Во второе президентство Рейгана, особенно в последние его годы, ему пришлось пережить один из самых сложных моментов политической карьеры, получивший название дело «Иран-контрас». Произошел один из наиболее крупных скандалов в современной истории США, который едва не привел к открытому общественному осуждению внешней политики Рейгана, хотя и не грозил ему импичментом[715]. И все же по аналогии с «Уотергейтским делом», приведшим к отставке Р. Никсона, эту историю подчас называли «Ирангейт».
Рассматривая внешнюю политику Рейгана в период его первого президентства, мы уже рассказывали о тех усилиях, которые прилагала его администрация, чтобы подавить или по крайней мере заблокировать в пределах одной небольшой страны, не давая распространиться ее влиянию на другие регионы Латинской Америки, так называемую сандинистскую революцию в Никарагуа.
Сандинистский фронт национального освобождения (СФНО), пришедший к власти в Никарагуа, действительно был организацией левого характера. Эта политическая партия, однако, была не коммунистической, а национально-революционной, стремилась поддерживать дружеские отношения с Кубой — в основном для получения от нее материальной помощи, а через нее — и помощи СССР. Однако сандинисты и их лидер Даниэль Ортега не собирались проводить в Никарагуа государственно-«социалистические» преобразования и тем более строить тоталитарную систему.
Между тем Рейган видел события в Центральной Америке совершенно в ином свете. Крайне опасаясь перехода части Латинской Америки под непосредственное советское влияние или тем более в военно-политический блок под господством СССР, он «дул на воду», сильно преувеличивая, причем, по всей видимости, совершенно искренне, степень советского влияния в Никарагуа. При этом он не различал оттенков, которые явно проявлялись в социально-политической системе этой страны. Он как-то записал в дневнике после заседания Совета национальной безопасности, на котором обсуждались меры противодействия сандинистам и помощи ведшим против них вооруженную борьбу «контрас»: «Нет никакого сомнения, что вся Центральная Ам[ерика] является целью коммунистического захвата»[716].
Президент всецело доверял директору ЦРУ Уильяму Кейси, который считался мастером тайных операций и планировал разнообразные и сложные комбинации, чтобы свергнуть режим сандинистов и восстановить во всей Центральной Америке порядок, соответствовавший представлениям консервативной части североамериканского истеблишмента.
Однако для проведения этих операций, для содержания «контрас», снабжения их оружием, создания тайных каналов связи, помощи правительствам соседних стран и даже подкупа их коррумпированных деятелей требовались огромные финансовые средства.
Между тем в американских высших кругах, прежде всего в Конгрессе и руководстве Демократической партии, со времен неудачной операции против Кубы в 1961 году и последовавших за ней таких же неудачных попыток подорвать режим Кастро изнутри, в том числе при помощи убийства самого диктатора, утвердилось подозрительное отношение к тайным операциям ЦРУ и тем более к бесконтрольному их финансированию.
В Соединенных Штатах еще хорошо помнили о сенсационных расследованиях сенатского комитета по проверке разведывательной деятельности, созданного в 1975 году под председательством члена Демократической партии Фрэнка Черча. Этот комитет опубликовал 14 томов докладов и документов, содержавших огромную информацию о тайных действиях спецслужб, прежде всего касавшихся организации убийств зарубежных политических деятелей[717]. Среди материалов комитета Черча преобладали свидетельства о подготовке операций по устранению Кастро и других кубинских руководящих деятелей.
Еще более свежими были в памяти факты, связанные с «Уотергейтским делом» президента Ричарда Никсона, направленным против Демократической партии во время подготовки президентских выборов 1972 года. Тогда, правда, ЦРУ было замешано в меньшей степени, но в общественном мнении любые тайные операции отождествлялись либо с ЦРУ, либо с ФБР.
В этих условиях руки Кейси в операциях по «наведению порядка» в Центральной Америке были в определенной степени связаны. Тем не менее с благословения Рейгана ЦРУ продолжало набор никарагуанских «контрас», стремившихся к изменению режима в своей стране вооруженным путем, и их подготовку в специальных лагерях, созданных в соседнем Гондурасе.
Еще в 1982 году сведения об этом, правда, весьма неопределенные, были переданы представителям Демократической партии в Конгрессе. Демократы в данном случае оценивали события в Никарагуа несколько более трезво, чем Рейган и его сторонники, не считали режим сандинистов коммунистическим и не видели необходимости в его свержении. Их в то же время беспокоило бесконтрольное расходование бюджетных средств на нужды ЦРУ, уклонение Кейси от отчетов перед законодателями. Немаловажными и, возможно, решающими были расчеты использовать ситуацию против республиканцев во время предстоявших выборных кампаний.
В этих условиях со второй половины 1982-го по 1984 год в Конгресс были внесены несколько законодательных предложений по вопросам, связанным с Никарагуа. Инициаторами их были демократы, однако действовать им надо было осторожно, так как их партия находилась в обеих законодательных палатах в меньшинстве. Вначале, правда, член палаты представителей Томас Харкин внес законопроект о полном запрещении финансирования никарагуанских «контрас» и прекращении выделения других средств на операции в этой стране. Проект был отвергнут, и в этих условиях демократы стали действовать обходными путями.
Ссылаясь на то, что ЦРУ отказывается дать адекватный отчет о своих действиях в Центральной Америке, что подрывало авторитет законодательной власти, и на то, что американская общественность недовольна расходованием крупных средств на цели, не соответствующие интересам большинства американцев, демократам удалось привлечь на свою сторону некоторых представителей Республиканской партии.
В этих условиях член палаты представителей от штата Массачусетс демократ Эдвард Боланд смог разработать такой проект закона, который удовлетворил не только его однопартийцев, но и некоторых республиканцев. В результате в качестве дополнения к закону о бюджете на 1982/83 хозяйственный год было принято предложение Боланда, запрещающее разведывательным учреждениям США финансировать никарагуанских «контрас».
Рейгана, однако, информировали, что «поправку Боланда», как стали именовать принятый документ, можно легко обойти, формально не нарушая законодательства. Дело в том, что наряду с ЦРУ, то есть организацией, которая теперь никак не могла давать средства «контрас», были и другие учреждения и органы, юридически не относившиеся к «разведывательному сообществу». Это был, прежде всего, Совет национальной безопасности — совещательный орган при президенте, которому предоставлялись значительные финансовые средства. Первую «поправку Боланда» удалось в результате легко обойти.
В этих условиях в 1983 и 1984 годах по инициативе того же Боланда были внесены новые предложения, утвержденные Конгрессом, которые, не оговаривая, о каких учреждениях США идет речь, вообще запрещали финансирование военных или полувоенных операций против правительства Никарагуа[718].
