Русский крест: Литература и читатель в начале нового века

Механика литературной жизни

Что движет солнца и светила? А литературу? В ее органическое развитие, самодвижение верить теперь не обязательно. На самом деле новые литературные тексты пойдут на дрова. Их кидают в топку, и сгорают эти новости в виде книг и журнальных публикаций очень быстро. (Из знаменитого определения поэта – «книга есть кусок горячей кубической совести и больше ничего» – сегодня актуален только эпитет «горячей»). Век жизни новинки, если она чем-то не зацепила(сь), – короток: до выхода в свет другой новинки. А там и новая новость – чистая перемена – с новой фуршетной скатертью «со свисом» (из профессионального арго фуршетных специалистов). А новинке тоже грозит быстрое забвенье и легкая смерть – от отсутствия читательского воздуха, – или эвтаназия, когда разочарованный издатель вовсе махнет рукой на распространение и отдаст книгу под нож.

Так что движет-то, если что-то движется?

Литературная жизнь движется сегодня в основном при помощи трех механик: фестивально-ярмарочной, премиальной и презентационной.

Механика литературного процесса в фестивально-ярма-рочном варианте имеет свой календарный режим: сентябрьская ММКВЯ, поздненоябрьская Non/fiction, весенняя «Книги России».

Есть Московский фестиваль поэзии, к нему прибавился летний книжный фестиваль – и обозначил важную каникулярную нишу. Главное – не буковки читать наедине с книгой (этот процесс откладываем на потом), а в празднике участвовать: выступать или слушать, вникать или комментировать. Книга превращается в действо, автор – в исполнителя, зазывалу, актер-актерыча. Во внутреннем дворике ЦДХ разбиты шатры, завлекательно-ностальгически (исходя из литературных источников! ни слова о политике и политиках) названные – Коктебель, Гурзуф, Бахчисарай, Керчь, Ялта: сбыча мечт о Крыме на Крымском валу. (Правда, погодка была не крымская, а наоборот.) Лимонов читает стихи, Петрушевская – сказки, Веллер, как всегда, проповедует. На фестиваль вход свободный, в шатер – платный. Книг фактически нет – две сравнительно небольшие палатки. Не за книгами зовут – жажду пробуждают. А утолять будете в другом месте.

Вот это и является принципиальной ошибкой. К книге, именно к ней должно все подводить прямо здесь – прошу прощения, как литургия к причастию. Иначе все, если не ради подведения читателя за ручку к книге, – зачем? Зачем крутятся колесики?

Не в таком большом проекте, но зато ежедневно механика литературы действует путем литературного трения – в салонах и клубах, на презентациях и в новых проектах чтений, диалогов, диспутов и т. д., от уже вошедших в систему «Полюсов» до новехоньких «Кофе и сигарет». Тут тоже есть свои менеджеры, пока еще не с масштабными, но вполне забавными идеями. Здесь вроде бы механика работает приближенно к самому тексту, но – далеко от публики, ибо сами участники (они же потребители): за этот заколдованный внутрилитературный круг текст/автор/книга фактически не выходят.

Теперь о премиях. Изучив длинный список премии «Русский Букер», я отметила наконец восторжествовавший принцип: выдвинуть все, что напечатано. Пожинаем то, что посеяно, выращено, опубликовано. Отвергается только то, что не проходит по формальным признакам. Например, рассказ уж никак нельзя номинировать на «романную» премию. Или стихотворение. А повесть – можно. В результате получается, что списками из Букера и «Большой книги» покрыто практически все крупноформатное пространство. В забеге участвует каждый. Были (а может, и есть) забеги-марафоны по Садовому кольцу, с привлечением как можно большего количества участников.

Что дают такие марафоны спорту? Да в общем ничего. Это не спорт, а физкультура. То же и с литературными премиями. Получается уже физкультура, а не спорт, массовый пробег по Садовому, а не чемпионат.

«Механика судеб» – так называлась книга Юрия Арабова, анализирующая сцепления и внутренние рифмы, обусловленность и связь (причин и следствий) в судьбах выдающихся личностей. Механика судеб может быть вычислена только post mortem – когда биография естественным образом завершилась. После конца судьбы. Литературная жизнь не аналог человеческой. В ней механика обеспечивает не саму жизнь, но жизнеподобие. Во всяком случае, движение. Если исходить из премиальных сюжетов – механическое.

Анализируя это, понимаешь, как много скрытого в данных списках – в механизмах выдвижения и отбора. Скрытого – и неведомого простодушной публике. Какие страсти кипят!

Но ведь ни для кого не секрет, что в равнодействующей сил процесса выдвижения и отбора – кроме независимой экспертной оценки – обязательно участвуют две составляющие: случайность и заинтересованность. Случайность – поскольку что-то может просто не попасть в поле зрения номинаторов, а что-то попадет вдруг (и непонятно отчего). Есть такое выражение: глаз упал. Прочел под хорошее настроение – впечатление одно; прочел под неважное – оценка соответствует настроению. В литературе человек оценивающий, читающий, критикующий есть инструмент вовлеченный.

Исходя из этого, в списке присутствуют, а в зачете участвуют х произведений романного (?) жанра. Представлено было у. Итак, z от старта отставлены. Что дальше?

Если говорить о механике литературного процесса, то недовольство «работой» премии всегда упиралось и не в сам список и даже не в выбор жюри (это все – недовольства, так сказать, небольшие), а в то, что эта механика не цепляет читателя. Не сказывается на тиражах. То есть механические движения не приводят к главному результату (не лауреата я имею в виду).

Премиальные сюжеты сегодня на самом деле – это не только механика движения, но и механика торможения. Причем – плодотворного и полезного. Чтобы следующая новинка не вытесняла предыдущую за один месяц, придумываются все новые и новые премии. Пусть каждая книга пройдет через презентацию, поучаствует в фестивале и получит премию. Не жалко.

Хорошо бы ее при этом кто-нибудь и прочитал.