Когда Райан проснулся на диване в кают-компании, самое плохое уже миновало. Фрегат шёл со скоростью десять узлов курсом на восток, а поскольку шторм двигался на северо-запад, сохраняя скорость пятнадцать узлов, уже через шесть часов погода и волнение на море стихли. Курс изменили на северо-восточный, и «Панаш» развил предельную крейсерскую скорость в двадцать узлов.
Солдат разместили вместе с матросами и обращались с ними, как с почётными гостями. Каким-то чудом были обнаружены бутылки со спиртным — наверно, из кают старшин, но никто не осмелился этим поинтересоваться, — тут же опустошённые.
Солдатам выдали чистую одежду из корабельных запасов. Мёртвые тела поместили в просторный холодильник, причём все согласились, что это единственный выход.
Убитых было пятеро; двое, в том числе Циммер, погибли во время операции по спасению последней группы. Восемь солдат были ранены, один серьёзно, но два армейских санитара и корабельный медик сумели принять меры, хотя и временные.
Солдаты главным образом спали, ели и снова спали в течение всего непродолжительного плавания.
Кортеса, раненного в руку, заперли в камере. За ним приглядывал Мюррей.
Когда Райан проснулся, они спустились к арестованному, установили на треноге видеозаписывающую аппаратуру и начали задавать ему вопросы. Скоро стало очевидным, что Кортес не имеет никакого отношения к убийству Эмиля Джейкобса.
Это показалось удивительным Мюррею, Но после изучения полученных сведений оказалось вполне реальным. Ни один из двоих не предвидел подобного осложнения, однако Райан тут же понял, что это может пойти им на пользу. Он начал расспрашивать Кортеса относительно его работы в кубинской Секретной полиции.
Тот охотно отвечал на вопросы. Он уже предал одного хозяина и предавать второго оказалось просто, особенно после того, как Джек пообещал, что, в случае если он окажет содействие расследованию, его не привлекут к суду. Это обещание было выполнено на все сто процентов.
Каттер остался в Панаме ещё на день. Операцию, целью которой являлось отыскать вертолёт, совершивший вынужденную посадку, пришлось отложить из-за плохой погоды, и адмирала ничуть не удивило, что не удалось обнаружить никаких его следов. Шторм двигался в сторону северо-запада и окончательно истощил свою мощь на Юкатанском полуострове, завершив существование в виде шквалов, вызвавших спустя несколько дней серию торнадо в Техасе. Каттер не испытал их воздействия. Как только погода улучшилась, он вылетел прямо в Вашингтон несколько часов спустя после возвращения капитана Монтань на базу ВВС в Эглин.
С экипажа самолёта была взята подписка о неразглашении, соблюдать которую их командиру были определённые причины.
«Панаш» прибыл на военно-морскую базу Гуантанамо через тридцать шесть часов после того, как принял на свою палубу вертолёт. Капитан Уэгенер послал радиограмму, в которой запрашивал о разрешении войти в гавань, ссылаясь на неисправность в машинном отделении и желание уйти от урагана «Адель». В нескольких милях от побережья полковник Джоунс поднял вертолёт и прибыл на базу, где его тут же закатили в ангар. Фрегат вошёл в гавань через час, на нём были заметны следы перенесённого шторма, отчасти настоящие.
Кларк и Ларсон ждали фрегат на причале. Их самолёт тоже находился в укрытии. Райан и Мюррей сошли на причал и встали рядом. Отделение морских пехотинцев поднялось на борт фрегата за Кортесом. Затем было сделано несколько телефонных звонков, наступило время решать, как поступить дальше. Простых решений проблемы, таких, что являлись полностью законными, не было. Солдаты побывали в госпитале базы и на другой день вылетели на самолёте в Форт-Макдилл, штат Флорида. В тот же самый день Кларк и Ларсон перегнали «Бичкрафт» в Вашингтон, остановившись для заправки на Багамских островах. А в Вашингтоне самолёт был передан небольшой корпорации, принадлежащей ЦРУ. Ларсон ушёл в отпуск, так и не решив окончательно, следует ли ему действительно жениться на девушке и пестовать детей. Лишь в одном он был уверен: в Центральном разведывательном управлении ему не место.
Как и следовало ожидать, один из случившихся моментов оказался совсем неожиданным и навсегда останется тайной для всех, кроме одного.
