Дверь беззвучно закрылась, обрывая негодование Киары на середине и разделяя мир на две части. Резко наступившая тишина заставила невольно поежиться — показалось будто сами звуки страшатся проникать в кабинет, избегая приближаться к инспектору. Склоняясь над монументальным столом, невзрачная фигура одним своим присутствием пробуждала во мне позабытое чувство тревоги.
Мурашки забегали по спине отнюдь не из-за Киары — какая бы отбитая она ни была, но сама кидаться на агентов не станет. И даже не из-за самого федерала — кем бы он ни был, как бы спокойно себя не вел, он попросту обычный человек из плоти и крови.
Дело в телохранителях. В их полном отсутствии.
В пугающем безмолвии кабинета находились лишь мы вдвоем и я совершенно не понимал причин его внезапной беспечности. Почему он не боится? Я же его прирезать собираюсь, разве нет?
Видя как он сидит за моим столом, начинаю понимать, отчего Аарон с князем вечно меня в колдовстве обвиняют да с опаской глядят — довольно стремно когда кто-то ведет себя словно знает все твои ходы наперед. С таким же лицом дневальный рассматривает схему пожарных выходов из казармы. Тысячу раз виденную и наскучившую с первого взгляда.
Федерал не спешил подавать голос, умело маринуя меня тишиной и спокойным взглядом. Классика. Все как по учебникам допросов — заставляет нервничать, власть прочувствовать, свое ничтожное место осознать. Прямо как князь при нашем первом разговоре. Только у чекиста действительно получается.
Если Рорик просто подражал манере своих родичей, что веселило, то инспектор применяет психологическое давление с полным пониманием, что пугает. Пугает и заставляет задаться простым вопросом, а на того ли я жало поднял? Может — ну его нафиг?
Взмокший лоб выдал меня не хуже белого флага. Смиряясь с «поражением», я уже открыл рот дабы хоть как-то разогнать невыносимую тишину, однако федерал с заискивающей поспешностью вклинился первым:
— Не беспокойтесь, вашей спутнице ничего не грозит. — молниеносно спрятав липкий взгляд за виноватой улыбкой, он за секунду переключился с грозного чекиста на радушного хозяина. — Мне пока удается держать властителя резиденции в рамках закона, — он не решится на месть при моих помощниках.
Жестом пригласив меня в гостевое кресло, он потянулся к графину из лазурного хрусталя. По мере того как простенькие деревянные кружки заполнялись, по кабинету все отчетливее разносился соблазнительный аромат спелого винограда и летнего моря.
Добродушное лицо федерала и его непринужденный тон вступали в диссонанс с преступно неудобным креслом. Несмотря на роскошную отделку, гостевое сиденье оказалось на редкость неуютным.
Ерзая по обивке я заметил как в глазах инспектора промелькнуло едва уловимое удовлетворение. Мои попытки устроиться удобнее выглядели тем комичнее, чем монументальнее представал неподвижный хозяин кабинета.
Кажется, я начинаю догадываться, что здесь происходит и нахрена он меня «позвал»…
Инспектор заботливо пододвинул простую трактирную кружку с роскошным экзотическим вином:
— И все же чувствую себя обязанным принести извинения за благородного Жимира. Моя повинность, мой недочет… Признаться, мне стыдно — при всем своем опыте не ожидал от молодого князя такой злосердности. Клянусь, с каждым подобным промахом я все чаще задумываюсь о… — мастерски изобразив будто ляпнул лишнего, он быстро опорожнил кружку и изящно перевел тему с князя на своего погибшего агента.
Из-под стола показались дорогие ножны с янтарными лилиями. Аккуратно положив шпагу Эмбер на моей половине, он смущенно пожал плечами:
— Прежде чем ты заявишь о праве на сатисфакцию и заколешь меня на дуэли, успею ли я взять слово?
Всем раболепным видом он просился на дерзость в стиле «если сумеешь говорить быстро». Уверен, какой-нибудь Грисби или князь так бы и сказали, прячась от липкого взгляда, страха неизвестности, и неуютного кресла за завесой выпендрежа.
