Рим: история города

Глава первая Ранняя Республика Клоака Максима

Тибр в Риме вовсе не так заметен, как Темза в Лондоне и Сена в Париже. Желтый, извилистый и болотистый, он проходит через районы города, в которые вы можете и не попасть, если у вас не будет на то времени или желания. Даже если вам захочется сесть в автомобиль или вскочить на «веспу», не исключено, что поток городского транспорта не позволит выехать на набережную Лунготевере, и вы не попадете ни на один из мостов, переброшенных через Тибр, будь он старым или современным. Есть, однако, исключение, как всегда подтверждающее правило. Это участок дороги от района Тестаччо, его можно назвать едва ли не скоростной магистралью. Она идет вдоль реки, пока не встречает две более оживленные улицы. Отсюда транспорт следует в разных направлениях и вливается в настоящий водоворот на площади. В это место я и хочу вначале пригласить туриста, приехавшего в Рим.

Здесь, на пьяцца Бокка делла Верита, мы еще не в сердце республиканского Рима, мы топчемся возле его черного входа. Грубая каменная маска с разинутым ртом, привлекающая бесчисленных туристов к портику находящейся неподалеку церкви Санта-Мария-ин-Космедин, указывает на причину нашего визита. Говорят, римляне верят, что лгуну, по глупости засунувшему руку в разверстый рот, каменное божество непременно откусит пальцы. Правда, о которой вещают «уста истины», куда более проста: гротескная маска является орнаментальным камнем и сообщает лишь, что древний город был построен на большом водостоке.

Клоака Максима (буквально «огромный водосток») — невероятно древнее сооружение, и оно по-прежнему работает. Свою жизнь оно начало как естественный водный поток, протекавший по болотистой почве возле реки, и здесь, у естественного брода, как утверждает легенда, были найдены два брата-близнеца, Ромул и Рем. Позднее это место стало частью дренажной системы, обслуживающей долины между холмами — Эсквилином, Виминалом и Квириналом, а также соседний римский Форум. Поток сковали каналом, и эта заслуга, согласно античным источникам, приписывается двум из семи полумифических римских царей — Тарквинию Старшему и Сервию Туллию (616–535 гг. до н. э.). В начале II столетия до новой эры клоаку укрыли сводами, и она исчезла с глаз. Болото, известное как велабр, сохранилось в названиях соседней улицы и церкви (виа дель Велабро, Сан-Джорджо-ин-Велабро); как и изгиб Тибра, находящийся чуть выше по течению, оно связано с легендой о близнецах, которых вскормила волчица, и именно с этого места и начал расти Рим.

В восьмой книге «Энеиды» Вергилий воображает древнюю деревушку. Следуя за изгибом Тибра, она карабкается по склонам Капитолийского и Палатинского холмов. На Палатине наверняка имелись захоронения эпохи палеолита. Обрывочные сведения о греческой колонизации разбудили у Вергилия политически мотивированную фантазию. Он придумал поселение Паллантий, которым якобы управлял греческий царь Эвандр. Это верный способ показать, что место, на котором возник Рим, впитало в себя греческую культуру. Впрочем, рассказ Вергилия об Эванд-ре основан на местном факте. Помните, Эвандр совершает жертвоприношение Геркулесу, когда Эней сходит на берег? На пьяцце Бокка делла Верита находится самый старый из храмов Республики, воздвигнутый за 200 лет до новой эры. У здания коническая крыша и круглый мраморный алтарь, долгое время оно считалось храмом Весты, а на самом деле храм посвящен Геркулесу. Археологические раскопки доказали, что некогда здесь стояла статуя этого могучего бога.

В этом месте от Клоаки Максима отходит боковой канал, он накрыт большой плитой травертина. На римском Форуме, всего в четверти мили отсюда, стояло изящное здание — храм Венеры. Его воздвигли на Священной дороге. Богиня любви положила начало богатству Рима, и в ее честь храм назвали по одному из прозвищ Венеры — храм Клоацины. На этом месте клоака поворачивает в долину Форума.

