-то задел его, даже совсем незначительно. В руках у него была огромная власть и такие деньги, которые обычно имеются только у государства. А вот чувства перспективы ему недоставало. Несмотря на незаурядный ум и здравый смысл, Эскобедо находился во власти ребяческих эмоций, и эта мысль все более укреплялась в сознании.

Кортеса, когда он свернул на шоссе I-66, направляясь теперь на восток, в сторону Вашингтона. Как это странно, думал он с горькой улыбкой, что в мире, переполненном информацией, ему приходится размышлять подобно ребёнку, когда достаточно лишь одного — нажать кнопку радиоприёмника, но он заставил себя не делать этого.

Они въехали на стоянку аэропорта как раз вовремя. Он остановился возле машины Мойры и вышел, чтобы перенести её чемоданы.

— Хуан...

— Да?

— Не расстраивайся из-за того, что произошло ночью. Это я виновата во всём, — тихо проговорила она. Кортес заставил себя улыбнуться.

— Я ведь предупреждал тебя, что отнюдь не молод. И доказал это. В следующий раз постараюсь побольше отдохнуть, чтобы не разочаровать тебя.

— Когда...

— Не знаю. Я позвоню тебе. — Он нежно поцеловал Мойру. Через минуту она выехала со стоянки, а он замер у своего автомобиля, глядя ей вслед, как она и рассчитывала.

Затем Кортес сел в машину. На часах было почти четыре, и он включил радио, чтобы услышать новости, которые передавались каждый час. Ещё через две минуты он вернул автомобиль на стоянку компании «Хертц», забрал багаж и вошёл в здание аэропорта, надеясь улететь первым же самолётом, куда бы он ни отправлялся. На самолёте авиакомпании «Юнайтед», вылетающем в Атланту, были свободные места, и Кортес знал, как приобрести билет в похожем на муравей-ник здании аэропорта Он успел подняться в самолёт, когда уже собирались откатывать трап.

Мойра Вулф ехала домой. С лица её не сходила улыбка, но в то же время она чувствовала себя виноватой. То, что произошло с Хуаном прошлой ночью, было очень унизительно для мужчины, но все это из-за неё. Она хотела от него слишком многого, а ведь он, по его собственному признанию, не молод. Её чувства взяли верх над здравым смыслом, и в результате она обидела мужчину, которого... которого любила. Мойре долго казалось, что она больше никогда не будет испытывать это чувство, но оно вернулось, принеся с собой всю страсть молодости, и хотя Хуану недоставало энергии юноши, он вполне компенсировал этот недостаток своим терпением и фантастическим искусством обращения с её телом.

Она протянула руку и включила радиоканал, по которому передавали старые мелодии. В течение всего пути Мойра находилась во власти воспоминаний о самых сладостных минутах, её переполняло ощущение молодого счастья, усиленное мелодиями, под которые она танцевала тридцать лет назад.

Её удивило, что на противоположной стороне улицы, прямо напротив её дома, стоит автомобиль, очень напоминающий машины Бюро, хотя это могла оказаться и дешёвая машина, взятая напрокат. Но нет — над крышей автомобиля торчала антенна. Да, это машина Бюро. Как странно, подумала она. Остановив свой автомобиль у входа в дом и достав чемоданы из багажника, Мойра направилась к двери, но, когда открыла её, увидела Фрэнка Уэбера, одного из агентов, служивших в охране директора Джейкобса.

— Привет, Фрэнк, — поздоровалась она. Уэбер помог ей с багажом, сохраняя мрачное выражение лица. — Что случилось?

Как бы сказать помягче, подумал Уэбер, чувствуя себя виноватым, что нарушает столь приятный уик-энд.

— Вечером пятницы убили Эмиля. Мы все это время пытаемся разыскать тебя.

— Что ты сказал?

— Это произошло по пути к посольству. Погибли все, включая охрану. Похороны Эмиля состоятся завтра. Остальных хоронят во вторник.

— Боже мой. — Мойра опустилась на стоящий рядом стул. — А Эдди, Лео? — Она подумала о молодых агентах из охраны, к которым относилась как к собственным детям.

— Все до единого, — повторил Уэбер.

— Я не знала, — прошептала она. — Я не читала газет и не включала телевизор с... с вечера пятницы. А где?..

— Твои дети в кино. Мы просим тебя приехать в штаб-квартиру и помочь нам. Здесь останется человек, который присмотрит за твоими детьми.

Прошло несколько минут, прежде чем она смогла встать. Но как только смысл сказанного проник через заново выросший заслон эмоций, хлынули слезы.

Капитану Рамиресу не хотелось сопровождать Чавеза. Дело было не в трусости, просто у него существовали другие обязанности. В своём представлении об ответственности командира он теперь изрядно запутался. Рамирес ещё недавно командовал ротой, а вести группу совсем не то же самое, что командовать.

Командир роты должен оставаться позади своих солдат, управляя — в армии не любили это слово — боевыми действиями, перемещать свои подразделения, следить за ходом боя, чтобы контролировать происходящее, а командиры взводов принимали непосредственное участие в схватке вместе со своими солдатами. Научившись вести за собой подчинённых, будучи лейтенантом, он должен был применить накопленный опыт на следующем, более высоком уровне, хотя бывали случаи, когда капитану приходилось возглавлять действия своей роты. В данном случае он командовал всего лишь отделением, и хотя для успешного выполнения операции требовались осторожность и опыт командира, размеры его подразделения означали, что он должен принять на себя личное руководство. К тому же он просто не мог послать двоих солдат на убийство, не присутствуя при этом лично, хотя Чавез был подготовлен для выполнения этого задания намного лучше его, мог ориентироваться в темноте и двигаться в джунглях тише и незаметнее самого капитана Рамиреса.

Противоречие между командованием и ответственностью за руководство отделением беспокоило молодого офицера, но, как и следовало поступить, он склонился в сторону непосредственного руководства. В конце концов, разве можно командовать своими людьми, если они не уверены в его способности вести их? Подсознательно его не покидала мысль, что, если сегодня ночью он проявит себя должным образом, впредь такая проблема перед ним не возникнет.

Разместив огневые группы, они с Чавезом вышли из лагеря, обходя аэродром с северной стороны. Сержант шёл впереди. Все развивалось по плану. Охранники все ещё сидели возле сарая, курили свои самокрутки — или что там ещё — и беседовали так громко, что их было слышно в лесу за сотню метров. Чавез тщательно рассчитал переход, основываясь на патрулировании периметра аэродрома, который по приказу капитана осуществили прошлой ночью. Не столкнувшись ни с какими неожиданностями, они через двадцать минут повернули обратно и снова увидели аэродром. Теперь они двигались медленнее.

