Руны на теле

Глава 14

Эту главу хочу начать с извинений, что описание жизни некоторых героев отстаёт от Артёма. Сам понимаю, что это нужно скорее исправлять, и прикладываю к тому усилия.

Начну с Мари. Мы с ней расстались на вокзале в самом конце весны, когда безутешная она провожала Дитриха на войну, и некоторые сведения о ней нам известны лишь из её писем.

Фрау Шепард действительно любила Дитриха, очень за него переживала и даже иногда плакала. Однако слишком долго горевать ей не позволили обстоятельства, её пришли вербовать.

В Службе охраны важных объектов на место херра Кауфмана назначили более молодого и энергичного херра Везера, и он стал входить в суть дел. Среди прочего херр узнал, что Мари русская шпионка под наблюдением, но её русский куратор явно ушёл на нелегальное положение и нигде не отсвечивает, сволочь.

Назначение для херра Везера стало повышением, Мари херру показалась очень симпатичной, и ему давно осточертела законная, но толстая и страшная жена. Он приказал наблюдение снять и пошёл вербовать Мари от имени русской разведки, типа старый куратор заболел, а его прислали вместо него.

Херр Везер врал не-магу Мари, сколько душе угодно, и быстро затащил её в койку. Они трахались, а потом вместе с выражением читали длинные и трогательные письма Дитриха. Их это очень заводило, и они трахались снова. А ответные письма Мари Дитриху херр Везер только просматривал и отправлял на фронт.

Херра Везера звали Пауль, и Мари его называла в кровати «Pasha». Германию она любила, но то, что она считала Пауля русским шпионом, сильно обостряло её ощущения.

Херр Везер тем более любил Германию и по-русски не знал ни слова, а то, что Мари называла его «Pasha» и страстно стонала от близости с воображаемым русским шпионом, тоже будоражило его фантазии и сильно возбуждало.

Оба они были извращенцы и оба любили Германию…

Не! Я вовсе не утверждаю, что любовь к Германии извращение! Это нормально! Просто извращенцы тоже вполне могут её любить. Например, Гитлер — классический извращенец и прям обожал Германию. Кто-нибудь возразит, что Гитлер не был извращенцем или не любил Германию?

Но, так или иначе, Германия просто за любовь денег не платила, и Пауль Везер вынуждено внедрил Мари в коммерческий ресторан официанткой. Хорошим знакомым в администрации он сказал, что девушка с ним на связи.

В ресторане стучали все поголовно, не считали это чем-то особенным и не делали из такой ерунды секрета. Девчата официантки сразу спросили Мари, на кого она работает — на разведку или на политическую полицию. Она считала себя русской шпионкой и смущённо сказала, что ни на кого. Новые подруги официантки весело засмеялись, а белокурая Лола спросила:

— Точно не на политическую полицию? — Мари помотала лицом, и Лола решила. — Тогда будем считать, что на разведку. Можно нам думать, что на разведку? — Мари пожала плечиками, а Лола пояснила. — Это нужно для доносов.

Девочки подошли к работе творчески, писали по очереди, а остальные списывали. Только приходилось строго следить, чтоб в одном учреждении опять не обнаружили слово в слово совпадающие бумаги.

Вот писала Мари на сослуживцев и посетителей донесения, а херр Везер аккуратно подшивал их в папочку. Девушка из маленького немецкого городка всё равно толком не разбиралась в документации и подписывала ведомость «где галочка».

Она тратила шпионскую получку на текущие расходы, в основном на вино и сигареты у себя в ресторане, а жалование официантки и пенсию мужа-фронтовика откладывала.

Мари, таким образом, устроилась более-менее сносно, посмотрим же, как поживают Ганс и Шарлотта. Ганс уже проломил подсвечником череп херру Клюгге, выгреб деньги из сейфа и пустыми глазами смотрел, как при нём его жена трахается с финансистом херром Майером.

Этот херр таким образом привыкал к Гансу. Однако осваиваться он начал как-то неправильно и вскоре привёл друга. Худой и высокий херр Краузе заодно являлся куратором херра Майера от политической полиции, тот ему обо всём рассказал, и они трахали Шарлотту вдвоём. Само собой при Гансе.