Хитрый щегол… Как там писал этот древний китаец Сунь-Вынь? Сначала создай условия для победы, а уж потом побеждай? Сначала заставь собеседника принять выгодную для тебя роль, а потом дирижируй им будто актером в театре.
Да, стопудово на хамство нарывается, чтобы потом использовать или как-то иначе на чувство вины и стыда развести.
Убедившись, что прикушенный язык сделал свое дело и не позволил бормотать вслух, я пожал плечами в ответ, не желая принимать навязанную программу:
— Валяй. В конце-концов, для этого ты и замутил всю эту подковерную дрочь с глашатаем, чтобы говорить, верно?
Благодарная мина на его лице скрыла искру недовольства в глазах — он явно не любил, когда что-то идет не по плану. Со значением поглядывая на возращенную шпагу, инспектор завел речь про своего агента, — ту самую кошатину, что вспорола себе шею, не желая сдаваться в плен.
Рассказывая как воспитывал из уличной шпаны верного оперативника, федерал «нехотя» сознался, что переусердствовал. Отчего девчонка крайне болезненно восприняла нанесенное поражение и купание в городском фонтане. Оттуда, якобы, и растут уши с арестом и пытками Эмбер — обиду вымещала, мстила, позволяя эмоциям сыскать вину в безвинной. Оттого же и пыталась замочить меня «без приказа».
А вскрылась «бедняжка» из-за давней влюбленности в своего начальника. Не могла снести позора в глазах второй половинки точно так же как и боялась его подставить. Будучи дознавателем диверсантка прекрасно понимала, что развязать можно абсолютно любой язык…
Уж не знаю, узнал он подробности наших речных купаний от дровосеков или стражников, но версию выдал шикарную, не подкопаешься. Его слова поразительно удачно дополняли мои собственные сведения, выстраивая идеально ровную картину событий.
В кошатине впрямь ощущалась личная неприязнь, да и в одиночку он бы никогда ее не подослал. Может и не врет будто идиотка болезненно восприняла его похвалу в мой адрес и решила устранить соперника, выдав это за заботу о любимом.
Трагичная история о безграничной любви «приемной сиротки», чья импульсивность оставила вечный шрам на сердце у наставника лилась из его рта стройным потоком. Ведь если бы заметил, если бы догадался, если бы, если бы…
Я и сам не заметил, как начал кивать в такт словам, будто загипнотизированный. Чесалка за поясом перестала впиваться в спину, а рука все ближе подбиралась к простенькой деревянной кружке с невероятно ароматным вином.
Но попробовать элитное пойло не довелось. Подводя итог своей кадровой политики, федерал заигрался:
— Вот так, ведя ее по нужной тропе я позабыл что она вьется по краю обрыва. По сердцу говорил мой старый мастер, верные выборы подобно чудесам — являются лишь слепцам, глупцам, да подлецам. Другим, что не с их когорты они навеки недоступны… — с томным вздохом он сделал паузу на вино, незаметно следя за моей реакцией.
Осознание больно ударило по затылку, возвращая в реальность — он же за мной повторяет! Так же, как и антиквар до него! Вернее, не так, ибо в силу возраста и опыта молодой реставратор в принципе не мог правильно понять и половину тараканов в моей башке, упростив и сведя все к юношескому максимализму и идеализации, но вот инспектор оказался способнее.
Вся эта херня про чувство вины и допущенные ошибки, про загубленных подчиненных и правильные решения — это же моя лебединая песня! Плагиат, мать его!
Своего в доску играет, разводит как чай в стакане, а я и уши развесил…
Пришлось сделать усилие дабы сохранить бесстрастную рожу. Рано еще, пусть болтает, пусть дальше лапшу вешает. Факт, что ему довелось полистать мой дневник уже кристально ясен — кто знает, что еще он выдаст между строк?
Федерал умудрялся так ловко расставить акценты в своей истории, что даже Киара бы потянулась за платком и, утирая скупые слезы, потрепала «овдовевшего» холостяка по плечу. Прирожденный манипулятор.
Но к несчастью для него, я не ведьма, а кое-что похуже. И вдоволь успел потусоваться с замполитом, чтобы выучиться пропускать словесную мишуру и сосредотачиваться на посыле.