Адмирал Каттер вернулся в Вашингтон двумя днями раньше и занялся своей обычной работой. Президент совершал турне по Америке, стараясь восстановить своё политическое реноме у избирателей и сократить разрыв между собой и кандидатом при опросах общественного мнения, поскольку до начала съезда оставалось две недели. В результате жизнь советника по национальной безопасности стала немного легче, особенно после нескольких прошедших недель, полных напряжения. В конце концов, решил Каттер, с меня достаточно. Он хорошо служил своему президенту, сделал все, что следовало сделать, и теперь заслуживал награды. Пожалуй, решил адмирал, будет неплохо командовать флотом, лучше всего занять пост главнокомандующего Атлантическим флотом. Эту должность уже обещали вице-адмиралу Пейнтеру, который сейчас являлся заместителем начальника военно-морских операций (ведение воздушных боевых действий), однако окончательное решение должен принять президент, а Каттер считал, что может получить от него все, что пожелает. А после переизбрания президента на новый срок, может быть, должность председателя Объединённого комитета начальников штабов... Об этом следует подумать за завтраком, который сегодня состоится, для разнообразия, не слишком рано. У него даже останется время для утренней пробежки, после того как состоится брифинг с сотрудником ЦРУ. Дверной звонок послышался в 7.15. Каттер сам подошёл и открыл дверь.
— Кто вы?
— Сотрудник, проводящий утренний брифинг, сэр, заболел. Сегодня это поручили мне, — сказал незнакомец.
Ему уже за сорок, подумал Кларк, не иначе раньше был опытным полевым агентом.
— Хорошо, заходите. — Каттер провёл его в свой кабинет. Мужчина сел и с удовольствием заметил, что здесь у адмирала стоят телевизор и видеомагнитофон.
— Ну с чего мы начнём? — спросил Каттер, закрыв дверь, — С Гуантанамо, сэр.
— Что же происходит на Кубе?
— Откровенно говоря, все это записано на видеокассете. — Сотрудник ЦРУ вложил кассету в видеомагнитофон и нажал кнопку.
— Что это?.. Боже мой! — едва сдержал восклицание адмирал.
Через несколько минут сотрудник ЦРУ остановил демонстрацию.
— Ну и что? Это говорит человек, который предал собственную страну, — ответил Каттер на улыбку мужчины.
— У нас есть кое-что ещё, — Он показал фотографию, на которой были запечатлены оба. — Откровенно говоря, мне хотелось бы видеть вас в федеральной тюрьме. Именно на этом настаивает ФБР. Они собираются арестовать вас сегодня. Вы можете представить себе, в чём вас обвинят. Расследованием руководит помощник заместителя директора Мюррей. Сейчас он, по-видимому, у судьи — я незнаком с юридической процедурой ареста. Мне бы не хотелось видеть вас арестованным.
— Тогда почему...
— Дело в том, что я любитель кинофильмов. И к тому же служил в военно-морском флоте. В фильмах, когда наступает подобная ситуация, виновному всегда предоставляется возможность спасти честь офицера, самому решить создавшуюся проблему — так обычно говорят. И не пытайтесь скрыться. Если вы ещё не заметили, за вами следит группа агентов ФБР. Принимая во внимание то, сколько времени требуется на решение самых простых проблем в этом городе, не думаю, что вы встретитесь с ними раньше десяти или одиннадцати часов. Но если вас арестуют, адмирал, вам сможет помочь только Бог. Приговором будет пожизненное заключение. Жаль, что с вами не могут сделать ничего худшего, но вы проведёте остаток жизни в федеральной тюрьме, где какой-нибудь уголовник будет трахать вас в тугую адмиральскую задницу, стоит охране отвернуться. Хотелось бы мне посмотреть и на это. Впрочем, решайте. — Он забрал кассету и фотографию, которую сотрудники Бюро, вообще-то, не должны были давать ему и сказали Райану, чтобы её использовали только для опознания Кортеса. — Прощайте, сэр.
— Но ведь вы...
— А что я сделал? .Я не давал клятвы хранить в секрете эти сведения. Да и какие тайны я раскрыл, адмирал? Вы знакомы с каждой из них.
— Вы — Кларк, правда?
— Извините меня, сэр. Кто? — произнёс он, выходя из кабинета.