Кажется, будто воплощая градоправительский бред, общественная польза сталкивается здесь с плотскими удовольствиями, превращая «храм любви» в сантехническую контору. Император Август делал все для роста населения: раздавал титулы и материально поощрял мужчин, произведших на свет пятерых детей. Невольно напрашивается аналогия с Муссолини, который награждал медалями матерей, родивших по десять и более детей. Римская религия, в ее официальной форме, была скорее выражением гражданской добродетели, а не таинством, сулящим загробную награду. Впрочем, не обошлось и без экзотики. Современные представления о деятельности весталок будоражат воображение, хотя на деле повседневными обязанностями девушек было поддержание огня и обеспечение водой. Воду они приносили из источника за стенами храма. Делая это, они увековечили миф об Эгерии, одной из камеи, или древнеиталийских богинь, обитавших в источниках и родниках. Эгерия стала тайной супругой одного из римских царей, Нумы Помпилия. Важность вопросов осушения и водоснабжения отразилась даже в мифологической форме.

Несмотря на наличие Тибра, вода в Риме — гость, вроде туриста или пилигрима. Верно то, что в окрестностях есть несколько естественных источников. В античные времена их охраняли камены. Один источник впервые обнаружили при археологических раскопках под церковью Святого Климента. Но для большого города природной воды никогда не было достаточно. Первый водовод в 312 году до новой эры построил цензор Аппий Клавдий Цек. Он был членом семьи, позднее породнившейся с семейством Юлиев, которое подарило Риму первого императора. Республиканский институт цензуры ограничивал произвол консулов и курировал крупные общественные работы по благоустройству города. Аппий расширил свои полномочия, и его именем был назван не только акведук, но и первая мощеная дорога, идущая на юг страны. Затем, вплоть до 226 года, построили еще десять акведуков, вода из которых поступала главным образом с Альбанских холмов на юге или с отрогов Апеннин вокруг Тиволи на востоке. Два водовода подавали воду с севера, от озера Браччано. Вода распределялась по фонтанам или шла напрямую по трубам в большие дома и банные комплексы. Хотя акведуки, поднятые на арки, — впечатляющее свидетельство римских общественных работ (взгляните на акведук возле Порта Маджоре или те, что пересекают campagna[7]), но большинство водоводов находится под землей, а потому их никто не видит.

Остготы под предводительством Витига отрезали акведуки и одним ударом унизили город, бывший столицей мира — caput mundi. Впоследствии средневековые жители Рима поселились на Марсовом поле (Campus Маrtius) в излучине реки. Оттуда они и брали воду, и только в середине XV столетия начался процесс реставрации. Эта задача легла на папу как на временного преемника императора и духовного монарха. Павел V Боргезе (1605–1621) отметил свой понтификат таким количеством фонтанов, что ему дали прозвище «Фонтифик Максиме». Папа же Николай V (1447–1455) в 1453 году нанял инженера-художника Леона Батисту Альберти и поручил ему отреставрировать античный акведук Аква Вирго («Вода девы»). Такое название акведук получил благодаря нежной чистоте своей воды, а может, легенде, имеющей отношение к обнаружению источника. Так началось обеспечение города водой. Сикст V (1585–1590) восстановил Аква Феличе в 1586 году; Павел V (Фонтифик) — Аква Паола в 1611-м. Пий IX (1846–1878), не пожелавший исчезнуть из памяти народа, отреставрировал один из античных каналов и назвал его собственным именем — Пиа Антика Марсиа. Он присутствовал на завершении работ и видел, как вода хлынула в фонтаны. Тем самым он исполнил перед обществом последний долг временного правителя города и Папской области. Десять дней спустя войска итальянского королевства ворвались в город через Порта-Пиа, и Рим пал жертвой антиклерикализма.

Работы по восстановлению водопровода продолжались и в XX веке при монархии и республике: Вирго Нуова — в 1937 году и Пешиера — в 1949-м. С двумя маленькими добавлениями количество акведуков, обслуживающих современный город, достигло восьми. Столько же было их во время правления императора Клавдия в середине I века н. э.

