Руны на теле

Глава 4

Действительно скоро прилетели. Логинов меня разбудил, и я вышел по новой приставной лесенке. Прямо у трапа нас ждал чёрный «Москвич». Вместе с капитаном я уселся на заднее сиденье, и автомобиль провёз нас через маленький русский город к офицерской гостинице.

Не, селили всех подряд, только кто ещё поедет в прифронтовой городок? И у кого по нынешним временам есть деньги на гостиницы! А капитан ещё и спросил, по какой квоте желаю взять номер: по боярской или от Совета обороны. Люблю, когда выбор!

Я сказал, что желаю номер с горячим душем, и нам дали двухместный от Совета. В комнате я сразу заявил капитану, что иду мыться, тот пожал плечами, сняв с телефона трубку и накручивая номер. По идее я ничего не слышал из-за льющейся воды, однако отчётливо ощутил, что пришёл какой-то человек. Просто отметил, не вдаваясь, льющаяся вода казалась тогда самым главным. Примерно, через час вышел из душевой.

Логинов вручил мне комплект белья, парадку и отправил обратно. Я переоделся во всё новое, сдирая ярлыки. Снова вышел в комнату и спросил Виталика, сколько ему должен.

— Вещевое довольствие Совета обороны, твой батальон ещё подчинён нам, — сказал он равнодушно. — Пришивай погоны и звёздочки.

Однако сначала я забрал из кармана брюк две запасные обоймы, перецепил с гражданского ремня на военный кобуру с «Парабеллумом», ножны с ножом и ещё одну лимонку на всякий случай.

Потом уселся на диванчик, пришивал на форменную рубашку подворотничок и звёздочки на две пары погон. Оказывается, пока я плескался, вместе с парадкой доставили ботинки и шинель. А на знаки танкиста приклеивать алые полоски не стал, пускай встречные считают меня простым молодым парнем.

Уже заканчивал, в номер постучали. Логинов пошёл открывать и привёл полноватого дядьку средних лет с пухлым портфелем. Он назвался Сергеем Степановичем, служащим Смоленского банка. Подошёл к столу, вытащил из портфеля толстую тетрадь и сказал мне:

— Боярин Артём Большов? Распишись в получении десяти тысяч рублей.

Я тоже прошёл к столу и растерянно сказал:

— Нам недавно давали на денежное довольствие марки.

— Дают — бери, бьют — беги, — проговорил Виталик. — Это аванс от Совета, потом всё дотошно подсчитают.

Я расписался в тетради и проворчал:

— Бьют — стреляй.

Сергей Степанович выложил из портфеля пачку сторублёвок, надорвал банковскую упаковку и стал отсчитывать. Виталик хмыкнул:

— Ты боярин, можешь стрелять…

Мужик, выдав мне деньги, собрался уходить. Виталик его проводил и договорил:

— Стреляй, только в ресторан лимонку не бери. Не поймут.

— А мы сейчас в ресторан? — уточнил я.

Капитан кивнул, и я нехотя снял с ремня гранату. Пока положил в ящик стола. Логинов широко улыбнулся:

— Пошли тратить твои деньги?

— А что сразу мои? — насторожился я.

— Да просто пошли, — ласково сказал Логинов.

Я недоверчиво направился за капитаном. Что поделать, рыси всегда недоверчивы. Спустились по лестнице в вестибюль и повернули к богатым дверям гостиничного ресторана.

Мы прошли к свободному столику, сразу подошла официантка. Не! Мне всегда нравился уровень обслуживания в ресторанах, но в зале как-то необычно светло, днём зачем-то включили светильники, и эта девушка вся прямо образцово-показательная. Я насторожился ещё больше.

Пока несли первое, осторожно огляделся в зале. Один полноватый штатский господин показался смутно знакомым. Я точно общался с ним ранее. Однако, сидел он ко мне спиной, и уверенно назвать его я не мог.

