Глава 19 Ширина кармана

Закатные лучи пронзали завешанные одеялами окна, принося с собой аромат летних цветов и шелест высокой травы. Отголоски птичьих трелей разгоняли могильную тишину бревенчатых стен, но жизнеутверждающим мелодиям было не совладать с запахом истлевшей плоти. А может, они и не пытаются? Может в этом и смысл, что птицы работают заодно? Жуки роятся у заплесневелой посуды в углу комнаты, насыщаясь чужой смертью, лишь затем чтобы заполнить птичьи животы своей собственной? Жизнь зарождается не из жизни или какой-то эфемерной «любви», а из смерти? Не хорошее из хорошего, а добро из зла, а зло из добра?

Я отвел взгляд от пустого стола, за которым некогда громоздились промерзшие трупы, но возникшая тошнота так и не отступила. Теперь даже веселый птичий щебет казался каким-то еретическим гимном на торжестве дьявола…

— Сир, я не в расположении для пародий на леди-командующую! И на сегодня дерзну избежать малопонятных бесед на отвлеченные темы! Особливо в вашей неповторимой манере, со стеклянными глазами и вкрадчивой речью…

Тьфу, опять заглючило! Гребанный хутор — час как добрались, а уже третий раз «зависаю»! Говорил, надо было обходить, но нет же, Киара только эту дорогу знает, а попытка сделать крюк может окончиться где-то у побережья Закатного моря. В «мертвом» зимнем лесу было куда проще ориентироваться, нежели в заросшем «живом».

Помотав головой и грозно сведя брови, дабы пресечь очередное «каканье» в стиле «сир, вы как, с вами все в порядке?», я наконец вернулся к «нашим баранам»:

— Так понимаю, приказы выполнять ты тоже нихрена не расположен? Тоже тон не нравится или глазки не так строю⁈ Реснички подвести, губки накрасить⁈

Суетясь у грубой каменной печурки и изображая крайнюю занятость, Гена смотрелся капризным ребенком, которого гонят из заставленного игрушками дома в полную учебников школу. Начатое с отговорок и неуверенных оправданий, теперь все чаще выливалось в неприкрытое упрямство, а то и агрессию.

— Сир, неужто я впрямь схожу за скудоумного⁈ За болвана⁈ За тупоголового и круглозадого кретина, которого можно обвести вокруг пальца и выбросить, подобно турнирному щиту⁈

— Ты сходишь… Тьфу, ты похож на бойца, который пытается загреметь в дисбат! Команда была, выдвигаться на рассвете, а не обсуждать приказы и щеки дуть! Я хочу жрать и спать, а не уламывать тебя как бабу! Какого хрена я тебя вообще упрашиваю, а⁈ Совсем нюх потерял… А ну «смирно», когда командир обращается!

Но пацан даже не шелохнулся, продолжая орудовать огнивом над деревянной стружкой:

— Довольно укрывать ложь за долгом! Не держите меня за мальчишку — нет никаких «особо важных донесений» которые я обязан доставить сиру Аарону! И эти ваши домыслы про следующего по пятам инспектора… Вы попросту желаете под предлогом избавиться от меня, отослав в город! Проклятье, да я слышал как вы ворчали под нос, пока сочиняли это «письмо»! Всякого неуважения я от вас натерпелся, но вслух планировать ложь перед ее жертвой… Будь я трижды бастард и четырежды кровосмешенный, но о таком оскорблении и помыслить не мог!

Из-за обвинения в голосе казалось, будто я его под танки посылаю, а не пытаюсь сберечь от нависшего звездеца. Про инспектора, конечно, вилами по воде, но на его месте я бы точно приставил хоть пару агентов на хвост. Да и аутистка то и дело будто слышит в ночи то треск костра, то вовсе отголоски разговоров…

Ай, пофиг!

— Ты на кого жало поднял, а⁈ Домашние пирожки до сих пор не высрал, дневник на тумбочке заполняешь⁈ Я тебе, блин, не папа и не мама, я тебе «товарищ старший лейтенант»! И я нихера не прошу, я приказываю!

Напускной гнев и железные нотки всколыхнули пацана не сильнее, чем голая жопа ежа. Он даже не шелохнулся, молча раздувая огонь.

Слишком долго проторчал рядом, слишком уж привык к моим незамысловатым замашкам. Обжился. Хотя, чего удивляться? Никакие шрамы не сравнятся с демонами, как и командирский голос не затмит бандитские ножи. Пацан встречал вещи куда страшнее контуженной развалины, которая то и дело начинает бубнить околесицу под нос.

Исписанный углем и хитросломанный кусок коры отправился в трещащую печурку, вслед за попытками сделать «как обычно».

— Ген… — присев на корточки, я горестно вздохнул. — Давай начистоту, лады? Просто послушай…

Ну и как ему объяснить? Правду сказать? После пройденных гор вранья и недомолвок, говорить начистоту кажется сродни святотатству.

— Ну не вариант тебе дальше идти, понимаешь? Я бы и сам хрен пошел, да… Ты же заходил в сарай, ты же сам видел…

— О, так костяной тотем из костей более не «прикол обдолбанных грибников»⁈ Весьма признателен сир, что вы более не пытаетесь провести меня такими грошовыми трюками! Может статься, через пару веков и за мужчину посчитать стане… Ай!