Принятая 12 октября 1984 года поправка к закону о бюджете на следующий год гласила: «Никакие фонды, доступные Центральному разведывательному управлению, министерству обороны или любому другому агентству или организации Соединенных Штатов, участвующих в разведывательной деятельности, не могут быть израсходованы на цели, которые имели бы своим результатом поддержку, прямую или косвенную, военных или полувоенных операций в Никарагуа, ведомых любой нацией, группой, организацией, движением или отдельными лицами»[719].
В результате официальные лазейки для продолжения тайных операций в Никарагуа при использовании средств государственного бюджета США были закрыты.
В этих условиях советник Рейгана по национальной безопасности Роберт Макфарлейн проявил инициативу сбора частных пожертвований на помощь «контрас», причем в качестве таковых выступали не только богатые приверженцы президента, но и иностранцы, в частности из Израиля, Саудовской Аравии и Китайской республики на Тайване. Практически организация этого «донорства», как его называли, была поручена одному из заместителей Макфарлейна подполковнику морской пехоты Оливеру Норту.
На собранные средства, к которым, по всей видимости, ввиду их нехватки добавлялись и деньги из секретных фондов министерства обороны и других ведомств, в начале 1984 года с согласия Рейгана (документально это согласие зафиксировано не было, но такая операция просто не могла быть осуществлена без санкции президента) военно-морские силы минировали несколько портов Никарагуа. Когда в Конгресс поступили сведения об этом, началась первая фаза скандала. Депутаты-демократы требовали тщательного расследования и наказания виновных.
Рейган вел себя во всей этой истории хитро и дипломатично. Уроки «Уотергейтского дела» были им усвоены в полной мере. Он не произносил ни одного «крамольного» слова в Овальном кабинете и других помещениях Белого дома, где его указания могли были быть услышаны нежелательными людьми или записаны на пленку (как это было с Никсоном). По всей видимости, и указания Рейгана ограничивались односложным согласием на ту или иную операцию или же отказом в столь же краткой форме. Во всяком случае, повода не только для вопроса об импичменте, но и для прямых упреков в адрес президента с формально-юридической точки зрения не было, хотя все сведущие лица отлично понимали, что дела, связанные с подрывными операциями в Никарагуа, просто не могли проводиться без его согласия.
На слушания в обе палаты Конгресса был вызван директор ЦРУ Кейси, который ввел в заблуждение депутатов, заявив, что его ведомство никакого отношения к минированию портов не имеет. Попытки руководителя демократической фракции в палате представителей Томаса О’Нейла выявить связь Кейси и тем более Рейгана с нарушением резолюций законодателей и обвинить их в «презрении к Конгрессу» или хотя бы в «неуважении Конгресса» оказались неудачными.
В результате близость между Рейганом и О’Нейлом в вопросах внешней политики была нарушена. Рейган считал даже (по крайней мере, так он написал в своих воспоминаниях), что О’Нейл содействовал блокированию помощи «контрас» в качестве его «личной вендетты президенту». Рейган возмущался, что О’Нейл «возглавил крестовый поход, чтобы блокировать нашу программу в Центральной Америке»[720].
В результате в декабре 1985 года ушел в отставку (фактически был уволен) Макфарлейн. Его сменил другой военно-морской офицер, служивший в Совете национальной безопасности, — Джон Пойндекстер. Последний был учеником Макфарлейна, проводил его (по существу дела, рейгановский) курс, сохранив на прежнем посту Оливера Норта.
Этот подполковник оказался весьма находчивым и в то же время скользким типом. И в этот период, и особенно через многие годы, когда Рейгана уже не было в живых, он стремился выставить себя не просто честным патриотом, а человеком самоотверженным, который приносил в жертву не только личную репутацию, но и собственную жизнь, чтобы выполнить волю президента и защитить его от возможных неприятностей, связанных с взаимоотношениями с Конгрессом и нарушением законодательства. Можно, однако, полагать, что Рейган не был непосредственно связан с Нортом, не принимал его и не давал ему прямых указаний, что все откровения Норта по этому поводу были вымыслом. Слишком мелкой фигурой был этот офицер, чтобы получать прямые задания от главы исполнительной власти.
Да и сам патриотизм Норта был немалым преувеличением. Как показало позднейшее судебное расследование, весьма крупные суммы, поступавшие либо наличными, либо на секретные банковские счета, терялись или даже расхищались. Норт никак не мог объяснить, куда делись десять миллионов долларов, пожертвованных султаном Брунея на помощь спецслужбам Соединенных Штатов. В то же время отставной авиационный генерал Ричард Си-корд, являвшийся порученцем Норта (в политике бывают такие казусы, когда генерал выполняет поручения подполковника), на деньги, полученные им в виде пожертвований, купил личный самолет. Сам же Норт использовал аналогичные средства, чтобы превратить свой дом в штате Виргиния в своего рода крепость, оснащенную всеми новинками оборонительной техники. Когда же вездесущие журналисты обнаружили это и Норт был вынужден объясняться, он заявил, что его преследуют, что ему угрожают сотрудники ФБР[721].
Правда, основная часть средств действительно шла никарагуанским «контрас», но этих средств было явно недостаточно, чтобы эффективно бороться против сандинистского правительства.
На проблему помощи «контрас» наложились другие внешнеполитические осложнения, с которыми столкнулась администрация Рейгана в начале второго его президентства.
Речь шла о террористических атаках, предпринятых арабскими экстремистскими организациями против Израиля и попутно против граждан других стран, в частности США. Именно в этот период начала проявлять себя созданная по инициативе иранских мусульманских лидеров на территории Ливана организация Хезболла («Партия Аллаха»), выступавшая за создание в Ливане исламского государства по иранскому образцу[722]. В качестве одного из основных средств осуществления задач, поставленных перед Хезболлой иранским руководством, были террористические атаки и шантаж при помощи захвата заложников. 14 июня 1985 года террористами был захвачен американский самолет, совершавший рейс из Каира в Сан-Диего. Захват произошел на участке пути из Афин в Рим, террористы требовали освободить свыше семисот мусульманских террористов, находившихся в заключении в израильских тюрьмах. Экипаж заставили изменить маршрут, и самолет приземлился в Бейруте. Чтобы показать серьезность своих намерений, террористы убили одного из американских пассажиров и выбросили его тело за борт. Пассажиры были высажены из самолета, их избивали и угрожали казнить.
Последовало вмешательство американской стороны. Рейган не выступил с фактическим ультиматумом правительству Ливана, угрожая нанести военный удар по Бейруту, как призывали его некоторые деятели[723]. Он, однако, жестко заявил, что ни на какие переговоры власти США не пойдут. Он призвал «религиозных и политических лидеров Ливана положить конец преступлению во имя Бога, которому они молятся»[724].