Как бы то ни было, херр Майер привыкал к присутствию Ганса. Привыкал лично, потом ещё привыкал с приятелем, и дело могло дойти до ещё одного знакомого, но, наконец-то, он совсем привык.

Однажды при Гансе на секретной квартире херр Майер открыл секретный сейф. Ганс вовсе не стал бить его по голове тяжёлыми предметами, тем более ничего подходящего всё равно под руку не попалось.

Шарлотта после прошлого раза его расспросила, как всё прошло, и сделала выводы. Ганс из чехла под пиджаком вынул охотничий нож и ударил им несколько раз херра Майера в спину.

А когда тот упал, тем же ножом отделил ему голову от туловища. Как долго Ганс ждал этой возможности! Он готов был оторвать херру голову и без программы зомби.

Шарлотта спрятала деньги, а на Ганса снова не подумали, все сразу решили, что это были какие-то маньяки. Херр Краузе стал трахать Шарлотту при Гансе сам, к групповухе относился равнодушно, приятелей не звал и устроил Ганса к себе на службу помощником.

Тут Шарлотта и призадумалась. Херр Краузе, чтоб её трахать, старался оторвать часок от служебного времени или закончить службу пораньше, работать к себе домой Ганса не брал. Он оказался хорошим семьянином и рассказывал Шарлотте о жене и детках.

То есть, как его ограбить, подходов не просматривалось. Да и грабить херра из политической полиции — идея рискованная, эти всё проверят и перепроверят очень основательно и разоблачат Шарлотту с Гансом.

С другой стороны херр Краузе к Гансу быстро привык, тот легко сделал слепок с ключей от служебного сейфа, херр постоянно его при Гансе открывал, набирая хитрый код: «1, 2, 3, 4». Иногда даже совсем забывал закрыть сейф, Ганс закрывал его лично.

Сослуживцы херра тоже не заморачивались — на столах оставляли секретные бумаги, свободно вели при Гансе деловые разговоры. Ганса можно снабдить диктофонами и маленьким фотоаппаратом и продать эти сведения русской разведке.

Шарлотта и Ганс ведь только рассчитались за пятикомнатный домик в пригороде, взяли в Берлине приличную квартиру и зажили, наконец, по-людски!

Шарлотта была членом партии и активисткой, боролась за права молодёжи, и её пускали в коммерческие рестораны. Но как в них ходить, когда у Ганса всего лишь жалование рядового служащего и маленькая пенсия жертвы магических экспериментов! Херр Краузе ей больше ничего не даёт, а она активистка на общественных началах, и с такими ценами никаких денег не хватает!

Вот в ресторане она и предавалась мрачным раздумьям. Дорого, но где ещё нормально поесть? За столик села Шарлотта в одиночестве и видом своим ясно давала понять, что в компании не нуждается. В Германии дамы сами за себя платят, а для бесплатной любви у неё есть херр Краузе и Ганс на всякий случай.

Думала она о Мари. Та могла снабдить Ганса шпионским оборудованием и заплатить за сведения, только где её искать? После взрыва газа дома у херра Кауфмана, Мари и Дитрих куда-то пропали…

Шарлотта подняла взгляд на подошедшую официантку и очень обрадовалась. Перед ней стояла Мари. Вообще Берлин большой город, и встретить конкретную официантку в мирное время трудно. Но во время войны приличных ресторанов даже там немного. Хотя это скорей всего судьба.

Шарлотта как раз выкрасила волосы в белый цвет и сразу сказала:

— Я знаю, что ты русская шпионка!

— Вы член партии? — ровным тоном спросила Мари.

— Да! — заявила Шарлотта, показав удостоверение.

— Что будете заказывать? — перешла Мари к следующему пункту.

— Комплексный обед без спиртного, — ответила Шарлотта.

— Хорошо, фройлен, — сказала Мари и развернулась уходить.

— Эй! — окликнула её Шарлотта. — Я сказала, что ты русская шпионка!

— После расчета, фройлен, — обернулась через плечо Мари.

Она спокойно прошла на кухню, вернулась с подносом и, расставив тарелки перед Шарлоттой, занялась другими посетителями. Девушка обладала невероятной психологической устойчивостью, а всяких уродов ещё и жалела.

