Руны на теле

Глава 15

Только не надо думать, что я не спросил патефон у генерала от смущения! Я человек военный, и для меня прежде всего дело. Просто не хотелось сбивать Василия Петровича с настроя. На какие жертвы приходится идти из-за психологии!

Думает генерал-майор, что посылает батальон погибать, вот ему и неудобно. Причём вдвойне неловко, что даже ёжик догадается — задумал это добрый дедушка заранее.

Виталик Логинов признался, что давно следит за нами, такой у него военно-магический эксперимент. Наверное, сватал нас генералу, напирая, что есть у нас опция выполнять любые задачи ценой жизни.

Кстати, Виталика нет, похоже, что Салтыков все детали ему не рассказывает. Слишком генерал-майор мудрый, что аж считает всех кругом дураками. Пусть дальше считает и смущается, мне так проще.

Я же ничего не понимаю! Летом приказали полку любой ценой остановить танки врага, и мы, не задавая вопросов, пошли выполнять. Враг предметно убедился в нашей истерике — в его понимании нормальные люди такое не приказывают и в обычном состоянии на гибель не идут.

А я уже тогда погибать не собирался, просто выполнял задачи командира танка. Все парни полка к возможности погибнуть отнеслись философски — они с самого начала знали, что на войне убивают. А так это же настоящее военное приключение! Только командиры батальонов, может, думали о плохом.

Немного позже, когда я командовал ротой, дошло до меня, что никакой истерики и рядом не проходило. Командование спокойно послало нас против превосходящих сил, только чтобы враг верил в истерику…

Кстати, европеец больше в нервы нашего командования не верит. Но я опять забегаю вперёд, а тогда дали мне батальон, и пришлось всё-таки разбираться в началах военного искусства.

И понял я, наконец, что тот бой имел лишь психологическое значение. Если бы у полка не получилось остановить танки, это означало бы всего лишь конец моей грустной повести. Просто маги не прошли бы испытание, и проект бы закрыли. Более наше поражение ни на что практически не влияло.

Ну, замкнул бы враг охват, его кольцо сразу бы и прорвали слаженными ударами снаружи и изнутри. Главная ошибка противника была в его уверенности, что русские станут до последнего цепляться за Кай-ёв, а наши уже тогда собирались уводить войска.

И теперь, после всех боёв я тоже не должен ничего понимать! Я полностью доверяю генералу, ведь маг магу не может врать! Он старый честный воин и со мной вместе сражается за Родину!

Ну, там ещё внизу кое-что мелким шрифтом, в чём бояре не разбираются. Оттого и смущался Василий Петрович, что очень не хотел говорить всего. Пусть я сам недостающее додумаю.

Хорошо, давайте думать. Прежде всего, московскому боярину какие-то генералы ополчения все скопом до одного места. Я военный только пока воюю, а они в армии до пенсии. И идёт Василий Петрович в болото, мне без разницы его ко мне отношение.

Ах, он не причём, это всё во имя Гардарики! Если мне удастся причинить танкам неприятеля серьёзный ущерб, армия на этом фронте спокойно разгромит противостоящие силы!

И что с того, что Салтыков отличится, станет генералом большой победы? Кому интересно, что его штаб над всеми деталями давно и тщательно работает? Какая разница, что Василий Петрович использовал нашу опцию решать любые задачи ценой жизни?

Действительно всё это неважно, ведь такой опции нет и не было никогда. Просто раньше мне очень нравились хорошие драки насмерть, и я ничего не понимал. А нынче я этого наелся, стал разборчивым и многое понял.

Только не надо говорить, что я не хочу выполнять на войне приказ! Очень хочу! Василий Петрович приказал повторить зимой то, что мы делали летом. Летом мы среди прочего много загорали и купались, и он не уточнил, какого года зимой.

Но не будем формалистами. Летом полк остановил танки противника. То же самое должен сделать теперь отдельный батальон, а каким образом — не Василия Петровича генеральское дело.

В другой раз будет изъясняться яснее. Только пусть генерал-майор подольше думает, что все мы тупые герои, у нас, таким образом, появляется свобода маневра.

Пока с первого состава на высокую платформу съезжали танки, я изложил вкратце свои мысли соратникам и сказал в конце:

— Ваня, извини, но в этом бою командую я. Тут много личных решений, не могу перекладывать на тебя ответственность.

— Хорошо, — спокойно ответил Иван. — Соображения высказывать разрешаешь?

— Само собой, — проговорил я.

