Русский жиголо

29

Уже чуть брезжит мерзкое лондонское утро, холодно, влажно, и небо тусклое, темно-серое такое, типа, поминальное небо. Звезд на нем, конечно, нет, и оно при этом хрупкое, как битая стекляшка автобусной остановки, того и гляди развалится.

Я высовываю голову в окошко такси в ожидании, но пока сверху сыплется только редкая морось, словно ангелы ссут на нас с небес, а на самом въезде в аэропорт гигантская пробка.

Трейлеры и фургоны, такси и мотоциклисты, мопеды, мопеды, мопеды, разная дорожная техника, Caterpillar и Iveko, мрачные представительские лимузины и целая куча Mini Cooper'ов, похоже, этим утром всем нам срочно понадобилось на хуй валить из Соединенного Королевства.

Еще бы! Ведь здесь блекло и кисло, на улицах – сплошь пенсионеры и футбольные фанаты, наркоманы и панки в футболках с Игги Попом и Sex Pistols, пакистанцы и индусы, арабы и албанцы, жирные американские туристы и тощие японские роботы с дорогими фотоаппаратами, клерки, клерки, всюду мелкие клерки в копеечных полиэстеровых костюмах, и извращенцы обивают пороги секс-шопов, приобретая анальные и вагинальные вибраторы, недорогие резиновые куклы и пошлые розовые меховые наручники, видеодиски с примитивным поревом, подумать только, никакого вкуса, детка, никакого вкуса и никакого стыда!

Я смотрю в окно и думаю, что когда в прошлом мне приходилось бывать в этом городе, всякий раз сопровождая мамочек в их деловых поездках, он мне нравился, меня прикалывало, куколка, как понравилась бы, возможно, любая туристическая Мекка, но вот теперь…

В этот раз Лондон открылся мне со своей самой отвратительной стороны, я увидел прогнивший мирок бомжей и дорогих гостиниц, провонявших нафталином и клопами, империю дешевых секс-шопов и пип-шоу, грязное царство «демократичных» пабов и больничную пустоту дорогих ресторанов, и, конечно, все эти штамповки-Starbucks.

C другой стороны, дело, естественно, в настроении, все дело в ситуации и том тупике, в котором я оказался.

Прочь отсюда, прочь от проблем и ужаса…

Вот только…

Что ожидает меня в Москве? Я стараюсь об этом не думать, все же там моя гребаная Родина, там все мне знакомо, может быть, там кто-нибудь сможет мне помочь.

Ну, типа, детка, как бы там ни было, я доволен, насколько это возможно в моем положении. Я, наконец, почти добрался до Хитроу, и меня никто не попытался завалить, никто, я надеюсь, не выслеживал меня от отеля, не было никакого преследования и зловещих телефонных звонков, впрочем, я вообще решил не включать телефон, не светить номером, куколка, такие дела, короче пока все прошло более или менее спокойно.

Водитель кэба, этот на редкость отвратный кокни, с тараканьими усиками, ну, ты сечешь, детка, такой жалкий придурок, всю дорогу, сквозь пробки и вялое утро, пытается меня разговорить, в надежде на щедрые чаевые. Я стойко молчу, вжавшись в потрепанное сиденье.

– Fucking weather, mister, – бессмысленно бормочет он. – Suicidal city.

На его неуклюжих грубых ручищах, поросших рыжей щетиной, целая россыпь безобразных веснушек и родинок. Я смотрю на него, на его веснушчатые неуклюжие лапы и думаю о раке, меланомах, переходящих в метастазы, о том, как руки его, лицо и все тело пожирает ужасный недуг.

– Don't worry, – говорит мерзкий кокни, – we'll be in time.

Я отворачиваюсь и смотрю в окно, прямо в безрадостный осенний полумрак.

Ну вот, куколка, наконец мы у цели. С облегчением расплачиваюсь и намеренно не даю мерзавцу чаевых, врубаешься, куколка, и он смотрит на меня с отвращением и отчетливо спеленгует: «Fuck you, mister», – и медленно, словно ожидая, что я спохвачусь, окликну его и вручу нагло зажатую капусту, уезжает прочь.

«Die!!!!! – кричу я ему вслед. – Fuck off and die!!! Motherfucker!!!», – а на душе погано, в голове туман. Я смотрю кэбу вслед и изрыгаю проклятия, и вдруг вижу, представляешь, детка, просто вижу, как прямо на моих глазах какой-то идиот на здоровенном старом зеленом рэйнджровере, несущийся на большой скорости по крайней левой, вдруг резко поворачивает перед кэбом направо, словно не видит ни черта, и тут же с немереной силой хуярит его в левое крыло.

И я наблюдаю все происходящее, словно в замедленной съемке, детка, лишь визг тормозов и скрежет металла реальны, пронзительны и быстры, тут же образуется дикая пробка, машины сигналят, и воют полицейские сирены, и из такси валит сиреневый дым.

Я в шоке, детка, я в полном ауте, мне снова кажется, будто я сплю и вижу дурной сон, да, я готов грохнуться в обморок, мне кажется, мной владеет дьявольское наваждение, мне кажется, что я просто удолбан по уши кислотой, вот и чудится невесть что, я стискиваю зубы и отворачиваюсь и устремляюсь прочь, валю что есть силы в здание аэропорта, ищу, в нервном припадке, стойку регистрации, а в ушах все стоит противный визг тормозов, и мне хочется быстрее покинуть эту страну, в надежде, что на родине этот морок, наконец, кончится. В слабой такой, типа, трепетной надежде.