Легкий подзатыльник сменил едкость на гневный взгляд.

— Выделываешься как баба! Конфету отнимают⁈ Закрой рот и пойми наконец, речь не про турпоход, а про жопу! В которую ты так мечтаешь угодить непонятно за каким…

— Это не я уподобляюсь даме, это вы меня уподобляете! Нет, вы ставите меня еще ниже — Киару и Алексис не отсылаете!

— Ну, вообще-то…

Оценив его насупленную рожу, я решил не продолжать. Пока лучше отложить тот факт, что вампирша идет с ним в качестве телохранителя. А то он вообще порвется, бедный.

Точеная челюсть паренька резко клацнула, сигнализируя, что я забыл прикусить язык.

— Да как вы только можете… Я же… Я отнюдь не сопливый паж, не водогрей, не конюшонок! Я оруженосец! Оруженосца не охраняют дамы, оруженосца не водят под руку по лесам, место оруженосца в бою подле своего сира! В этой вашей, как вы изволили, «жопе»!

— Э-э-э… Не, Ген, в свою жопу я тебя точно не…

Но он даже не слышал.

— Смею напомнить, — мой клинок не раз обагрялся кровью ваших врагов! Я не словом, а делом доказал свое мастерство и право на меч! И вы не смеете относиться ко мне, как к обузе! Слышите⁈ Не смее…

Новый подзатыльник помог распалившемуся пацану чуть притормозить. Но лишь на мгновение — прошипев нечто нечленораздельное, он попытался приложить меня хворостом, но силы оказались слишком неравны. Мотая дурной головой и ощупывая прилетевшую оплеуху, парень нехотя принял отобранную палку обратно.

Чем же я его так задел-то, раз он едва не плавится от злости? Неужто и впрямь так хочется лишний раз рискнуть задницей ради хрен пойми чего? Приключения? Гормоны? Желание «быть мужиком»? Хотя, наверняка все куда проще…

— Дурак ты, Ген. Полный.

— У меня был выдающийся наставник! — шмыгнув носом, он с вызовом бросил. — Сир…

Поглядев как полоски сушеной говядины отправляются в котелок и заливаются водой, дабы затем превратиться в неказистую на вид, но вкусную и питательную кашу, я с кряхтением поднялся на ноги.

По-хорошему тоже не вышло, придется по-честному:

— Возвращаешься в Грисби на рассвете. Вместе с аутисткой. С прострелянной ногой или целой — выбирай сам. И чтоб без этих бабских соплей, доступно объясняю? Вопросы, возражения? Нет? Так-то лучше. Бодрить тебя почаще надо, чтобы права качать отучился, щ-щ-щегол опидоревший…

Возражений не последовало — пацан был слишком занят, пряча влажные глаза полные вселенской обиды.

Чертовы срочники… На танки гонишь — козел, от танков гонишь — того хуже! Жопой чую — Эмбер такую рожу состроила, когда поняла, что мы ушли без нее. Обложила трехэтажным, прокляла всевозможными «с глаз долой из сердца вон», напилась, попыталась закадрить на ночь какого-нибудь авантюриста в зале, но на полпути сбежала в кабинет и разрыдалась. Вот к гадалке не ходи — так и было! Аж перед глазами картина стоит…

Не понимаю! Нихрена не понимаю гребанных людей… Ни сейчас, ни тогда, никогда! Их из-под удара выводишь, а они губы дуют, будто хлебом не корми, дай в чужую петлю голову сунуть, а любые попытки остановить воспринимаются как оскорбление или вовсе предательство. Неужто все из-за подачи? Моего косноязычия, армейских замашек, приказного тона? Или все сложнее и я в упор не замечаю очевидного? Чего-то такого, чего не разглядишь из-за толстоты больничной карты? Ай, какая разница…

Махнув рукой и решив дать пацану побыть наедине со своими гормонами, я покинул избу, выходя в поросший бурьяном двор. Хутор представлял унылое зрелище — солома на крышах почернела, бревна поросли мхом, в залитых дождевой водой кормушках лениво квакали лягушки…

Природа стремительно забирала свое и через пару лет никто не сможет представить, что здесь когда-то жили люди. Но как бы не хотелось обмануться, будто с самой зимы сюда никто не забредал, реальность на то и реальность, что не исчезает, если от нее отмахнуться. И черт меня дернул сарай обследовать? Не зря говорят, меньше знаешь, крепче спишь.

Миновав пару заросших дворов, я оказался у утопленного в землю домика. Ногам не давали покоя воспоминания о встреченном два года назад петухе и его алтаре — а вдруг этот точно такой же? Вдруг они «типовые»? Может их не в приступе языческого мракобесия ставят, а с целью? Типа… Как пеленгация? «Бижутерия» маломощная переносная рация, а алтарь мощная стационарная?

Но расследование пришлось чуть отложить — в полумраке едва прохладного ледника Киара поливала сарказмом «не-сестру»:

— О, это и впрямь тот вопрос, ради которого непременно нужно отвлечься от иноземного идола… Ведь что может быть важнее твоих взмокших трусов, верно? Вот настоящая загадка, не то что какие-то заокеанские земли.