Парни покивали, и после небольшой паузы заговорил Паша Зимин:

— Танки с заводов всё равно идут почти без топлива и с пятью снарядами. Где-то машины снимали с поездов, заправляли и заряжали, а потом снова грузили на платформы.

— Ну, или заправили и зарядили прямо на платформах, и это быстро не делается, — сказал боярин Веселов. — Точно начали с утра.

— Эта ветка ведёт в посёлок, где пополняется полк Дёмина, — добавил боярин Плохих. — Если бы мы не справились, танки достались бы ему.

— Понять бы, как генерал узнал, что батальон ещё боеспособный, — проговорил боярин Герасименко.

— Да на обеде примерно посчитали, — грустно молвил боярин Костя Гаев. — Танкисты же все в белых комбинезонах.

— Надо было разок пропустить, — поддержал его фактический комбат Ваня Котов. — Но кто ж знал!

Парни дружно печально вздохнули. Другие мои решения резких возражений тоже не вызвали. Подали три состава по двадцать танков. Генерал-майором, наверное, считалось, что я как честный человек возьму, сколько есть экипажей, остаток отдам Дёмину и поеду воевать. Я как боярин взял все, водителей хватало, а Дёмин пусть дальше ждёт. Это его судьба, сам так сказал.

Вообще я за разумную демократию, особенно на войне. Никто ж не хочет погибать потому, что командир чего-то не учёл. Потому первую часть пути сидел я за рычагами, так как хорошо вожу танк и держу все увиденные когда-то карты в голове.

Никак заразы не забываются, во снах превращаются в ландшафты, покрываются зелёной или жёлтой листвой, падает снег, или идёт унылый дождик по настроению.

А без лирики сидел в кресле наводчика Паша Зимин, командиром считался Костя Гаев, а на место заряжающего усадили Ваню Котова. Иван включил трофейный фонарик, и в его свете они рассматривали карты, а обсуждали по танковой трансляции.

Через час сделали остановку, Ваня пошёл просвещать Севу Польских, Костя и Паша пересели к другим магам, а я за рычагами обсуждал ситуацию с боярами Герасименко, Весёловым и Плохих.

После новой остановки над картой с немецким фонариком азартно спорили другие танкисты. А после четвёртого привала свои бредни излагали мне следующие. Я могу ехать и без перерывов целые сутки, просто многим приспичило высказаться.

То есть я вообще за демократию, но в очень разумных пределах, и после пятой остановки до линии фронта любые стоянки запретил под угрозой расстрела на месте. Достали просто, много нехороших русских слов!

Всё-таки демократия требует определённых технологий, но радиосвязь под запретом, а интернет и компьютеры в светлом будущем, чат не создашь. Отодвигая философию в сторону, последний участок я подводил баланс мнений. Мне за рычагами хорошо думается.

Танкисты согласны с генералом, что противник тоже понимает, что наше господство в воздухе временное, на земле же пока всё без изменений. Враг знает, чем ему грозят танковые сражения, когда он действует на ощупь, и ожесточённей обычного будет бороться с прорывами фронта — не допускать и пресекать.

С нашей же стороны активная оборона плавно превращается в конкурс на самый перспективный удар. Исходя из характера войны, участие в нём примут армии. Всех, кто ниже, армейские генералы легко принудят к сотрудничеству, а для фронтового уровня нужна другая стратегия и решение Ставки, или кто там у нас. В этом вопросе сошлись все танкисты.

По-прежнему за большие потери могут расстрелять, а просто за дурость снимают с понижением. Но, по заверениям военных не-магов, военным хуже поражения то, что другие обходят их в чинах, и лучше победы самому всех обойти. Участие в конкурсе примет большинство армий, если вообще не все.

Потому, кстати, и нет в Гардарике орденов, чтоб не отвлекались, и никому не оказывалось бы никаких личных предпочтений. Тут мнения разделились. Военные, маги в том числе, считают, что ордена нужны как способ отвлечения. Тогда в ополчении меньше станут ненавидеть бояр.

Однако решают эти вопросы именно бояре, и они, включая Костю, резко против введения орденов. Мне наплевать, кто в ополчении меня лично ненавидит, а самый вредный и старший мой боярин Герасименко прямо сказал, что точно знает, кто и чем заплатит за каждую цацку на генеральской груди. Гонка за орденами — это большие потери. Пусть этой дурью маются европейцы.