Первым по-прежнему шёл Чавез. Узкая колея, по которой подъезжали к аэродрому грузовики, служила удобным ориентиром. Они шли по её северной стороне, чтобы не попасть в огневые зоны своего же отделения. Точно по графику они увидели сарай. Как и было заранее запланировано, Чавез подождал, пока его капитан приблизится с дистанции в десять метров, на которую отставал. Они обменялись знаками. Теперь Чавез пойдёт прямо, а капитан будет идти справа.

Стрелять станет сержант, но, если произойдёт что-то непредвиденное, Рамирес окажется на месте и тут же поддержит его. Капитан четыре раза нажал на клавишу передачи своей портативной рации и услышал в ответ два тире. Отделение заняло свои позиции на дальней стороне взлётно-посадочной площадки и было готово в случае необходимости выполнить свою задачу, Рамирес сделал знак Дингу, посылая его вперёд.

Чавез глубоко вздохнул, удивлённо почувствовав, как быстро забилось сердце. В конце концов, он сотни раз проделывал это во время учений. Динг взмахнул несколько раз руками, чтобы расслабить их, затем подтянул ремень на автомате. Большим пальцем передвинул селектор ведения огня, поставив свой МР-5 на огонь очередями по три патрона. Прицел и мушка, покрытые крошечными пятнышками трития, светились в темноте экваториального леса. Очки ночного видения он сунул в карман — они будут только мешать.

Теперь сержант двигался совсем медленно, обходя деревья и кусты, ступая на твёрдые, ничем не покрытые участки земли или раздвигая носком листья, чтобы затем встать сапогом на землю и приготовиться к следующему шагу. Здесь нельзя допустить ошибки. Напряжение в теле исчезло, и только звон в ушах свидетельствовал о том, что это не учение.

Все.

Охранники стояли на открытом месте, метрах в двух друг от друга, в двадцати метрах от дерева, на которое опирался Чавез. Они все ещё разговаривали, и, хотя сержант достаточно легко понимал слова, по какой-то странной причине звуки, издаваемые ими, казались ему чужими, словно лай собак.

Динг мог подойти поближе, но не хотел рисковать, ведь двадцать метров — это достаточно близко, всего шестьдесят шесть футов. От того места, где он стоял, до охранников не было никаких препятствий, только ещё одно дерево, чуть в стороне от них.

Отлично.

Он медленно поднял автомат, направил кольцо мушки на переднем срезе ствола так, что оно оказалось в середине щели ближней части прицела, убедился, что отчётливо видит белый кружок на фоне чёрной округлости, представляющей собой затылок человеческой головы, которая больше не принадлежала человеку, — это была всего лишь цель. И Чавез мягко нажал на спусковой крючок.

Автомат чуть вздрогнул в руках, но ремень, намотанный на руку, твёрдо удерживал оружие на месте. Цель упала. Сержант тут же перевёл прицел вправо.

Вторая цель удивлённо поворачивалась, и теперь в кружке прицела оказалось нечёткое белое пятно, отражающее свет луны. Ещё одна короткая очередь. Звука выстрелов почти не было слышно. Чавез ждал, переводя ствол автомата от одного распростёртого тела к другому, но они не шевелились.

Сержант быстро выбежал из-под прикрытия деревьев. Рядом с одним трупом лежал АК-47. Чавез пинком отбросил его в сторону, достал из нагрудного кармана маленький электрический фонарик размером с карандаш и осветил лежащие тела.

Один получил все три пули в затылок. В другого попали только две, однако обе в середину лба. У первого лица не было совсем, тогда как на лице второго отражалось изумление. Сержант присел рядом с телами и оглянулся по сторонам в поисках малейшего движения. В этот момент он испытывал душевный подъем. Все, ради чего он готовился и тренировался, сбылось на практике. Нельзя сказать, что дело оказалось таким уж простым, но и особенно трудным назвать убийство двух охранников тоже было нельзя.

Ночь действительно принадлежит ниндзя. Через мгновение подошёл Рамирес. Он мог сказать только одно:

— Отличная работа, сержант. Проверьте сарай. — Капитан включил рацию. — Говорит «Шестой». Цели сняты, всем двигаться ко мне.

Отделение собралось у сарая через пару минут. Как это обычно происходит, солдаты столпились у мёртвых тел, впитывая первое впечатление от настоящих боевых действий. Сержант, отвечавший за сбор разведданных, обыскал карманы, а капитан расставил солдат по оборонительному периметру.

— Ничего особенного, — доложил сержант, обыскав трупы.

— Пошли заглянем в сарай. — Чавез уже убедился, что там нет ещё одного охранника, которого они могли не заметить раньше. В сарае Рамирес обнаружил четыре бочки горючего и ручной насос. На одной из бочек лежал блок сигарет, что вызвало презрительное замечание капитана. На грубых полках — консервы и два рулона туалетной бумаги. Никаких книг, документов, лишь одна изрядно потрёпанная колода игральных карт.

— Как, по-вашему, установить мины-ловушки? — спросил капитана сержант, отвечающий за сбор разведданных. Раньше он служил в частях «зелёных беретов» и был специалистом по минированию.

— Тремя способами.

— О'кей, — согласился сержант.

Установить мины-ловушки было достаточно просто. Сержант разгрёб руками небольшую ямку в земляном полу и укрепил её по сторонам деревянными щепками. В неё аккуратно поместил однофунтовый кубик пластиковой взрывчатки С-4 — ею пользовались во всём мире. Затем он установил два электрических детонатора и один, срабатывающий от давления, — как в противопехотной мине. Провода он вывел по земляному полу к двери и окну, убедился, что они невидимы снаружи, и разместил включатели, срабатывающие от размыкания. Провода засыпал землёй.

Осмотрев свою работу и оставшись довольным, сержант осторожно передвинул одну бочку и поставил её край на детонатор, срабатывающий от давления. Как только кто-нибудь откроет дверь или окно, фунт пластиковой взрывчатки мгновенно взорвётся, а в бочке — двести литров авиационного бензина, так что результат однозначен Но ещё лучше, если противник окажется очень умным и сумеет обезвредить контакты на двери и окне, затем проследит провода, что тянутся к бочкам с горючим, и попытается извлечь взрывчатку... Тут уж этот очень умный специалист мигом будем навсегда потерян для врага. Устранить глупого противника может каждый. А вот справиться с умным врагом потребуется артистизм.