Через полчаса Пэт О'Дэй увидел Каттера бегущим трусцой вниз по склону холма в направлении шоссе Джорджа Вашингтона. Одной из приятных сторон жизни в Вашингтоне, когда здесь нет президента, подумал инспектор, является то, что ему не приходится вставать с постели в половине пятого, чтобы встречаться с этим ублюдком Каттером. О'Дэй находился на своём посту всего сорок минут, занимаясь физическими упражнениями, и тут показался Каттер. Инспектор пропустил его и побежал следом, без труда выдерживая ритм бега, потому что адмирал был заметно старше.
О'Дэй следовал за ним на протяжении мили, затем двух, и они начали уже приближаться к Пентагону. Каттер Двигался по отведённой для бега тропинке между шоссе и рекой. Инспектор решил, что он, по-видимому, плохо себя чувствует.
Адмирал то бежал, то переходил на ходьбу. Не исключено, что он пытается обнаружить, следят ли за ним, подумал сотрудник ФБР, но... И тут Каттер снова побежал.
Напротив северной площадки, отведённой для стоянки автомобилей служащих Пентагона, адмирал оставил тропинку и направился к шоссе, словно намереваясь пересечь его. Инспектор приблизился теперь к нему на пятьдесят ярдов.
Происходило что-то странное. Он не понимал, что именно. Это было...
Да, Каттер как-то странно смотрел на проезжающие автомобили, будто не искал просвета в транспортном потоке, слишком поздно понял О'Дэй. Появился автобус, едущий на север, рейсовый автобус, только что съехавший с моста Четырнадцатой улицы, и...
— Осторожно! — Но Каттер не прислушался к предостерегающему крику.
Взвизгнули тормоза. Автобус попытался объехать мужчину, врезался в автомобиль, затем ещё пять машин одна за другой, не сумев затормозить, увеличили скопление разбитых автомобилей. О'Дэй подошёл к месту катастрофы лишь потому, что был полицейским, а от полицейских ждут в таких случаях принятия мер. Вице-адмирал Джеймс А. Каттер все ещё лежал на асфальте, отброшенный на пятьдесят футов.
Он хотел, чтобы это выглядело, как несчастный случай, подумал инспектор, но это не было несчастным случаем. О'Дэй не заметил проезжающий по противоположной стороне шоссе дешёвый автомобиль, взятый с автобазы, принадлежащей какому-то правительственному агентству. Сидящий в нём мужчина повернул голову к месту аварии подобно водителям всех проезжающих машин, с любопытством смотрящим на мёртвое тело и кровь на асфальте. На его лице, однако, вместо ужаса отражалось удовлетворение.
Райан ждал приёма у президента в Белом доме. Президент вернулся в Вашингтон из-за гибели своего помощника, однако он оставался президентом, исполняющим свои обязанности, и, если заместитель директора ЦРУ по разведке выразил желание встретиться с ним, значит, это было вызвано важными причинами.
Президент с изумлением увидел, что вместе с Райаном пришли Эл Трент и Сэм Феллоуз, сопредседатели Специального комитета конгресса по контролю за деятельностью спецслужб.
— Заходите, — сказал президент, величественным жестом приглашая их в Овальный кабинет. — Случилось нечто важное?
— Господин президент, мы пришли по поводу некоторых секретных операций, особенно той, что получила название «Речной пароход».
— Вот как? — спросил президент насторожившись. Райан кратко объяснил смысл возникшей проблемы.
— А, так вот в чём дело. Понятно. Проведение операции «Речной пароход» было поручено этим двум людям лично судьёй Муром в соответствии с правилами тайных операций ЦРУ.
— Доктор Райан сообщил нам, что есть и другие вопросы, к которым проявляет интерес наш комитет. Особенно это касается других операций, имеющих отношение к «Речному пароходу», — произнёс конгрессмен Феллоуз.
— Мне ничего о них не известно.
— Это не так, господин президент, вы знаете о них, — спокойно заметил Райан. — Вы дали согласие на проведение этих операций. В соответствии с законом мой долг сообщить об этом конгрессу. Однако до этого я счёл необходимым предупредить вас и попросить этих двух конгрессменов быть свидетелями.
— Мистер Трент, мистер Феллоуз, вы не могли бы оставить нас наедине с доктором Райаном? Происходят вещи, о которых мне ничего не известно. Мне хотелось бы задать ему несколько вопросов.