Итого, все армии на данный момент в примерно равном положении, Гардарика посылает силы и средства одинаково. Тут на многое влияют возможности логистики и личный вес конкретного генерала на своём фронте.

Например, во время прорыва парни не увидели каких-то очень новых, дополнительных частей, самоходки и реактивные противотанковые гранатомёты это другое, и вообще не влияют на суть. Однако поддерживала прорыв явно артиллерия из резерва фронта, такой мощи огня мы ещё не видели.

У Салтыкова достаточно влияния на фронт, и у него есть в рукаве джокер — он сам так нас назвал. Армия генерала сумела быстро прорваться, он в конкурсе лидирует — другие ещё теряют силы в атаках или бросили уже это гиблое дело…

Кстати, войскам, что противостоят армии Салтыкова, с других участков европеец существенной помощи оказать не сможет, все пока сильно заняты. Только прорыв это ещё и страшная угроза соседям немцев, они просто вынуждены реагировать.

Так добрый Василий Петрович снова выбрасывает джокера. Именно выбрасывает — ему совершенно не нужно, чтобы мы вернулись и устроили что-то такое на другом фронте. Мы должны погибнуть героями, а он станет единственным и — самое главное — неповторимым. Ему отдадут все силы и средства, высоко вознесут…

Но это пусть, я ж не вредный, а в остальном хрен старому козлу по всей морде. Ведь тотемные воины-рыси тоже пролезли ко мне в танк с соображениями.

Миша раньше служил диверсантом, так он хорошо знает пехотного комдива, с которым лаялись из-за трофеев. Майору Редькину Олегу Александровичу сержант Миша пару раз докладывал о ходе операций лично. Возглавляет майор пехотную часть моей дружины и сам в ней служит.

Приказывать Редькину на войне я не имею права, но как его боярин могу очень о многом попросить. И он не сможет мне отказать — у меня же и на войне сто один боярский способ сделать его жизнь в дружине невыносимой, а перевод из дружины в ополчение просто один из способов самоубийства.

Тоже самое относится и к командирам танковой части. По моей просьбе Бирюков лично пошлёт генерал-майора Салтыкова в жопу, бросит всё и примчится на помощь. Даже в случае разжалования лучше быть заряжающим в дружине, чем мёртвым подполковником где-нибудь ещё.

Однако прям до посылания генерала кем бы то ни было дело дойти не должно. Мои умники договорились между собой о наиболее вероятном сценарии за нашу армию.

Первый и второй полки разгромили танковые группировки врага. При слепоте противника и профессионализме дружинников сделать это за день нетрудно. Но пехота не может так быстро бегать и рыть окопы!

Самую боеспособную пехотную часть, дивизию Редькина, оставят охранять место прорыва, а резервы армии Салтыков направит вглубь вражеской территории. Дня за два-три они обустроятся на новой местности, а танковые полки перережут все вражеские пути снабжения и закошмарят его артиллерию. Штабы и остатки авиации европейца успеют удрать западнее.

Вообще, на войне сутки — это очень много. За это время полк Дёмина отдохнёт, пополнится и станет на острие удара на юг. Первый и второй полки присоединяться по обстоятельствам. Мы к тому моменту должны хорошо погрызть танки врага, нас же бросили в бой сразу — мертвецам отдых не нужен.

Тогда уже командование нашего фронта не станет игнорировать успех армии Салтыкова, даст ему всё и ещё больше попросит у Ставки, или кто у нас за неё. Василия Петровича негласно объявят победителем конкурса, дадут ему новое звание и начнут с ним во главе большую фронтовую операцию.

А я что? Я не возражаю! Только не хочу в составе батальона лежать на поле боя дохлый. Батальон в полной готовности на выгодных позициях будет поджидать появление полка Дёмина.

А танки врага сами никуда не пойдут. Невозможного боя не случится, враг уже не верит в русские истерики…

На участке армии фронт прорвали в нижнем углу. С того места просто самый удобный и быстрый выход на дороги, а не потому что Салтыков рассчитывал на помощь соседей.

Исторически так сложилось, что транспорт с севера на юг опирался на большие реки, мосты через них и дороги строили поперёк, восток-запад. Я упоминал уже, что даже леса в Гардарике высаживаются по одному плану, и надо ж так совпасть — они все получались вытянутыми с запада на восток.

С севера на юг тоже встречались дороги, просто реже, и в местах, где пути пересекались, возникали посёлки и даже города. Южный фланг армии опирался на лесной массив, который заканчивался на вражеской территории, и там стоял посёлок.