— Готово, сэр. Никто не должен подходить к сараю, — доложил сержант капитану.

— Точно. — Приказ был отдан немедленно. Двое солдат вытащили тела убитых на середину аэродрома, и все отделение принялось ждать вертолёт. Рамирес расставил своих людей так, чтобы никто не приблизился к ним незамеченным, но больше всего его беспокоило, чтобы солдаты проверили своё имущество и не оставили что-нибудь здесь после вылета.

Пи-Джи взял на себя процедуру дозаправки в воздухе. При хорошей видимости это было несложно, но и с земли было легко заметить их. Конус начал выдвигаться из бака в крыле МС-130Е «Боевого когтя» на конце бронированного резинового шланга, и заправочный штырь «Пейв-лоу» выдвинулся навстречу, попав в самую середину конуса. Хотя нередко высказывалась точка зрения, будто такая заправка дело безумное — конус и заправочный штырь соединялись в двенадцати футах от сверкающего круга, образованного стремительно вращающимся ротором, и контакт между кончиком лопасти и шлангом означал неминуемую гибель вертолёта, — команда «Пейв-лоу» считала эту операцию совершенно нормальной, и каждый из членов экипажа имел в этом деле немалую практику. Впрочем, это не значило, что полковник Джоунс и капитан Уиллис не следили за процедурой с неослабным вниманием, не произнося ни единого лишнего слова, пока дозаправка не закончилась.

— Разделение, разделение, — произнёс Пи-Джи, втягивая штырь и удаляясь от конуса Он потянул на себя рычаг управления шагом ротора, чтобы подняться выше и удалиться от шланга. Услышав команду из вертолёта, воздушный танкер-заправщик принялся набирать высоту, где будет крейсировать в ожидании, когда вертолёт возвратится для следующей заправки. «Пейв-лоу» повернул к берегу, чтобы пересечь береговую черту в ненаселенном месте.

— Внимание, — прошептал Чавез, услышав шум. Это было тяжёлое дыхание восьмицилиндрового двигателя, нуждающегося в техническом обслуживании и установке нового глушителя. Шум становился все громче.

— «Шестой», говорит «Передовой», — сообщил он по радио.

— «Шестой» слушает. Говорите, — ответил капитан Рамирес.

— К нам едут гости. Судя по звуку, это грузовик, сэр.

— «Кинжал», говорит «Шестой», — немедленно скомандовал Рамирес. — Всем отступить к западной стороне и спрятаться в укрытия. «Передовой», отойдите назад!

— Выполняю. — Чавез оставил свой наблюдательный пост на просёлочной дороге и бросился бежать мимо сарая — он обогнул его на приличном расстоянии — через взлётно-посадочную полосу. Там он увидел Рамиреса и Гуэрру, которые оттаскивали мёртвых охранников к дальнему краю леса. Он помог сначала капитану, а потом, вернувшись на площадку, и Гуэрре. Всем троим удалось укрыться за двадцать секунд до появления грузовика.

Грузовик ехал с включёнными фарами. Их свет метался по дороге то влево, то вправо, освещая кусты, и остановился, наконец, рядом с сараем. Ещё до того, как был выключен двигатель и приехавшие спрыгнули на землю, было видно, что они озадачены. Как только водитель выключил фары, Чавез надел очки ночного видения;

На этот раз, их было четверо: двое в кабине и двое в кузове. Старшим был, по-видимому, водитель. Он огляделся по сторонам, не скрывая раздражения. Ещё через мгновение он что-то крикнул, ткнув пальцем в сторону одного из тех, что спрыгнули из кузова. Мужчина направился прямо к сараю... ( — Черт побери! Рамирес включил рацию. — Всем лечь! — приказал он безо всякой необходимости.)... и резким рывком распахнул дверь.

Пробив крышу, бочка с бензином, подобно космической ракете, взлетела вверх, оставляя за собой огненный след. Пламя от взрыва остальных бочек брызнуло по сторонам. Казалось, мужчина, который открыл дверь сарая, распахнул двери ада, но уже в следующее мгновение его чёрный силуэт исчез в пламени. Двух его спутников, что стояли поблизости, тоже поглотил этот бело-жёлтый пылающий костёр. Третий бросился бежать прямо в сторону солдат, но капли горящего бензина из взлетевшей бочки попали на него, и он превратился в пылающий факел, не успев сделать и десяти шагов. Кольцо огня охватило ярдов сорок, а в центре его метались четверо ещё живых людей, их пронзительные крики доносились сквозь низкое гудение пламени. И тут, прибавив новую силу к бушующему пожару, взорвался топливный бак грузовика. В общей сложности там находилось более двухсот галлонов бензина, и над лесом поднялось грибовидное облако, освещённое снизу языками пламени. Меньше чем через минуту к реву огня добавились хлопки рвущихся патронов в оружии охранников и вновь прибывших. Только ливень, прошедший в сумерках, помешал пламени перекинуться на окружающий лес.

Чавез обратил внимание, что лежит рядом с минёром.

— Твоя ловушка здорово сработала.

— Жалко, что эти мудаки приехали так быстро. — К этому времени крики уже стихли.

— Это верно.

— Всем собраться, — скомандовал по радио капитан Рамирес. Все подошли к капитану. Никто не пострадал.

Пожар быстро стихал. Бензин разнесло на большую площадь, и его тонкий слой быстро выгорел. Через три минуты от пожара осталась широкая выжженная площадка, по периметру которой все ещё горели трава и кусты. От грузовика остался почерневший остов, освещённый ящиком горящих факелов в кузове. Они будут гореть тут дольше всего.

— Что за чертовщина? — удивился капитан Уиллис, сидевший в левом кресле вертолёта. Они только что подобрали первую группу и набирали крейсерскую высоту. В системе ночного видения яркий отблеск на горизонте казался рассветом — Не иначе, разбился самолёт Да ведь это прямо на пеленге, где нам нужно забрать последнюю группу! — с опозданием понял полковник Джоунс.

— Превосходно.

— Бак, имей в виду, что в районе приземления номер четыре возможна вражеская активность.

— Слушаюсь, полковник, — коротко ответил сержант Циммер.

Полковник Джоунс продолжал выполнять задание. Он скоро и так узнает все.

Стоит ли торопиться?