А суть проста как палка — царь хороший, бояре плохие. То есть кошатины с князьями. Красивая сказка, правдоподобная, одно портит — слишком уж удобная для него.
И ведь самое паршивое, почти не врет, козел! Просто неудобное прячет, а то что озвучивает, эмоциями в нужную сторону подталкивает. Профессионал, мать его. Геббельс бы присвистнул.
Теперь понятно, отчего Эмбер пальцы грызла да слизняком его обзывала — не в пытках дело, а в профессиональной зависти. Даже хитрожопая особистка — сопливая красная шапочка на фоне этого волчары. Высшая лига! Отчего мурашки по спине бегают еще тревожнее — что элита здешнего закулисья позабыла на периферии цивилизации? На кой хрен встречается со мной лично? Мешаю я ему? Схему с регентом и советником сорвал? Планы ломаю? Так грохнул бы и вся недолгая!
Конечно, можно предположить что моя скорая смерть и так подчеркнута в его календаре, а сейчас лишь внимание усыпляет и развлекается от скуки, но… Нет, тут что-то гораздо хуже. Уж не завербовать ли пытается?
— Ну, короче… — я откашлялся, тщательно скрывая свои догадки и подыгрывая его ожиданиям. — Раз невиновные наказаны, а непричастные награждены, может мы к делу перейдем? На кой ляд ты…
— Постановил тебя хранителем Грисби? — мигом сориентировался он, вводя меня в нужное русло. — Ты и сам знаешь ответ. — непринужденная речь контрастировала с липким взглядом. — Как говорили древние, разумнее отменить рабство сверху, чем дожидаться пока оно «отменится» снизу. Низводя к простым словам — не стоит мочиться против ветра и идти наперекор толпе, рискуя по упрямству потерять все.
В принципе, все как Эмбер говорила. «Не можешь наказать, награди» и всякое прочее. Тут бы расслабится, окончательно уверившись в его искренность, да только тараканы в башке не успокаиваются. Как-то… Банально.
Не тот уровень, чтобы легко сдаваться и умывать руки. К тому же, слишком точно за Эмбер повторил — уж не оттого ли, что успел со всех сторон ее обнюхать и понять как она думает?
Как там особистка говорила про регента? Лучший союзник, тот, кто мнит себя врагом? Или это про рыжего сотника было? Или стюарда? Убей не помню… Но смысл тот же.
Пусть я и старательно прикусывал язык, дабы опять не сболтнуть чего вслух, хозяин и без слов заметил сомнение на моем лице. С пару мгновений побуравив меня оценивающим взглядом, он поспешно «капитулировал». Как и в первый раз.
— Зверь чует западню… — с почти искренним разочарованием он покачал головой, откидываясь на кресле. — Хорошо, твои подозрения не беспочвенны, я и впрямь имею на тебя расчет… Ты ведь уже догадался, верно? Еще бы, после такого «намека» в главном чертоге…
Вон оно чего! Почуял неладное и теперь проверяет, прикидываюсь ли я дураком или впрямь повелся на отмазки за пытки Эллис, повешенных барменов, и собственное покушение. Действительно ли я лох, которым можно манипулировать или такой же Джеймс Бонд колхозного разлива, использующий чужую хитрость для своих целей.
Ладно, меня тоже не на помойке нашли, Штирлиц недоделанный! Уж в кого-кого, а в дурака я играть умею! Так преуспел, что всю жизнь из роли выйти не получается.
— Князь? Из-за него весь сыр-бор?
— Именно. — одобрительно кивнул инспектор ненавязчиво сканируя каждое колебание моего лица. — Молодой Рорик все стремительнее оборачивается угрозой. Себялюбие взывает к действию, а после твоего выступление на казни… Грядет гром. И я не в том положении, чтобы отказываться от друзей.
Угу, еще и на меня вину спихнуть успел… Опять проверяет! Очевидную уловку выставляет и смотрит, клюну ли? Сам же разговор строит как хочет, водя меня бараном на поводке, но при этом внушает, будто именно я у руля.