То есть я же должен как честный человек слегка коснуться местности и упомянуть карты, тем более что приехали уже. Прибыл батальон в дивизию Редькина в пятом часу утра.

Встретил меня его заместитель, как родного! Сказал, что будить комдива не хочет, и пожелал счастливого пути и великих побед, я ведь спешу. На это я ласково ему ответил, что мне очень нужно поговорить с комдивом.

Я его терпеливо подожду целых пятнадцать минут, и поеду всё-таки. Но я обязательно вернусь. И тогда им обоим лучше самим повеситься, никого не привлекая. Я им это как их боярин могу твёрдо обещать.

Капитан побледнел, попросил чуточку обождать, и ушёл от танка быстрым шагом. Через три минуты вернулся вместе с суровым комдивом Редькиным. Я его очень душевно поприветствовал и высказал скромную просьбу.

Мне чисто по-дружески и временно нужны два грузовика радиоэлектронной борьбы, полностью экспериментальное отделение с лыжами и со всеми их гранатомётами, дополнительно пятьдесят шесть пар лыж, все танки быстренько заправить соляркой, и с собой все цистерны с топливом. Отказы и оправдания не принимаются.

Редькин пробормотал, что сейчас в дивизии топлива хватит только долить танкам в баки, а остальное он устроит меньше чем за час. Я грустно сказал, что ладно, сойдёт и так.

Последний участок я ехал с тотемными рысями. Разбудил парней и послал вдоль колоны предупредить, чтоб готовились к заправке, и чтоб к моей машине пришли командиры и члены моего экипажа.

Ребята убежали трусцой, и вскоре у моего танка собрались танкисты. Я им сказал, что всех услышал, всё обдумал, и обсуждение закрыто. За вступлением подробно описал обстановку и доходчиво изложил приказ:

— Европеец более не верит в русские истерики, и, только мы нападём, сильно призадумается. Нам совсем не нужно при этом погибать. Чтобы он остановился, достаточно хорошо врезать ему по роже. Наша задача — удержать противника трое суток.

— Если наше командование тупое, враг через трое суток возьмётся за нас серьёзно, и нам конец. Но нам же всё равно конец при тупом командовании. А если командование у нас умное, конец настанет неприятелю.

— Противник лишён авиаразведки, и обязательно использует все доступные средства. Враги точно будут слушать эфир, поэтому запрещаю слово «батальон». Ко мне по рации обращаться «майор»…

Паша меня перебил:

— Запретили же радиосвязь!

Я сказал мягко:

— Все запреты действуют до боевого столкновения. Мы используем радио для обмана врага. Например, батальонам у нас не дают части радиоэлектронной борьбы, это уровень дивизии. Противник быстро установит присутствие в районе наших машин РЭБ и сделает неверные выводы.

Костя Гаев задумчиво проговорил:

— Как раз дня за три враг средствами агентурной разведки установит, что нас всего батальон, — он ко мне обратился. — Ты говорил, что надо врезать ему по роже, давай с этого момента подробнее.

— Я поставил себя на место европейца, — стал я терпеливо объяснять. — В обычных условиях он должен пойти через посёлок. Но сейчас враг и так нефига не видит и всё равно рискует. Лес, понятно, растёт на непригодных для сельского хозяйства холмах. В распадке с юга на север проложена грунтовая дорога. В лесу на той дороге танки трудно заметить с воздуха, да никто и не подумает, что немец пойдёт на такой риск…

— Ты уже подумал, — весело заметил боярин Герасименко.

— Я это другое! — воскликнул я. — Говорю же, что нормальные не подумают!

— Ясно всё с тобой, — сказал Плохих. — Я тоже думаю, что враг полезет лесом. Пошлёт вперёд разведку, машин пять. А потом поедет поротно и станет накапливаться, маскироваться с воздуха и занимать временную оборону на другой стороне.

— Думаешь, напасть с ходу? — проговорил Веселов, глянув на часы. — Противник уже сейчас должен идти через лес, а мы тут ещё заправляемся.

— Высадим заранее парней с противотанковыми гранатомётами, они сами добегут на лыжах и устроят немцу в лесу зимний праздник, — ответил я. — А мы всё это обойдём по дуге и встретим врага у посёлка.

— Гранатомётчики это очень хорошо! — сказал Сева Польских. — Подбитые «панцири» надолго запрут лесную дорогу. Танкам врага, что уже встанут в оборону на другой стороне, станет некуда деваться — от главных сил отрезаны, противника не видят. Немец будет только машины растаскивать почти день!