Через тридцать минут после взрыва пламя исчезло, и пожарище остыло до такой степени, что сержант, собирающий разведданные, надел перчатки и пошёл к сараю, чтобы забрать то, что осталось от взрывного устройства. Ему удалось найти часть одного контакта, но в остальном попытка оказалась безуспешной.

Трупы оставили на месте, не попытались даже обыскать, несмотря на то, что можно было найти документы, удостоверяющие личность. Кожаные бумажники хорошо противостоят огню, и их отсутствие заметили бы. Трупы охранников снова оттащили на середину северной части площадки, где должен был совершить посадку вертолёт.

Рамирес расположил солдат таким образом, что, если бы пожар заметили и сообщили о нём, отделение оказалось бы готовым встретить противника. Затем пришлось подумать о том, что самолёт мог прилететь за грузом наркотиков сегодня ночью.

По опыту они знали, что до этого момента больше двух часов, но полной уверенности не было, так как они только однажды наблюдали всю процедуру.

Что, если самолёт всё-таки прилетит? — задал себе вопрос Рамирес. Он уже думал о такой возможности, но сейчас она переросла в реальную опасность.

Нельзя допустить, чтобы команда самолёта сообщила о том, что видела большой вертолёт. С другой стороны, самолёт, пробитый пулями, явится не менее убедительным доказательством их пребывания здесь.

Тогда какого черта нам приказали убить двух несчастных охранников и улететь на вертолёте прямо с аэродрома, вместо того чтобы сделать это с заранее подготовленной эвакуационной площадки, подумал Рамирес.

Действительно, вдруг самолёт совершит посадку?

У него не было ответа на этот вопрос. Но, поскольку посадочная площадка не будет обозначена факелами, самолёт может не приземлиться. Более того, на грузовике доставили небольшую рацию, работающую на СВЧ. Контрабандисты поняли, что им понадобятся радиокоды, чтобы убедить экипаж самолёта в безопасности приземления. А что, если самолёт станет просто барражировать над аэродромом?

Так скорее всего и произойдёт. Сумеет ли вертолёт сбить его? Что, если он попытается и потерпит неудачу? Что, если? . Что, если?.

Перед высадкой Рамирес пришёл к выводу, что операция блестяще спланирована, предусматривает все случайности. Может быть, так оно и было, но теперь планируемое пребывание прерывают, их эвакуируют, забирают, а план рушится. Какому идиоту пришло такое в голову?

Что происходит, черт побери? — в который раз подумал он. Солдаты надеются на него, считают, что он располагает информацией, имеет представление о целях операции, рассчитывают на его опыт командира, на его уверенность и твёрдость. А ему приходится притворяться, будто все и на самом деле так. Однако это, разумеется, ложь. По ходу операции он всего лишь понял, как мало о ней знает.

Рамирес привык, что его передвигают с места на место, словно шахматную фигуру, — такова участь младшего офицера. Но ведь сейчас ведутся настоящие боевые действия. Шутка ли — шесть мёртвых тел.

— «Кинжал», говорит «Ночной ястреб», — послышалось в наушнике его высокочастотной раций.

— «Ночной ястреб», это «Кинжал». Посадочная площадка на северном краю «Рено».

— Браво, «Эксрей».

Полковник Джоунс запрашивал, насколько безопасно совершать посадку. «Джулиет Зулу» было кодированным предупреждением, что они находятся в руках противника и эвакуация невозможна. «Чарли-Фокстрот» означало, что идёт бой, но их всё-таки можно спасти. «Лайма-Виски» — что все в порядке.

— «Лайма-Виски», конец.

— Повторите, «Кинжал», конец.

— «Лайма-Виски», конец.

— Понятно, принято. Заходим на посадку через три минуты.

— Приготовить пулемёты, — скомандовал Пи-Джи экипажу вертолёта. Сержант Циммер оставил свои приборы и занял место у пулемёта с правой стороны фюзеляжа. Он включил подачу электроэнергии к своему шестиствольному авиационному пулемёту. Новейшего образца пулемёт Гатлинга начал вращаться, готовый захватить патроны из загрузочного магазина с левой стороны турели.

— Правый готов к бою, — доложил он по системе внутренней связи — Левый готов к бою, — послышался голос сержанта Бина.

Оба пулемётчика смотрели вниз, стараясь с помощью очков ночного видения разглядеть среди деревьев признаки присутствия противника.

— Вижу мигающий огонь в направлении на десять часов, — сообщил Уиллис полковнику.

— Я тоже вижу. Боже, что здесь произошло?

По мере снижения «Сикорского» все отчётливее становились видны четыре трупа возле чего-то, что раньше было примитивным деревянным сараем... Рядом стоял сожжённый грузовик. Группа «Кинжал» находилась именно там, где должна была находиться. Впрочем, с ними было ещё два мёртвых тела.

— Похоже, все в порядке, Бак.

— Ясно, Пи-Джи. — Циммер оставил свой пулемёт и направился к кормовому люку. Сержант Бин мог в случае необходимости перебежать к пулемёту у противоположного борта, но в обязанности Циммера входило пересчитать всех, кто поднимается в вертолёт на последнем пункте эвакуации. Он старался по мере возможности не беспокоить сидящих солдат, но солдаты не обижались, когда его сапоги прошлись и задели несколько ног. Люди, как правило, с готовностью прощали тех, кто подбирал их с вражеской территории.

Чавез держал мигалку включённой до тех пор, пока вертолёт не опустился на площадку, затем побежал к своему отделению. Он увидел, что капитан Рамирес стоит у откидного трапа, пересчитывая своих солдат, вбегающих внутрь вертолёта.

Динг подождал своей очереди и почувствовал, как рука капитана хлопнула его по плечу.

— Десять! — услышал он, перепрыгивая через несколько распростёртых тел.

Потом, когда капитан Рамирес поднялся внутрь, послышался возглас: Одиннадцать! — и команда:

— Взлетаем!

Вертолёт тут же взмыл вверх. Чавез грохнулся на стальную палубу, где Вега подхватил его, смягчив падение. Рядом сидел Рамирес, затем он поднялся и прошёл в кабину пилотов.

— Что там произошло? — спросил Пи-Джи капитана.

Капитан лёгкой пехоты вкратце объяснил. Полковник Джоунс увеличил мощность турбин и постарался прижаться пониже — впрочем, он летел бы над самыми деревьями в любом случае. Полковник приказал Циммеру несколько минут оставаться у пулемёта на случай, если появится самолёт, но тот не появился. Бак снял питание со своего пулемёта, прошёл вперёд и занял место у приборной панели.