Откажитесь! — мелькнуло отчаянное желание у Джека, но не принято отказывать президенту в подобных просьбах, и через несколько секунд они остались одни.
— Что вы скрываете, Райан? — спросил президент. — Я знаю, что-то вы скрываете.
— Совершенно верно, сэр. Мне известны имена людей — как в ЦРУ, так и в армии, — которые действовали, исходя из ошибочного представления, что операции, в которых они принимали участие, являются законными. — Райан продолжил объяснения, не зная, что из рассказанного им уже известно президенту и что нет. Он не сомневался, что так никогда и не узнает ответа. Большинство наиболее важных секретов Каттер унёс с собой в могилу. Райан подозревал, что произошло на самом деле, но... не надо пробуждать спящее чудовище. Неужели возможно, спросил он себя, быть связанным с чем-то вроде этого и не поддаться соблазну?
— То, что сделал Каттер, что, по вашим словам, он сделал, — я ничего об этом не знаю. Мне очень жаль. И мне особенно жалко этих солдат.
— Нам удалось спасти примерно половину, сэр. Я был там. И это то, чего я не могу простить. Каттер намеренно бросил их там на произвол судьбы, чтобы вы смогли увеличить политический...
— Я не санкционировал этого! — Ответ президента прозвучал почти как крик.
— Вы допустили, чтобы это произошло, сэр. — Райан попытался взглянуть ему прямо в глаза, президент заколебался и через мгновение отвёл взгляд. — Боже мой, сэр, как вы могли?
— Народ требует, чтобы мы положили конец контрабандному ввозу наркотиков.
— Примите соответствующие меры, именно то, что вы пытались сделать, но поступайте в соответствии с законом.
— Так не получится.
— Почему вы так считаете? — спросил Райан. — Разве американский народ когда-нибудь возражал против использования силы для защиты своих интересов?
— Но меры, к которым нам пришлось прибегнуть, нельзя огласить.
— В этом случае, сэр, вам нужно было всего лишь обратиться в конгресс с соответствующим извещением по закрытым каналам. Вы получаете предварительное одобрение, приступаете к проведению операции, и политические аспекты не обязательно должны быть связаны с её исходом. А вот нарушив закон, сэр, вы превратили проблему национальной безопасности в политическую.
— Райан, вы умный, знающий человек, отличный специалист, однако ведёте себя наивно.
Джек не был таким уж наивным.
— Чего вы ждёте от меня, сэр?
— Насколько важно посвящать конгресс во все подробности?
— Вы хотите, чтобы я ради вас солгал конгрессу, сэр? Господин президент, вы назвали меня наивным. Два дня назад у меня на руках умер человек, сержант ВВС. Он оставил семерых детей. Скажите мне, сэр, если я отказываюсь пойти на то, чтобы это отягощало мою совесть, значит, моё поведение является наивным?
— Вы не имеете права так говорить со мной.
— Поверьте, сэр, это не доставляет мне никакого удовольствия. Но лгать ради вас я отказываюсь.
— Однако вы пошли на то, чтобы скрыть имена тех, кто...
— Кто выполнял ваши распоряжения, считая их законными? Да, господин президент, на это я готов пойти.
— Что тогда случится со страной, Джек?
— Я согласен с вами, что ещё один скандал не принесёт ей пользы, но это политический вопрос. По этому поводу вам следует поговорить с другими. Моя задача заключается в том, чтобы обеспечивать правительство информацией и выполнять определённые поручения исполнительной власти. Я представляю собой инструмент политики. Такую же роль играли те, кто умер за свою страну, и они имеют право надеяться, что их жизни окажутся более ценными для правительства, которому они служили. Это были люди, господин президент, главным образом молодые парни, и они согласились выполнить поставленное перед ними задание потому, что их страна — вы, сэр, — считала это важным. Они не знали, что в Вашингтоне есть враги. Они не подозревали об этом, и многие из них поэтому погибли. Сэр, когда люди надевают на себя военную форму, от них требуется дать клятву, заявить, что они будут верно и преданно служить своей стране. Разве где-то не написано, что и страна обязана отвечать им тем же? Такое случилось не в первый раз, но раньше я не имел к происшедшему отношения, а теперь я отказываюсь лгать, сэр, ради того, чтобы защитить вас или кого-либо другого.
— Я не знал этого, Джек. Честное слово, не знал.