— Только мало гранатомётчиков, и жалко их, — проговорил Паша Зимин. — Они после дела вернуться в дивизию?

— Парней мало, зато гранатомётов у них много, — ответил я. — Продолжат воевать с нами.

— Займём оборону в посёлке? — серьёзно спросил Ваня Котов.

— Если посёлок, сразу оборонять? — удивился я. — Посёлки придумали не только для обороны! Купим деревенских продуктов, может, в бане попаримся. А встретим врага вне посёлка, устроим засады, — я перешёл на доверительный тон. — Знаете, что я заметил в последнем нашем бою?

Ребята с интересом уставились мне в лицо.

— Вот стоите вы тут, молодые и здоровые, — сказал я добрым голосом. — А танки ваши все тогда подбили. Мне понравилось ваше умение выпрыгивать из горящих машин, мы это используем. Нам одолжили пятьдесят шесть пар лыж.

Парни помрачнели и отвели взоры. Герасименко сдавленным тоном сказал:

— И машин у нас больше, чем экипажей.

— Точно псих, — угрюмо заметил Плохих.

— Это просто пока не привыкли! — заверил я ребят. — Потом оно станет обыденным!

— Экипажи-то менять не собираешься? — настороженно спросил Ваня.

— Всё по возможности остаётся без изменений, — сказал я серьёзно.

— Ладно, — вздохнул Веселов. — Заправка скоро заканчивается.

Я кивнул, и парни пошли к своим танкам. К моей машине подошёл заместитель комдива с худеньким лейтенантом маленького роста, просто пацаном, если б не шинель с пагонами.

Капитан сказал, что это командир отделения РЭБ Володя Серёгин. Лейтенант держал ящик, размером как патефон без трубы. Он сказал, что это рация для закрытой связи.

Володя затащил ящик в башню, подсоединил к антенне и подключил к трансляции танка. Лейтенант рацию сразу включил и попросил не выключать, батареи хватит на трое суток. Я поблагодарил, и Серёгин пошёл к себе. Капитан же сказал:

— Куда грузить лыжи?

— Несите пока к моему танку, — ответил я.

Он отошёл ненадолго и вернулся с десятком бойцов, нагруженных лыжами и палками. Я послал своих танкистов к машинам магического отделения сказать, чтоб забирали, а сам принялся крепить четыре комплекта к танку за скобы.

Парни подходили, наблюдали за моими действиями, молча брали лыжи и палки и уходили к своим машинам. Наконец, более-менее надёжно я закрепил лыжи на броне и полез в танк греться. Танкисты отделения всё уловили без лишних слов.

Вскоре закончили заправку, водители запустили моторы, и колонна отправилась воевать. Свои позиции пропали за кормой. Наводчик Илья проговорил в шлемофон:

— Командир. Мы понимаем, шёл бой. Но ты обозвал Ваню грязной свиньёй, а меня рваным волчиной. Мы никому, даже лидерам, такое не прощаем. Да, Ваня?

— Угу, — отозвался водитель.

— Ребята! — сказал я душевно. — Извините, вырвалось!

— И ты не будешь больше обзываться? — угрюмо спросил Ваня.

— Обещаю, что больше не буду! — заявил я добрым голосом. — В другой раз сразу пристрелю, — мой тон резко похолодел. — Это ясно? Отвечать!

— Ясно, — сказал Ваня.

— Понял, — ответил Илья.

— А ты, медведь, оглох⁈ — гаркнул я.

— А что сразу медведь? — благодушно проворчал Стёпа. — Я всегда это знал.

В начале шестого сделали небольшую остановку, гранатомётчики вылезли из кузова грузовика. Всего тридцать человек, зато труб с выстрелами осталось целых четыре десятка. Пятнадцать штук парни возьмут для первого раза.

Я поставил задачу. Им нужно незаметно дойти до леса — мы обошли плохое место на хорошем расстоянии. Далее они должны подняться на холм и спуститься. Ширина леса с севера на юг в среднем десять километров, так им предстоит пройти по лесу всего километров пять.

Примерно, на середине лесной дороги ребята будут дожидаться свои цели. Ждут противника они не более часу и, если он не появится, возвращаются в дивизию.

В противном случае расстреливают машины врага, желательно подряд, и шагают на запад прямо к назначенным координатам — я указал на карте — где получат дальнейшие указания.