Через десять минут они «замочили ноги» и принялись искать самолёт-заправщик, чтобы получить топливо для возвращения в Панаму. В огромном трюме вертолёта пехотинцы пристегнулись к палубе и тут же уснули.

Это не относилось к Чавезу и Веге. Они сидели рядом с шестью трупами, распростёртыми у кормового люка. Даже для профессиональных солдат — один из которых убил двух из шестерых — зрелище было ужасным, хотя и не таким пугающим, как взрывы. Ни Чавез, ни Вега не видели до сих пор людей, сгоревших заживо, и даже для торговцев наркотиками, признали оба, такая смерть была страшной.

Вертолёт стало бросать, когда он вошёл в поток воздуха, отбрасываемый винтами самолёта-заправщика, но это скоро кончилось. Несколько минут спустя сержант Бин — Чавез думал о нём, как о маленьком сержанте, — подошёл к ним, осторожно переступил через ноги и тела спящих, пристегнул свой ремень безопасности к скобе на палубе, затем произнёс что-то в микрофон внутренней связи. Кивнув, он подошёл к заднему люку, подал знак Чавезу, чтобы тот держал его сзади за пояс, и начал сталкивать трупы из вертолёта. Это казалось жестоким и бессердечным, но, с другой стороны, подумал сержант, контрабандистам теперь всё равно. Он не стал смотреть, как трупы падают в воду, а сел на палубу и тоже задремал.

В ста милях позади них двухмоторный частный самолёт кружил над посадочной площадкой — она была известна экипажу только как номер шесть и все ещё выделялась в темноте, обрисованная не правильным кольцом пламени. Площадка была видна, однако никакие факелы не обозначали посадочную дорожку, а без них совершить визуальный заход на посадку было бы безумием. Раздражённые, но с некоторым облегчением — они знали, что случилось с контрабандными рейсами на протяжении последних недель, — пилоты вернулись на свой аэродром. Совершив посадку, они тут же сообщили обо всём по телефону.

Кортес рискнул вылететь в Медельин из Панамы прямым рейсом, оплатив билет по ещё ни разу не использованной кредитной карточке, чтобы нельзя было проследить его маршрут по имени. Приехав домой на своём автомобиле, он немедленно попытался связаться с Эскобедо, но ему сообщили, что босс находится в своей гасиенде на вершине холма. У Феликса уже не осталось сил, чтобы ехать так далеко и в столь позднее время за рулём, а говорить о таких серьёзных делах по сотовому телефону он не решался, несмотря на все заверения, что этот вид связи совершенно безопасен и гарантирован от прослушивания. Усталый, раздражённый и недовольный по десятку разных причин, он налил себе полный бокал виски и отправился спать. Сколько потрачено усилий, выругался он в темноте, и все напрасно. Он больше не сможет встретиться с Мойрой. Не сможет позвонить ей, не сможет увидеть её, не сможет поговорить с ней. А то обстоятельство, что он потерпел неудачу в своей последней попытке, что было вызвано охватившей его тревогой за действия босса — оказавшейся совершенно оправданной! — только добавило искренности в его проклятия.

Ещё до рассвета полдюжины грузовиков побывали на таком же числе аэродромов. Две группы из шести, приехавшие на грузовиках, погибли в пожаре.

Третья группа обнаружила на аэродроме в сарае именно то, что и рассчитывала, ничего. Остальные три группы нашли свои аэродромы в нормальном состоянии, охранники были на месте, довольные всем, хотя и умирающие от скуки. После того как два грузовика не вернулись, за ними были высланы другие машины, и сведения о происшедшем сразу оказались в Медельине. Кортеса разбудил телефонный звонок, и он получил новые указания.

В Панаме все лёгкие пехотинцы пребывали в блаженном сне. Им разрешили весь день отдыхать, и сон под тёплыми одеялами в комфорте казарм с кондиционерами после горячего душа и плотного завтрака, который, хотя и не был особенно вкусным, всё-таки приятно отличался от сухих пайков, которыми они питались всю прошлую неделю, был особенно крепок. А вот четырех офицеров разбудили рано и отвезли на новый инструктаж. Операция «Речной пароход», сообщили им, приняла совершенно иной оборот. Они узнали и причину этого, источник новых приказов был одновременно волнующим и вселял беспокойство.

Новый S-3, начальник оперативного отдела третьего батальона 17-го пехотного полка, входящего в первую бригаду 7-й дивизии лёгкой пехоты, пока его жена занималась грузчиками, зашёл в свой кабинет. На его столе находился шлем из кевлара Марк-2, прозванный «Фрицем» из-за сходства с касками старого немецкого вермахта. У пехотинцев 7-й дивизии каски были покрыты камуфляжной тканью с прикреплёнными к ней лоскутками материала от маскировочной боевой одежды. Офицерские жены называли эти каски «капустными кочанами», и на самом деле, ровные лоскутики скрывали форму шлема, что затрудняло обнаружение.

Командир батальона находился на инструктаже вместе с помощником, и новый S-3 решил встретиться с S-1, ответственным за кадры. Оказалось, что они вместе служили в Германии пять лет назад, и теперь за чашечкой кофе им было о чём поговорить.

— Как было в Панаме?

— Жарко, скверно, а что касается политической атмосферы, ты и сам знаешь. Но странная вещь — перед самым отъездом оттуда я столкнулся с одним из ваших ниндзя.

— Вот как? С кем именно?

— Его фамилия Чавез. По-моему, старший сержант. Этот сукин сын прикончил меня на первом же учении.

— Я помню его. Он превосходно проявил себя здесь с... сержант Баскомб?

— Да, майор? — В дверном проёме появилась голова.

— Старший сержант Чавез — с кем он у нас служил?

— В роте «Браво», сэр. Взвод лейтенанта Джексона... по-моему, второй взвод. Да, точно, его заменил капрал Озканьян. Чавеза перевели в Форт-Беннинг, там он служит инструктором у новобранцев, — вспомнил сержант Баскомб.

— Вы уверены в этом, сержант? — спросил новый S-3.

— Совершенно уверен. Нам пришлось поторопиться с оформлением документов. Он был одним из тех, кого затребовали туда очень срочно. Помните, майор?

— Да, конечно. Была идиотская спешка, верно?

— Совершенно верно, майор, — согласился сержант.

— Так какого черта он оказался в зоне Панамского канала на полевых учениях? — недоуменно спросил начальник оперативного отдела.

