Рыцарь без позывного 5 (СИ)

Глава 9 Слепой против бешеного

Сотник приложил компресс к пустой глазнице, тряпка обожгла огнем, а боль прошибла до затылка. Крякнув, он допил лекарство и снова приложил компресс. Проклятая жара, проклятая пыль, ветер забивает во все щели, вот и в рану попадает, зудит. Одна только горькая помогает, да и то на день другой.

Близость вездесущей грязи вынудила вспомнить о глазной повязке, покоящейся в недрах массивного стола. Верно лекари повторяют, увечья в покое хранят, а не на смотрины выставляют — глазнице зажить дать надобно, а не раздражать попусту.

Коли уродством красоваться не перед кем…

Едва шелковая подкладка закрыла дыру на месте глаза, как за дверью послышалась нарочито громкая поступь. Резко сорвав и спрятав повязку, сотник грозно свел брови.

— Да посадник я, посадник — без твоего упомню… — отмахнувшись от дежурного приветствия, он сразу перешел к делу. — Почем там с конелюбами? В замок возвертались?

— Точно так, за стены заползли! Цельным эскадроном да с Куролюбом в придачу! — нервно дрогнул городовой, загипнотизированный пустой глазницей. — А к-караван купеческий к воротам колеса катит — велите придержать?

— Я тебе дам, придержать — порток не удержишь! Наказ позабыл — торговле не препятствовать⁈ Запамятовал, что за своеволие случается⁈

Побледневшее лицо подчиненного лишь добавило жара в закипающий в глазнице зуд. Гаркнуть не успел, а он уже исподнее обгадил. Пахари малохольные, нежные что твои огурцы… Сколько кольчуг да копий им не выдай, а все одно — холопские сынки. Ни выучки, ни норова — только бороды под дружинников стричь горазды, да черточки у своих топчанов зачеркивать, отсчитывая дни до конца службы и положенную землю с вольной.

«А че ты от срочников хотел? Не все же такие отбитые, как мы…» — вопреки причудливости, давно услышанные слова послужили пожарной командой для закипающей злости. В самом деле, чего еще от этих холопов ждать? Прав был «кукушонок». За битого — трех небитых дают. А за отбитого тем паче.

Жестом отпустив десятника и наказав ему не притрагиваться к купцам, сотник с неудовольствием заметил, что стражник не спешит покидать кабинет. Уподобляясь девке на выданье и переминаясь на месте, он с томным видом разглядывал массивный стол, на котором виднелся пергамент с печатью инспектора.

— Язык проглотил⁈ Щипцами вынуть⁈

— Это… А до срамной избы… То бишь, до дворца княжеского — вестового посылать? Круглобрюхому о конелюбах доложиться?

— Содомит пухлый лучше нашего ведает, кто да пошто эскадроны к Куролюбам подсылает. А коли нет, пущай телеса растрясывает, да сам до гарнизона топает! Еще чего, челобитные ему слать… — неуверенность на лице подчиненного заставила сотника сжать кулаки. — На пост вертайся! Да гляди, коли на карман принять удумаешь — суровой нитью зашью!

Памятуя судьбы непонятливых сослуживцев, смевших как в былые времена трясти взятки с караванщиков, городовой стукнул древком копья о ковер, и затопал в коридор, оставляя посадника наедине со спрятанной повязкой.

Вспомнив лицо подчиненного при виде его пустого глаза, бывший дружинник хмуро покачал головой:

— Сталь не лаской закаляют…

Как говаривали предки, удобряя корни — дерева не срубить, как и не стать сильнее, нежась в слабости. Сколько повязок не нацепи, а ничего не переменится.

Скомкав ткань, он зашвырнул ее в грубую каменную печурку, слаженную наспех еще зимой и, словно стремясь подтвердить слова делом, остановился у бойницы намеренно врываясь в конус пляшущей пыли.

Редкие фигуры горожан стремились как можно скорее миновать тень разрушенной башни, не желая задерживаться возле гарнизона. Городовые и в прежние дни не купались в людской любви, а уж при инспекторе вовсе от презрения да опаски едва не возгораются.

Но какое дело пастуху, до блеяния овец?

Сотник испытывал противоречивые чувства — с одной стороны ему страсть как не нравилось дозволять конелюбу «реквизировать» силы гарнизона для нужд пустого трона, а с другой, стремительность и бескомпромиссность южной ищейки украсила бы и северянина. Всю нечисть, всю грязь на корню изводит, не чураясь запачкать холеные толстые руки.