Ребята сказали, что им всё ясно, и принялись обувать лыжи. Я печально смотрел вслед их фигурам. Если они не встретят врага на лесной дороге, значит, он всё-таки идёт через посёлок.

Мы столкнёмся с ним ещё в темноте, зимой светает поздно. И это будет тот безнадёжный бой, который я так стараюсь избежать. Кстати, грузовикам нашим тогда тоже конец, удрать не успеют. Танковая пушка бьёт очень далеко.

Но в жизни хватает печали, я залез в танк, и мы продолжили путь к судьбе. Поехали по дороге вдоль леса. В километре до поворота на юг грузовики свернули к отмеченной на карте опушке. Там они будут ждать гранатомётчиков или мой последний вопль:

— Удирайте!

Танки повернули на юг, моя машина шла впереди. Я выключил фары, открыл командирский люк и встал в полный рост. Темнота, мороз и ветер. В колонне потухли фонари. Я всматриваюсь во тьму, чувства мага на пределе. Сейчас вспыхнет прожектор в глаза, и шарахнут пушки…

Ориентируюсь по чувству направления и знанию карты. Едем полем вне дорог. Ландшафт просто ощущается. По курсу враждебных взглядов точно нет. В стороне чувствуется деловитое и обыденное настроение. Рано просыпаются в деревне. А светает зимой поздно.

Люди встали, зевая, топят печи, кормят скотинку, идут за водой. Понятные и надоевшие заботы. И рядом с выключенными фарами крадутся танки. Вот я ерундой загрузился, но что делать-то ещё⁈

Ехали десять километров. Всего двадцать минут непрерывного бреда. Незаметно миновали село, и я почему-то живой, враг не встретился. Падаю в кресло, закрыв люк.

— Проветрился? — ровным тоном сказал Стёпа.

— Угу, — промычал я.

До восхода солнца ещё полчаса, но в оптику уже можно разобрать силуэты. Приехали в контрольную точку, короткая остановка. Свой танк оставляем в резерве, пересаживаемся в свободный, только надо лыжи отвязать, перенести и снова перевязать. Чтоб с рацией не бегать. Господи, бред не заканчивается никогда!

Пять минут на разговор с командирами. Просто не хотел говорить заранее, до того, как проедем посёлок. Моя первая рота, четырнадцать машин, изображает передовой отряд, типа случайно встречает врага и устраивает засаду.

Вторая рота, все остальные, наши главные силы, услышав выстрелы, спешат нам на выручку. После их появления противник по идее должен отойти. Ну, а если он отходить не будет, повзводно отползают.

Третья рота — пустые девятнадцать танков. К ним побегут танкисты из подбитых машин. Тут правило простое — кто первый прибежал, того и техника. И у нас всё-таки фора, мы с лыжами, а командирский танк с рацией вообще никто не должен занимать, кроме меня.

Рысье подавление усиливать запретил, противник должен принять нас за обычную часть. Маги у меня опытные, хорошо различают тотемные бонусы, лично я могу спокойно проваливаться в транс.

Парни откозыряли, да мы разбежались по машинам. Сначала выезжает первая рота, я впереди. Мир с каждой минутой светлеет, скоро восход. Должна уже начать работу авиация.

Через десять минут приезжаем к месту засады и сразу сворачиваем к лесу. Бегом я и водитель выпрыгиваем, отвязываем эти несчастные лыжи и ставим их за ближайшие ёлки. Мороки с этими лыжами!

Парни роты заняты тем же самым. Запрыгиваю в танк и сразу смотрю на лампочку рации, она мигает красным. Включаю командную волну:

— Привет от Кати! Привет от Кати! Много четвёртых «панцирей» едут на запад по дороге номер восемь. Внимание! Привет от Кати! Примерно в десяти минутах движения от них вижу у леса полтора десятка «рысей»…

Вот кто этого работника неба тянет за длинный язык⁈ Лучше б он совсем сука не прилетал, без него обходились! Хотя десять минут вполне хватает, укладываемся.

Двигаемся на средней скорости между лесом и дорогой. Через пять минут замечаю силуэт первого вражеского танка. Башня смотрит на противника, но пушка молчит. Едем себе, никого не трогаем.

Разминулись с головным отрядом, через небольшой интервал начались основные силы. Некоторые немцы выглянули из открытых люков — им, наверное, так теплее. Или влага от дыхания экипажей меньше намерзает на холодном железе. В любом случае европейцы смотрят вдаль, нас у себя под носом не замечают.