Хотя американский президент отверг возможность нанесения удара по «трущобам Бейрута, в которых укрывались шиитские террористы», было ясно, что он считал правительство Ливана сопричастным к преступлению. В результате лидеры Хезболлы, которая стремилась утвердиться в Ливане как легальная организация, вынуждены были выполнить требование правительства этой страны и освободить заложников[725].
В то же время в Бейруте в руках все той же Хезболлы оставались несколько (по разведывательным данным, их было скорее всего семеро, хотя точное число оставалось под сомнением) американцев, захваченных во время внутренних беспорядков в ливанской столице.
Рейган считал лично для себя оскорбительным и недопустимым для собственного авторитета и положения его страны факты преследований, унижений и угрозы жизни его соотечественникам, даже в условиях, что их оставались единицы. Госсекретарь Шульц вспоминал: «Все это просто сводило его с ума. В Ливане оставались заложники, американцев мучили, и он ничего не мог с этим поделать, а ведь он был президентом»[726].
Рейган действительно относился к тем американским деятелям, которые считали защиту граждан своей страны, даже находившихся за рубежом, одной из главных своих задач. Возникшие именно в его время случаи радикального мусульманского терроризма, с которыми он никак не мог справиться, обеспечив надежную охрану и защиту своих сограждан, заставляли его напряженно, подчас чуть ли не истерично, искать пути решения этой крайне сложной проблемы.
Публично Рейган, как мы уже видели, был тверд и решителен: с террористами в переговоры вступать невозможно, их надо беспощадно уничтожать. О том, что он будет придерживаться решения, принятого еще при Картере, об эмбарго на поставки оружия Тегерану, которое поддержали остальные члены НАТО, Рейган заявлял неоднократно. То же самое относилось и к террористическим организациям, связанным с иранскими исламистами, в частности к Хезболле. Но на практике это неизбежно вело бы к гибели американских граждан. Пока число жертв было невелико, но советники убеждали Рейгана, и он сам приходил к пессимистическим выводам, что террористические акты и захват заложников будут продолжаться, что придется вступать в переговоры с убийцами, соглашаться на выкуп заложников.
Между тем иранский исламистский режим, возникший в результате свержения шаха Мохаммеда Реза Пехлеви в начале 1979 года, унаследовал от него американские вооружения, которые США продавали Ирану до переворота. США были тогда для этой страны основным поставщиком вооружения, которое постепенно изнашивалось, требовало замены или, по крайней мере, ремонта с использованием запасных частей опять-таки американского производства[727]. Потребность Ирана в новом вооружении, а также в запасных частях особенно увеличилась после того, как в сентябре 1980 года началась война с соседним Ираком. У нас нет возможности, да и необходимости останавливаться на этой войне, которая с обеих сторон велась под мусульманскими лозунгами и напоминала средневековую резню, только творимую сравнительно современным оружием.
В начале лета 1981 года Рейган распорядился об изучении секретными службами вопроса о том, как выполняется оружейное эмбарго, наложенное на Иран. Созданная рабочая группа предоставила ему в июле того же года совершенно секретный доклад о слабой эффективности эмбарго, так как Иран мог покупать американское оружие у тех стран, которые к эмбарго не присоединились, и одновременно начать закупки советского вооружения, что могло сравнительно скоро привести к переходу этой страны в советскую сферу влияния[728]. В то же время иранский исламистский режим, который открыто стремился к созданию мощного мусульманского теократического государства на Ближнем и Среднем Востоке, продолжал восприниматься высшими американскими политиками как враждебный интересам США в этом регионе.
В 1983 году администрация Рейгана предприняла усилия, чтобы убедить ряд стран, продававших оружие Ирану, в том числе американское, присоединиться к эмбарго, однако специальных посланников, приезжавших в соответствующие столицы, встречали любезными улыбками, но на договоренности с ними не шли[729].
Именно в этих условиях весной 1985 года президенту сообщили о предложении израильского государственного деятеля Давида Кимхи, заместителя директора «Моссада», генерального директора министерства иностранных дел (фактически заместителя министра), который был известен как видный разведчик и мастер многоходовых нелегальных операций. Предложение состояло в том, что США могут получить помощь со стороны «умеренных» деятелей Ирана в освобождении заложников, которых удерживала Хезболла в Ливане, если согласятся негласно продать этой стране при посредничестве Израиля небольшие партии оружия, в частности легкие противотанковые ракеты[730].
Информация о предложении Кимхи была передана президенту в необычных обстоятельствах.
В начале 1985 года у Рейгана были обнаружены полипы в кишечнике, грозившие перерасти в злокачественную опухоль, потребовалась операция. Она была успешно проведена 4 января в Военно-морском медицинском центре. Затем потребовалась новая операция: биопсия показала, что один из полипов действительно является небольшим злокачественным новообразованием. 12 июля была проведена вторая операция — удалена часть толстой кишки. Оптимистичный Рейган был настолько уверен в успешности обеих операций, что вопреки существовавшей традиции на время болезни не передал власть вице-президенту. Оба раза Соединенные Штаты в течение нескольких часов юридически и фактически оставались без действующего президента.
Именно после второй операции, едва Рональд отошел от наркоза, Макфарлейн сообщил ему о возможной сделке. Было ясно, что сделка, которая с самого начала планировалась как тайная операция, с политической, моральной и тем более юридической точки зрения опасна, так как нарушает одновременно несколько национальных и международных норм, в частности договоренность США со странами НАТО об эмбарго на поставки оружия в Иран и закон 1947 года о контроле над экспортом оружия, который обязывал президента уведомлять Конгресс о каждом факте поставок оружия за рубеж через третьи страны.
Макфарлейн, посетивший Рейгана в госпитале, предупредил его, что проведение подобной операции будет «скорее всего» носить незаконный характер. Но факт, что она будет незаконной и нелегальной, был ясен с самого начала, ни о какой «вероятности» и речи быть не могло. Помощник президента явно старался облегчить Рейгану возможность сформулировать решение, не выходя за пределы допустимого.
Ответ был вполне определенным, хотя носил такой характер, что прямо обвинить Рейгана в нарушении закона и международной договоренности было невозможно: «Я хотел бы, чтобы мы нашли путь для осуществления этого»[731].
Нет сомнений, что Рейган находился в полном сознании и четко формулировал свои пожелания. Встречающиеся подчас в литературе мнения[732], что президент дал согласие на незаконную, фактически преступную операцию, еще не выйдя из полубессознательного состояния, явно не соответствуют действительности. Рейган обдуманно и сознательно одобрил эту операцию, но в такой благовидной форме, что упрекнуть его в незаконной деятельности было невозможно. Он добавил к тому, что сказал Макфарлейну: «Думаю, что не смогу себе простить, если мы не попытаемся» (что именно сделать, сказано не было).