— Нет причин для злости. Я навсего…

— Днями напролет утомляешь незрелостью! Беседа с тобой подобна свиданию с евнухом, как не старайся, а одним языком не насытишься! Хочешь понравиться мужчине⁈ Нет ничего проще — предложи ему себя, бестолочь! А еще лучше, то что у тебя между ног! Грудью прижмись, губы оближи, колено погладь — проклятье, да стоит тебе только ноги раздвинуть, как этот недомерок…

— Не сработает. Геннаро не такой. — первый раз на моей памяти, на бесстрастном лице аутистки проступило что-то вроде раздражения.

Но Киару это не проняло, она лишь закатила глаза:

— Разумеется, «он не такой»… Обманывайся сколько желаешь, но не произноси такие глупости вслух, покуда я близко. Твоя наивность оскорбляет любого, у кого присутствует хоть полфунта мозга! А знаешь что… Пари? Ставлю чего изволишь, — еще до луны твой мальчишка будет раз за разом возносить мое имя, вновь и вновь опорожняя свои крошечные шарики…

— Он не такой!

Резкость возгласа заставила мою спину покрыться мурашками.

— Слабоумие юности… «Не такой». Все слушают, все понимают, все «не-такие». А только уши развесишь — Бац! Девственности как не бывало! Все они «не такие»! А знаешь отчего? От того, что они истово верят, будто все твои проблемы решаемы с помощью их смешных пенисов! Поверь на слово, когда-то и я верила в «не-таких», грезя о том самом исключении, которое ворвется в душу и заставит серость жизни запестрить невиданными чувствами… — лиловые глаза выцепили мою тушу, торчащую дверного проема и надменность хищном лице поугасла. — Пока не нашла. Ныне пристало грезить о потере… Чего смотришь⁈ Ты самое лучшее лекарство от хандры, знаешь? После встречи с тобой даже самая паршивая жизнь разделится на «хорошую» и «после того как встретила того подонка»! Никогда не устану проклинать свою щедрость — самая пустая трата печени за всю историю цивилизации…

То ли из-за Гены, то ли из-за желания поскорее разделаться с ужимками и перейти к делу, я ответил прямо и без обиняков:

— Ага, а потом догнала и еще раз пожалела. Одна ты оставаться забоялась, вот и вся «щедрость».

Просто как палка — сколько хренов ко лбу не пришей, а после меча в сердце ни один «Менгеле» не выживет. И либо ведьма остается одна-одинешенька на всем белом свете, либо спешно реанимирует едва живого лейтенанта. Зная ее мечту о «друзьях» и нормальных социальных отношениях, ответ очевиден…

— Знаешь, молчание красило тебя куда гуще проницательности… Урод бестактный.

Наградив долгим взглядом, Киара вернулась к костяной конструкции в центре сарая, всем видом намекая нам с очкастой свалить подальше. Понятное дело, не сработало.

Раздражение вампирши в сторону ведьмы было не меньшим, чем ведьмы ко мне, отчего я решил сгладить углы и пресечь возможный «тройничок», отослал очкастую в помощь «в столовую» к оруженосцу, попутно развеяв ее опасения по поводу завтрашнего утра. Убедившись, что «романтический» вояж с Геной до города все еще в силе, она поспешно вышла из землянки, видимо, всерьез размышляя опробовать парочку полученных советов на практике.

И чего она вообще на пацана запала? Они же толком-то и не общались… Неужто все из-за смазливости? А еще говорят — мужики членом думают!

— Он молод, красив и пышет жизнью… — хмуро бросила фиолетовая, сидя на корточках перед хитросложенным алтарем из костей животных аки гопник перед «девяткой», и ничуть не переживая из-за короткого платья, за которым отчетливо виднелись труселя. — Дурехам подобные по нраву. Не в силах вынести собственной блеклости, они стремятся поделиться ею с более живыми персонами. Несчастный юнец… Я бы его пожалела, не будь мне так смешно.

Ведьма изображала будничную заносчивость, но получалось не ахти.

— Завидуешь?

Бледное лицо брезгливо скривилось, всеми силами опровергая предположение, но безрезультатно. Слишком уж все очевидно. Их обеих жизнь поимела, но если Киара ударилась в цинизм, нигилизм и онанизм, то аутистка все еще сохраняет толику наивности. Знает что бесполезно, знает, что не получится, но все же живет. То ли очень тупая, то ли наоборот, слишком умная.

Оттого фиолетовая и бесится — сестра больно бьет по ее мировоззрению, заставляя сомневаться. Вдруг это не «жизнь такая», а «мы такие»? Вдруг это не мир виноват, а с самой Киарой что-то не то? Может это она сломанная, а не все вокруг?

Ничего, со временем эти мысли уйдут. Когда крыша съедет еще чуть-чуть и станет не до философии. Когда голоса из горы трупов за плечами перестанут сливаться в монотонный шум статики, и в этой гробовой тиши ее посетит осознание — чувством вины прошлого не избавить, как и тревогой не переменить будущего.

Вымученный стон, полный раздражения, подсказал что я вновь «завис».