Даже дезертирами не побрезговал, свершив запоздалый суд над трусами, посмевшими бросить собратьев в канализации перед ликом хрипящего чудища. Стоило сотнику нехотя подготовить для инспектора доклад о тех событиях, как чистка нечистот в рядах гарнизона пронеслась быстрее молнии — в тот же день все причастные оказались вызваны в княжескую резиденцию.

После допросов многие отправились за мост, неся на щеках свежие клейма позора, а некоторые… За судьбу исчезнувших перед посадником инспектор не отчитался. И в пекло их. Виновен и точка. Никаких «обосраться может каждый», никакого «а новых где родишь?», и прочих отговорок сердобольного «кукушонка», вьющегося ужом, лишь бы не дозволить свершиться правосудию.

— Сказочный дурачок… Как его только за ворота выпустили? — раздраженно фыркнул сотник, поминая княжеского порученца.

Одобрение и порицание переплетались в его голосе так же, как и сам образ «кукушонка», отпечатавшийся в памяти крепче иной девки. Упрямый и податливый, своевольный и ведомый, сочетая ежа с ужом, он наповал разил глупостью, раздражая дальновидностью.

Жить посреди курятника и не стоптать ни единой бабенки, пожимая княжескую длань, вытирать зад Куролюбу, высокомерно морщась от титулов, подобострастно служить пастухам. И слепому ведомо, никакой он не кукушонок. С конелюбами он ведет себя не ловчее, чем с северянами, повергая их в такое же озадаченное недоумение.

Любой иной стал бы предметом насмешек, прослыв городским дурачком, но к этому и пыль не приставала. Разве что девахи молодые щебетать горазды, обмениваясь выдумками о срамной связи северного рыцаря с его женоподобным оруженосцем.

До появления инспектора разговоров и было что о новой выходке отмороженного рыцаря да ценах загребущих караванщиков. То тварь лютую в канализации сыщет, то ростовщика поломает, то купца обломает. А уж как торгаши принесли на устах вести о Живорезе…

И все же сотник не разделял мнения своих городовых, морщась каждый раз, когда речь за трапезой спотыкалась о кукушонка. Да, славный он мужичок, умом крепок да плечом широк. Охотник старый в друзьях-товарищах, да рожа шрамами окрашена. Хорош золотник, а всеж сусальный.

Нет в нем стержня студеного. Гдеж то видано, чтобы собственной власти страшиться? Чтобы нос от долга да чести воротить, да аки кормилица всех под юбкой хоронить? Дезертиров миловать, трусов прощать, воришек золотом взамен топора угощать, плевки утирать, а на похвалу волком скалиться? Ратное дело презирая, хлебопашцев вознося, и собратьев за резкость клеймя?

Не тому предки силу даровали, не тому…

А может и не при делах они? Не зазря же народ инспектором помазал? Уж сколь бы кукушонок скудоумием сотника не укорял, а и у него глаз имеется. Инспектор не инспектор, а в свите егойной место застолбил. Кто же еще надоумится совать нос во всякий вопрос, как не соглядатай южной ищейки?

Но все же заслуженная гордость за проницательность чуть слабела, едва в размышления вступала глава гильдии «розанов». Золотовласая паучиха, оплетшая город сетью нюхачей да доносчиков не могла миновать взор инспекторского кукушонка. Разумно, что он вертелся подле, разнюхивая и разоблачая ее сговор с осадившим город регентом. Разумно, но пустое. Не те взгляды, не те жесты, да и не он к паучихе клинья подбивал, а она с него кровь сосала.

Уж и заподозрить его в том же коварстве, так нет же — самолично в бой вступал да сражался на совесть. Коли бы не его рука да собственный крепкий ремень — не глазом, а жизнью сотник бы расплатился.

Устав от путаницы и интриг конелюбов, сотник решил самолично наведаться на площадь да поглядеть, чего там купцы притащили. Авось зеркальце какое сыщется, али иная цацка, до которых так падки девицы — надо же что-то домой отослать. Но базарный день окончился не начавшись.

Отставая от пары караванщиков, спешащих заранее застолбить место для лотков, по дороге пылила высокая фигура в окружении мелких теней. Единственный глаз несколько раз моргнул, но наваждение не исчезло — кукушонок все так же мирно шествовал мимо гарнизона, игнорируя щебет сиреневласой девицы и нависшую над ним тень башни. Словно этого было мало, рядом с «карманным оруженосцем» блестела очками девка, подозрительно схожая с той, что бесследно пропала из подвала резиденции.