Разговор об акведуках неизбежно заставляет обратить внимание на одну из самых поразительных особенностей римской уличной малой архитектуры — фонтаны. Выбрав римские фонтаны, наряду с пиниями и праздниками, в качестве определяющей черты городского облика, Отторино Респиги, самый выдающийся композитор XX века, описал их в своей музыке, и такое предпочтение не кажется неуместным. Если античные римские правители стремились оставить след в истории города, возводя безупречные в инженерном отношении акведуки, то их преемники прославились благодаря экстравагантности внешнего вида этих сооружений. У каждого из акведуков есть mostra[8] — фонтан, ибо польза в Италии всегда идет рядом с красотой.

Фонтан Треви, например, — мостра акведука Вирго, а фонтан Паулина — мостра акведука Паола, он стоит на полпути к Яникулу. Барочная практика следовала за античными гидравлическими системами. Два самых известных античных фонтана были сами по себе мостры: Мета Суданте, стоящий между Колизеем и аркой Константина, и фонтан Юлия, остатки которого можно увидеть около железнодорожного вокзала Термини на площади Виктора Эммануила. Цоколь античной скульптуры, известный как «трофеи Мария», перенесен в XVI веке к балюстраде площади Капитолия. Фонтан Юлия являлся распределительным резервуаром для акведука Клавдия. Он был построен при Александре Севере и, без сомнения, обслуживал рынок, как и тот, что до сих пор находится на соседней площади.

Многое известно о том, как были воздвигнуты фонтаны, акведуки и канализационные трубы античного города, поскольку об этом написано в трактате Секста Юлия Фронтина, знаменитого инженера-гидротехника, работавшего при императорах Нерве и Траяне (конец I — начало II века новой эры). Его трактат «De aquis urbis Romae» («Об акведуках города Рима») был обнаружен примерно в то время, когда папы, правившие городом, заинтересовались подачей воды из акведуков и начали строить фонтаны. Департамент, который возглавлял Фронтин — station aquarium, — был основан Марком Агриппой почти за сто лет до Фронтина. Агриппа и сам построил новый акведук — Аква Вирго, в 33 году до новой эры. Согласно легенде, источник указала инженерам загадочная немая девушка (снова простое тесто городских работ замешано на любовной истории). Эта история в XVIII веке получила отражение в барельефе Николы Сальви у фонтана Треви.

Если Республика заботилась о водостоке и канализации, акведуках и фонтанах, а древний магистрат руководил строительством, то императоры позднее подарили Риму другие специфические «удобства». Современные римляне с гордостью носят имена своих великих правителей — Цезаря, Максима, Клавдия, Тита и даже Тиберия, но ни один человек не окрестил ребенка в честь императора Веспасиана, просто потому, что тот дал свое имя писсуарам. В давнюю поездку в Рим, вместе с друзьями-студентами, мы наказали особо неприветливого официанта в нашей любимой траттории, называя его про себя Веспасианом. Он по-прежнему там работает, впрочем, с возрастом его нрав смягчился.

Если в Риме вам понадобится облегчиться, бары, возможно, ваш лучший выбор, хотя есть и несколько «независимых» общественных туалетов на станциях метро, возле парков и римского Форума. Туалеты вы найдете и в больших магазинах («Станда», «Упим», «Риношенто»), при этом владельцы магазинов и хозяева ресторанов отнесутся к вам с пониманием. Лучше спросите il bagno (произносится «иль баньо»), поскольку много лет назад я, сам того не желая, поставил в неудобное положение друга-священника: он хотел узнать имя самого знаменитого в Риме портного, шьющего церковное облачение. Его фамилия была Гаммарелли, а я по ошибке произнес «габинетти» («туалет»). Сейчас итальянский язык я знаю получше, но мне бы не хотелось, чтобы читатель, отчаянно ищущий городской клозет, оказался бы в помещении, заполненном сутанами и биреттами.

Подача воды в Рим всегда была непростой задачей, если судить по инструкциям, оставленным Фронтином. Позднее пришлось бороться с известняковыми отложениями, угрожавшими забить водопровод. Другая проблема Древнего Рима — бесчисленные протечки, что и неудивительно: акведуки тянулись на большие расстояния (длина Аква Вирго — более двенадцати миль). Другая напасть: отдельные жители незаконно подсоединялись к водопроводу и брали воду для домашних или деловых нужд. Сейчас водпроводом ведает Муниципальная комиссия по водоснабжению Рима (АЧЕА), но многие проблемы остались прежними.