Дистанция меньше пятисот метров, и враг обратил внимание, что у него справа русские танки. Прячутся в башнях, танки разворачиваются. Я говорю в рацию на командной волне:

— Майор! Встретил врага на дороге! Их много!

Ваня делает дорожку, Илья пробивает ближайший танк. Справа и слева от него снаряды поражают «панцири» врага.

Мы ж давно ведём чужие машины, им достаточно притормозить, и открываем огонь с места. Чтоб наверняка. Мы никуда не едем, просто стреляем, Стёпа подаёт бронебойные, Илья курочит немецкую технику. Продолжалось бы это вечно!

— Привет от Кати! — разоряется рация. — Привет от Кати! Наблюдаю столкновение «панцирей» и «рысей»! Русские напали неожиданно, но немцев очень много!

Интересно, в авиации вообще все тупые, или мне одному такой попался на биплане? Враг, не отвлекаясь на радио, развернулся с дороги и едет к нам. Пока он тратил время на манёвры, моя рота расстреляла все цели на близкой дистанции.

То есть непосредственно нам сейчас ничего не угрожает, напротив нас на дороге и рядом с ней танки врага горят. Однако в поле свернуло много танков восточнее и немного западнее. Я говорю Ване:

— Разворачиваемся на запад.

Переключаю рацию на свои машины и командую:

— Атакуем передовой отряд.

Конечно же, я выбрал того противника, что поменьше. Машина набирает скорость, мы при очень большом желании проезжаем несчастный километр за две минуты с секундами. А врагу мало съехать с дороги, надо повернуть к нам башни, выбрать, поймать в прицел…

— Дорожка, — говорю я отрывисто.

Илья стреляет, а немец ведь уже персонально в меня прицелился. Мгновенье сука не успел. Победу магам и профессионалам приносят именно эти несчастные мгновенья. В нас просто всегда неудобно целиться, и мы никому не даём второй попытки.

Четырнадцать танков в лобовой атаке успешно поражают европейца. У него нет шанса, слишком много и медленно думает, долго разворачивается. Его и было-то в передовом отряде всего на два выстрела. Каждому.

А маневр мой преследовал целых три цели! Первая и главная — это увеличить дистанцию между своей кормой и вражескими основными силами. Чтобы пробить нас сзади, «панцирям» не нужна дистанция меньше километра. Постреливали гады.

Вторая цель это само собой уничтожение передового отряда противника, а третья — тупо прикрыться подбитыми машинами неприятеля. По дороге нас не объехать, там рядочком горят танки европейца.

Ему остаётся силами, что уже нас преследуют, продолжить атаку, а вот дальше он должен съехать с другой стороны дороги и начать нас охватывать. Ну, если совсем не тупой, чего о немце даже я не скажу.

Наши танки проезжают за подбитые машины головного отряда врага, расстреливая из пулемётов бегущих танкистов, а я ору на командной волне в рацию:

— Майор! Убивают!

Умный враг между лесом и дорогой без спешки приближается, тщательно целится и его пробивает русский снаряд. Тут ему не тир! Стреляем в своём секторе из-за горящих машин.

Неумный враг целится не особенно тщательно, стреляет, и его снаряды снова пробивают уже горящие «панцири» — в них проще попасть. Стреляют больше для нервов, им для уверенного поражения нужно сокращать дистанцию.

Между дорогой и лесом в ряд помещается десяток танков, палят по очереди. Не спешат, как чего-то ждут. Мы стоим хорошо, но уже не можем оторваться от укрытия. А вот и давно ожидаемая неожиданность — на дороге показались машины охвата.

Я ору в рацию:

— Майор! Теперь на самом деле убивают! — и рота переходит к следующему пункту плана.

Место засады выбрали потому, что тут поле немного вдаётся в лес, получается типа лесной бухты. Врага здесь поместится больше, ехать танкам до деревьев дольше, но и деться нам совершенно некуда.

Мы с перепугу разворачиваемся и уходим прямо в западню. Рвём на короткое время дистанцию, становимся трудной целью. Враг палит на ходу и азартно нас преследует.

На полдороге наши танки сбавляют скорость, закладывают зигзаги. Первый танк Паши Зимина идёт ровно. Передовые машины врага, не веря своему счастью, делают дорожку, и мы дружно пробиваем пяток машин.