— Может быть, это знает лейтенант Джексон, сэр, — высказал предположение Баскомб.

— Ты встретишься с ним завтра, — напомнил S-1 новому S-3.

— Как он, хороший офицер?

— Для молодого паренька только что с Гудзона он отлично со всем справляется. Из хорошей семьи. Сын священника, брат служит в военно-морском флоте — насколько помню, командует эскадрильей истребителей. Недавно я встретился с ним в Монтерее. Как бы то ни было, у Тима отличный взводный сержант, который многому уже его научил.

— Ну что ж, этот Чавез — превосходный солдат. Я не привык, чтобы ко мне подкрадывались сзади так незаметно — S-3 провёл пальцем по шраму на лице. Впрочем, ему это удалось.

— Здесь немало опытных бойцов, Эд. Ты останешься доволен. Пошли пообедаем?

— Хорошая мысль. Когда утром начинается физическая подготовка?

— В шесть пятнадцать. Наш босс любит бег.

Новый S-3 что-то проворчал себе под нос, направляясь к двери. Добро пожаловать в настоящую армию.

— Похоже, что наши друзья на Юге немного расстроены, — заметил адмирал Каттер. Он держал в руке телекс, полученный от той части общей операции, которая носила название «Кейпер». — Кому пришла в голову мысль прослушивать их переговоры?

— Мистеру Кларку, — ответил заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам.

— Тому самому, который...

— Тому самому.

— Что вы можете рассказать о нём?

— Бывший член спецгруппы военно-морского флота, прослужил девятнадцать месяцев в Юго-Восточной Азии, принимал участие в операциях спецгруппы, которой официально никогда не существовало. Несколько раз ранен, — объяснил Риттер. — Уволили с флота в звании главного старшины, тогда ему было двадцать восемь лет. Один из лучших специалистов. Это он высадился и спас сына Максвелла.

В глазах Каттера мелькнул интерес.

— Я был знаком с Максвеллом, служил у него в штабе младшим лейтенантом. Значит, это Кларк спас сынка? Я так и не узнал, как всё это произошло.

— Адмирал Максвелл тут же произвёл его в главные старшины. Тогда адмирал командовал авианосными силами Тихоокеанского флота. Короче говоря, Кларк уволился с флота и занялся подводными работами в промышленности — расчисткой подводными взрывами; он отменный эксперт и по взрывчатым веществам. Но тут в автомобильной катастрофе в Миссисипи погибла его жена. После этого всё пошло наперекосяк. Он встретил девушку, но её похитили и убили местные торговцы наркотиками — выяснилось, что до встречи с Кларком она занималась переправкой наркотиков через границу. Тогда наш бывший главный старшина взялся за охоту на крупного зверя, причём в одиночку. Сначала у него все получалось лучшим образом, но вскоре полиция напала на его след. Как бы то ни было, к этому времени адмирал Максвелл занимал пост руководителя морских операций. До него тоже дошли слухи. Максвелл много лет назад познакомился с Джеймсом Гриром, тут он и обратился к нему за помощью. Мы пришли к заключению, что мистер Кларк обладает способностями, которые могут нам пригодиться. Поэтому ЦРУ помогло инсценировать его «смерть» во время прогулки на яхте. Мы изменили ему имя — он получил новую биографию, другую личность, словом, стал иным человеком и теперь работает на нас.

— Но как..

— Для этого не потребовалось особых усилий. Его документы, связанные со службой на флоте, изъяты и уничтожены. То же самое мы проделали с документами тех, кто принимает участие в операции «Речной пароход». Отпечатки его пальцев в досье ФБР изменены — это произошло ещё во времена Гувера, у нас с ними существует, ну, договорённость и есть такие способы. Короче говоря, он умер и заново родился как Джон Кларк.

— И что он делал с того момента? — спросил Каттер, увлечённый приключенческой стороной рассказа.

— Вообще-то, он служил инструктором на «Ферме». Время от времени ему поручают выполнить задание, для которого требуются его специальные таланты, объяснил Риттер. — Например, это он вывез с берега жену и дочь Герасимова.

— Вот как. И все это пошло из-за того происшествия с наркотиками?

— Совершенно верно. У него в сердце выделено особое ледяное и тёмное место для торговцев наркотиками. Он ненавидит этих мерзавцев. Пожалуй, это единственное, в чём он непрофессионален.

— Непро...

— Нет-нет, я не имел в виду это. Он с радостью исполнит данное ему поручение. Его чувства не повлияют на то, как он выполнит работу, но мистер Кларк получит от неё удовольствие. Мне не хочется, чтобы вы не правильно истолковали мои слова. Мистер Кларк — исключительно способный оперативник. Он умён, и у него поразительный инстинкт. Он в равной степени умеет планировать операции и их осуществлять.

— И какой же план он предложил?

— Вам этот план очень понравится. — Риттер открыл портфель и начал доставать бумаги. В большинстве своём, заметил Каттер, это были «вертикальные изображения» — спутниковые фотографии.

— Лейтенант Джексон?

— Доброе утро, сэр. — Вытянувшись в струнку и приложив руку к головному убору, приветствовал Тим нового руководителя оперативной группы батальона:

S-3 обходил подразделения батальона, знакомясь с личным составом.

— Я слышал, вы пользуетесь хорошей репутацией, лейтенант. — Молодому офицеру всегда приятно слышать такие похвалы. — Кроме того, мне довелось встретиться с одним из ваших командиров отделений.

— С кем именно?

— По-моему, с Чавезом.

— Значит, вы прибыли к нам из Форт-Беннинга, майор?

— Нет, я служил инструктором школы ведения боевых действий в джунглях, в Панаме.

— А чем занимался там Чавез? — недоуменно спросил лейтенант Джексон.

— Убивал меня, — ответил майор с улыбкой. — Неужели все ваши люди так хорошо подготовлены?

— Чавез был у меня лучшим командиром отделения. И всё-таки странно, его собирались сделать инструктором по строевой подготовке.

— Это и есть армейские порядки. Завтра вечером я отправляюсь с ротой «Браво» на учения в Хантер-Лиггетт. Хотел предупредить вас об этом.

— Буду очень рад вашей компании, сэр, — ответил майору Тим Джексон.

