Этот фрагмент не является частью или дополнением цикла. Это просто первая итерация переделки сценария в книжный формат, выложенная в качестве бонуса.
Заветренная корка сыра паршиво сочеталась с вареными яйцами, и кружка молока пришлась очень кстати.
— Да!!! Давай, выплесни молочко мамочке в ротик! О-о-о, густая, сладкая… А-ах! Спасибо за угощение, сахарочек!
Поперхнувшись сыром, мужчина отставил ужин и растянулся на жесткой циновке, стараясь не слушать происходящее в соседней комнате. Почти закончили. Еще пара минут и можно спокойно поесть.
Но «сахарочек» явно пошел на рекорд: не прошло и минуты, как из-за стены снова послышались неистовое сопение да фальшивые стоны. Откуда столько сил⁈ Кто там у нее?
Кажется, у лестницы кучковалась пара незнакомцев: пыльная одежда, блеск кинжалов и дыхание, от которого впору прикуривать… Караванщики!
Счастливый засранец. Но отнюдь не потому, что довелось охаживать «Молочную Мэри». За это можно было бы пожалеть несчастного, но выносливость и толстый кошелек клиента не внушали ничего, кроме зависти и раздражения. Ему не нужно весь день вкалывать, чтобы заработать себе на несвежий ужин и крохотную каморку.
Может, тоже в караван подрядиться? Работы не больше, а платят куда лучше.
Мечты…
Когда стоны рожающего кита достигли пика и началась рекламная пауза про «молочко», в дверь постучали. Не дожидаясь отклика, в каморку просочилась молодая девушка. Закрыв дверь ногой, она бросила деревянную табличку на ящик, служивший столом.
— Та-дам!!! — триумфальная улыбка самодовольно блестела в свете огарка.
На табличке было вырезано: «Ледя Мариска».
— Ты мне яйца раздавила… — он брезгливо смахнул белок с постиранной рубашки, — И вообще: «леди» через «и» пишется.
— Но остальное-то правильно⁈
Ее поджатые губы требовали похвалы.
— Ну да, сойдет, — заслышав за стеной чавканье, мужчина быстро сел и принялся пристально осматривать табличку, — Но вообще… Как красиво! Такие узоры — у меня никогда бы так не получилось!
— Ага-ага… Оставь дерьмо при себе, все равно бесплатно под юбку не залезешь! — грозный тон не скрыл самодовольной улыбки.
Поправив светлую челку и огладив ночную сорочку, она уселась рядом. На время повисло молчание. Девушка задумчиво смотрела на крошечный огонек настенного огарка, а мужчина старательно скрывал смущение. То ли от актерских талантов «Молочной Мэри», то ли от близости девичьего тела.
— Представляешь… — гостья нарушила молчание первой, — Любимый инструмент сломала! С каравана приплелся охранник и ко мне. Я его как всех, а он… Фантазия у него! Ну я, дуреха, и сунула кнутовище в его «фантазию». А достать — хренушки! Больные конелюбы… Это у них от седел задницы железные! Ты когда-нибудь ездил верхом? Нет? Все себе сотрешь к такой-то матери, будь уверен!
— Эм… Надеюсь, ты его вынула?
— Ага, какой там… Так и ушел. — она удивленно принюхалась к мужчине. — О! Да тебя в баню пустили! Бровки не поднимай — у меня с окна площадь видна! Чуть живот не надорвала, пока ты вокруг телеги бегал!
— Ничего смешного.
— Конечно нет! Смотреть, как ты пытаешься черпать лепехи в телегу, совсем не весело! Там же доски, ау! Конечно, оно вытекало!
— Другой не дали. И вообще, это всадники виноваты. Лошадей чем-то не тем кормили, вот оно жидкое и…
— Ой дурак… Навоз твёрдый, только когда с травкой смешается да на солнышке полежит. Что ты как маленький? — укор в ее голосе заставил мужчину отвести взгляд, — Ладно, не дуйся… Что у тебя сегодня?
— Я спать собирался.
— Ага-ага! Под такую песню самый сон! — она ткнула в стену, за которой Мэри уже встречала нового «сахарочка».
На редкость работящая женщина.
— Ну так что? Давай, трави, а я тебе еще молока притащу. Ну как?
Устало потерев глаза, мужчина нехотя кивнул. Спорить с дочерью хозяйки борделя — себе дороже. Да и все равно заснуть не выйдет, пока караванщики не кончатся.
— Лучше сыру… Про что там в прошлый раз было?