В конце Второй мировой войны водопровод был поврежден, что, естественно, усугубило дефицит воды в городе.

Римская мифология о городской воде не ограничивается живописными рассказами, волнующими воображение. Жителей больше интересуют практические советы, и доверяют они не всем источникам. Много рассказов ходит о том, как старики с трудом тащили ведра с водой из ближайшего акведука Аква Феличе, потому что в этой воде лучше всего варить овощи, а из домашнего крана течет жидкость, годная разве что для рыбного садка. Доказать, что вода из Аква Паола вряд ли годится для питья, легко, ведь акведук выходит из солоноватого озера Браччано. На протяжении многих лет вода из Аква Паола поступала в дома только для мытья посуды (а некоторые чистюли брезговали ею пользоваться даже в этих целях). В римском водном хозяйстве все настолько сложно, что многие фонтаны питаются одновременно двумя источниками: один служит для декоративных целей, а другой поставляет питьевую воду.

Среди известных декоративных фонтанов можно назвать фонтан дель Аква Феличе и фонтан Наяд. Первый находится на площади Сан-Бернардо, а второй — возле площади Республики. Ни тот, ни другой не отличаются художественной ценностью. Неуклюжий Моисей фонтана Феличе поставлен в 1589 году, имя скульптора достоверно неизвестно. Зато фонтан Наяд (1870 г., скульптор Марио Рутелли) выглядит привлекательно, особенно ночью. Папа Пий IX (или Пио Ноно), который отреставрировал акведук, питающий этот фонтан, не одобрил бы ни название площади, посвященное республиканским идеалам, ни убогие кинотеатры вокруг.

Но самым впечатляющим следует признать фонтан Треви. Он невероятно популярен у туристов. Традиция бросать монету в его струи гарантирует возвращение в город, и на это клюют даже закоренелые скептики. После недавней реставрации фонтан обрел изначальное великолепие в полном соответствии с замыслом своего создателя. Когда Николай V отреставрировал акведук, фонтан водостока представлял собой всего лишь изящную простую чашу работы Альберти, однако впоследствии ее убрали. Урбан VIII (1623–1644) профинансировал строительство нового фонтана, подняв налоги на вино. Проекты возведения нового фонтана выдвигали известные художники, в том числе и Бернини, но только в 1732 году Климент XII (1730–1740) устроил конкурс, и первое место завоевал Сальви. Как пример китча, фонтан вряд ли найдет себе в Риме много соперников. Памятник Виктору Эммануилу, возможно, — единственное заметное исключение. Ну и опять же на память приходит одна из самых знаменитых эротических сцен кинематографа — в фильме «Сладкая жизнь» в этом фонтане плещутся Марчелло Мастрояни и Анита Экберг. Аква Вирго питает и другие известные фонтаны, включая те, что находятся на площадях Испании, Навона и Фарнезе. Подземная система этих фонтанов дала название одной из самых модных римских торговых улиц — виа Кондотти. Игриво настроенные английские экспатрианты переименовали ее в Кондуит-стрит.

В Риме столько уличных фонтанов, в которых можно утолить жажду, что не перестаешь удивляться этому городскому чуду. Подставишь палец под падающую вниз струю, и бьющий из верхнего сопла поток примет удобное для питья положение. Этот трюк столь элегантно прост, что ускользает от внимания многих туристов. Только местные мальчишки могут лихо проделать этот фокус, а у приезжих ничего не получается. Даже у самых больших фонтанов имеются каскады или чаши для питьевой воды. Воду в бутылках в Риме покупают лишь самые недоверчивые. Если в городе кто-либо страдает расстройством желудка, местные эксперты скорее отнесут это на счет муки, из которой готовят пасту, чем припишут качеству питьевой воды.

Желудочно-кишечные заболевания, бедствие средневекового города, возможно, происходили из-за близости водоснабжения к канализации и свалке бытовых отходов. Река использовалась для обеих целей, и расположение на Тибрском острове заведения, которое можно назвать старейшей больницей мира, было либо счастливым совпадением, либо горькой иронией. Больницу открыли в республиканские времена, и она разместилась на территории, на которой возвели храм Эскулапа (Асклепия), греческого бога врачевания. Ливий сообщает, что священная змея бога прибыла сюда из его святилища в Эпидавре.