Принесли на первое польский суп-солянку, и всё пока отошло на задний план. Капитан невозмутимо работал ложкой, регулярно откусывая от калача ресторанной выпечки. По его виду я понял, что он планирует первое съесть спокойно.

Но вот принесли на второе гуляш. Капитан ощутимо напрягся, и я в тот же миг почувствовал на себе чей-то взгляд. Оборачиваюсь и вижу, как на меня весело смотрит Василий Петрович Беляевский.

Если забыли, журналист «Московского Еженедельника», я ему ещё давал первое интервью. Сразу вспомнились его лукавые глазки, бородка клинышком, лысина спереди, семьсот тысяч за газету…

Хотя это сейчас неглавное. А Василий Петрович воскликнув:

— Ба! Боярин Большов! — встал со стула и обратился к незнакомому мне худощавому господину в штатском. — Пойдём, с боярином познакомлю.

Тот поднялся, прихватив фотоаппарат с большим объективом. Хорошо ещё, что не рояль. Они подошли к нашему столику, поздоровались. Беляевский представил товарища, репортёра Бориса Дьякова. Я предложил им располагаться. Они уселись, и Василий Петрович, указав на меня пальцем, сказал другу:

— Ты представляешь! Вся Европа уже неделю празднует гибель этого парня, а он в ресторане лопает гуляш!

— Погоди, — сказал Борис. — Он тот самый Артём Большов⁈

Ну, опять «неожиданная встреча». Борис меня фотографировал, только Логинов запретил его снимать, а Василий Петрович профессионально беседовал со мной о жизни.

Логинов попросил официантку принести вина и закусок. Беляевского очень заинтересовала история осады. Даже капитан подключился к разговору, вынул блокнот и что-то записывал.

Василий Петрович советовал написать про это книжку хотя бы в память Лёши Дымова, даже брался помочь с оформлением. Я в свою очередь говорил, что книжка — это хорошо, только мне пока некогда, и писать я не умею.

Вот если Вася возьмётся, буду по возможности консультировать. И в том городе воевали не только Дымов и я, нужно опросить многих. Но об этом лучше говорить после нашей победы — военные на войне часто гибнут…

Мы просидели более часа. Василий Петрович сказал, что репортаж о нашей случайной встрече появится в «Московском еженедельнике» в следующем номере, а вот история генерал-майора Иванова и самые общие мои воспоминания о недавних боях — это уже отдельные темы длинных статей.

Логинов заверил журналиста, что я непременно ещё выкрою время для газетчиков, искать же меня скоро будет совсем просто — вскоре мне предстоит две недели обмениваться боевым опытом в Центре, созданном на базе Московского Кадетского Корпуса.

Василий Петрович и Борис на этом откланялись. Логинов позвал официантку. Мы расплатились, и он сказал, попивая чай:

— Дела я в городке закончил, пора ехать к самолёту и лететь дальше. А тебе первым делом следует посетить клан, а то ж потом может не хватить времени. Нужно на вокзале коменданту предъявить боярские корочки. Он посадит в поезд, что идёт через городок, где расположен штаб армии Салтыкова. Там представишься в отделе силовой разведки, и тебя проводят к рысям…

— Я тут подумал, что рысям тоже надо отдохнуть, — сказал я серьёзно. — Можешь написать на клан отпускные документы?

— На клан не могу, — честно признался капитан. — Нет у нас официально кланов. Нужно выписывать лично на каждого, и я им, вообще-то, не командир.

— Я командир, — проворчал я.

— Боярин, — поправил Виталик и серьёзно спросил. — Зачем тебе рыси?

— Да хочу весь клан посадить на свои танки, — сказал я. — Чтоб были всегда под рукой. В центре подготовят по наклонностям наводчиков или водителей…

— А разве заряжающие не подойдут? — спросил Логинов.

— Рыси должны видеть врага, чтобы звереть, — пояснил я.

— Я в Совете занимаюсь темой совместного применения тотемных и магов, могу твоих рысей направить в учебку для подготовки, — задумчиво проговорил капитан. — Только какой мне с этого толк? Отдашь половину мужиков?