— Ну, эти… Как их… — она сложила ладони на фоне огарка, и тень на стене приобрела очертания машущей крыльями птицы, — Самовроты!
Чуть что — сразу в рот. Видимо, профессиональное.
— Самолеты. И крыльями они не машут, а движутся за счет винтомоторных или реактивных двигателей…
— Так, без этого! Я люблю сказки про железных драконов, а не абракадабру про активных пихателей! Давай сразу интересное!
— Интересное, так интересное… — снова зевнув, мужчина устало потянулся, — Сойдет сказка про ребят, нашедших в лесу книжку из человеческой кожи, отчего отовсюду полезли мертвецы?
— Да эту я и сама расскажу. Как Ржавую деревню сожрали, так мы над каждым гвоздем трясемся!
Она шутит, верно?
— … То другая история. Тут у парня пила вместо руки и волшебная «Бум-палка».
Блеск в ее глазах говорил лучше слов.
Свежая колбаска и кусок сыра отлично ладили в желудке, чего не скажешь о ярком солнце и заспанных глазах. Толкнув массивную дверь, он впервые испытал облегчение, оказавшись внутри. Как и каждое утро, гильдия встречала посетителя свежими сплетнями, запахом мытых половиц и…
— Четвертый! Эй, Четвертый! Да отвали, пока стимул не достала… Четвертый, а ну живо сюда! — окрик старшего регистратора с легкостью перекрыл все голоса в зале.
Поежившись под взглядами десятков одоспешенных людей, мужчина прошмыгнул к краю регистрационной стойки. Грубо отделавшись от наседавшего на нее новичка, регистратор вскоре приблизилась. В руках невысокой брюнетки маячил бланк.
Да твою мать…
— Знаешь, что это?
— Свидетельство о повышении?
— Пошути мне тут! Это, дорогой мой долбоклювик, уже третья по счету жалоба! Ты какого ляда вчера цирк на площади устроил⁈
Потеребив табличку: «Станок для жетонов не работает!» на столе, он вздохнул:
— Телега дырявая была! И…
— Бочка, болван! В ней бочка лежала! С лопатой! Знала ведь, какой ты сообразительный — загодя распорядилась инвентарь подготовить. И вот те на! Бочка стоит, телеги нет, а мне полчаса пудрят голову, как ты навоз черпаком убираешь!
— Ну, бочка тяжелая… А лопаты не было!
Регистратор извлекла из-под стойки увесистую дубинку и ударила по столешнице:
— Погоди, ухо заложило… Я по-твоему вру?
— Да правда не было! Лопату я бы взял…
Пронзительный взгляд сменился усталым вздохом:
— Ну что с тобой делать? Ладно, пес с ней, с лопатой. А вот жалоба… Напомни, когда ты вступил?
— Дней где-то…
— Ровно неделю! Уж поверь, в моем численнике тот день помечен самым черным и мрачным цветом! — она ткнула в большую деревянную доску, служащую календарем. Черных цветов не было, но мужчина благоразумно промолчал. — В первую же неделю три штрафа заработать… Отродясь, таких паршивых работников не видывала!
За спиной раздались короткие смешки. В ожидании заданий прочие посетители коротали время, с удовольствием наблюдая за сценой моральной экзекуции.
Достала!
— И что теперь? Ремень принести или сразу родителей вызвать?
— Чур меня! Только родителей мне не хватало. И так не гильдия, а выставка идиотов! А для «ремня» у меня стимул есть… — девушка многозначительно постучала палкой по столу.
Толпа за спиной опасливо отодвинулась. Несмотря на невысокий рост и мнимую хрупкость, с дубинкой девушка управляться умела. Хрястнув со всей силы, она объявила:
— Плевать! Последний шанс! Ксилоспонгий! Что это⁈
Вдарить бы ей в челюсть, да так, чтобы зубы по всему залу! Но куда там…
— Палка с губкой. В Древнем Риме ими вытирались.
У стойки повисла тишина. Регистратор смерила ответчика грозным взглядом и обратилась к небольшой книге.
— До чего избирательное слабоумие… — разочарованно вздохнув, она взялась за карандаш. — А я про бабочку подумала… Эй! Чего уставились⁈
Толпа растворилась, прежде чем брошенный карандаш коснулся стола. Презрительно поджав губы, старшая махнула своей помощнице. Совсем молодая девчушка в новенькой жилетке нервно кивнула и, схватив кипу бумаг, заспешила к большой настенной доске. Звеня сталью, посетители следовали за ней, как утята за уткой, стараясь занять место поближе каждый желал контракт получше.