Сегодня на острове находится база речной полиции и взлетно-посадочная вертолетная площадка службы неотложной медицинской помощи. Одной из самых известных жертв, выловленной в реке возле канализационной трубы, как раз очень бы пригодились и стражи порядка, и неотложная медицинская помощь, — жаль, что они опоздали на несколько столетий. Хуан Борджа, герцог Гандийский, старший сын папы Александра VI (1492–1503), погиб при загадочных обстоятельствах ночью в начале лета 1497 года. Папский церемониймейстер Иоганн Буркхард подробно рассказывает в своем дневнике о нахождении тела и допросе свидетелей:

Из тех, кого допрашивали, был человек по имени Джорджо Скьяви, торговец лесом. Он приглядывал за деревом, сложенным на речном берегу, чтобы его не украли. Скьяви плавал по реке на лодке — взад и вперед. Когда его спросили, не видел ли он, чтобы в ночь на среду в реку что-то сбросили, он ответил, что видел, как в полночь двое мужчин вышли из переулка слева от больницы Сан-Джироламо дельи Скьявони… И тут появился всадник на белой лошади, за его спиной было перекинуто тело мертвого человека: голова и руки трупа свисали с одной стороны, ноги — с другой… Те двое подошли к концу трубы и там остановились. Всадник развернул лошадь хвостом к реке. Затем слуги, взявши труп за руки и за ноги, стащили тело с лошади. Потом подняли его за руки и со всей силы столкнули в реку. Всадник спросил, утонуло ли тело, и они ответили: «Да, синьор». Всадник посмотрел на реку и увидел, что на поверхности воды что-то плавает. Он спросил, что это за темный предмет, и слуги ответили: «Синьор, это его плащ». Тогда он стал бросать камни, и плащ ушел под воду… Когда слуги папы спросили [Скьяви], почему он не рассказал об этом происшествии властям, он ответил, что ему довелось увидеть чуть ли не сотню трупов, которых сбрасывали по ночам на том самом месте, и шума из-за этого никто не поднимал.

В течение пяти дней папа Родриго Борджа не ел и не пил, и выйти из комнаты его уговорили лишь особо приближенные кардиналы. Это рассказ из разряда суровой политической реальности (всадник на белом коне, возможно, был братом Хуана, кардиналом Чезаре Борджа, который ради власти готов был убить кого угодно). Эта история вполне укладывается в общепринятое представление об одиозном семействе. Но времена проходят, а нравы политической реальности не меняются. Вспомним хотя бы обнаружение тела Альдо Моро в багажнике автомобиля, брошенного рядом со штаб-квартирой коммунистической партии, и Роберто Кальви, повешенного под мостом Блэкфрайарс в центре Лондона в 1982 году. Жуткая параллель: говорят, история с Моро подорвала душевное здоровье его стареющего друга, папы Павла VI (1963–1978). Поэтому мы еще вернемся к роду Борджа, дадим ему шанс изменить репутацию.

Между островом с его древними и современными сооружениями и устьем Клоаки Максима можно увидеть благородные руины. Это так называемый Понте Ротто, или «разрушенный мост», хотя настоящее его название — мост Эмильяно. Он знаменит тем, что был первым в Риме каменным мостом через Тибр. Устои датируются 179 годом до новой эры, а соединяющие их арки построены в 142 году до новой эры. Понте Ротто дожил до Средневековья, однако из-за постоянных ремонтных работ разрушился к 1598 году. Другие античные мосты, отреставрированные в разной степени, еще держатся. Пролет у них короче, они соединяют остров с левым и правым берегами. Левобережный мост Понте Фабрицио датируется 62 годом до новой эры, а, судя по надписи на хорошо сохранившихся арках, построил его некий Луций Фабриций. Очень приятно почувствовать под ногами настоящее римское мощение, однако поберегитесь мотороллеров: хотя мост пешеходный, «веспы» все же умудряются по нему проехать. Иногда его называют «мостом четырех голов», потому что на парапете вырезаны изображения четырехголового Януса. Мост Честно, соединяющий остров с Трастевере, возможно, построен Луцием Цестием в 46 году до новой эры. Реставрировали его по меньшей мере дважды и фактически перестроили в 1892 году, при этом сохранились три античные арки.