— Ты можешь просто… Не знаю, заткнуться⁈ Еще слово, и я тебя зубами препарирую! Или вовсе убегу с воплями — не решила. — ведьма поежилась, будто от холода. — Бр-р-р… А я думала — отец безумен! Ставлю монету против корки — от твоих монотонных речей даже его бы передернуло! Вины он, драть твою глотку, не избавит… Нет, терпеть рыцаря это одно дело, но рыцаря-философа⁈ Не-е-етушки! Лучше я свои титьки в жернова засуну…

Я только покачал головой, обходя алтарь по кругу и с неудовольствием убеждаясь, что он почти точная копия того, что я видел несколько лет назад. Пирамидки птичьих костей у основания, человеческие черепа с вырезанными на них закорючками на вершине, подтеки крови… Слишком старые чтобы пугаться и слишком свежие, чтобы успокоится. Неделя? Месяц? Или вообще с зимы? Из-за низкой температуры, которую порождали плотно обернутые в шкуры тающие куски льда было сложно сказать, но одно я знаю точно — курицы приходили сюда отнюдь не за грибами.

Будто инспектора с князем мало — если это не одинокий петух, а полноценный отряд…

— Не мели ерунды — их цивилизация если и уцелела, то до Осколков им еще меньше дела, нежели тебе до здравого смысла. — невесело вздохнула ведьма, возложив руку на алтарь и скребя ногтем сухие потеки крови. — Это сложено отщепенцами. Едва уцелевшими после разгрома и напрочь одичавшими за полтора десятилетия. Еда и вода волнуют их куда больше, нежели твои игры наперегонки с собственным безумием.

На вопрос «откуда такая уверенность», ведьма помрачнела:

— От того, что вы все ему ноги лобзать обязаны… «Армии тысячи стягов», «Битвы кричащих лугов», все это не стоило бы и выеденного яйца, не снизойди мой отец! Никчемные мошки — где надо работать головой, применяют только задницы…

Еще раз пройдясь по тупости «не-сестры» и кинув пару камней в мой огород, Киара вспомнила времена, когда была помоложе. К счастью, среди презрения к местным и синонимов «насекомое» затесалось и нечто более информативное — она косвенно подтверждала россказни чекиста — «Айболит» и впрямь работал вместе со «старым федералом».

Препарируя религиозных птиц и активно участвуя в допросах в обмен на «материалы», Пилюлькин помог старому федералу осознать масштабы вторжения — за морями-океанами существовал целый континент, населенный этими пернатыми мутантами. И, несмотря на раздробленность, когда каждым «полисом» правит свой «живой бог», в стремлении добраться до «Грааля» они оказались удивительно солидарны.

То, что окрестили «Визжащим штормом» являлось лишь первым звоночком. Подготовкой плацдарма для настоящего вторжения, которое уже не первый год визжало пилами и орудовало топорами, штампуя новые корабли, способные пересечь голубые просторы и не сгинуть в штормах или клюве очередной разновидности гигантского спрута.

Против такой «пернатой орды» у местных царьков не было и шанса.

— Кинжал во тьме стоит тысячи мечей на рассвете, но как насчет реагентов, острого ума и особого «материала», а? Ха, как нахмурился! Знала, я знала что уж ты-то сразу поймешь… Не такой как эти головозадые болваны, не ведающие, что одна чахотка сгубила куда больше, нежели все их мечи вместе взятые.

Бактериологическое оружие. Куриный грипп из разряда «три дня поноса и кладбище». Прежний инспектор доставал «материал» с болячками, а Айболит препарировал и тестировал живые коктейли на пленных курицах. Благо допросы подтвердили, что птицы не всегда брезговали пленными, угоняя редких «талантливых» на свой континент в качестве экзотических трофеев. В жертву своим «живым богам» приносили. Те, видать, от того то ли жили дольше, то ли сильнее становились, то ли просто дофига вкусно.

Не с первого раза, не со второго, но несчастных людей, зараженных всевозможными искусственными болячками удалось-таки «слить» в качестве трофеев. Что произошло после того как корабли с пленными бедолагами отчалили — никому не известно. С тех пор на горизонте не видели ни одной куриного паруса.

Экспедиционный корпус оказался отрезан от метрополии, зажат, и разбит объединившимися феодалами. За спасение мир рукоплещет рыцарям с лордами, Киара лыбится от гордости за отца, а про хренову тысячу ни в чем не повинных людей, которых пустили в расход ради общего блага никто и не слышал. Кто этих беженцев считал?

Ничем не обоснованное ощущение, но я почти уверен — именно после этого дорожки инспектора и герцога разошлись. Пожилой отец малявки неспроста прослыл «миротворцем» именно после куриного шторма. Видать, помогал с «материалом», а когда понял масштабы и узнал чего Айболит с людьми вытворял…

Тут-то и понадобилась замена в лице барона. Настоящего для инспектора, и разбойного для Айболита.

— А теперь… — Киара отлипла от алтаря, поднимаясь и разглаживая потрепанное в походе платье, которое она так и не переодела со дня свадьбы. — Вознеси безмолвную похвалу своему избавителю, которого ты с такой легкой руки окрестил мучителем. Именно благодаря моему отцу нас поджидает не более, чем пара оголодавших дикарей. И тебе бы стоило с куда больше опаской глядеть назад, нежели вперед — инспектор представляет куда большую угрозу твоему отчаянному предприятию… В чем бы оно не заключалось.