— Господин президент, по моему мнению, вы — достойный человек. Тогда растолкуйте мне, сэр, разве ваше объяснение снимает с вас ответственность? — Джек замолчал, и тишина была ответом на его вопрос. — Вы хотите встретиться с конгрессменами, прежде чем я поставлю их в известность о происшедшем?
— Да. Вы не могли бы подождать в приёмной, пока я беседую с ними?
— До свиданья, господин президент.
Джек провёл час, не находя себе места, дожидаясь, пока Трент и Феллоуз выйдут из Овального кабинета. Они поехали с ним в Лэнгли молча, не разговаривая в машине, и все трое вошли в кабинет директора Центрального разведывательного управления.
— Судья, — произнёс Трент, — это может оказаться самой значительной службой, которую вы сослужите стране.
— При создавшихся обстоятельствах... — судья Мур сделал паузу, — разве я мог поступить иначе?
— Вы могли оставить их там на произвол судьбы, и они все погибли бы, или могли предупредить противную сторону, что мы приступаем к их спасению, — заметил Джек. — В этом случае меня бы не было здесь сейчас. За это, судья, я в долгу перед вами. Вы могли не принимать никаких мер, чтобы опровергнуть обман.
— И жить после этого в мире с самим собой? — На лице судьи Мура появилась странная улыбка, и он покачал головой.
— Итак, как обстоит дело с операциями? — спросил Райан. Он не знал, о чём шёл разговор в Овальном кабинете, и заставил себя не заниматься догадками.
— Их не было, — ответил Феллоуз. — В соответствии с правилом о проведении тайных операций вы сделали то, что надлежало сделать, — согласен, это случилось с опозданием, но нас всё-таки поставили в известность. Нам не нужен новый скандал, и, судя по тому, как развиваются события, ситуация постепенно успокоится. С политической точки зрения аргументация не слишком убедительная, зато с юридической она, непоколебима.
— Самое невероятное заключается в том, что операция почти увенчалась успехом, — заметил Трент. — Ваш «Кэйпер» был прекрасной идеей, и я надеюсь, что это будет продолжаться.
— Будет. Вся операция оказалась успешной, — впервые заговорил Риттер. Действительно успешной. Нам удалось начать борьбу за власть внутри картеля, в которой приняли участие его главари. Убийство Эскобедо поставило последнюю точку — впрочем, нет, если борьба продолжится. После гибели ряда главарей наркобизнеса не исключено, что колумбийцы сумеют действовать против картеля более успешно. Нам необходима такая возможность. Мы не можем допустить, чтобы нас лишили её.
— Согласен, — кивнул Джек. — Такая возможность нам действительно необходима, но нельзя превращать её в государственную политику, черт побери!
— Джек, скажи мне, что правильно, а что — нет, — попросил судья Мур. — Сегодня ты вроде как эксперт по этому вопросу, — добавил он без особой иронии.
— Мы живём в стране, которая считается демократической. Мы обязаны информировать народ или, по крайней мере, информировать их. — Джек сделал жест в сторону конгрессменов. — Когда правительство принимает решение ликвидировать людей, угрожающих его интересам или интересам его граждан, не обязательно прибегать к убийствам. По крайней мере, не всегда. Я не уверен, где следует провести разграничительную черту, но это и не входит в мои обязанности. Другие люди должны сообщить нам об этом.
— Ну что ж, придёт январь, и такие проблемы будут решать другие, — заметил судья Мур. — Значит, все согласны? Все заканчивается здесь, верно? Обойдёмся без политического футбола?
Трудно представить двух людей, которые по своим политическим взглядам больше отличались бы друг от друга, чем «голубых кровей» уроженец Новой Англии и замкнутый мормон из Аризоны, но оба кивнули в знак согласия.
— Никаких игр по этой проблеме, — сказал Трент.
— Это причинит вред стране, — поддержал его Феллоуз.
— И то, что мы только что сделали... — прошептал Джек. — Что бы это ни значило...
— Вы здесь ни при чём, — заметил Трент. — Мы все, остальные, занимались этим.
— Отлично, — фыркнул Джек. — К тому же меня здесь скоро не будет.
— Вы так считаете? — поинтересовался Феллоуз.
— Не совсем так, доктор Райан. Нам неизвестно, кого собирается назначить на пост директора новый президент, скорее всего политика, который ему нравится.