В конце концов, не без помощи ксанакса, туман в моей голове понемногу рассеивается, и на удивление быстро и всего за какие-то сто пятьдесят фунтов мой билет обменивают на утренний рейс.

Видно, зря я гнал на всевышнего, я все еще под опекой, может быть, не все еще потеряно.

В голову приходит идиотская банальщина, типа, я давно не был в церкви, по приезде надо обязательно зайти, короче, явный бред, и все это отдает деградацией, да, куколка? Но я посмотрел бы на тебя, окажись ты в такой ситуации, я бы посмотрел на твое поведение, ох, я бы поприкалывался…

Мой самолет вылетает еще через три с половиной часа, и в какой-то нервной, но радостной ажитации я бесцельно слоняюсь по аэропорту.

Здесь опять полно всяких подозрительных личностей, грязненьких индусов, заразных китайцев и бородатых арабов, короче, международных бродяг, всех этих ебаных беженцев и иммигрантов, религиозных фанатиков и извращенцев, тех самых, с анальными вибраторами в задних проходах, потенциально у кого-то из этих ублюдков вместо вибратора запросто может быть бомба и даже не одна, хотя всего одна такая адская машина способна мигом превратить все здание и нас вместе с ним в руины. Да, да, в руины, в груды щебня, вывороченной арматуры, осколков битого стекла и расплавившейся оргтехники, в горы человеческого мяса. В груды окровавленных трупов с оторванными конечностями и вытекшими глазами, среди которых будут раздаваться стоны пока еще живых, но находящихся в не менее плачевном состоянии, чем мертвые. Взрыв, копоть, стоны, крики и кровь. Вот именно, все это запросто может произойти.

А что? Разве катастрофы происходят в каком-то параллельном нам мире, детка? Ты разве так и не осознала, что все это взаправду? Самонадеянные болваны, для большинства из нас это просто картинка в телевизоре, голос в радиоприемнике, фото в вечерней газете. И даже если вчерашний однокашник или коллега по работе, сосед там или еще кто-то, кого мы хорошо знаем, так вот, если этот кто-то вдруг погибнет, его разорвет, к примеру, на тысячу мелких кусочков, комочков багровой требухи, так, что никто и никогда уже не опознает его тело, вернее сказать, не тело, а мешанину из крови, мяса, кишок, костей, дешевой одежды и частей от мобильного телефона и наручных часов, даже в этом случае мы будем уверены, что с нами такое уж точно не случится никогда.

Никогда! Вот уж полная лажа! Стоит только одному из этих вечно укуренных палестинцев, по уши замотанных в грязные белые, черные и красные платки, рвануть здесь бомбу во имя аллаха, дернуть за чеку, нажать с диким гоготом на красную кнопочку, и привет, alles, пиздец, нас всех больше нет, прощайтесь, прощайтесь, ну же, прощайтесь быстрее, ведь все, жопа, мы на том свете! Которого, кстати, наверное, тоже нет.

При жизни ты слишком много значения придавала своей личности, детка, может быть, отчасти даже думала, что мир вертится вокруг тебя, не так ли? И что теперь, когда смерть обдала тебя своим холодным дыханием? Кто о тебе будет помнить?

Возможно, внезапная гибель послужит поводом собраться – убитые горем муж и родители, дети, сестра, братья, племянники и еще куча каких-то малознакомых людей, ну там соседи и знакомые, тетки и их супруги, короче, все эти болваны, с которыми ты и не думала знаться при жизни, так вот, куколка, все они усядутся за стол – нажраться по случаю твоего ухода.

И, представь только себе эту мерзость, кто-то из них скажет несколько мрачных, проникновенных слов, что мол покойная была прекрасным человеком, дочерью, заботливой матерью, ну и все такое, твоя мамаша всплакнет, а муж с удивлением поймает себя на мысли, что глаза его сухи.

Возможно, коллеги по работе будут немного огорчены, но все это скоро пройдет, детка, и память останется лишь у очень немногих. Потом и они забудут. Вот и все. Будто тебя и не было вовсе, куколка. Довольна?

Вот что касается меня, то, возможно, я был бы доволен.

Возможно, Смерть гуляет сейчас рядом со мной, проходит регистрацию на какой-нибудь рейс или пьет кофе за пластиковым столиком в столовой.

Хотя, вообще-то, сейчас меня даже это не слишком волнует. Мне плевать на шахидов, наоборот, я напряженно всматриваюсь в лица пестрой толпы в поисках славянских черт. Еще бы, куда больше, чем террористов, я опасаюсь своих соотечественников.

В одном из баров на втором этаже я беру себе «Гиннес» и закуриваю. Старушка Англия, быть может, одна из последних европейских держав, что еще не продалась Америке, и то, что в большинстве общественных мест можно курить, – лишнее тому доказательство.

«Гиннес» густой и терпкий, такой, каким он и должен быть, хотя, возможно, это и не «Гиннес» вовсе, а Murphy's, не важно, я не разбираюсь, короче, я пью и с грустью вспоминаю о нарушенной диете, но куда уж там, к черту все, главное – выйти живым из этой передряги. Лишние килограммы я уберу мигом, если вообще у меня получится набрать их, с такими нервами и всеобщим беспределом в моей непутевой жизненной ситуации.

Ну вот, объявляют посадку на рейс. В багаж сдавать мне нечего, большинство вещей оказались безнадежно испорченными, да и к чему теперь все эти дорогие женские тряпки? Набор девайсов я тоже оставил в номере, пусть идиотка с ресепшена развлечется с придурком-швейцаром.

Я ведь щедрый парень, куколка, я думаю о ближних.