Еще до операции, перенесенной Рейганом, Макфарлейн направил ведомствам, связанным с обеспечением безопасности США, директиву, в которой не было ссылок на решение президента, но которая без его ведома вряд ли могла появиться на свет. В ней говорилось: «В Иране происходит динамичная политическая эволюция. Нестабильность, вызванная давлением иракско-иранской войны, ухудшение состояния экономики и сам факт того, что режим находится в состоянии войны, создают возможности для крупных изменений в Иране. Советский Союз имеет большие преимущества, чем США, в благоприятном для себя использовании любой борьбы за власть, которая ведет к изменениям в иранском режиме… США должны способствовать тому, чтобы наши западные союзники и друзья оказали помощь Ирану в импорте оборудования, чтобы сократить для него привлекательность советской помощи… Это включает в себя снабжение ограниченным военным оборудованием»[733].
Если несколькими неделями раньше речь шла о поставках оружия из других стран, то теперь Рейган дал согласие на снабжение Ирана американским вооружением непосредственно. Ряд влиятельных деятелей администрации были против фактического вступления в негласные отношения с иранским режимом и тем более с наиболее воинственной и фанатичной частью его приверженцев, которые в чисто маскировочных целях именовались «умеренными». Министр обороны К. Вайнбергер написал записку: «Все это совершенно абсурдно, чтобы комментировать. Это все равно что пригласить Каддафи в Вашингтон для приятельской беседы»[734].
Не столь эмоционально, но вполне определенно против сделки с Ираном во имя спасения американских заложников высказался госсекретарь Шульц. В беседах с президентом наедине 18 июля и 6 августа 1985 года Шульц предупреждал его, что администрация просто «попадает в капкан проблемы: оружие за заложников», что из этого капкана выбраться будет нелегко[735].
В то же время директор ЦРУ Кейси полностью поддержал план Макфарлейна, который смог убедить Рейгана в его перспективности. Поставки американского оружия Ирану при посредстве Израиля были согласованы с премьер-министром этой страны Шимоном Пересом[736].
Однако и израильские официальные лица не желали быть запятнанными сделкой с иранским режимом. Был найден посредник — бывший иранский оружейный дилер Манучер Горбанифар (по кличке Горба), который в свою очередь привлек некую тайную контрабандную сеть для практической реализации сделки. Сотрудничавшие с этим лицом агенты ЦРУ, видавшие виды, описывали Горбу как «совершенно отвратительную» и «предельно аморальную» личность[737]. От его услуг вскоре отказались, установив, что он поставляет ЦРУ недостоверную информацию.
Так все более оправдывались предупреждения многоопытного и осторожного Шульца об опасности всей этой сделки. Рейган, однако, был буквально ослеплен задачей освобождения всех заложников и был готов развернуть и продолжать опасную операцию. При этом Макфарлейн, Кейси и другие сторонники сомнительной сделки убеждали его, что сохранение контактов с «умеренными» иранскими деятелями в конце концов приведет к освобождению оставшихся в плену Хезболлы американцев (в противном же случае они будут убиты). Более того, они убеждали президента, что поддержка «умеренных» может привести их к власти в Иране, к ликвидации или, по крайней мере, значительному смягчению исламского теократического репрессивного режима.
Говоря об «умеренных» иранских деятелях, американские руководители имели в виду группу Али Акбара Рафсанджани, который с 1990 года являлся председателем Исламского консультативного совета Ирана и считался склонным к улучшению отношений с Западом[738]. Макфарлейн убеждал президента, что этот деятель сможет оказать влияние на Хезболлу и она освободит заложников, а в дальнейшем, придя к полной власти после смерти престарелого Хомейни, пойдет на улучшение отношений с США и даже вновь включит Иран в американскую сферу влияния. Как показало будущее, советник по национальной безопасности в очередной раз ошибся. Возможно, он не знал, что в самом иранском руководстве Рафсанджани прозвали «акулой» несмотря на кажущуюся мягкость в общении и определенное обаяние[739].
Так начались поставки в Иран американских противотанковых ракет. Точнее говоря, ракеты продавали власти Израиля, а США затем возмещали их Израилю, поставляя новые ракетные комплексы вместо отправленных в Иран. В связи с тем, что в Иран отправлялись устаревшие ракеты, а взамен Израиль получал новые, причем по льготным ценам, тайная сделка была, безусловно, выгодна Израилю, который все более становился главным союзником США на Ближнем Востоке.
Первая партия оружия (96 противотанковых ракет) была доставлена в Иран уже 20 августа 1985 года. Вслед за этим 14 сентября исламская республика получила еще 408 таких же ракет, 24 ноября — 18 противовоздушных ракет[740]. Всего с августа 1985-го по октябрь 1986 года властям Ирана было передано восемь партий противотанковых и противовоздушных ракет и запасных частей к ним.
Полагая, что поставки оружия приведут не только к освобождению заложников, но и к значительно более серьезным результатам, Рейган дал согласие на тайную поездку Макфарлейна в сопровождении Норта и группы экспертов в Тегеран для прямых переговоров с иранскими деятелями. Видные американские чиновники летели по подложным паспортам как ирландские туристы. Однако факт предстоявшего визита, организованного по линии ЦРУ и состоявшегося в конце лета или в начале осени 1985 года, был доведен до ведома иранских властей. Американцы повезли с собой подарки: 357 пистолетов системы Магнум, Библию с рукописной дарственной надписью Рейгана и шоколадный торт, изготовленный в форме ключа, который должен был символизировать будущее открытие Ирана западному миру[741].
Как оказалось, все эти авансы, означавшие фактическое заискивание перед исламскими фундаменталистами, были напрасными. Последние принимали оружие как должное, но вступать в переговоры с американскими представителями на высоком уровне отказывались. Советнику президента сообщили, что аятоллы слишком заняты религиозными делами и побеседовать с ними не в состоянии. Пистолеты и Библия был приняты с сухой благодарностью, а символический торт нагло съели «стражи исламской революции», охранявшие аэропорт, куда прибыли американцы. Пробыв в Тегеране три дня, Макфарлейн и Норт возвратились в Вашингтон несолоно хлебавши[742].
Вскоре после этого, в декабре 1985 года, Макфарлейн ушел в отставку, объявив, что крайне переутомлен и намерен заняться сугубо семейными делами. Его преемник вице-адмирал Пойндекстер продолжал руководить тайными операциями, обещая Ирану новые оружейные поставки, но фактически свел их к минимуму.
С точки зрения тех непосредственных целей, которые были поставлены американским руководством, результаты были незначительными: в августе 1985 года был освобожден один из американских заложников — Бенджамин Вейр. Естественно, причины его освобождения общественности не сообщались.