— Я знаком со списком кандидатов, — произнёс Трент.
— Однако меня в этом списке нет, можете не сомневаться. Он не любит меня, — пояснил Райан.
— Ему совершенно необязательно любить вас, и он не собирается назначать вас директором ЦРУ. Однако вы останетесь в Лэнгли, — сообщил ему Трент. Скорее всего, на посту заместителя директора, подумал конгрессмен.
— Посмотрим, — пожал плечами Феллоуз. — Что, если в ноябре все обернётся по-другому? Фаулер может ещё потерпеть неудачу.
— Можешь положиться на меня, Сэм, — ответил Трент. — Если такое случится, то случится и это.
— Впрочем, есть ещё и дикая карта, — напомнил им Риттер.
— Я уже обсуждал эту проблему с Биллом Шоу, — сказал судья Мур. — Странное дело. Оказывается, он нарушил всего один закон — это незаконный въезд в страну.
Все полученные им данные не являются секретными. Поразительно, правда?
Райан покачал головой и уехал с работы пораньше. У него была назначена встреча с юристом, который скоро займётся созданием благотворительного фонда: целью этого фонда станет обеспечить образование семи детей, живущих во Флориде.
Лёгкие пехотинцы прошли через центр специальных операций в Форт-Макдилле.
Им сообщили, что операция закончилась успешно, взяли подписку о неразглашении, повысили в звании и направили для дальнейшего прохождения службы. Всех, кроме одного.
— Чавез?
— А-а, мистер Кларк.
— Хотите, пообедаем вместе?
— Здесь есть поблизости хороший мексиканский ресторан?
— Думаю, отыщем.
— По какому случаю торжество?
— Поговорим о найме на работу, — предложил Кларк. — Там, где я работаю, возникла вакансия. И платят больше, чем вы получаете сейчас. Впрочем, вам придётся пару лет потратить на обучение.
— Да я и сам задумывался об этом, — ответил Чавез. Он пришёл к выводу, что из него может получиться неплохой офицер. Если бы он командовал отделением вместо Рамиреса, может быть... а может быть, и нет. Но ему хотелось убедиться в этом.
— Ты нравишься мне, малыш. Хочу, чтобы ты работал со мной.
Чавез решил подумать над предложением. В худшем случае он бесплатно поужинает.
Капитана Бронко Уинтерса перевели в эскадрилью истребителей F-15 в Германию. Там он быстро выдвинулся и был назначен командиром эскадрильи. Теперь он стал более спокойным молодым человеком. Он изгнал демонов, преследовавших его после смерти матери. Уинтерс не станет вспоминать прошлое. Ему поручили задание, и он справился с ним.
После жаркого душного лета в Вашингтон пришла холодная унылая осень. Город политических деятелей опустел накануне выборов президента, которые в ноябре будут сопровождаться выборами всех членов конгресса и трети сенаторов, а также назначением сотен политиков на должности в исполнительной власти. В начале осени ФБР раскрыло несколько шпионских организаций кубинцев, но, как ни странно, это не получило политического резонанса. Если арест торговцев наркотиками является успехом полиции, разоблачение шпионской организации рассматривается как недостаток, потому что вообще не следовало допускать возникновения шпионской сети. Эта операция не принесла никакого политического эффекта, если не считать голосов кубинских эмигрантов, которые, можно сказать, и так уже были отданы Фаулеру, потому что он обещал «открыть диалог» с покинутой ими Кубой. После съезда своей партии, по опросам общественного мнения, президент снова вырвался вперёд, однако его предвыборная кампания велась без особого блеска, и он даже уволил двух своих главных политических советников. Но основным было то, что дул ветер перемен, и, несмотря на упорную борьбу за голоса, Дж. Роберт Фаулер сумел одержать верх, набрав их всего на два процента больше. Одни обозреватели считали это выражением воли народа, тогда как другие отнесли за счёт плохой предвыборной кампании обоих претендентов.
Когда всё закончилось, Райан решил, что второе ближе к истине.
Во всём городе и его окрестностях смещённые деятели готовились отправиться по домам или перебраться в юридические конторы, намереваясь остаться в столице.
Конгресс мало изменился, но он редко менялся. Райан оставался в своём кабинете, не зная, назначат ли его заместителем директора ЦРУ по разведке.