Хорошо, коли бы так, но… В местный краях даже вода просто так не течет, не то что петухи кости разбрасывают. Какая бы дырявая моя память не была, но я помню, что первым виденным мной алтарь так же находился у реки. Вымерла ли их цивилизация или просто взяла больничный, но своих поисков курицы не бросили. Остатки ли былого вторжения или новая экспедиция, но из-за этого нагромождения костей инспектор перестал казаться такой уж большой проблемой.

Петухи переговоров не ведут и схемы внутри схем не мутят. У них другой профиль.

И все же хорошо что Эмбер осталась в Грисби — теперь я уверен, все эти алтари лишь малые копии тех, в которые курицы превращали взятые штурмом города. Включая родину особистки. По-моему, она что-то рассказывала про то, как «башня» из костей затмила высотой отчий замок, и как вишенки на этом сатанинском торте, наверху гнили насаженные члены ее семьи.

Брехня, конечно — сама она этого видеть не могла, а слухам верить… Но если про родственников фигня, то про языческое капище — точно правда, ибо в полной мере объясняет осаду Грисби.

Не инспектор и уж тем более не регент первыми придумали вырезать целый город. Как нерадивый школьник, федерал всего лишь «списал» у куриц. Может все это ради «пеленгации», но… По-моему иначе. Может мумба-юмбе требуется какой-то катализатор? Дело ли самом «Граале», который нужно «разбудить» или в абортированном божке, которого нужно покормить… Какая разница? Просто ощущение. А они у меня, сволочи такие, постоянно подтверждаются.

Логика, блин. Гранате требуется взрыватель, лампочке электричество, а жизни требуется смерть. Возможно для этого инспектор меня и берег, как экзотическое шампанское на новый год.

Окончательно замерзнув, я наконец покинул тающий ледник, выходя на сумеречный хутор. Птицы смолкли и единственными звуками разносящимися поверх провалившихся крыш, оставался едва слышимый голос Гены. Слов не разобрать, но судя по интонации, он вовсю жаловался вампирше на вопиющее неуважение к его охрененно важной персоне.

Обладая куда более чутким слухом нежели я, последовавшая за мной ведьма издевательски оскалилась, хватая за рукав:

— Пусть я и стосковалась по запаху крови, но тебе стоит повременить с возращением… Пусть для тебя в мире нет ничего слаще боли и унижений, но все же дозволь «я-же-тоже-воину» выплеснуть желчь на его обожательницу… Ей будет полезно, уверяю. А то заладила, «не-такой»!

Посмотрев на отголоски пламени, бьющие сквозь завешанные окнами одеяла, я глубоко вздохнул. Пес с ним, пусть пацан выговориться раз так приперло, ужин подождет. Жалобы и нюни не особо годятся в качестве приправы к «мясной каше».

— Блин, может он реально слабоумный… Ну вот хотя бы ты объясни, какого хрена ему неймется, а? Здоровый лоб, а все как маленький…

— Слабоумный и незрелый? Однозначно! Иначе кто еще в здравом уме решит последовать за тобой? — самодовольная улыбка Киары тут же провисла, едва до нее дошло что она «опустила» саму себя.

Состроив кислую мину и отпустив рукав, она сунула руку под мой локоть, едва ли не насильно уводя от освещенной избы и таща на прогулку по вымершим дворам:

— Вот уж чье слабоумие меня впрямь занимает, так это твое — в самом деле, какова загадка! Отчего же миловидный и нежный оруженосец мог привязаться к такому жесткосердному дуболому как ты? Хм… Дилемма! Так сложно, так сложно… С чего же бастард, с рождения живущий в презрении и страдающий от чужой гордости, вдруг привязался…

— Давай короче, а? Я жрать хочу, а не нудятину на ночь.

— Твоей же микстурой угощаю! Ну как, нравится, нравится, а⁈ То-то же!

Не добившись от меня и тени эмоции, ведьма разочарованно закатила глаза:

— Как же ты мне дорог… Ну сам пораскинь, вырожденец, ежедневно третируемый за свое происхождение, и наемник, который в своем высокомерии отрицает любые титулы. Разумеется малец воспылал страстью, как иначе⁈

— Погоди, какой страстью⁈

Не надо страсти! Не положено страсти! То-то он про жопу мою заикался! Вот же мелкий…

Получив пальцем под ребро, я быстро прикусил язык.

— Не этой страстью, недоумок! Как меня с очкастой тупицей сравнивать, так ты быстрее всех, а как заметить, что мальчишка видит в тебе себя… Ох, да это же очевидно! Подтираясь чужими титулами и насмехаясь над высокими замками, ты не мог не пленить его своей очаровательной примитивностью. Это же буквально то, о чем он мечтал каждое мгновение своей жизни! Утирая плевки и выслушивая насмешки, он раз за разом представлял себя ровно таким же, каким видит тебя! Как вообще можно…

— Молоть такую фигню. Будь оно, как ты говоришь, он бы в рот мне заглядывал, виляя хвостом и выполняя каждый приказ. А не на говно исходил по любому поводу… Нет, серьезно, пока ты там кости перебирала, он меня чуть чуркой не огрел! А видела бы его рожу когда я ту авантюристку… После канализации, короче.