Рейган незадолго до этого выписался из госпиталя и направлялся на отдых в Калифорнию. Ему сообщили об освобождении заложника на борт самолета. Президент связался с Вейром по телефону, поздравил его и заявил, что не успокоится до тех пор, пока не будут освобождены остальные заложники (предполагалось, что у Хезболлы осталось шесть американцев). Вскоре состоялась встреча Рейгана с семьями как освобожденного Вейра, так и тех, кто оставался в руках террористов. Президент сообщил во время встречи, что на каждом заседании Совета национальной безопасности требует сообщать ему информацию о том, какие меры предпринимают соответствующие службы для освобождения остававшихся у Хезболлы заложников[743].
Это заявление, а также ряд высказываний Рейгана в выступлениях по телевидению были восприняты членами Совета национальной безопасности и прежде всего Макфарлейном как стимул к дальнейшим контактам с иранскими деятелями, в частности с офицерами Армии охраны исламской революции — полувоенной экстремистской организации фанатиков-исламистов, которые, стремясь получить хотя бы какое-то американское вооружение, клялись, что заставят Хезболлу освободить заложников, однако никаких практических усилий к этому не предпринимали.
Рейган вполне сознавал, что иранские деятели, которых он и его подчиненные считали некими тайными партнерами, на деле оказывались просто мошенниками, водившими американскую сторону за нос. Но он все же рассчитывал, что новыми поставками небольших партий оружия, а главное обещаниями их продолжить он сможет побудить иранцев в конце концов заставить Хезболлу освободить заложников.
Показалось, что такой поворот возможен, когда в Ливане 26 июля 1986 года был освобожден еще один американец — священник Лоуренс Дженко, руководитель Католической службы помощи в этой стране[744]. На этот раз торжественного пропагандистского шума не было. Становилось ясным, что за освобождение оставшихся заложников придется заплатить немалую цену.
Тайная продажа оружия в Иран была продолжена. В дополнение к противотанковым ракетам в Иран при посредничестве Израиля стали поставляться в небольшом количестве противовоздушные ракеты «Хок», правда, тоже устаревшие и предназначенные только для поражения самолетов, летящих на низкой высоте.
Документальных доказательств, что президент сознательно шел на прямое нарушение законов страны и ее международных обязательств, не существует. При позднейших попытках расследования этой крайне запутанной истории следователи, при всем желании хоть в чем-нибудь обвинить Рейгана, сталкивались с отсутствием юридически обоснованных доказательств. В то же время сама логика этой истории, ситуация, при которой президент обязался перед своими согражданами во что бы то ни стало добиться освобождения заложников, а также некоторые свидетельства, которые не имели юридической силы, но для историков могут служить определенным доказательством, свидетельствуют, что Рейган просто не мог не быть в курсе этого дела на каждом его этапе, что его помощники просто не могли предпринимать те или иные действия без ведома президента.
Так, министр обороны К. Вайнбергер 7 декабря 1985 года записал, что Рейган был в курсе возможной передачи заложников при помощи Ирана, а также продажи противотанковых и противовоздушных ракет «умеренным элементам» Ирана. Вайнбергер отмечал, что Рейган говорил: «Я могу нести ответственность по поводу обвинений в незаконных действиях, но не в состоянии ответить на обвинения, что большой и сильный президент Рейган упустил возможность освободить заложников». Вайнбергер отмечал в своей записи, что он «строго предупредил» президента о незаконности операции по продаже Ирану американских ракет, но тот лишь отмахнулся и прервал встречу, так как ему предстояло выступление по радио[745].
Остальные пятеро заложников были убиты боевиками Хезболлы. «Советы» иранских деятелей по их освобождению были таковы, что, по существу дела, означали поощрение расправы.
Вся операция была организована американской и израильской сторонами настолько плохо, что может войти в учебники истории тайных операций как образец того, как не следует их проводить.
Все же какие-то деньги за оружие, причем на счета подставных организаций, поступали, и в кругах ЦРУ и Совета национальной безопасности возникла идея использовать их на поддержку никарагуанских «контрас».
Как уже отмечалось, вооруженные противники сандинистских властей получали определенные средства из американских частных фондов, и это не было нарушением поправок Боланда, так как последние запрещали выделять «контрас» только американские бюджетные средства. Однако поступавшие средства были недостаточны для того, чтобы «контрас» смогли нанести существенный удар по властям Никарагуа.
Инициатором передачи денег, полученных от продажи американских ракет и запасных частей Ирану, антиправительственному подполью в Никарагуа выступил О. Норт. Позже он заявил, что написал по этому поводу несколько меморандумов президенту, который их одобрил. Это, однако, не было доказано. Сохранился только один меморандум от 4 апреля 1986 года, причем неизвестно, дошел ли он до Рейгана. В любом случае речь шла о средствах, вырученных от продажи американского оружия, то есть государственной собственности. Следовательно, это были бюджетные средства, полностью подпадавшие под запрет, наложенный Конгрессом.
Согласно имеющимся исследованиям, передать «контрас» удалось сравнительно небольшую сумму — 3,8 миллиона долларов[746]. На эти деньги покупалось вооружение, теперь уже для «контрас», которое переправлялось в Гондурас через фирму под названием Стэнфордская технологическая торговая группа. Непосредственной транспортировкой руководил отставной генерал-майор авиации Ричард Сикорд, ранее участвовавший в операциях во Вьетнаме и Лаосе и поддерживавший тесную связь с ЦРУ[747].
Вся эта история вышла на поверхность очень скоро, в октябре 1986 года, когда самолет, которым управлял нанятый Сикордом пилот, был сбит над территорией Никарагуа. Катапультировавшийся летчик оказался в плену, у него была обнаружена записная книжка с номерами телефонов американских секретных служб. Позже Сикорд был вызван на допрос в специально созданную комиссию Конгресса во главе с независимым юристом Лоуренсом Уолшем, всячески изворачивался, был уличен в получении крупной денежной суммы от спецслужб. Однако прямых оснований для привлечения его к уголовной ответственности комиссия Уолша не нашла, и Сикорд был оставлен в покое[748].
В любом случае незаконное финансирование никарагуанских «контрас» правительством Рейгана уже переставало быть тайной. Сложилось так, что почти одновременно с этим стали появляться сведения и об иранской афере властей. Ливанская еженедельная газета «Аль Шираа» 3 ноября 1986 года опубликовала сенсационную статью, автор которой проявил завидную информированность, хотя допускал и неточности, вполне объяснимые и простительные в такого рода материале. В статье говорилось, что США поставляют запасные части для американских реактивных самолетов, которые находятся в собственности иранских властей, надеясь на помощь в освобождении заложников, находящихся в Ливане, что советник президента Макфарлейн и другие официальные лица США недавно побывали в Тегеране, где встречались с представителями правительства, которые просили продолжить поставку вооружений. Не было ясно, откуда журналист получил информацию. Так как редакция газеты была близка к властям Сирии, многие комментаторы высказывали предположение, что сведения были получены именно из этого источника, видимо, для того, чтобы осложнить отношения между США и Ираном, укрепив сирийское влияние в этой стране.