Говорить об этом было слишком рано. В одном он был уверен — президент все ещё оставался президентом и, будучи благородным человеком, несмотря на допущенные ошибки, ещё до ухода с этого поста объявит об амнистии тем, кто в ней нуждался. Это будет исполнено, и соответствующие записи появятся в книгах, но мало кто заметит это. После того как ситуация станет ясной для сотрудников Фаулера — этим займётся Трент, — предполагалось, что никто и не заметит.
В первую субботу после дня выборов Дэн Мюррей вместе с Мойрой Вулф поехал на базу ВВС Эндрюз. Там их ждал реактивный самолёт. Спустя чуть больше трех часов они совершили посадку на базе Гуантанамо. Пережиток испано-американской войны, база Гитмо, как её называли, осталась единственной военной базой США на коммунистической территории, являясь шипом в боку Кастро и досаждая ему ничуть не меньше, чем он сам раздражал своего могучего соседа по другую сторону Флоридского пролива.
Мойра работала в министерстве сельского хозяйства, где была секретарём у одного из кадровых руководителей министерства. Она немного похудела, но Мюррея это не беспокоило. Мойра совершала теперь длительные прогулки и, по мнению психиатра, быстро восстанавливала силы после полученной психической травмы. Она была последней из жертв, и Дэн надеялся, что предстоящая поездка поможет ей ещё больше.
Значит, сегодня наступил последний день, подумал Кортес. Он был удивлён и расстроен, но примирился с судьбой. Все поставив на карту, он надеялся сорвать огромный куш, однако вместо этого потерпел сокрушительное поражение. Кортес боялся того, что ему предстоит, но старался не показать этого, особенно перед американцами. Его посадили в автомобиль и подвезли к воротам. Впереди он заметил другой автомобиль, но не обратил на это особого внимания.
Вот он, этот высокий забор из колючей проволоки, охраняемый с одной стороны американскими морскими пехотинцами в своих многоцветных маскировочных комбинезонах, а с другой — кубинцами в обмундировании защитного цвета. Может быть, хотя и очень маловероятно, ему удастся убедить своих бывших коллег, что он ещё может сослужить им немалую службу. Автомобиль остановился в пятидесяти метрах от ворот. Сидящий слева капрал вытащил его из машины и снял наручники, по-видимому опасаясь, что Кортес унесёт их с собой на ту сторону, обогатив тем самым коммунистическое государство. Какая мелочная глупость, подумал Феликс.
— Пошли, Панчо, — приказал чернокожий капрал. — Пора домой.
У Кортеса больше не было наручников, и два морских пехотинца, схватив за руки, повели его к воротам, за которыми была его родная страна. Там, на другой стороне, он увидел двух кубинских офицеров, застывших на месте с бесстрастными — пока — лицами. Когда он подойдёт к ним, кубинцы, наверно, радостно обнимут его, что не имеет абсолютно никакого значения. В любом случае Кортес решил вести себя, как подобает мужчине. Он выпрямился и улыбнулся ожидающим его офицерам словно родственникам, встречающим у дверей аэропорта.
— Кортес, — послышался мужской голос. Два человека вышли из караульного помещения рядом с воротами. Мужчину он видел впервые, но женщина...
Феликс резко остановился, и морские пехотинцы, продолжавшие идти, едва не повалили его. Женщина стояла и смотрела на Кортеса пристальным взглядом. Она не произнесла ни единого слова, и Феликс тоже не знал, что сказать. Улыбка исчезла с его лица. Взгляд женских глаз заставил Кортеса сжаться. Он ведь не хотел причинить ей боль. Использовать её — да, но чтобы он...
— Пошли, Панчо. — Капрал толкнул его вперёд. Они стояли уже у самых ворот.
— Да, чуть не забыл, Панчо, это твоё. — Капрал сунул Кортесу за пояс видеокассету. — Добро пожаловать домой, ублюдок. — Последний толчок.
— Добро пожаловать домой, полковник, — обратился к нему старший из кубинцев. Он тепло обнял своего бывшего сослуживца и прошептал:
— Тебе придётся ответить за многое.
Однако прежде чем его увели, Феликс повернулся в последний раз, взглянул на Мойру, неподвижно стоящую рядом с незнакомым мужчиной, и ещё раз подумал о том, что молчание — самое красноречивое проявление страсти. Он не сомневался, что Мойра поняла бы это.