— Феноменальное скудоумие — не в гордости причину ищи, и не в юношеской ветрености, а в самом себе, кретин! Закрой рот, открой глаза — все очевидно! Геннаро почитал, будто он свой! Будто чего-то значит! Будто ты делаешь разницу между ним и этими бесчисленными городскими мошками, которые подобострастно заглядывают тебе в рот! Но… Ох уж эта жестокая действительность, верно? Ты не «домой» его отправил, не от угрозы избавил, ты иллюзии развеял! А для тупиц нет оскорбления страшнее. Геннаро, Фальшивка, Алексис, Грисби, Рорик… Несчастные ублюдки так и не поняли, что у пламени не может быть ни друзей, ни врагов. Что ты, что твой закадычный инспектор… Подальше греете, поближе сжигаете… И так и маните к себе этих безмозглых мошек…

— Херня. Все совсем… — я замялся, кожей ощущая как оскал Киары становится все шире.

В этот раз ее самодовольство не было пустым. Ее версия выглядит… Правдоподобной. Сюда влезают и недавний «психоанализ» от Эмбер, где она пыталась в очередную женскую хитрость, и простецкая постельная гимнастика Аллерии, и даже, в какой-то степени, Грисби с инспектором.

— Ох уж эта пьяница, а? Слезы, вопли, трясущиеся кулачки… Я едва не оргазмировала! Нет ничего приятнее, чем видеть как выскочек ставят на их место, верно? Я почти слышала, как трещит ее сердце, когда она осознала, что ее чувства стоят для тебя еще меньше, чем ее побитое временем тело…

— Заткнись, а? Просто завались уже. Отомстила ты, отомстила, я весь в слезах и глубоко раскаиваюсь! Больше никогда в жизни не посмею заметить очевидного факта, что отца у тебя никогда не было, а вот сестра…

— Не смей! Не честно менять тему! Мы тебя обсуждаем, а не… И это еще меня за манеры попрекали! И откуда у меня только берется столько терпения, дабы сносить твой мерзостный и подлый…

— Оттуда же, откуда и Эмбер. Других мужиков вам в мире мало, тянет на хрен пойми кого.

Честный и простой ответ порвал ведьму пополам, огласив округу таким букетом оскорблений, от которых и пьяный матрос покраснел бы. Устав придумывать эпитеты для напыщенного нарцисса и заднеприводного импотента, она замолкла, молча позволяя взять курс на избу.

После трех суток быстрого марша все эти «прогулки» по заброшенным хуторам были для меня как ящик минералки для утопающего.

Уже у прогнившей поленницы, превращенную в один гигантский муравейник, ведьма вдруг снова ухватила меня за локоть.

— Вот жеж… — застонав будто от боли, она загородила дорогу. — Не верю что говорю это, но… Если не желаешь приправить нашу и без того мерзкую кашу неловким молчанием с ароматом пота и потерянной невинности…

— Погоди, серьезно⁈

Вместо воплей оруженосца на хуторе стояла тишина, с едва различимыми…

— Да вашу-ж мать!

Мне сегодня пожрать дадут или как⁈ Чертов пацан, то меня едва палкой не огрел, а теперь вот вампиршу угостить вздумал! Нашли же время, блин.

— Ай, ладно… Слышь, ты это, так примерно почувствовать можешь, — они хоть предохраняются?

Прислушавшись, фиолетовая дернула голыми плечами:

— Не берусь заявить, что им знакомо само понятие, однако отец скверно отзывался о репродуктивных функциях гомункулов, и полагаю…

Чего я там про жизнь из смерти говорил? Накаркал! Нет, ну серьезно, нашли время! Да даже сортир будет романтичнее, нежели изба-насильня, где убили и самоубили два десятка человек! Чокнутые, мать их! Господи…

— Брюзжишь как ревнивый отец, право-слово… — присев на поросшую зеленью поилку, ведьма скучающе уставилась в окружающую тьму. — М-м-м… А знаешь, возможно, у тебя еще есть шанс не откиснуть с голода…

Опять двадцать-пять…

— Дай угадаю, сейчас ты предложишь ужин, я спрошу чего это стоит, а ты заявишь «безнал не принимаю, только анал»? Не, нифига, интим не предлагать! Не мой профиль.

— Невероятно забавно! Равно как и непонятно! Животы надорвешь! Не-е-ет, дорогуша, прошли времена моей щедрости — кусай локти и облизывайся… Даже такому недоумку сокровища дважды в кошель не прыгнут.

Но тишина продлилась недолго. Чуткий слух играл против Киары пробуждая в ней отлично различимую зависть. И, похоже, причина крылась отнюдь не в банальной похоти или неприязни к «не-сестре».

— Эй… Не то чтобы мне так интересно, но возвращаясь к твоему шансу на ужин… Я обещала шанс, верно? Так и… Почему в инспекторских рукописях тебя поминали «Четвертым»? Только по сердцу! Никакого вранья и твоих любимых недомолвок!