— Ты-то куда, дурилка? Там только полевые. На тебя особые планы… — она зашуршала бланками, — Мне вот интересно, в вашем Древнем Риме все такие недоразвитые или нам просто повезло?
Он уже хотел сказать, что отродясь не бывал ни в каких «Римах» что древних, что поновее, но осекся на полуслове, — а вдруг бывал?
— Чтоб ты знал, «бумажных» за третью жалобу сразу исключают. Твое счастье, что моего первого мужа напоминаешь — у меня слабость к дуракам с умными лицами… И разнообразие люблю. Не все же с безграмотными мучаться? В общем, вот, — брюнетка хлопнула бланком по столу. — Искупительный поход!
От ее заносчивости сводило зубы.
— Куда руки тянешь! Разве я закончила⁈ Думаешь, после всех твоих выступлений тебя одного отпустят? Слушай сюда: берешь контракт и идешь во двор. Там находишь самого большого, нелепого, уродливого увальня… Прямо как ты, но симпатичнее. В общем, беретесь с ним за ручки и мигом за работу! Он не первый день замужем — с ним-то уж точно в лужу не сядешь. Понятно объясняюсь⁈
— Кристально.
— Не паясничай! Нечего обиженку играть! Я тебе услугу оказала, так что будь признателен.
Скрипнув зубами, мужчина выдавил из себя благодарную улыбку и кивнув, засобирался уходить.
— Ах, да… — она отмахнулась от вновь возникшего новичка. — Черпак, так понимаю, ты украл?
— Вернул. Сразу как закончил.
А вот лопату все же спер…
Двор встречал запахом пыли, пота и звоном стали. Нелепый и уродливый увалень нашелся сразу — прямо на посыпанной песком арене. Могучий до неприличия мужчина высился над симпатичным молодым парнем ловко орудующим затупленным клинком. За ограждением одноногий инструктор читал лекцию группе притихших слушателей:
— Клянусь своей любимой кружкой — следующий недоумок взявший со стойки меч обнаружит его у себя в заднице! Только гляньте на этих олухов! Эй! На кой ляд ты клинком отбиваешь⁈ Гарда на что⁈
Дельные советы хороши вовремя, а для самонадеянного фехтовальщика, пропустившего удар дубиной в грудь, было слишком поздно. Проломив спиной деревянную ограду, он распластался прямо перед шокированными зрителями.
Не дожидаясь разрешения наставника, на арену сиганула высокая девушка. Ловкость, с которой она орудовала длинным кованым шестом, привела толпу в восторг. Полированное дерево будто искрилось на солнечных лучах, а грация, красота и опасность движений отзывались одобрительным ревом зрителей. Казалось, даже одноногий старик был заинтригован.
Но только не увалень.
Дождавшись пока играющая на публику девушка, вновь опишет широкую и сложную дугу, он легко ткнул дубиной. Восторг зрителей и задор противницы сменились ступором. Выбитый из рук шест, ткнулся возле наставника.
— Опять! Да что за бестолочи! Где надо действовать умом они напрягают только жопу! Все, закончили! Инвентарь на место, ограду чинить, сопли утирать. А мне надо еще выпить… — плюнув, он захромал деревянным протезом обратно в гильдию.
Дождавшись пока победитель соберет учебное оружие и вылезет с арены, Четвертый наконец приблизился.
— Что? А, контракт… — прислонив к ограде дубину, больше походившую на бревно, он взялся за протянутый бланк. — С… С-срочный. Р-р… Рабочий… — впиваясь взглядом в бумагу и бубня под нос, он то и дело сверялся с каракулями на рукаве своей стеганной куртки.
Его неграмотность была очевидной до неприличия. Оставив здоровяка заниматься саморазвитием, Четвертый переключился на двор. Недобитый любитель деревянных оград жадно хлебал нечто из фляги, пока пара девчушек заботливо развязывали шнуровку на его тренировочном нагруднике. Рыжая дылда с шестом, угрюмо осматривала свое оружие, пока остальные лениво слонялись по двору, стараясь держаться подальше от палящего солнца.
Не считая пары презрительных взглядов, на них внимания не обращали. Странно, но косились именно на здоровяка.
Смягчившись, Четвертый изложил суть работы:
— Очистка и осмотр дорожных каналов. Времени до заката. Платят, вроде, неплохо.
— Понятно. Готов идти?
Прямо сразу? Никаких зачем да почему?
— Может хоть представишься? Я вот Четвертый.
— Крис. — он флегматично протянул огромную ладонь.