Только блондинка могла ей такое сказать! Да, Мари была русской шпионкой и навешивала на Ганса диктофоны, но ведь делала она это очень осторожно, никто не мог Шарлотте этого сказать, кроме молчаливого Ганса.

Выходит, Ганс иногда не такой молчаливый, каким кажется? И эта блондинка спокойно об этом заявляет! Вот дура-то, прости, господи. Более того, она сказала это в ресторане официантке, а не пошла с донесением в политическую полицию. Как минимум, недоносительство. Совсем дура, господи, прости.

Однако Мари прекрасно помнила, что Шарлота от природы русая, просто покрасилась, потому подошла к Шарлотте, когда та закончила обед, села за её стол, получила с неё деньги и сурово проговорила:

— Да, я русская шпионка. Ты всё знаешь, и я налила тебе в суп яду.

Шарлотта в ужасе поднесла ладонь ко рту.

— Это медленный яд, — продолжила Мари. — Я дам тебе противоядие, если ты мне расскажешь, от кого про меня узнала, и тоже станешь русской шпионкой.

— Я согласна! — прошептала Шарлотта и принялась всё рассказывать.

Магом она тоже не являлась и не могла этого знать о Мари, однако, уповая на лучшее, не стала рассказывать всего. Просто сказала, что нашла у Ганса «кнопку» и теперь он во всём её слушается. Считают все Ганса по-прежнему идиотом и совсем его не стесняются, а он сейчас служит в политической полиции.

— Очень интересно, — строго сказала Мари. — Мне обо всём нужно доложить. Завтра ты придёшь сюда, и я сообщу тебе ответ.

— А противоядие? — заискивающе улыбаясь, пропищала Шарлотта.

— Это медленный яд, — серьёзно заявила Мари. — Противоядие я налью в твой завтрашний обед, — и мстительно добавила. — В суп с клецками и в перловку с рыбой!

— Может, без клёцок? — робко уточнила Шарлотта.

— Это тебе за то, что пыталась мне угрожать! — грозно сказала Мари и немного смягчилась. — Если дальше будешь хорошей девочкой, суп будет без клёцок, и даже подумаем о перловке. А теперь иди.

Шарлотта ушла в смятении, а повеселевшая Мари вернулась к обязанностям официантки. Никакого яду у неё не было, но здорово будет посмотреть, как Шарлотта съест завтрашний обед. Мари не сомневалась, что Шарлотта снова придёт.

После смены она уже голая обо всём рассказала херру Везеру, и её «Pasha» очень обрадовался и возбудился. В его подчинении была всего одна русская шпионка, а стало целых две — теперь он будет вдвое счастливее.

А если убрать лирику, нужно учесть, что контору херра Краузе звали политической полицией лишь для простоты. Не могла в цивилизованной, демократической Германии случиться какая-то «гестапо».

Кстати, это словцо народное, его придумал некий клерк, и оно широко в нашей реальности распространилось, особенно у нацистов. В магической же реальности нацистов у власти не было, и никакой тайной полиции у Германии быть не могло.

На основе европейских институтов создали европейский комитет по контролю за правовыми особенностями применения свободы слова и ограничениям доступа к информации, а херр Везер служил в его германском отделении. Немцы просто в быту вот так сокращали мудрёное название.

И надо ж случится такому совпадению, политическая полиция и разведка, которой тоже как бы не было, друг дружку постоянно подозревали, следили и боролись за влияние. Так что херр Везер обещал даже повышение зарплаты Мари и выплаты Шарлотте, но по результатам.

На обед Шарлотта съела суп с клёцками и перловку с жареной рыбой, которые за такие деньги никто не брал, но их всё равно отчего-то готовили. Мари ей сказала, что её предложение условно принято, вечером Шарлотте на дом доставят шпионскую аппаратуру и покажут, как размещать её на Гансе. Нужен её адрес.

В приличную квартиру доставлять и показывать вместе с Мари поехал и херр Везер. После короткого знакомства все эти немцы с Гансом за компанию оказались без одежды в одной кровати. Ну, погоды стояли жаркие, а работа оказалась трудной.

Утром Мари сама закрепила на Гансе диктофон, снабдила кассетами и маленьким фотоаппаратом для съёмки документов и отправила того на службу. А сама вернулась к Шарлотте и херру Везеру в кровать строить планы.