— Никого не отдам, — сказал я серьёзно. — Они моя дружина. У тебя есть уникальный шанс, чтобы я так их из армии не увёл, — я, холодно улыбаясь, проговорил. — Пиши, или я тебя прям тут пристрелю.

Он очень удивлённо на меня посмотрел.

— Сам же назвал меня отморозком, — проурчал я с застывшей улыбкой. — Пиши, Виталик, не зли зверя.

Виталик побледнел, порывисто взял планшет и вынул чистый лист. Написал, чтоб я видел:

— Так пойдёт? — холодно спросил капитан.

Я кивнул, и он резко поднялся. Не прощаясь, ровным шагом пошёл на выход. Я аккуратно сложил приказ и положил во внутренний карман. Спокойно доел пирожное, допил чай и неспешно поднялся в номер.

Виталик не запер дверь, ключ торчал в замке с внутренней стороны. И шинели его нет. Ну, он же сказал, что ему пора бежать, а если это демонстрация, боярину наплевать.

Я аккуратно прицепил на новую шапку кокарду вооружённых сил Гардарики и забрал из ящика стола лимонку. Оделся, вышел из номера, заперев замок, а ключ вернул на ресепшене, расспросив улыбчивую девушку, как пройти к вокзалу.

С удовольствием прогулялся через город. В небе редкие облака, светит осеннее солнце. Люди по военному времени серьёзны и деловиты, но никто не перемещается ползком или перебежками. Странное состояние, постоянно ждёшь взрывов и знаешь, что их не будет.

На вокзале мне повезло, как раз для приёма пищи остановился маршевый полк, уже заканчивали. Он следовал практически до места в армию Салтыкова. Комендант, выздоравливающий после ранения пехотный капитан, лично представил меня командиру части, тоже капитану, и меня посадили в плацкартный штабной вагон.

Часиков шесть смотрел в окно на природу и полустанки, дремал с открытыми глазами и думал, когда меня уже отпустит. Никто ж не мешал вытянуться на полке и спокойно поспать. Откуда эта тревога?

За городок воевал недолго, меньше месяца. На войне всегда отсыпался впрок под любым обстрелом, и не всё время в меня там стреляли. А что военные вокруг незнакомые, так и в этом ничего для меня нового. Однако там я уверенно укладывался на кучу тряпок на полу, а тут чего-то жду, сижу и смотрю в окно, будто мне очень интересно.

Приехали около восьми. Я прямо с вокзала отправился в штаб армии, комполка пошёл доложиться и заодно проводил. Капитан представился дежурному офицеру и сразу ушёл, а меня майор спросил, неужто я действительно собирался застать пожилого человека на работе в такое время.

Гулять по штабу одному мне запрещено, а сопровождать меня в обязанности майора не входит, потому он пока вежливо просит меня засунуть боярские корочки обратно и покинуть штаб.

Разумеется, я сразу выпал в тотемное состояние. Завела меня майорская наглость, однако воплотился я в основном по другим причинам. Офицер был рослым, плечистым и являлся довольно сильным магом — непросто так его поставили дежурным, и точно охранял штаб не он один.

Мужик попытался давить мне волю, отводить глаза, создавать фантомы — относился как к просто сильной рыси и посредственному колдуну. Он успел вынуть из кобуры свой пистолет, но держал его внизу и сильно потел, ибо ствол моего «Парабеллума» упёрся в его переносье, и все его попытки на меня не действовали.

В кабинет с дисковыми автоматами ворвались рысь Ваня и рысь Коля, сначала навели на меня оружие, а затем расплылись в добродушных улыбках.

— Боярин! — радостно сказал Ваня, опуская ствол.

— Я сразу почуял что-то родное! — проговорил Коля и тоже убрал автомат.

— А говорили, что убили тебя! — возбуждённо воскликнул Ваня.

— Этот и говорил, — показав на майора пальцем, недобро молвил Коля.