Конечно, это не было правдой. Лейтенант все ещё овладевал искусством руководства взводом, и посторонний наблюдатель заставлял испытывать дополнительную неловкость, хотя Джексон понимал, что и к этому нужно привыкнуть. Кроме того, лейтенант был озадачен новостью о Чавезе и решил поручить сержанту Митчеллу проверить полученную информацию. В конце концов, Динг всё ещё был одним из «его» людей.

— Кларк. — Так он всегда отвечал по телефону. А этот звонок поступил по «служебной» линии.

— Решено приступать к операции. Ждём вас завтра в десять утра.

— Ясно. — Кларк положил трубку.

— Когда? — спросила Сэнди.

— Завтра.

— Сколько времени?

— Пара недель. Не больше месяца. — Наверно, подумал он, но не сказал этого вслух.

— А это...

— Опасно? — Джон Кларк улыбнулся жене. — Милая, если я буду все делать как надо, то нет, не опасно.

— Тогда почему, — удивлённо подняла брови Сандра Берне Кларк, — именно у меня седые волосы?

— Потому что я не могу зайти в салон красоты и покрасить их. А вот ты можешь.

— Это связано с наркотиками, правда?

— Ты ведь знаешь, что я не могу говорить про это. К тому же ты начнёшь беспокоиться, тогда как оснований для беспокойства нет. — солгал он жене. Кларк привык частенько уклоняться от правды. Сэнди это великолепно, конечно, понимала и большей частью предпочитала, чтобы он не говорил ей правду. Но не в этот раз.

Кларк снова повернулся к телевизору. На лице его промелькнула угрюмая улыбка. Он не преследовал торговцев наркотиками уже долгое, очень долгое время и ещё никогда не пытался добраться до руководителей картеля — в прошлом он не знал, как сделать это, да и не располагал нужными сведениями. Теперь у него было все, что требовалось для проведения такой операции. Даже разрешение президента. Всё-таки работа в Центральном разведывательном управлении имеет свои преимущества.

Кортес осмотрел аэродром — вернее то, что осталось от него, — с чувством удовлетворения и гнева. Ни полиция, ни армия ещё не побывали здесь, хотя, в конце концов, обязательно прибудут. Тот, кто занимался этим, проделал тщательную, профессиональную работу.

Итак, что я должен, по их мнению, думать? — спросил он себя. Может быть, американцы послали сюда подразделение своих «зелёных братьев»? Это был последний из пяти аэродромов, которые он успел осмотреть сегодня, перелетая с одного на другой на вертолёте. И хотя Кортес не был профессиональным следователем, он получил превосходную подготовку в установке мин-ловушек и знал, что и где нужно искать. Именно там, где бы он сам решил установить такие мины.

Два охранника, оставленные на этом аэродроме, как и на других, просто исчезли. Это означало, конечно, что их убили, но у него не было доказательств, поэтому Кортес мог всего лишь утверждать, что они исчезли. Возможно, от него ждали, что он подумает, будто охранники сами взорвали горючее, но это были всего лишь простые крестьяне, взятые на службу картелем, самые обычные громилы, которые, по-видимому, даже не патрулировали охраняемый ими аэродром, чтобы убедиться...

— Следуйте за мной. — Он спустился из вертолёта в сопровождении одного из своих помощников. Этот помощник был прежде полицейским и потому обладал самыми рудиментарными навыками; но по крайней мере он понимал, что должен исполнять простые приказы.

Если бы я захотел следить за тем, что происходит на таком аэродроме... я подумал бы, где укрыться, и выбрал бы путь для быстрого отступления в случае необходимости...

У военных есть одно качество не в их пользу — их действия можно предвидеть.

Они выбрали бы место, откуда открывается обзор всей взлётно-посадочной площадки и одновременно был бы виден сарай с запасом горючего. Это значило, что они расположились в одном из двух углов, решил Кортес, и направился к северо-западному. Он потратил полчаса, молча расхаживая меж кустов рядом с ничего не понимающим помощником.

— Они находились вот здесь, — пробормотал Феликс. Земля за глиняным холмиком была тщательно приглажена. Здесь лежали люди. Он обнаружил отпечаток сошек пулемёта.

Кортес не мог определить, сколько времени они следили за аэродромом, но подозревал, что это объясняло исчезновение самолётов. Американцы? Если да, то из какой организации? ЦРУ? Управление по борьбе с наркотиками? Может быть, какое-то специальное военное подразделение?

Но почему они улетели отсюда?

И почему сделали это нарочито очевидным?

Что, если охранники не погибли? А вдруг американцы подкупили их и переманили на свою сторону?

Кортес встал и отряхнул грязь с брюк. Они послали предупреждение?

Разумеется. После убийства директора ФБР — он ещё не успел поговорить со своим хефе об этом безумном поступке — они послали предупреждение, причём такое убедительное, что подобные вещи больше не повторятся.

Сам по себе такой поступок американцев был необычным, разумеется. В конце концов, похищение и (или) убийство американских граждан было самым безопасным поступком для международных террористов. ЦРУ допустило, что один из их резидентов погиб под пытками в Ливане, — и не приняло никаких мер. Сколько морских пехотинцев было убито в результате взрыва, и американцы бездействовали.

Если не считать, что время от времени они посылали предупреждения. Идиотское поведение. На протяжении почти десяти лет американцы посылали предупреждения северовьетнамцам, потерпели полную неудачу и все равно ничему не научились.

Поэтому сейчас, вместо того чтобы никак не отреагировать, они совершили поступок, оказавшийся менее полезным, чем если бы они даже ничего не сделали.

Иметь такую мощь и так мало ценить её, подумал Кортес В отличие от русских.

Когда в Ливане похитили несколько русских, Первое главное управление КГБ тут же отдало приказ своим оперативникам похитить прямо с улицы нескольких заложников, их вернули, по некоторым сведениям, без голов, по некоторым — с другими отрезанными органами, и тут же похищенные русские были доставлены обратно чуть ли не с извинениями. Несмотря на всю свою неотёсанность, русские разбирались в правилах игры. Их действия можно было предвидеть, и игра велась по всем классическим правилам тайной войны, так что их враги знали, чего русские не потерпят. Они вели себя серьёзно, и потому их принимали всерьёз.

В отличие от американцев. Хотя Кортес предостерегал своего босса, что к ним нужно относиться с осторожностью, он был уверен, что они не нанесут ответного удара, даже после такого безумного и вызывающего поступка, как убийство высших чиновников своей администрации!

Очень жаль, сказал себе Кортес. Он мог бы сделать так, что это сработало бы в его пользу.

— Добрый вечер, босс, — произнёс Райан, опускаясь на стул.