Танк Паши тоже поразили, но экипаж успел выпрыгнуть и улепётывает к лесу. Неприятель объехал подбитые танки, теперь очередь идти малым ходом ровно Кости Гаева…

Но ведь с каждой машиной уменьшается наша мощь, сокращается расстояние до деревьев, дистанция до вражеских танков, и европеец с каждой потерей всё больше звереет. Хотя куда ещё больше?

Вот и моя очередь. Говорю в рацию на командной волне:

— Всё, майор! Меня убили!

Ваня едет пару секунд прямо, останавливает танк и сразу выпрыгивает. За ним Стёпа заряжает и энергично выходит наружу. Илья, поразив цель, не менее шустро следует за ним. Я опять качусь по броне, и башню пробивает целых два снаряда! Это когда-нибудь закончится⁈

Тресь! Опять успел, ещё живой и надо пошевеливаться. Перебежками направляюсь к заветной ёлке, по сторонам не глазею. Последние четыре машины экипажи покинули одновременно, не на что тут уже смотреть.

Блин! Падать на наст довольно неприятно, но деваться некуда. Стиснув зубы, допрыгал до деревьев. Враг ещё не верит, что мы закончились, лупит по уже подбитым танкам, но скоро придёт в себя. Поэтому в темпе надеваю лыжи и дёру в лес!

То есть приступаю к передислокации. Кстати, наст не такая уж плохая штука, особенно на лыжах. После напряжения боя пробежаться по лесу только в удовольствие! Во всю дурь целых двадцать минут, но тем не менее. Надо же быстро преодолеть эти несчастные пять километров!

Бежали напрямки к резервным танкам. Даже охранение не выставили, просто некого, и мы ж ненадолго. С удовольствием отбрасываю эти осточертевшие палки, снимаю лыжи и лезу в танк.

Надеваем шлемофоны, Ваня включает мотор, рация орёт:

— Привет от Кати! Привет от Кати! Отряд «рысей» немец прижал к лесу и уничтожил! Но его со стороны атаковал другой отряд! Привет от Кати! Накрошили парни «панцирей», мама дорогая!

Весело неугомонному! Но бог с ним, на командную волну врывается голос Вани Котова:

— Майор! Отвечай! Сука, ты где, майор!

— Ну, чего тебе? — отвечаю спокойно.

— Майор! Мы напали удачно, но европейца уже кто-то сильно обозлил! Мы отходим, майор! — громко проговорил Ваня.

— Валяй, только осторожно, — отвечаю я.

Моторы прогрелись, пора опять воевать. Четырнадцать машин выезжают из укрытия, направляясь к пересечению дорог южнее. Только в этот раз взяли западнее, ближе к другой стороне.

Загорелась лампа на ящике секретной связи, и голос Серёгина доложил:

— Перехвачена связь немецких танков. Говорят, наткнулись на русских, большие потери. Зафиксировали закрытый радиообмен неприятеля. Пока можем сказать, что у него есть радиоэлектронная борьба. Дешифровкой занимаемся, работа займёт несколько часов.

А наши танки тем временем проехали пересечение и разворачиваются на восток. Немного постояли спокойно. А вот и машины Вани! Отступают повзводно, огрызаясь. Поворачивают на север к селу.

Блин! «Рысь» загорелась! И у Вани точно остались не все машины! Неприятно, но это война, враг тоже стреляет. Остаётся надежда, что парни опытные, удачно выпрыгнули и добрались до леса. Они хоть и без лыж, им торопиться некуда.

Немец же в прицелы видит лишь отходящие танки. Норовит взять числом, охватывает. Пора нам. Рота стартует вперёд, наша цель машины, что участвуют в охвате. Чтоб суки европейские ни в чём таком больше не участвовали.

— Привет от Кати! — ликует рация на командирской волне. — Появился новый отряд «рысей» и сходу напал на немца! Привет от Кати! Враг в явном замешательстве!

Ну, а в чём ещё ему быть при таких делах? Немец, конечно, псих, но наше появление наводит на размышления. Они с кем вообще связались? И рота Вани осмелела, больше не отступает, а перешла к атакующим действиям. Хотя тоже повзводно и в целом осторожно. Сам же так сказал.

— Привет от Кати! — закричала рация. — «Панцири» отходят! Пытаются оторваться!

— Заткнись, — сказал я на командной волне. — Ваня, неприятеля не преследовать, удерживать позицию.

— Слушаю! — ответил Иван.

— И это всё⁈ Давай ещё! — воскликнула рация и смущённо добавила. — Э… привет от Кати.

— Завтра, — сказал я сурово.