— А он кто? — спросил я, не отводя пистолета от майорской переносицы.

— Начальник отдела силовой разведки, — ответил Ваня. — Мы тут ещё и охраняем по очереди.

— Убери пистолет! — нервно просипел майор. — Я всё равно им начальник! И я приказываю…

— Застрелить тебя? — спросил я участливо.

— Н-не надо, — сказал начальник.

— Тогда так заткнись, — попросил я и, не убирая «Парабеллум», проговорил мужикам. — Мне бы встретиться с главой клана Терентием.

— Убили его, — печально проговорил Ваня. — Теперь Тимофей у нас глава.

— Тогда надо мне встретиться с Тимофеем, — поправился я.

— Так ты тогда возьми номер в офицерской гостинице, всё равно уже поздно, — сказал Коля. — А я как раз за ним схожу, — он кивнул на майора. — Если этот не будет возражать.

— Ты же не будешь? — спросил я майора участливо, удерживая пистолет у его головы.

— Н-не буду, — выдавил из себя тот.

— Тогда я пошёл, — молвил Коля и вышел из кабинета.

— Убери пистолет в кобуру, садись за стол и что-нибудь пиши, — велел я майору ровным тоном.

Он плавно засунул пистолет, уселся и, положив перед собой руки, уставился на меня. Ладно, и так сойдёт, не буду придираться, опущу пистолет.

— Ваня, — сказал я. — Сейчас ты скажешь всем рысям клана в штабе, что вы идёте по домам и ждёте только моих приказов. Любые другие приказы для вас не имеют силы…

— А кто будет Родину защищать⁈ — недовольно вякнул майор.

— Особенно этого не слушайте, — указал я на него стволом «Парабеллума».

— Слушаю, боярин! — весело сказал Ваня.

— Ну, пойдём, — сказал я Ване ласково и сухо проговорил майору. — А ты сиди!

Номер в гостинице мне дали по боярской квоте отчего-то тоже двухкомнатный. Похоже, что у меня с Советом обороны один уровень, боярство нынче не почитается, как раньше.

Подозрительно обошёл помещение и принялся раздеваться. Положил на полочку шапку, аккуратно повесил на крючок шинель и почувствовал в коридоре приближение двух рысей.

Дождался, когда постучат, и сразу открыл. Вошли Николай и черноволосый жилистый мужик под сорок Тимофей, нынешний лидер клана. Я предложил им располагаться, а вообще пора ужинать, так надо сходить в ресторан.

Тимофей брюзгливо сказал, что знает эти гостиницы очень хорошо, тут везде прослушка этого сраного особого отдела. Пусть эти козлы слушают, что он о них думает! А больше он тут и слова не скажет, тем более в ресторан не пойдёт.

Вот теперь Николай отправится домой ждать приказов, он сюда пришёл потому только, что Тимофей на слово никому не верит и один никуда не ходит. А боярина лидер клана приглашает к себе на квартиру.

Коля сразу сказал:

— Пока, — и ушёл.

Я молча надел шапку и снял с крючка шинель. Тимофей подождал, когда я оденусь и закрою номер, и уверенно пошёл к лестнице. В молчании вышли мы из гостиницы и свободным шагом пошли по русскому городку. По военному времени уличное освещение не работало, светили нам только окна, но этого двум рысям хватало за глаза.

Тимофей провёл до частного сектора, своим ключом открыл калитку в заборе. Здоровенный волкодав на цепи жалобно заскулил и на брюхе пополз за будку. Тима точно тут квартирует, а у пса на всю жизнь останется психологическая травма.

Тимофей к собаке даже лица не повернул, по-хозяйски пошёл к дому. Миновали веранду. У порога нас встретила миловидная женщина средних лет в домашней одежде.

— Ужинать, — сказал Тимофей, снимая солдатскую шинель.

Дама без возражений ушуршала. Я вслед за хозяином снял верхнюю одежду, умылся под рукомойником и прошёл на кухню. Женщина накрывала на стол. Мы уселись на табуретки, а она поставила сковородку жареной картошки, тарелочки квашеной капусты, нарезанного сала, солёных огурцов, корзинку хлеба. Тимофей важно сказал:

— Спасибо, Таня.