Так зародился и затем с головокружительной скоростью стал разворачиваться скандал. Было ясно, что политические противники вполне могут обвинить Рейгана в нарушении закона и поставить вопрос об импичменте, что ему необходимо срочно позаботиться о своей репутации.
Это было тем более важно, что «акулы пера» тотчас позаботились о том, чтобы дополнить небылицами ту информацию, которая соответствовала действительности. Назывались порты то Италии, то Испании, откуда якобы в восточном направлении шли корабли с американским вооружением, предназначенным для Ирана. Рейгана обвиняли чуть ли не в предательстве национальных интересов и раздувании военного пожара на Ближнем Востоке.
Попав в совершенно новую, неблагоприятную ситуацию, Рейган оказался к ней не подготовлен. Сказывались, по всей видимости, различные факторы: уверенность в правильности своей линии; в целом успешная реализация всех основных мероприятий, прежде всего в области оборонной и внешней политики; уверенность после выборов 1984 года в том, что подавляющее большинство американцев поддерживают его курс и его лично; весьма пожилой возраст, при котором все труднее было адекватно реагировать на быстро изменяющуюся ситуацию.
13 ноября Рейган выступил по телевидению и радио[749]. Вся его речь была посвящена тому, чтобы свести на нет всевозможные сообщения, в основном действительно ложные, о поставках американского вооружения Ирану. Президент не отрицал полностью те факты, что его сотрудники поддерживали секретные связи с иранскими деятелями. Он признал, что в течение последних полутора лет представители США «предпринимали секретные дипломатические инициативы по отношению к Ирану». Их целью являлось, говорил Рейган, положить конец кровавой ирано-иракской войне, восстановить мир в регионе, добиться освобождения американских заложников. Вскользь было сказано и о том, что он, президент, утвердил поставку Ирану «небольшого количества оборонительных систем», что это, мол, был сигнал иранским властям, что США готовы перейти от полной враждебности к Тегерану к «новым отношениям».
Слово «новым» было крайне неопределенным, как, впрочем, и вся речь. Какого рода вооружения поставлялись Ирану, сказано не было, но Рейган явно слукавил, заявив, что все, что было послано Тегерану, могло легко вместиться в один грузовой самолет. В речи ни слова не было сказано о финансовой поддержке и поставках оружия никарагуанским «контрас» за счет вырученных средств от сделки с Ираном, лишь мельком было упомянуто, что правительство США стоит на стороне борцов против тирании в Никарагуа.
Выступление завершалось не очень уверенным, но все же, казалось, обнадеживающим призывом к американцам принять «правильное решение», как они делали в прошлом. «Я не могу гарантировать результат. Но, как и раньше, я прошу вашей поддержки, так как верю, что вы разделяете надежды на мир на Среднем Востоке, на освобождение всех заложников и на мир, свободный от терроризма. Конечно, в этом деле существуют риски, но еще больший риск последует, если мы не будем действовать. Надо быть терпеливыми и понятливыми; надо продолжать сопротивление тем, кто совершает террористические акты; надо продолжать сотрудничество с теми, кто стремится избавить мир от этого бедствия».
Фактически из контекста выступления Рейгана следовало, что иранские фанатики-фундаменталисты, стоявшие у власти, относились к тем, кто выступал против терроризма. Президент на этот раз явно говорил не совсем то, что желательно было от него услышать американцам. Он был безусловно растерян и почти не скрывал этого.
В то же время не соответствуют истине утверждения некоторых авторов, в том числе и серьезного исследователя биографии Рейгана Дж. Вейсберга, что президент вообще отрицал отправку оружия Тегерану[750]. Этот факт, как мы только что видели, им признавался даже в речи, обращенной к американцам, хотя и сильно преуменьшался.
Через неделю, 19 ноября, состоялась очередная пресс-конференция, которую президент открыл довольно длинным вступлением, посвященным все той же проблеме — поставкам оружия Ирану[751]. Рейган теперь признавал, что его решение было «глубоко противоречивым», что даже те, кто его поддерживал, считали ошибкой поставлять Ирану вооружение. Хотя Рейган повторял, что был убежден в правильности своего решения, эти слова свидетельствовали о фактическом признании нереальности использования тайных контактов с иранскими лидерами во имя освобождения заложников и тем более для скорейшего завершения войны. Президент сообщил об отмене своего решения о поставке вооружений Ирану.
Последовала масса вопросов, причем журналисты, ободренные явной нерешительностью президента, не стеснялись в выражениях. От Рейгана требовали объяснить, почему он долгое время обманывал Конгресс, его обвиняли в лживом отрицании непосредственной связи между поставками оружия и освобождением заложников, спрашивали, сознает ли он, что доверие к нему резко упало, что он проявлял и проявляет двуличие. Некоторые вопросы, например представителя компании Си-би-эс Уильяма Плента, по существу были обвинительными речами.
Кое-кто из журналистов, явно в угоду президенту, попытался задавать и другие вопросы, в частности об отношениях США и СССР, и Рейган под смех присутствующих заявил, что с удовольствием перешел бы к новой теме. Однако пресса вновь и вновь возвращалась к иранскому сюжету, а Рейган все чаще отказывался отвечать на вопросы, заявляя, что они ставят под угрозу жизнь американских заложников. Таким нехитрым способом он пытался уклониться от ответов. В нескольких случаях над Рейганом просто смеялись. Слышались и обвинения в некомпетентности, в частности когда он заявил, что противотанковые ракеты, которые поставлялись Ирану (он был вынужден крайне неохотно признать этот факт), — всего лишь небольшие устройства, которые запускают «с плеча». Журналисты тут же разъяснили президенту, что речь идет о ракетах класса «земля — земля», запускает которые со специальной установки целое подразделение.
Это была, пожалуй, первая пресс-конференция, на которой Рейган попросту растерялся, оказался не в состоянии противостоять напору возмущенной общественности. Немаловажно отметить, что это было еще до того, как в стране стало широко известно о прямом нарушении законодательства о запрещении использовать государственные средства для оказания помощи никарагуанским «контрас». Как отмечает Дж. Вейсберг, эта пресс-конференция стала для Рейгана просто катастрофической[752]. Впрочем, за ней последовали новые, не менее опасные для президента встречи с журналистами, свидетельствовавшие, что последние годы его пребывания у власти оказались омрачены самим фактом открытости американского общества, невозможностью или крайней затруднительностью скрыть что-либо важное от опытных журналистов, которые, в свою очередь, оказывают большое влияние на основную массу населения.