Хитрый, гаденыш… Да слишком уж привык играть на чужих иллюзиях о собственной значимости. Окей, продолжаем ломать комедию:
— Союзник? Скорее громоотвод. С мишенью во всю спину.
Инспектор явился исключительным лицедеем. Он не переигрывал, не выпучивал глаза, не хватал ртом воздух, не скрипел зубами. Нет, он действовал тоньше — чуть дрогнувшая бровь, мимолетный взгляд, пауза на вино, мнимое безразличие в глазах… Видать тоже когда-то полевым агентом служил. Каким-нибудь подпольным провокатором.
— Твоя правда… — наконец «сознался» он, изображая пойманного за руку. — Стыдно признавать, но я не уверен, сколь долго смогу держать Жимира в узде закона. Мне нужен отвод — пугало, дабы отвлечь его гнев от себя и города, до тех пор… До времени.
Ну наконец-то! К делу переходим. Сейчас я начну его доить про это «до времени», выпытывая про замыслы, а он станет долго юлить. Итог закономерен — я припираю его к стенке, он сдается. Поразившись моими очешуительными аналитическими талантами, лживый засранец немедленно напророчит великое будущее и возьмет в какие-нибудь приемники.
Или заманит любой иной наживкой, — лишь бы клюнул. Короче, капкан захлопнут, противник зарылся в окопы, — дальше дело техники. Артиллерийской. Придумает ли он свой «тайный план» на ходу или у него в рукаве целый ворох шпаргалок на такие случаи — роли не играет. Главное посыл.
— Так и… — я охотно последовал в заготовленную ловушку. — В чем прикол? С чего бы мне помогать в твоих играх? Особенно, вслепую? Я конечно чокнутый, но не настолько…
— Ты не сумасшедший. Просто тебе очень плохо. Ты терзаешься своим статусом, так как не находится никого выше, кому ты смог бы излиться посильно. Господин не может жаловаться слуге, и чем выше пост, тем сильнее одиночество.
Его проникновенные глаза и сочувственный тон заставили сердце пропустить удар. Ладони сами сжались в кулаки. Тщательно собранный домик из схем внутри схем сдуло будто карточный — инспектор резко изменил направление атаки, застав меня врасплох.
— Ч-ч-чего? Че несешь-то?
— Это не сумасшествие. Заживая, рана зарастает свежей, нетронутой кожей. Ровно так же и душевное потрясение срывает пелену иллюзии, оставляя за собою шрам, уже не способный на былое мировосприятие. Это не сумасшествие. Трезветь всегда больно и чем сильнее разочарование, чем громче трещат прежние идеалы, тем заметнее остаются шрамы. Это не сумасшествие, это трезвость и ясный ум, которому видится истинная суть вещей, посылов, и…
— Да пошел ты нахер!
Вскочив с кресла я едва сдержался, чтобы не рвануть за воротник дешевого френча и не приложить урода головой о стол.
— Полно сир, я вовсе не желал… — инспектор продолжал свою линию, изображая испуг, но липкие глаза едва не сверкали от довольства.
Не-не-не, я в эти игры больше не играю! Телепат чертов!
— В жопу свои хотелки засунь и хорош кривляться! Дай угадаю, здесь я должен был проникнуться, да? Слезку пустить, уязвимость показать⁈ Да пошел ты нахер! Князь, кошатина… Параши кусок, думаешь самый умный⁈ Самый хитрый⁈ Да бибой тебе по всей роже!
Сам же князя против меня настроил, сам же спровоцировал его на сцену в зале! Как долбанный постановщик в театре! Сам же кошатину науськал, сам же подтолкнул к самоубийству об меня! И с регентом так же было! И вся эта байда с неудобным креслом и заискивающими «капитуляциями» — туда же! Чтобы выдать его волю за мое сугубо личное желание! За стечение обстоятельств! Под кожу залезть и насрать там по полной!
Замполит, сучий потрох! Такой же ублюдок! Людьми играет как захочет, навязывая им свои цели как их выстраданные решения! Психологи расскажут про очередную форму травматического невроза, капитан прогонит лажу про долг командира перед солдатами, начальник штаба по отечески по плечу потреплет, — все, лишь бы я был «удобным».