Женщина тут же вышла из кухни. Тимофей наложил полные тарелки картошки, и мы молча приступили. Неспешно дошли до чая с вареньем. Расспрашивать рысь о делах даже боярину неучтиво — у рыси по определению всё всегда, как должно быть и лучше всех — потому сразу перешёл к делам:

— Тебя не просто так избрали лидером, старые воины делились с тобой знанием. У меня затруднение и прошу твоего слова.

Тимофей важно кивнул, и я перешёл к сути:

— Впадаю в бою в транс и сам не отдаю себе отчёта. Пока не услышал рычание близнецов, я о себе этого не знал. Сколько находился в трансе — бог ведает. Но я ещё не стал лешаком. Вроде бы. Петя и Стёпа посоветовали обратиться к старшим.

— Близнецы живы? — строго спросил Тимофей.

— Оставил их живыми и здоровыми в относительной безопасности, — ответил я.

— Это хорошо, — благосклонно молвил лидер. — Парни верно направили тебя. Вопрос только в том, захочешь ли ты понять. Это старая загадка, насколько человек зверь. И у каждого по-своему. Запомни и никому не говори первую тайну тотемных воинов. Мы можем остаться в зверстве навсегда каждый раз, когда впадаем в транс, его продолжительность — это лишь вероятности. Каждый из молодых тотемных думает, что он особенно сродни конкретному зверю: рыси, волку, горностаю, росомахе, беру или вепрю. Повзрослев, воин понимает, что он просто родился в нужном клане, он сродни любому тотемному духу… — Тимофей засмеялся. — Вторая тайна тотемных — правы и те, и другие. Человек может иметь сродство с тотемным духом и отдельно с конкретным зверем. У тебя просто очень велико сродство с рысью. Да, ты тотемный воин, и входишь в транс, сознательно призывая тотемный дух. Но, оставаясь самим собой, способен ли ты сказать, кем же ты становишься?

У меня отвалилась варежка.

— Я старый тотемный воин и могу почувствовать, когда человек только входит в транс. У молодых это занимает минуты, — Тимофей мне улыбнулся. — И вот ты сидишь тут спокойный, а я всё время чувствую, что ты в следующую секунду станешь рысью. Но ты не становишься, тебе пока не нужно…

У меня вдобавок к варежке выпучились глаза.

— Ты рысь в облике человека, или человек с натурой рыси — решать только тебе, — серьёзно молвил Тимофей. — Говоришь, что ещё не стал лешаком? Только потому, что ты обладаешь логикой? — он усмехнулся. — Ну, вообще, дело твоё. Просто думай, что для тебя значит человечность, чем она для тебя важна, и почему так здорово быть зверем.

Подобрав челюсть, я кивнул и проговорил, потупив глазки:

— Так, с этим ясно, переходим ко второму вопросу.

Я вынул приказ Логинова и протянул лидеру клана. Тот степенно развернул бумажку, наморщив лоб, ознакомился и, так же солидно сложив обратно, вернул. Тимофей выдержал глубокомысленную паузу и важно заговорил:

— Знать, в Совете обороны сидят думающие люди, ведают ситуацию. Недавно ещё ты б такого приказа не получил, да пошла совсем плохая война. Тотемные воины во многом просто очень хорошо тренированные бойцы. Заметь, уже готовые воины. Нас и гоняли на ту сторону безобразить. Однако воюем мы не с дураками, противник усилил подготовку, увеличил численность, встречаются даже маги. За всё лето клан потерял пятерых, а за прошлый месяц половину состава, — он горько усмехнулся. — Только начальство ничего не желает знать, ему давай результаты! Или… — Тимофей устремил на меня многозначительный взор. — Или кому-то очень нужно, чтобы полегли тотемные, основа дружин боярских, стержень могущества боярского. И тут твой приказ! Видать, случилось что-то важное!