Слухи множились, сотрудников аппарата Белого дома и министров обвиняли в растрате государственных средств, в коррупции, и Рейган принял решение провести внутреннее расследование. По его заданию министр юстиции Миз распорядился срочно проанализировать юридическую и финансовую стороны оружейной сделки с Ираном. Уже в двадцатых числах ноября 1986 года комиссия Миза установила, что из 30 миллионов долларов, которые заплатили иранцы, оприходовано было только 12 миллионов. Куда подевались остальные 18 миллионов, было непонятно. Можно, однако, предположить, что отсутствие четкой документации привело к тому, что часть этих средств была похищена.
Неизвестно, легче ли стало Рейгану, когда советник по национальной безопасности Пойндекстер представил ему меморандум О. Норта на имя Макфарлейна, что средства, получаемые от сделки с Ираном, должны, по крайней мере частично, предоставляться на нужды никарагуанских «контрас» и что сам Рейган ранее одобрил этот меморандум. В меморандуме вполне четко говорилось, что в том случае, если Конгресс отвергнет план финансовой помощи «войне, которую ведут противники» никарагуанского режима, должны быть найдены другие «доноры», преимущественно за рубежом[753]. Пойндекстер также напомнил, что Норт по поручению Рейгана в конце марта — начале апреля 1985 года вносил в свой меморандум уточнения, которые более определенно указывали на привлечение различных денежных средств в помощь никарагуанским противникам режима, ведшим вооруженную борьбу.
Тем временем стали поступать неопровержимые факты, что некоторая часть средств от сделки с Ираном действительно направлялась на поддержку антиправительственных сил Никарагуа. 25 ноября была созвана очередная пресс-конференция, на которой Рейган это признал[754].
Судя по дневнику президента, он действительно не был посвящен в детали. Но в то же время ему было исключительно выгодно не вникать в подробности явно незаконных операций. Накануне пресс-конференции Рональд записал в дневнике: «Норт не говорил мне об этом. Хуже того, Джон П[ойндекстер] узнал об этом, а мне ничего не сказал. Это может привести к их отставке»[755].
Действительно, уже на следующий день после пресс-конференции от имени президента было объявлено об увольнении подполковника Норта и «добровольной» отставке вице-адмирала Пойндекстера. Становилось ясно, что Рейган не собирается брать под защиту своих близких помощников, что он готов практически предать их, передав в руки правосудия, чтобы сохранить свое реноме и, возможно, избежать импичмента. Рейган явно не собирался следовать по тому пути, который чуть было не привел к импичменту Р. Никсона.
Сознавая, что ему предстоит трудное время, и пытаясь хотя бы как-то облегчить свою участь, О. Норт всю ночь, согласно данным Дж. Вейсберга, вместе со своей секретаршей Фон Холл уничтожал компрометирующие его бумаги, которых в служебном кабинете оказалось немало. Некоторые важные бумаги Холл вынесла из здания, спрятав их под одеждой[756].
В отношении Пойндекстера Рейган был очень осторожен: тот владел обширной секретной информацией, которую президент предпочитал не оглашать. Собрав аппарат Белого дома и ряд министров в полуподвальном ситуационном зале резиденции (здесь еще со времен Второй мировой войны проводились наиболее важные совещания), президент сообщил, что его помощник по национальной безопасности не несет ответственности за происшедшее, так как «не был полностью информирован о сущности деятельности, предпринятой в связи с этой инициативой». Примерно то же было повторено вновь созванным избранным журналистам в зале для пресс-конференций.
Вся достаточно грязная история была изложена вначале в краткой форме Рейганом, а затем более подробно министром юстиции Э. Мизом так, будто именно вашингтонская администрация была инициатором раскрытия незаконных сделок, которые совершались за спиной высшей исполнительной власти. Миз, в частности, «разъяснил» прессе, что согласно расследованию, проводимому назначенными им экспертами, Норт являлся единственным правительственным чиновником, который был полностью в курсе дела передачи государственных средств «контрас», воюющих «против марксистского сандинистского правительства в Никарагуа».
Совершенно очевидно, что сама эта формулировка, приписывавшая сандинистам «марксистский» характер, была избрана администрацией для того, чтобы как можно больше смягчить возможные удары по власти Рейгана. В условиях еще продолжавшейся холодной войны незаконные операции против «марксистского», то есть советского, влияния оказывались в глазах значительной части наблюдателей оправданными и затрудняли преследование тех, кто эти операции совершал. Что же касается Пойндекстера, то Миз несколько уточнил крайне неопределенную формулировку Рейгана, заявив, что первый «что-то знал о происходящем», но не информировал президента.
Сообщения об этой истории под крупными заголовками появились в американских газетах на следующий день, а затем облетели мировую прессу[757].
Практически отказавшись от публичной поддержки своих помощников, Рейган в то же время явно сочувствовал им. Выяснив через спецслужбы, что Норт покинул Вашингтон и на первое время укрылся в неком мотеле в штате Виргиния, Рональд лично позвонил ему, поблагодарил за службу и даже назвал героем. Вполне естественно, что при первой же возможности Норт сообщил об этом прессе[758]. Своим звонком президент, безусловно, стремился блокировать негативные высказывания Норта о нем лично на следствии, которое, как понимал Рейган, почти неизбежно.
Стремясь создать впечатление максимальной объективности, Рейган назначил новую комиссию по расследованию под руководством бывшего сенатора Джона Тауэра. Одновременно министр юстиции Миз по своей инициативе создал еще одну группу по расследованию этого дела, которую возглавил юрист Лоуренс Уолш. Оба руководителя следствия считались людьми объективными, и Рейган очень надеялся, что они вынесут ему своего рода «оправдательный приговор». Судьба бывших подчиненных интересовала его в меньшей степени, однако от того, как повернется их дело, в какой-то мере зависела и его собственная участь.
Комиссия Тауэра была назначена Рейганом 1 декабря 1986 года. Ее руководитель, бывший сенатор-республиканец от штата Техас, был человеком надежным, как и члены комиссии: бывший госсекретарь Эдмунд Маски и бывший советник по национальной безопасности Брент Скоукрофт.
Тауэр во время предвыборной кампании 1980 года не поддерживал Рейгана, а позже выступал против его стратегической оборонной инициативы. Хотя затем он и выполнял некоторые поручения президента, в частности во время переговоров с СССР, но рассматривался как деятель, который не будет покрывать ни самого президента, ни его подчиненных. Основным заданием, которое получил Тауэр, была проверка законности действий членов Совета национальной безопасности по вопросам, связанным с поставками оружия Ирану и снабжения денежными средствами и другой помощью никарагуанских противников сандинистов.
Работала комиссия недолго, но с формальной точки зрения весьма эффективно. Были опрошены около восьмидесяти свидетелей, в том числе и сам президент.