Планы херра Везера, Шарлотты и Мари в целом воплощались, а служба Ганса приносила свои плоды — разведке стало известно о некоторых делишках политической полиции. Однако у политической полиции тоже были свои способы получать сведения, там узнали об утечке данных и усиленно искали «крота».

О Гансе в некотором смысле думал и боярин Андрей Пермяков. Он у Кати уточнил всех её клиентов, и двое посторонних напрочь выбивались из системы. Само собой добрые немцы усиленно Катю косплеили и резали своим врагам головы, но херр Клюгге из разведки и финансист херр Майер были магами.

Боярин, наверное, лучше всех знал, как непросто установить за магом наблюдение, выбрать момент нападения, и сама реализация — тоже не баран чихнул. Нерядовые маги дружно озаботились безопасностью.

Надя и Клава воины-рыси сами уже не укладываются по времени, приходится давать им усиление. Катя сильный маг, убивает противника в поединке, но врага стало не застать в одиночестве. Подключается сам Андрей, и своих подчинённых магов привлекает.

С другой стороны власть предержащие маги больше уделяют внимания общественной безопасности и всячески осложняют преступному элементу и без того непростую жизнь.

Стало трудно собрать много народу в нужном месте. Добрые немцы звонят по малейшему подозрению в полицию, и тут же следует реакция от простого обхода до облавы. Приходится заниматься телефонным хулиганством, чтоб полиция сбивалась с ног.

Границы земель охраняют усиленные отряды с магами, их без боя не пересечь. Разведчики Гардарики вынуждены нападать на несколько пунктов пропуска, чтоб полиция не могла вовремя сообразить, где готовится атака. Чтоб все европейские суки тряслись от страха.

И вот это вот всё только для того, чтобы ликвидировать одного единственного мага и ещё немножко очистить его сейф. Ну, надо следовать легенде, и убийство без ограбления для европейцев вообще дикость, приходится учитывать местные традиции…

Впрочем, не в одних традициях дело. Сильного мага может достать только другой сильный маг. И на каждую операцию даже у Андрея уже уходит более недели. Зачем магу нарушать закон, если он не борется за Родину⁈

Ну, или не служит в полиции, но это другое — у них своя специфика. А для обычного мага кругом навалом не-магов, из которых легко извлечь средства на законных основаниях. Если совсем нет фантазии, или слабые способности, можно заняться той же охраной.

Ум заходил у боярина за разум, и в конце европейского августа в Берлин прибыл Сергей Жучирин. Катя прямо на встрече ему сказала, что взглянуть Андрею в глазки у него не получится, рожей пока не вышел.

Сергея за финансовые преступления в Московском княжестве заочно приговорили к повешению, но после победы приговор могут пересмотреть по ходатайству Катерины. Он в полной её власти. Она прям сию секунду может Сергея пристрелить, просто по законам военного времени.

Господин Жучирин горько сказал себе, что в этих обстоятельствах другого отношения даже от знакомых ждать не стоит. В любой стае новичку приходится стартовать с низов, главное, чтоб приняли. И он сказал Кате, что готов во всём её слушаться.

Серёжу более-менее устроили на конспиративных квартирках, в карманах всегда шелестели марки и другие документы. Он вошёл магом в группу, состоящую в основном из местных уголовников. Парни нападали на посты и отряды полиции, сопровождали разные грузы, следили за какими-то людьми, зданиями…

Короче, занимались разным обеспечением. Жизнь Сергея сильно облегчало то, что он, оказывается, в одиночку может проехать через любой КПП, ему нестрашны обычные маги.

Каждый маг чувствует ложь, его очень трудно обмануть. Потому, кстати, маги на КПП не спрашивали всех проезжающих подряд, являются ли они преступниками. Кто даже в Германии без греха? Никому не нужны из-за этого лишние заторы на границах.

Серёжу спрашивали, является ли он сотрудником иностранной разведки. В британской он точно не служил, а про разведку Гардарики ничего не знает. И да, Сергей не считает Германию родиной — он иностранец, и документ у него для гастарбайтеров.

— Может, ты русский? — проницательно на него глядя, уточняли маги на границах.