Не первый, не второй… Даже над рубашкой не поржет?
Голубые глаза громадины не выражали ничего, кроме спокойствия. Пожав руку, Четвертый подождал пока временный напарник вернет дубину в бочку к остальным и отправится следом за ним. Щурясь от яркого солнца мужчина вышел на дорогу перед гильдией и тут же рухнул на горячий камень, столкнувшись с парой пробегающих мимо стражников.
Крис тем временем уже принялся за работу. Проводив взглядом гремящих кольчугами северян и покосившись как гора мускулов извлекает из дорожного желоба кожаную подошву, он понял, что это будет долгий день.
— О, а ты рано! — воскликнула Мариска, едва он вошел на кухню. — Слыхал, утром на площади свара была? Караванщик с изгаженного черпака пива хлебнул! При всем народе! Хохоту было… — засмеявшись, она расплескала овсянку по всему столу.
— Бывает.
— Теперь у стены в колодках стоит — на лоточника с кинжалом бросился! Пойдем смотреть?
— В другой раз. — не обращая внимания на ее надутые губы, мужчина обратился к гремящей кастрюлями пожилой даме.
— Мне сказали — вы хотели меня видеть.
— Я много чего хотела бы увидеть, но точно не твою подлую рожу. — отложив поварешку, она уставилась на мужчину пустыми серыми глазами. — Ты меня поиметь вздумал?
Такую старую каргу? Лучше мясорубке присунуть!
— По поводу оплаты… — он положил на стол две блестящие монеты. — Здесь долг и еще на два…
— Я спросила: ты меня в сраку и насухую⁈ Подсунул клейменное барахло и думал, что не замечу⁈ — деревянная поварешка ткнулась ему в физиономию, заляпав горячей овсянкой.
— Слушайте, я не…
— Это ты слушай и очень внимательно! Больше никаких железяк, книг и остального дерьма, что ты тащишь вместо монет. Только «розы» и «перья»! А если еще хоть раз удумаешь меня отыметь — сам Святейший отвернется от того, что я сделаю с твоей грешной задницей! Понятно⁈
— Кристально.
— Чудно. — женщина отвернулась к печи. — Мариска, что за там монеты?
— «Розы», матушка — две, как и сказал… — девушка виновато посмотрела на Четвертого.
— Больше никаких просрочек, не то вылетишь. — она попробовала варево и довольно кивнула. — И на ужин можешь не рассчитывать.
Кивнув, он поднялся к себе в каморку. Злополучная лопата лежала прямо на циновке. В полумраке блестело клеймо: «Гильдии авантюристов округа Грисби».
Откинув инструмент к стене, Четвертый без сил опустился на солому думая лишь о том, как уснуть прежде, чем Мэри отыщет клиента.
Едва глаза стали закрываться, как в дверь постучали. Не дожидаясь отклика, в каморку просочилась девушка.
Надоела.
— Не спишь? — она поставила на ящик хлебную коврижку наполненную овсянкой. — Ты внимания не обращай, это она от слепоты бесится.
— Ладно… — мужчина сел и без аппетита взялся за хлеб.
— Раньше она совсем другая была. Книжки мне читала. Вернее одну, но самую лучшую! Там тоже про героя с громовым посохом было. А твоя мама тебе читала?
Овсянка встала поперек горла.
— Не знаю.
— Это как? Папа читал?
— Не знаю…
— Так ты сирота, что ли?
— Не знаю!
— Ага-ага, заливай! Не бывает так, чтоб…
— Достала! Папы, мамы, книжки — Не знаю я нихрена! Ясно тебе или на лбу написать⁈
— Да я просто…
— Задолбала вусмерть! То сказку расскажи, то рассмеши! Завтра еще и спляши! Я, мать твою, последние деньги отдаю за жилье, а не компанию какой-то писюхи, что будет меня допрашивать и лезть не в свое шлюшье дело!
Дверь захлопнулась быстрее чем он успел ощутить тепло овсянки на лице. Прямо в рожу швырнула, скотина. Чуть успокоившись, он вытер щеки ладонью и удивленно принюхался. Надо же, меда добавила…
За стеной раздался хорошо знакомый инструктаж:
— Устами любить, — розочка, женою быть, — две, а коли в седалище ужалить захочешь, так готовь все пять!
Ушат говна в душу, — бесплатно.
Вздохнув, он задул огарок и свернулся на циновке под линялой простыней. Во сне к нему снова явились дряхлые фигуры и ослепительное солнце под каменным сводом. Первый, второй и третий неодобрительно качали головами.