Уже 26 февраля 1987 года комиссия представила свой довольно обширный (около двухсот страниц) доклад. Экземпляр доклада руководитель комиссии вручил президенту. Во вводной части доклада указывалось, что комиссия была образована президентом, чтобы «выявить все факты», касающиеся обеих проблем: продажи оружия Ирану и снабжения им «контрас»[759]. Факты оказались, мягко говоря, весьма скромными. Основной упрек был сделан в адрес директора ЦРУ Кейси и только в том, что он не предупредил президента о рискованности операций и не известил об этом Конгресс, как это полагалось по закону. Президента деликатно упрекнули в ненадлежащем стиле управления и недостаточном внимании к деталям проводимой политики[760].
Иначе говоря, Рейган и тем более его непосредственные подчиненные, как благоразумно отправленные в отставку, так и действующие, вроде бы могли вздохнуть свободнее.
Но, как оказалось, оснований для этого не было.
Хотя комиссия независимого судьи Лоуренса Уолша, которая начала работу 19 декабря 1986 года, и была образована рейгановским министерством юстиции, но оказалось, что этот деятель и привлеченные им сотрудники не собираются щадить подчиненных президента, хотя к самому Рейгану отнеслись сравнительно лояльно. В Национальном архиве Соединенных Штатов сохранилась огромная документация комиссии Уолша, которая работала до 1993 года[761]. Заключительный доклад комиссии был опубликован отдельной книгой[762].
Уолш привлек к расследованию опытных юристов и следователей, образовал три центра следствия (в Вашингтоне, Нью-Йорке и Оклахома-Сити). В связи с тем, что депутаты Конгресса от Республиканской партии, также создавшие комиссию по расследованию, намеревались объявить иммунитет бывшим советникам по национальной безопасности и членам их аппарата, Уолш усилил следовательскую работу. В результате была доказана вина в нарушении законодательства США нескольких десятков политических деятелей и чиновников, причем степень нарушений целым рядом этих лиц была такова, что они подлежали судебному преследованию в уголовном порядке.
По представлению комиссии Уолша 16 марта 1988 года было начато уголовное дело против 23 основных виновников, главными среди которых были министр обороны К. Вайнбергер, бывшие помощники президента по национальной безопасности Р. Макфарлейн и Дж. Пойндекстер, О. Норт, отставной генерал Р. Сикорд, один из посредников в поставках оружия Ирану А. Хаким.
Правда, арестованы были только некоторые второстепенные обвиняемые по этому скандальному делу. Главные обвиняемые использовали американскую судебную систему, дающую право многократных обжалований обвинений — до тех пор, пока наследник Рейгана в Белом доме Джордж Буш не объявил о их помиловании. О. Норт, человек, в наибольшей степени изобличенный в противоправных действиях, избежал наказания, вступив в «сделку со следствием», дал подробные признательные показания, затем выступил в комиссии Конгресса по расследованию с детальным изложением фактов незаконных операций и получил иммунитет со стороны высшего законодательного органа. Макфарлейн пытался покончить жизнь самоубийством, но был выведен из состояния комы.
Активисты Демократической партии, как и всевозможные противники секретных государственных служб злорадно ожидали, что главным обвиняемым станет директор ЦРУ Кейси. Однако за день до того, как Кейси должен был давать показания, он был госпитализирован в связи с сильными головными болями. Медицинское обследование показало, что у него рак головного мозга в последней стадии. Кейси скончался через несколько месяцев.
В средствах массовой информации живейшим образом обсуждалась вина (или невиновность) президента. Однако в разгар расследования Рейган в очередной раз заболел. В январе 1987 года он перенес операцию по удалению предстательной железы. Опухоль оказалась доброкачественной. Однако сказывался возраст, и период выздоровления на этот раз оказался более долгим. Как и ранее, президентских полномочий он Бушу не передавал, однако от контактов с прессой всячески уклонялся и временно прекратил пресс-конференции.
Все же на вопросы комиссий Тауэра и Уолша Рейган был вынужден отвечать. Тауэр и члены его комиссии встречались с президентом дважды. В первый раз Рональд заявил, что утвердил поставки оружия Ирану в 1985 году. Перед второй встречей он проконсультировался со своими помощниками, в частности с руководителем аппарата Белого дома с февраля 1987 года Говардом Бейкером, бывшим республиканским сенатором от штата Теннесси, который имел репутацию «великого примирителя»[763].
По его совету Рейган изменил показания. Когда комиссия явилась к нему повторно, он, отвечая на главный вопрос, прочитал заранее подготовленный текст, в котором говорилось, что он ничего не знал до 1986 года. Вслед за этим Рейган направил комиссии Тауэра письмо (а его копию — комиссии Уолша), в котором вновь изменил показания: «Единственный честный ответ состоит в том, что несмотря на все усилия, я не смог вспомнить, одобрил ли я замену израильских материалов в августе 1985 года»[764].
Можно полагать, что это была просто игра, которой Рейган пользовался в удобных для него случаях неоднократно: все же президенту было уже 76 лет, и обвинить его в сознательной «забывчивости» было уже нелегко. В результате обе комиссии просто оставили президента в покое. Не только не был поставлен вопрос об импичменте, но, как мы уже отмечали, и упреки в его адрес были несущественными.
После доклада комиссии Тауэра, который Рейган счел для себя весьма благоприятным, 4 марта он выступил по телевидению[765]. Речь производила странное впечатление своей противоречивостью и непоследовательностью. Президент пытался убедить сограждан, что, как и раньше, говорит им только правду, но тут же признавал, что это не всегда соответствовало действительности: «Несколько месяцев назад я говорил американскому народу, что не занимался продажей оружия, чтобы освободить заложников. Мое сердце и мои лучшие намерения продолжают говорить мне, что это правда, но факты свидетельствуют, что это не так. Как докладывает комиссия Тауэра, то, что начиналось как стратегическое открытие Ирана, превратилось в своем применении в нечто гнилое, в торговлю оружием за заложников. Это превратилось, вопреки моим намерениям, в политику администрации… Произошло это по многим причинам, но это не освобождает от ответственности. Это была ошибка. Я предпринял инициативу по Ирану, чтобы установить отношения с теми, кто мог стать руководителями в правительстве после Хомейни».
Итак, президент оправдывал свои решения и действия и одновременно признавал их ошибочными. Выступление свидетельствовало о его глубокой растерянности, он впервые почувствовал уязвимость своей власти. Ему, безусловно, было крайне досадно, что это происходит в конце его пребывания на президентском посту, когда он уже чувствовал тяжесть прожитых лет, усталость и задумывался о наследии, которое оставит американцам. Он все еще бодрился, старался вести самый активный образ жизни, вникать во все административные дела. Рональд Рейган прилагал все усилия, чтобы завершить свое вторичное президентство подобно старым голливудским фильмам: счастливым концом — хеппи-эндом.