— Нет, — спокойно отвечал Серёжа, и маги ему верили.

Ну, не считал Сергей себя русским. Он по рождению русский, но всегда думал, что это глупости, и совсем не интересовался…

Впрочем, это всё вопрос философский. Практически же персонажи мои в магической Европе заняты делом, и ничего особенного с ними более не случается…

Да! Мари осенью получила из европейского министериума обороны официальное письмо, что гауптман Дитрих Шепард выбыл с театра военных действий до окончания войны с Гардарикой.

Письма от Дитриха более не приходили, но пенсию продолжали платить, а в остальном она с Паулем, Шарлоттой и Гансом и без его писем не скучала. Хотя Мари всё равно переживала за Дитриха.

Катя, Андрей и Серёжа в это время продолжали нападать на врагов, а мы вернёмся к главному герою. Если забыли, в прорыв ушли танки его дружины, а он пока в составе пехотных частей воюет с немцами.

С танками неприятеля в обороне справлялись машины полка Дёмина. Ребят с противотанковыми гранатомётами в роту больше не звали, экспериментальное ведь оружие, его мало, только проходит испытания в реальных условиях.

Однако всё говорит за то, что РПГ вскоре станут массовыми. Только вопрос, нафига оно нам? Гардарика ничего не делает, чтобы просто было. В планах командования стратегическая оборона? Вот сейчас, когда захвачено господство в небе, и мы, наконец-то, переходим к серьёзным ударам?

В полдень Трофиму Семёновичу сказали по рации, что пришли полевые кухни, и наша очередь идти обедать. Задумчивый я пошёл с новой ротой в тыл. Как первогодкам, танкистам пехота выделила посуду, в остальном приём пищи на фронте от прочих не отличался.

После еды вернулись на позиции к европейцу. Благо, что оставалось его мало, и он норовил попасть в плен. Ха! В другой стране проще попасть в депутаты.

Танкисты сами бездомные, нам пленных девать некуда, а пехотинцам вечно некогда. Под самый уже конец кого-то взяли и передали органам, ради приличия. Типа все остальные погибли героями.

Уничтожили на позициях целую дивизию неприятеля, потому особое внимание уделили захвату и дележу трофеев. Танкистов по привычке попытались забыть, а у нас целых пятеро бояр! И кто сказал, что нам имущество деть некуда?

Немецкие марки и другая порнография много места не занимает, а для пластинок у нас осталось три танка! Все три башни доверху, ради такого дела машинам хватит одних водителей.

Завалить три танковые башни через люки немецкими пластинками не позволили обстоятельства. Во-первых, у европейца столько не нашлось, во-вторых, пехотные офицеры и особенно Трофим Семёнович просили так не наглеть.

От танкистов бояре, Дёмин и Ваня Котов громко обсуждали с пехотным комдивом и его подчинёнными доли. Ещё и у самоходок нашёлся командир, и целый артиллерийский старший лейтенант что-то подвякивал своё, когда нас снова отвлёк посыльный.

Приказом Салтыкова личный состав нашего отдельного батальона поедет на освободившихся от боеприпасов грузовиках на ближайшую станцию железной дороги.

А оттуда поездом в городок, где расположен штаб армии, нас там заждались уже с приказами и повышениями. Сами штабные офицеры на фронт приехать не могут — они просто не в силах оторвать от штабных стульев свои штабные жопы.

Безлошадные танкисты Дёмина тоже поедут на машинах, а уцелевшие танки срочно отправляются в оставленный сегодня посёлок своим ходом. Полк уходит на доукомплектование.

Мы дружно вздохнули, сказали, что пока хватит того, что успели рассовать по карманам, но всё остальное обязательно учтём в другой раз. Пехотные нас заверили, что само собой всё учтём, пожелали нам доброго пути, а мы, отдав пехоте винтовки и автоматы, отбыли.

Двигались по одной дороге грузовики и танки, ехали довольно долго. Я думал, что до ужина приедем точно, и в открытом, необорудованном для людей кузове ездить лучше летом. Или в воронке, но это тоже вопрос философский.

Высадили нас возле станции, когда уже стемнело. Ребята сразу пошли к полевым кухням питаться, а я нашёл Ваню Котова, и вдвоём мы нагрянули к начальнику.