— Да ничего особенного не случилось, — сказал я спокойно. — Просто Логинов умница, — я усмехнулся. — Хоть и обещал я его пристрелить. В шутку.

— Угу, в шутку, — серьёзно покивал Тимофей и умильно улыбнулся. — Может, расскажешь главе о своих планах на клан?

— Да отдохнёте просто в Москве, — сказал я небрежно. — Заодно думаю сделать рысей танкистами, есть для клана работа.

— Стар переучиваться, — печально вздохнул Тимофей.

— А строго по желанию, — улыбнулся я. — Не хочешь учиться — возвращайся в разведку, ходи на ту сторону…

— Да хочу я учиться! — повысил он голос и смутился. — Мне только больше времени надо, чем молодым.

— Недоучек в бой не тащим, на том стоим, — молвил я важно.

— Тогда лады, — улыбнулся Тимоша и вновь принял деловой тон. — Ты приказ генералу Салтыкову показывал? Не? Вот завтра покажи с утра, его послушай. Потом разведка для нас держит целый спортзал. Так найди время, набей морды — соскучились ведь по боярину! Нас всего с тобой и близнецами вместе осталось в клане семнадцать. И то если крайняя группа придёт в полном составе, скоро уже должны вернуться.

— С удовольствием набью! — успокоил я Тимофея. — Давно хочу повидать Авдея и Мухаммеда.

— Вернуться — повидаешь, — проворчал Тимоха. — С группой они ушли.

— Вернутся, — сказал я уверенно и поднялся. — Спасибо за хлеб-соль, пора мне.

— Пойдём, провожу до ворот, — сказал глава клана, вставая. — А то у Тани волкодав. Говорят, злой.

Утром я первым делом направился в штаб. Дежурил уже другой майор, но его обо мне, видимо, предупредили, и он лично предложил следовать за ним к генерал-майору.

Я пошёл с лёгким сердцем, пусть и не сжимала в кармане шинели моя левая рука рычаг лимонки без чеки. Вряд ли меня ждали в генеральском кабинете слишком много представителей Совета обороны, Логинов пока там в явном меньшинстве. А на одного злого на меня Виталика даже с генералом должно хватить ножа и «Парабеллума».

Мы вошли в приёмную, адъютант нас не заметил. Майор у начальственных дверей попросил меня подождать. Коротко стукнул, вошёл и сразу вышел, сказав:

— Проходи.

Вошёл я в средних размеров комнату, сделал три строевых шага к большому столу с телефонами и, отдав честь, доложил о прибытии.

— Вольно, — проворчал Пётр Васильевич. — Привет, Артём, присаживайся.

Я уселся на краешек стула для посетителей и сразу подал приказ капитана.

Салтыков с запиской ознакомился и, подняв на меня проницательные глаза, строго сказал:

— Мне доложили, что ты ещё вчера отдавал приказы рысям.

— И чё? — спросил я с боярской небрежностью.

— Это вопиющее нарушение, — проговорил Пётр Васильевич. — Теперь все бумаги нужно датировать вчерашним числом! Ты вынуждаешь меня идти на подлог!

— Извини, Пётр Васильевич, — смутился я.

— Рыси формально служат в твоей же дружине, в разведке пехоты, — не обратив внимания, сухо продолжил Салтыков. — Я распорядился оформить их перевод в твоё танковое соединение. Далее их направят в Центр для обмена опытом по твоему боярскому запросу. Сегодня документы будут готовы, подпишешь у писарей после обеда. Скажешь парням, чтоб получили командировочные в финансовом отделе.

— Спасибо, Пётр Васильевич! — сказал я с чувством.

— Не за что, — сухо ответил Салтыков. — Я знаю, что могу создать тебе много проблем, только какой мне прок? А так ты направишь в моё распоряжение из Москвы первый отдельный батальон опытных танкистов, магов и тотемных воинов. Хорошая замена рысям диверсантам.