Тело Хуана Борджа так далеко не заплывало (труба, возле которой его столкнули, находится недалеко от моста Святого Ангела, а канализация в прямом и переносном смысле стекает из Ватикана), зато под эти арки пригоняло много других трупов. Республиканский обычай казнить предателей, сбрасывая их с Тарпейского утеса Капитолийского холма, завершался тем, что трупы крючьями скидывали в Тибр. Больше всего таких смертей было во время гражданских войн, длившихся до распада Республики. Этот образ и противопоставлял Вергилий идеализированному миру своего патрона Августа, когда его Сивилла Кумекая предрекла кровавые реки. Этот же образ использовал Инек Пауэлл[9], лидер британского правого крыла шестидесятых годов XX века, предсказывая гражданскую войну, вызванную массовой иммиграцией. Жестокость римлян часто проявлялась в ритуале казни. Для того чтобы человек умер в результате удушения в Мамертинской тюрьме[10] у подножия Капитолия, нужно было быть побежденным полководцем вражеской армии. И даже тогда человек подвергался ритуальному унижению: во время триумфальной процессии победителя его выставляли как главного пленника.

С самого начала политика в Риме была грязным делом, как бы высоко ни ставили ее Катон, позднее Цицерон и облагородивший ее творцов французский художник Жак Луи Давид. Об извращении моральных ценностей свидетельствует одобрительное отношение к мифу об изнасиловании всего женского населения области — вспомните Ромула и Рема, похищающих сабинянок. Как образованные, тонко чувствующие римляне терпели гладиаторские бои, остается загадкой даже для современных ученых. Цицерон находил эти зрелища вульгарными и скорее скучными, нежели ужасными, но стоит вспомнить, что его прозвище — Туллий — на латыни означает канализационную трубу.

Послевоенная политика Италии напоминала иногда ту самую канализацию. Но переворот, последовавший за дискредитацией христианско-демократических и социалистических лидеров, и появление в 1990-х годах новых политических сил прочистили затор в пресловутой трубе. Политические традиции объединенного итальянского государства трудно оценить. Они сравнительно новы — сформировались в 1870 году, с падением папского Рима, а затем — в 1946 году после основания республики. Главная концепция, присущая каждому строю (за исключением фашистского периода), — трансформизм, постоянные перемены.

Трансформизм мог бы стать политическим выходом для государства, обладающего разнообразием авторитетных политических партий. Чтобы с небольшим преимуществом удерживать на плаву правительство и официальную коалицию, необходимо постоянно превращать оппозицию в союзников. Циник может счесть это за доказательство максимы, будто мудрость политики заключается в знании, кто сколько стоит. Фашисты — исключение: они знали только собственную цену. Политики, выросшие из движения Сопротивления Второй мировой войны, видоизменили трансформизм, автором которого был Агостино Депретис (премьер-министр в 1876–1887 гг.). В Италии сменилось самое большое количество правительств при наименьшем числе политиков. В 1960-х годах это были христианские демократы с социалистами, а затем, десятью годами позже, произошел еще более странный союз — с коммунистами. Наивно было бы полагать, что такая система не склонна к злоупотреблениям. Итальянцев, в особенности римлян, в наивности не заподозришь. Надо платить справедливую цену, а она взлетела слишком высоко.

По современному мосту Понте Палатин движется транспортный поток с пьяццы Бокка делла Верита в направлении Трастевере. Перегнитесь через балюстраду: вы сможете разглядеть (при условии, что уровень воды в реке понижен) выходное отверстие Клоаки Максима, огромного республиканского водостока. Будьте осторожны, не выскакивайте стремительно на дорогу, взволновавшись оттого, что увидели античное инженерное чудо: одностороннее движение на мосту, по прихоти судьбы, левостороннее. Интерес к водостоку заставит заметить, что автомобилисты в Риме порой перенимают англосаксонские порядки.