Заведовала станцией подтянутая женщина средних лет. Она сказала, что как раз сформирован состав порожних вагонов.

— Сколько всего народу? — спросила она.

— Примерно, сто семьдесят человек, — сказал Ваня и под моим пристальным взглядом смущённо поправился. — Ну, или чуть меньше.

Я от него отвернулся, а женщина проговорила:

— Должно хватить три вагона. Только вагоны товарные, без отопления, но вам же ехать недолго.

Мы грустно с ней согласились и вместе пошли смотреть транспорт. Начальник станции показала вагоны и дала на сборы сорок минут.

По пути к полевым кухням Ваня, пользуясь тем, что мы без посторонних, рассказал о наших грустных делах. Пацаны третьей роты выскакивали из подорванных на минах танков прямо под заградительный огонь. Выжили четверо, трое из них тяжело ранены.

Большинство других новичков подбили раньше, а две машины даже смогли пройти через полосу, но помогло это им мало — просто подбили немного позже. Выжили восемнадцать человек, пятнадцать ранили. Всего в третьей роте в строю командир, трое взводных и четыре танкиста.

В первой и второй ротах погибших нет, семеро легко ранены, а восьмой обгорел довольно серьёзно. Но все конечности на местах, парни отправлены в лазарет. Ранили новых бойцов из Центра, тотемные рыси, молодые маги и командиры машин все в строю.

— У меня без потерь, — проговорил я. — Легко отделались. Ты молодец, Ваня.

Тот лишь печально кивнул. В суровом молчании прошли к полевым кухням. Парни в белых комбинезонах уже ели, стоя у пустых ящиков. Ужин я и Ваня получили свободно.

После еды Иван приказал батальону строиться и повёл на погрузку. Танкисты разместились в вагонах сидя вдоль стенок, только двери не закрыли — нет же никакого освещения, и все в тёплых комбинезонах.

Вдоль состава прошёл пожилой мужчина в зимнем пальто и в заячьей шапке, сказал, чтоб к дверному проёму не подходили, а то скоро отправляемся. Вскоре поезд тронулся. Я навалился спиной на стену вагона и сразу уснул.

Проснулся от того, что поезд остановился у какой-то дачной станции. Зашевелилось нехорошее предчувствие. Не! Даже порожний военный поезд ведь не должен стоять у каждого столба!

Высокая платформа и небольшое строение освещали лишь звёзды. Появились две фигуры офицеров в каракулевых папахах. К ним быстрым шагом приблизился мужчина в заячьей шапке и что-то им сказал. Здесь какого-то лешего забыли полковники?

Они подошли к дверному проёму, и я одного узнал. Генералы тоже носят такие шапки?

— Большов здесь? — строго спросил генерал-майор Салтыков.

— Здесь, — ответил я вежливо. — Добрый вечер, Василий Петрович.

— Приказывай батальону выгрузку, — распорядился генерал.

Я потянулся, вставая, и сказал Ване:

— Приказывай давай, — а сам пошёл на выход.

Иван громко сказал выходить и строится на платформе. Я же прошёл к компании Василия Петровича и встал скромненько сбоку. Военные не лезут к генералам с вопросами.

Ваня обошёл наши вагоны и сказал парням выходить, а я определил, что второй офицер с погонами полковника. Ребята построились на перроне, Иван подошёл ко мне доложить. Генерал обернулся к гражданскому мужчине преклонных лет:

— Вышли все, можете ехать дальше.

Тот быстрым шагом направился в голову поезда. Василий Петрович молчал, состав же вскоре тронулся и укатил. Танкисты проводили вагоны грустными взглядами, уже догадываясь, что всё это неспроста, и генерал громко заговорил:

— Ребята! Извините, что разбудил, но всё это меры секретности. На эту платформу вскоре привезут ваши танки. Машины уже заправлены, пополнен боезапас, и в башнях коробки сухпая. Вы сядете в танки и поедете воевать. Идёт война, отдохнём после победы.

Возникла понятная тишина. Этот нехороший человек Василий Петрович, много нехороших русских слов, умеет, много-много нехороших слов, озадачить.