— Я думал сформировать только свой батальон, — пролепетал я.

— Тогда прибудешь в моё распоряжение лично, — холодно улыбнулся генерал-майор. — Или постараешься, чтобы батальон был не один, — он лукаво мне подмигнул. — Понравилось мне держать в рукаве джокера. Повышает результативность.

А ведь дядя вполне может устроить мне проблемы! И станет ли мне помогать Виталик — вопрос смутный.

— Договорились, — сказал я задумчиво и спохватился, подскочив. — То есть слушаю!

— Вот и славно, — проговорил Пётр Васильевич. — Рыси сейчас в училище № 1, беги к ним, Артём.

— До свиданья, Пётр Васильевич, — почтительно молвил я.

— Пока, — ответил генерал-майор.

Дежурный офицер рассказал, как дойти до училища. Заодно выяснилось, что под старым названием там временная располага бойцов, кто возвращается из отпусков или госпиталей.

По идее в классах должны обитать и солдаты разведки, но они давно забили на легенду и снимают жильё в городе, а в училище ходят как на работу. Только на настоящую работу их отвозят на джипах.

Когда я спросил, куда делись учащиеся, майор посмотрел на меня, как на иностранца. Во все училища Гардарики до войны принимали с 16-ти лет, теперь же без желания парней забирают в армию, а там уже смотрят, куда послать. Кого на заводы, кого в войсковые учебки.

Не! Можно и по желанию! С 15 лет. Туда же. Тогда больше шансов хорошо выучиться и принести на войне пользу. А можно целый год ждать, что война кончится, только таких меньшинство.

Я смутился слегка и поправился, что спросил, почему данное конкретное сооружение не используется в новом качестве, так майор посмотрел на меня уже с подозрением. Пришлось признаваться, что с начала войны в боях и вообще боярин.

Офицер жалостливо вздохнул и объяснил непонятливому мне, что как раз с начала войны ребят из западных областей и вывозят на восток. Чем западнее, тем быстрее. Оно пока не касается Москвы, но это неточно.

Я его поблагодарил и пошёл по осеннему городу. Шёл и размышлял, кого же пожалел майор — меня тупого или мальчишек. Вот ради чего, оказывается, я всё время убивал европейцев. Блин, хоть не уходи в отпуск, чтоб ещё немного пацанов увезли от европейского будущего!

А по зрелому размышлению, всё идёт по плану — вот и в училище прифронтового городка только солдаты, а не перепуганные ученики. Я показал часовым на входе боярское удостоверение и прошёл внутрь.

Рыси дожидались меня в спортзале, все девять. Тимофей сказал, что пятеро в рейде. Для начала я их порадовал, рассказал о направлении в Москву и командировочных. Далее физкультура с ознакомительным мордобоем.

Ну, просил же сразу выходить в тотемном трансе! Так Коля с пола проскулил:

— Да в трансе мы! Только тебе пополам!

Я сфокусировался на ребятах… действительно в трансе. И мне на самом деле без разницы. Всего-то год с небольшим не виделись, и такие изменения! Как заново знакомимся!

— Вспомни наш вчерашний разговор, — загадочно сказал Тимофей, утирая личность. — Быть рысью и считать себя рысью — разные вещи. Всегда помни об этом.

— Ладно, хватит, — сказал я кротко. — Вы тогда без меня, а я только разомнусь.

До полудня практически ничего особенного не случилось. Только я внове с себя удивлялся — оказывается, я ещё могу прикладывать усилия просто для удовольствия и таки его получать! Гимнастика называется.

А на других бойцов я не смотрел. Что им мои советы? Всё равно всё сделают неправильно.

В двенадцать парни пошли в столовку, им полагалась казённая кормёжка, а я в отпуске, потому направился в гостиничный ресторан. Условились встретиться после обеда в штабе.

В ресторане я себя в целом не особо ограничивал, просто всё удовольствие убивали цены. Никаких интервью не планировалось, обычный обед, но, если я всегда так буду питаться, что привезу Кате и Свете? Отказался от пирожного к чаю. Ну, не совсем отказался, не стал брать третье.