Фиолетовые глаза виновато блестели в свете восходящей луны, выдавая ведьму с головой. И нафиг я им сдался? Любовь, симпатия, инстинкты? Что-то стайное, примитивное, доставшееся от прямоходящих обезьян? Или все как с Геной и аутисткой, когда собственные тараканы перекладываются на других? Когда вместо живого существа начинаешь видеть зеркало, отражающее потаенные желания, о которых и сам себе признаться боишься?

Вот как инспектору удается вертеть всеми как захочет. Нет тут никакой мистики или таланта — они сами в карман прыгают, если его расстегнуть на нужную ширину.

— Меня обманывать не нужно, я сам обманываться рад, да? Чего ты там про Эмбер выпендривалась? — решив что лимит поверхностных умозаключений за вечер исчерпан, я отмахнулся. — Ладно, хрен с тобой, вот тебе душераздирающая правда. «Четвертый» оттого, что пришлось работать в мясной лавке «Три поросенка».

Фиолетовая какое-то время рассматривала меня, как баран новые ворота, пока наконец не захрюкала, давясь смехом:

— Забавная ложь у тебя выходит куда лучше нудной правды… — соскочив с кормушки она повела носом, устремляясь взглядом в ночную темноту. — Кажется, я вижу кролика, который идеально уместится в печи одного из заброшенных домов…

Не то чтобы я был против крольчатины, но энтузиазм Киары не внушал ничего хорошего. Стойкое подозрение, будто она порывается проверить мою анатомию и испытать старую поговорку про связь между мужским сердцем и желудком.

Гена перестал бояться уголовной рожи, а я устал обманываться хищной моськой Киары. Никакая она не ведьма, а обычная дура, у которой переходный период уже лет двадцать завершиться не может. Позавчера хотела стать первооткрывателем, вчера врачом, а сегодня вдруг замуж потянуло. Везде свой зад усадить пытается, лишь бы приняли…

— Еще одно слово и ужинать станешь собственной задницей! Для кого-то столь жалкого и зависимого, ты чересчур много себе дозволяешь! Мерзкая, назойливая, донельзя обнаглевшая букашка с половой немощностью во-всю…

— Спасибо. Что согласилась пойти с нами.

Несколько тихих слов утихомирили шторм и сквозь ночную тишину снова стало слышно лягушачье кваканье. Глядя как «ведьма» тает на глазах, пылая зардевшимися щеками, я тщательно прикусил язык, дабы не выдать свои настоящие мысли о том, насколько же они все наивные, блин, идиоты.

Или дело или как раз нормальные, а с головой нелады именно у нас с федералом?

Восприняв мое молчание по-своему, фиолетовая прижалась вплотную, тараня своим декольте:

— Боюсь кроликов мы уже спугнули, как тех так и других… Но это ведь не повод откладывать ужин? Кто знает, может пара комплиментов переменят мое решение и вместо твоей задницы, я угощу тебя своей…

Даже спрашивать не хочу, слышал ли схожие слова федерал от погибшей кошатины. Или от пока еще живой ведьмы? Нет, не хочу. Отчасти оттого что боюсь ответа, отчасти оттого, что уже его знаю.

* * *

Капля пота скатилась со лба и резанула соленым вкусом по губам, но виной тому было вовсе не полуденное солнце и даже не жаркое марево, поднимающееся над горячим озером.

— А я говорила! — мстительно прошипела Киара, отводя взгляд от огромной «соломенной кучи» во дворе. — Говорила же…

То, что поначалу показалось кучей высохшего сена, на поверку оказалось изгнившей тушей неизвестного существа. Очень тощего, безногого и…

— Сир, это же рогач! Помните, тот самый, на которого вы кивали, когда я заподозрил жителей в людоедстве!

— Отставить разговоры! Рты закрыть глаза открыть! Будто корову никогда не видели…

Гена поспешно затих, видимо все еще отрабатывая «последний шанс» и вылезая из кожи вон, дабы доказать, что я оставил его не зазря. Киара возмущенно сплюнула, аутистка ожидаемо промолчала, а я…

А я прибавил шагу, с позором минуя злосчастный двор и устремляясь по главной дороге к гостинице. Такой же заброшенной, опустевшей, вымершей, как и вся прочая озерная деревня. По мрачным домам и могильной тишине, она давала фору хутору на сто очков вперед.

Но как бы я не считал шаги, как бы ни напоминал себе о курицах и инспекторе, останки коровы никак не выходили из головы, будто служа прологом к летописи последних дней местных жителей.

Хрен его знает, чего у них тут стряслось и какого черта от утопленного в землю погреба на окраине остались одни сгнившие головешки. То ли сумпурни, то ли дезертиры, то ли несчастный случай или междоусобица… Но факт остается фактом — деревня повторила судьбу Грисби и осталась без провизии на зиму. Иронично, но…

Корову не просто так жрали заживо, постепенно отрезая от несчастной животины кусок за куском — теплое озеро не позволяет построить здесь ледник, а охотничья заимка, которая полюбому должна находиться где-то на отшибе — оказалась вне досягаемости. Судя по остаткам частокола, настолько же кривого, насколько и спешно поставленного, долина где-то с месяц держалась в осаде. Только от кого они защищались, и какого черта такие рукожопые? В жизни такого кривого забора не видел… Или это от времени?