— Привет, Джек — Адмирал Грир улыбнулся, насколько это было в его силах. — Тебе нравится новая работа?

— Ну что ж, по крайней мере, я не даю остынуть вашему креслу.

— Это теперь твоё кресло, сынок, — напомнил ему заместитель директора ЦРУ по разведке — Даже если мне удастся выбраться отсюда, мне кажется, что наступило время уйти на пенсию. Джеку не понравилось, как Грир произнёс слово «если».

— Я не уверен, сэр, что готов к исполнению ваших обязанностей.

— Никто никогда не бывает готов к этому. Черт побери, ещё когда я был морским офицером, к тому моменту, как я почувствовал себя готовым исполнять обязанности, наступило время уходить с флота. Такова жизнь.

Джек Райан задумался над этим, осматривая комнату. Адмирал Грир получал питание через прозрачные пластиковые трубки. Сине-зелёный прибор, похожий на шину, накладываемую при переломах, удерживал на месте иглы, входящие в его руку Однако Джек видел безобразные синяки там, куда раньше вставлялись иглы для внутривенного вливания.. Это было плохим признаком. Рядом с сосудом с физиологическим раствором находился сосуд поменьше с надписью DSW. Это было средство, применяемое при химиотерапии. Так затейливо именовался яд, а это был действительно яд, биоцид, который убивал клетки, поражённые раком, чуть быстрее, чем пациента. Джек не знал, что означает это сокращение, какой-то акроним, означающий соединение, разработанное Национальным институтом здравоохранения, а не Армейским центром химической войны. А может быть, подумал он, эти две организации работают вместе, создавая подобные снадобья. Глядя на Грира, можно было подумать, что адмирал стал жертвой какого-то ужасного, бесчеловечного эксперимента. Но это было не так. Лучшие специалисты в области онкологии объединили свои усилия, чтобы как можно дольше сохранить ему жизнь. И все их усилия были обречены на неудачу. Райан ещё никогда не видел своего босса таким худым и измождённым. Казалось, всякий раз, когда Райан приходил навестить его — не реже трех раз в неделю, — Грир выглядел ещё хуже. Его глаза горели вызывающим пламенем, он отказывался сдаваться, однако свет в конце этого туннеля, полного боли и страданий, не вёл к выздоровлению И адмирал знал об этом. Джек — тоже.

Существовал всего один способ, с помощью которого Джек мог облегчить эту боль, и он взялся за дело. Райан крыл портфель и достал пачку документов.

— Вы хотели взглянуть вот на это, — и он протянул Гриру. Адмирал взял протянутые ему документы, едва не запутав трубки для внутривенного вливания. Джек услышал, как Грир недовольно заворчал, осторожно расправляя эти пластмассовые спагетти.

— Ты летишь в Бельгию завтра вечером?

— Да, сэр.

— Передай привет от меня Руди и Францу из BND. И не увлекайся тамошним пивом, сынок.

— Не буду, сэр, — рассмеялся Райан. Адмирал Грир взглянул на первый документ.

— Вижу, что венгры все ещё не прекратили свои штучки.

— Им передали, чтобы они умерили активность, и они выполнили просьбу, но проблема, лежащая в основе всего этого, не исчезает с такой лёгкостью. Думаю, в наших общих интересах убедить их сбавить обороты. Наш друг Герасимов дал нам кое-какие рекомендации относительно того, кому нужно намекнуть и как, — мы сделаем это сами.

Грир едва не рассмеялся.

— Уж он-то знает. Ну и как бывший председатель КГБ осваивает жизнь в Америке?

— Не с такой лёгкостью, как его дочь. Оказалось, что ей хотелось проделать косметическую операцию на переносице. Теперь её желание сбылось. — Джек усмехнулся. — Когда я видел её последний раз, она загорала. Будущей осенью возобновит учёбу в колледже. Жена все ещё не беспокоится, а сам Герасимов оказывает нам помощь. Впрочем, мы так и не решили, как поступить с ним, после того как выкачаем из него всю информацию.

— Передай Артуру, пусть покажет ему мой старый дом в штате Мэн. Герасимову понравится климат, да и охранять его там будет просто.

— Обязательно передам.

— Ну и как тебе нравится знать все о проводящихся операциях? — поинтересовался Джеймс Грир.

— Ну что ж, то, что мне позволяют увидеть, производит немалое впечатление, и всё-таки приходится постоянно думать о принципе «следует знать лишь то, что нужно для работы».

— Это кто сказал тебе? — удивлённо спросил заместитель директора по разведке.

— Судья Мур, — ответил Джек. — У них проводится пара операций, к которым меня не допускают.

— Вот как? — Адмирал Грир на мгновение задумался. — Джек, если тебе ещё никто не говорил об этом, то директор ЦРУ, его заместитель — они все ещё не назначили постоянного заместителя, не так ли? — и начальники главных управлений имеют допуск ко всем материалам и операциям без исключения. Сейчас ты занимаешь пост начальника главного управления, поэтому должен допускаться ко всему и знакомиться со всеми операциями. Ты просто не можешь не иметь такого допуска, иначе как ты сумеешь информировать конгресс?

Райан попытался перевести разговор на другую тему. В конце концов, подумал он, это не так уж важно.

— Может быть, судья Мур считает по-другому и... — Заместитель директора ЦРУ попытался сесть в постели.

— Слушай, сынок. Не говори таких глупостей. Ты обязан знать обо всём. Передай Артуру, что об этом сказал тебе я. Этот идиотский принцип «знать лишь то, что необходимо для работы» перестаёт работать у дверей моего кабинета.

— Да, сэр. Я займусь этим. — Райану не хотелось, чтобы его начальник расстраивался по этому поводу. В конце концов, Райан всего лишь исполнял обязанности начальника главного управления и привык к тому, что его не допускают к оперативным проблемам; более того, на протяжении шести лет был даже этим доволен — пусть их решают другие. Джек не собирался припирать директора ЦРУ к стенке или требовать от него чего-то. А вот что касается того, как ему информировать конгресс по вопросам, связанным с деятельностью разведывательного управления, — об этом он поговорит с судьёй Муром.

— Послушай, Джек, это ведь совсем не шутки.

— Да, сэр, — повторил Райан и указал на другую папку. Он уже решил, что поднимет этот вопрос после возвращения из Европы. — Вот посмотрите, эти события в Южной Америке представляют для нас особый интерес, и мне хотелось бы узнать ваше мнение...