После обеда без спешки прошёл в штаб. Как ни удивительно, все бумаги у писарей уже лежали готовые. Я их подписывал, когда в комнату вошёл бледный Тимофей. Я на него вопросительно посмотрел, но он сделал жест, мол, продолжай.

Вместе вышли в коридор, и Тимоша ускорился, я в темпе пошёл за ним.

— Позвонили из пехотной дивизии начальнику, ты ещё пистолетом ему тыкал, — отрывисто говорил он на бегу. — Вернулась группа. Авдей там остался, а Мухаммеда принесли. Хочет что-то тебе сказать, но нужно спешить. Зря бы не просил.

На парковке у входа Тимофей сел на правое сиденье джипа, я за руль. С места стартую. С заднего сиденья поднялся солдатик с заспанным лицом и воскликнул:

— Ты кто⁈ Куда⁈

— Спи дальше, — рыкнул я, обернувшись к нему.

Водитель рухнул обратно. Тимофей подсказывал дорогу, заранее указывая повороты. А нормально фронт ушёл на запад за месяц, я и не помнил этой местности. Тимоха держался двумя руками за торпеду, подсказывал и старался не выпасть на ходу, с учётом поворотов ехали на двух колёсах. В среднем на трёх.

Я честно не думал, что хочет сказать Мухаммед. Просто хотел его увидеть ещё живого, и теплилась искорка надежды ему помочь. Приехали и юзом встали у лазарета. Когда выпрыгивал, взглянул всё-таки на водителя. Он не выпал, только спал уже на полу.

Влетели в большой дом. Тимофей сказал женщине у входа:

— Где раненый разведчик? Недавно его принесли!

— Так в общей он пока, — сказала она, показав пальцем. — Тама…

Мы быстрым шагом направились к указанным дверям. Тётка подорвалась за нами с криком:

— А халаты⁈

Вошли в большую комнату, плотно заставленную койками с ранеными. Все стонали или бредили, но Мухаммеда я сразу почувствовал и подошёл на ватных ногах. Другой человек его бы не узнал, лицо — месиво засыхающей крови. До подбородка простыня в бурых пятнах.

Я ощутил океан боли и понял, что ему уже всё равно. В нём остался только рысий транс и зазубренные слова. Фактически передо мной изуродованное, жутко страдающее передающее устройство. Жизни практически не осталось…

Мухаммед неожиданно захрипел:

— Ленточку уже переходили… из миномёта… рядом… Авдей раньше…остался прикрывать… счастливчик…

Мне на плечи накинули сзади халат. Мухаммед злобно зашипел:

— Прогони её!

Я оглянулся, добрая женщина сама вышла из палаты.

— Запомни, Тёма… это рысье… долго не пускать смерть… терпеть… если надо, — пробулькал Мухаммед, и на его почерневших губах показалась кровавая пена. — Это долг… я пытался… и ты меня слушаешь…

Он со свистом вздохнул несколько раз, алые пузыри из его рта надувались и лопались. Мухаммед через силу продолжил:

— Терентия нет… он приказал… налить в бачок… твой папка… не стал рысью… считал пережитком… хотел избавиться… Терентий сказал… боярином станет… истинный рысь… теперь боярин ты… прощай…

Мухаммед пустил к себе смерть. Я долго смотрел в его мёртвое лицо, и ничего, кроме жалости не испытывал. Ёлки! Я не хочу ничего знать! Верните Мухаммеда!

— Ты рысь, Тёма, — проговорил Тимофей. — Этого не изменить.

Я оглянулся к нему и долго не находил слов. Слёзы выступили на глазах. Я прохрипел:

— Ну, почему? Почему они⁈ — я всхлипнул. — Почему Мухаммед⁈ — слёзы свободно полились по щекам. — Они ушли, а я остался! Зачем⁈

— Ты рысь, боярин, — грустно повторил Тимоша.