— Сир! — под кивки «я-же-говорившей» Киары, пацан указал на характерные следы когтей, оставшиеся на разломанной двери гостиницы.

Бобики, блин! Ну, или сумпурни, как их местные называют. Зимой холодно, голодно, места дикие, а тут такая столовая с отоплением… Это раньше все крышевала потусторонняя хрень, отчего псины не рисковали связываться, но после моих перфомансов на скотобойне…

— И-и-и? — снова затянула фиолетовая, устав разглядывать разломанные внутренности гостиницы. — Я безусловно проголодалась по твоим приступам самобичевания, однако в на сей раз могу пропустить полдник. Может уже перестанешь таращиться на пол и наконец посвятишь, каким ветром нас сюда надуло? Что ты вообще ищешь и…

— Трупы, кости, или хотя бы самих «Шариков». Кровь слишком свежая — воняет.

— О, какая прелесть, наш герой омрачен вульгарными ароматами… Я не про гостиницу, я про цель похода и скачки с инспектором! А что до костей… Уверяю, уж чего-чего, а покойников здесь… Покойников здесь… К месту помянуть, а где покойники?

Киара стихла, снова обводя взглядом запачканные кровью стены и плотно поросший грязью пол. Очевидно псины устроили здесь столовую, но вокруг ни единой кости или хотя бы огрызка. Только невыносимая вонь железа и целая гора собачьего дерьма в одной из жилых комнат, что вдвойне странно, — «Тузики» хоть и дикие, но не настолько чтобы гадить где жрут.

К тому же, а не дохрена ли здесь кровищи? Такое чувство, будто тут не деревню на три дюжины человек, а половину Грисби прирезали.

— Сир!!! — за порог ворвался охреневший оруженосец.

Его обезумевший взгляд и оголенный меч не нуждались в пояснениях, однако оруженосец все же принялся тыкать клинком куда-то за спину:

— Сир, там… Там!!! Там огромная и вся… Сир там…

Устав от «тамканья» еще больше чем от сирканья, я отпихнул его в сторону, выходя на улицу и бросая последний взгляд на напряженную Киару. До нее начало доходить — не волков бояться надо, а лесников.

Вопли суетящегося вокруг Гены оборвались сразу за гостиницей. На импровизированной площадке, где некогда местные собирались на советы, пьянки, свадьбы и прочие культурно-массовые мероприятия, теперь вырос памятник.

Высотой с четыре моих роста над нами тенью нависала башня из кости и черепов. Останки людей соседствовали с волчьими черепами, сплетаясь воедино в стремлении доказать миру, что перед смертью все равны. И осаждающие и осажденные.

— Понятно короче, чего частокол кривой как хер собачий — это они же его и строили. Эй, фиолетовая, спорим ты отгадаешь от кого именно?

— Знаешь… — Киара прекратила закусывать губу. — Нудным страдальцем с наклонностью в дебильность ты нравился мне больше, нежели… Таким.

Да я и не шутил, в общем-то. Хотя несмотря на все, я все же не могу не заметить иронии. Сперва дезертиры кошмарили хутор, потом деревенские дезертиров, затем сумпурни приперлись, за ними курицы, а теперь, стало быть, пришел и наш черед… Никакое это не озеро и даже не эпицентр воронки тупизны, это мясорубка. А мы всего лишь очередная партия мясца, за которой обязательно последует…

Уши аутистки едва заметно дернулись. Прежде чем доложить, ее нервный взгляд скользнул по Гене, четко говоря о ком она забеспокоилась первым. Мило, конечно, но мне не до сантиментов.

— Сир, я не до конца уверена, однако…

— Топот? — едва заметный кивок. — Близко? — еще один. — Много? — прежде чем она окончательно превратилась болванчика, я поднял руку. — Не продолжай, и так все понятно.

— А, ну это все меняет! Прошу, не спеши просвещать остальных, ведь мне с Геннаро так по сердцу томиться в неведении… Верно, о мой новый кавалер? — игривый толчок бедром заставил Гену позабыть про нависшее над нами кладбище, а лицо вампирши мигом ожесточится.

Поглядев на хитросложенные кости, я переключился на широкую тропу, ведущую куда-то вдоль озера, и уходящую к нависшей над ним горе. Банально аж зубы сводит…

— Отставить! Встал в строй, как писюн стой — разговоры дома разговаривать надо! Шагом-марш!!!

Проигнорировав скептический взгляд Киары и убедившись что очкастая не отходит от Гены ни на шаг, я обошел могильник и встал на тропинку первым. Безумие? Возможно, но впереди маячат курицы, позади топает федерал… Не самое лучшее время дабы застрять в тени жертвенного алтаря с кучкой идиотов. Еще и потекам крови на волчьих костях не больше нескольких дней, отчего алтарь начинает напоминать один большой пригласительный билет.

Куда он ведет? Ну, если курицы это левая булка, а инспектор правая, то… Эх, ответ был известен с самого начала, чего уж там. И у Киары есть все права на кислую рожу — я тоже ощущаю себя послушным бараном, которого собаками загоняют в куда надо.

Загрузка...