— Ура кричать не нужно, — серьёзно продолжил генерал-майор. — Постойте пока молча, — он повернул голову ко мне. — А тебя я прошу пройти за мной.

— Бояре Герасименко, Плохих, Веселов и Гаев. Младшие лейтенанты Зимин и Котов… — начал я.

— И Сева! — сказал Иван.

— Да, и Сева, подойдите, пожалуйста, — договорил я. Ребята вышли из строя, а я сказал генералу. — Веди, Василий Петрович.

Салтыков и его офицер без возражений повернулись и повели всех к зданию станции. Внутри прошли через маленький зал ожидания с окошком кассы, свернули в служебный коридор, полковник ключом открыл дверь.

Генерал с офицером вошли в кабинет, полковник включил по дороге свет. Они подошли к столу, и Василий Петрович благодушно проговорил:

— Проходите, ребята, не стесняйтесь, — он указал ладонью на полковника. — Начальник штаба армии полковник Смыслов Яков Петрович.

Полковник же уселся за стол, открыл ящик и вынул стопку документов.

— Это карты, раздадите по машинам, — сказал он.

Сева Польских пододвинул стопку к себе. Полковник достал большую карту и расстелил её на столе. Очень серьёзным тоном заговорил генерал-майор:

— Сейчас чрезвычайно важно, чтобы вы понимали свой манёвр. Внезапными ударами штурмовики захватили господство в воздухе. Но враг у нас страшный, господство это временное. Европеец отодвинет аэродромы, сосредоточится над своими войсками. На угрожаемые участки перебросит оставшиеся самолёты, направит на них пополнение.

Он внимательно нас оглядел и продолжил:

— И это только временное господство в воздухе, на земле всё без изменений — больше материальных преимуществ нет. Но у нас есть джокер в рукаве — ваш батальон. Мы обязаны использовать ситуацию к своей пользе, наши успешные удары по аэродромам должны превратиться для врага в катастрофу. В череду катастроф.

Салтыков, снова взяв паузу для важности, заговорил далее:

— Вы молодцы, быстро прорвали фронт в самом для противника неудобном месте. Прорвавшиеся наши танки неожиданно атаковали вражеские танковые резервы, их больше нет. В прорыв идут стрелковые части, а противнику нечем быстро реагировать, он не может подготовиться к нашим решениям — европеец пока ослеплён…

Генерал опять замолчал, разглядывая нас, и значительно проговорил:

— Но мы должны всегда думать за врага, обгонять его хотя бы на ход. Европейским штабам уже доложили об изменении обстановки, их единственное решение — собрать танки из резерва соседнего фронта и нанести контрудар.

Василий Петрович вдруг сказал мягким, домашним даже тоном:

— Возможно, что мы преувеличиваем европейские умственные способности, и удара не будет. Тогда вы просто поддержите нашу пехоту, передадите танки своей дружине и поедете в Москву. Но я прошу вас уже сейчас поверить, что воюем мы не с дураками, что удар обязательно будет…

Он осёкся, пожевал воздух и глухо произнёс:

— Вы уже сделали такое летом. Среди вас многие там были и всё хорошо помнят. Тогда у вас было почти столько же сил. Вот сделайте тоже самое, только зимой…

Полковник прокашлялся, привлекая внимание. На него обернулись, и он красным карандашом начал рисовать на карте:

— Враг сейчас может собрать достаточно сил лишь южнее. Это возможный и самый для нас неприятный маршрут противника, — офицер отметил карандашом. — Сейчас вы здесь… — прочертил короткую линию. — Утром должны быть здесь. А дальше с вами свяжутся лётчики, передадут привет от Кати. Рации только на приём.

Мы задумчиво примолкли. Генерал-майор прочистил горло и ледяным тоном спросил:

— Приказ ясен?

— Так точно, — откозыряли мы дружно, а Сева взял со стола стопку карт.

— Тогда свободны, — сказал Салтыков.

Мы вышли из помещения. В молчании прошли на перрон. Танкисты откровенно почёсывались и зевали в строю. Ночь разорвал прожектор паровоза, к станции приближался состав с танками.

Он тормозил, а я грустно смотрел на него и думал, что опять поеду воевать. Только в этот раз без патефона. На станции патефонов, скорей всего, нет, и у генерала такое спрашивать неудобно.