Но этот… Этот как замполит, в самое больное место колет, заставляя воспринимать ненормальное нормальным, неположенное положенным, а преступление подвигом!
Знаю я всю эту байду! Меня и не таким дерьмом пичкали! Будет он из меня сейчас веревки вить, превращая в верный инструмент. Не для себя, а для своего высшего блага, ясен пень.
Мое негодование разбилось о едва заметную улыбку. Скрестив руки на животе, инспектор откинулся в кресле, вовсю наслаждаясь бесплатным шоу и внимательно следя за моей реакцией. От притворной неловкости в нем не чувствовалось и следа.
Ах тыж…
— Банально аж зубы сводит… — я шлепнулся в узкое кресло, шумно выдыхая.
— Рад, что мы наконец представлены друг другу… — бесстрастно кивнул «Штирлиц», буднично наполняя свою кружку из лазурного графина. — Но смею заметить, обычно это проходит куда быстрее — на какой-то миг я почти…
Не видя смысла притворяться и дальше, я отмахнулся:
— Завязывай, надоело. Давай… Давай рожай уже! Зачем все это, нахрена звал?
Его короткий смешок прозвучал вполне искренне.
Молодец лейтенант, молодец… Тебе крючок сунули, а ты и рад стараться. Проверял же, просто проверял. Дурак я или притворяюсь. Со всех сторон палкой тычет и смотрит как реагирую.
Чтож не сдержался-то? Знал ведь, а не сдержался. Умеет же он за живое подцепить, скотина.
Отхлебнув вина, инспектор открыл ключом ящик стола и передо мной оказалась кипа бумаг. Свои тетради с зарисовками демонов я узнал сразу.
— Даже и стараться не стоило… Тьфу ты, башка дырявая!
Ну конечно же он успел всласть поковыряться в моей комнате и отыскать мои записи про демонов и прочую байду. Это не я в дурака играл, а он. И выиграл всухую, попутно обнюхав меня со всех сторон и сообразив, когда я вру, а когда говорю правду. Как думаю, чем дышу, что на мне работает, что отскакивает.
Блин, и получаса не потребовалось! Стыдоба…
— Раз словесные кружева остались позади и мы сумели познакомиться, то я желал бы перейти к делам. — отбросив маски, инспектор говорил спокойным деловым тоном. — Ты рассуждал правильно, но ошибся в выводе — я не намеревался скрываться от тебя.
— А тебе и не надо, ты и так любую информацию выкрутишь как захочешь…
— Раз ты такого высокого обо мне мнения, дозволишь спросить, отчего северный охотник называл тебя Четвертым?
Странный вопрос.
— Ну дык… Первый — капитан, второй — дед, третий сержант убитый пауками, а я получался как раз…
— Брось дурачиться, мы это уже миновали. Впрочем, пусть, все равно необходимо начать с самого начала, дабы развеять ложь твоего безногого спутника. Я знаю это больно, и ты не захочешь слушать, однако пора признать — вовсе не я использовал тебя.
Не понял, а причем тут дед? И когда он мне врал? Сдается, речь не про драконов и ходячие деревья с барынями-боярынями…
— Ладно, хрен с ним, считай что клюнул. Давай свою версию, где это дед меня использовал?
Хотя, проще спросить, где не использовал, но то такое. Старческие приколы со спасением князя хоть и отдают помоями, но на великую комбинацию не похожи. Так, обычная «ложь во спасение». Которая едва всех не угробила.
Несмотря на мой пренебрежительный тон, инспектор остался бесстрастен:
— О первом ничего сохранилось, — такие сведенья плохо переживают века. О его существовании можно утверждать лишь из-за наличия второго. Сомнительно, что первый император стал бы величать себя вторым ради шутки, а не из-за знаний о неком предшественнике. С третьим чуть проще, — трех веков не минуло с его преступлений. А касательно четвертого… — пожал он плечами и поднял кружку в знак приветствия.
Драматическая пауза заставила меня дотянуться до своего вина и в два глотка проглотить приторную бурду, от которой лишь сильнее захотелось пить. Блин, покурить бы…