Видать, правы были мужики — охотник с кукушонком оттого с города и спешили, что за тварью сбежавшей погнались. Но отчего же тварь без кандалов да в платье, а одноногого вовсе не видать?

Повисшие вопросы испарились во вспышке озарения — он же в резиденцию направился!

— Оповестить надо бы, а то чего доброго…

Метнувшись к двери, сотник быстрой поступью миновал коридор с пустующими казематами и спустился в общий зал. Скучающий стук игральных костей и хруст молодой редиски потонул в приветственном хоре.

— Да посадник я, посадник!!! Умолкли, пока не заткнул! — привычно отмахнулся одноглазый, вылетая за грубую дверь.

Резанувший ветер раздул пламя в уже успокоившейся пустой глазнице — споро проморгавшись, северянин обнаружил искомого кукушонка. Отойдя от гарнизона тот продолжал шествовать над своим пестрым эскортом.

Зачавшийся окрик замер на середине, едва мысль нагнала реакцию. А нужно ли? Коли он впрямь прислужник инспекторский то непременно тащит колдунью к хозяину, а коли нет, то…

Приказ князя в ответ на доклад об инспекторе двоетолков не терпел — помогать посильно, не чиня препятствий. Однако то же распоряжение некогда касалось и кукушонка.

Вопрос как поступить застал врасплох бывшего дружинника, привыкшего к строгому следованию приказам. Железная дисциплина разбивала крепости и опрокидывала рыцарские тараны, но против «стой здесь, иди сюда» она оказалась бессильна.

Первая же «просьба» вышедшего из тени инспектора была проста и доходчива — докладывать обо всех проходящих через городские ворота. А о «почетных» — незамедлительно.

Кто вхож в «почетных» можно было догадаться и без списка. Куролюб, исчезнувший хозяин антикварного салона, пропавшая из подвала ведьма, и охотники, на которых заострялось особое внимание. Повышенное на одноногом и исключительно-дотошное на «коробейнике», чья чудная рубаха в зеленые коробочки медленно удалялась от сотника.

Вместо того, чтобы окрикнуть, одноглазый зашаркал следом, размышляя о своем нелегком положении. Коли приспешник инспекторский, то и без оповещения ведает, кто и пошто в резиденции засел, а коли нет, то разговор с княжеским порученцем окажется подмогой предателю да интригану. Уж больно паучиха на него засматривалась, уж слишком громко ворковала…

Так тому и быть — коли не убоится висельников да зайдет в избу срамную, то и окрики не надобны, а коли не зайдет, вовсе преступны!

Стыдливо следуя за вернувшимся кукушонком и стараясь не попадаться ему на глаза, бывший дружинник в который раз затосковал по славному прошлому. Когда не было инспекторов и заговоров, когда впереди бахвалился враг, а позади приятели. Когда не приходилось распоряжаться крестьянскими сынками посреди города конелюбов.

Шествующая по улице пустующая глазница действовала на горожан подобно набату. Мужичье замолкало, девки бледнели, дети таращились. Их омерзение и страх кололи грудь, но сотник и не помышлял скрывать свое увечье за повязкой. Напротив, он жадно ловил каждый взгляд, внимательно подмечая поднятые в пренебрежении уголки губ и сведенные брови.

Повторяя в мыслях про ласку и сталь, он старательно выпячивал уродство, стремясь привыкнуть к чужим взглядам, словно они послужили бы той самой закалкой, что наконец дозволит ему покинуть проклятый город.

Выбитый глаз и свернутый набок нос не мешают идти в строю или орудовать рогатиной. А коли бы и мешали, — заботливый княжич завсегда сыщет место наставника для новых дружинников, али иной почетный пост. Но променяв ненавистный юг на родные края он будет вынужден столкнуться с тем самым взглядом, что чудится в глазах каждой местной девицы.

Дело-то нехитрое, место в строю да щедрое жалование и последнего скупца радушным сделает — кто же откажется отдать дочь за дружинника самого Рорика? Дом слажен, женитьба сыграна, заветы соблюдены. А только день ото дня все реже видят на кулачище, да привечают в корчме. На смену чаркам и забавам, пришел свежесрубленный дом. Дуреха поначалу все за куклу держалась, будто детоеда сторонясь, чем немало раздражала. Стерпелось, слюбилось… Пожар в глазах, колокол в груди, и не за куклу она более хваталась, а все к спине прильнуть спешила да косой пушистой накрывая очи, игриво требовала «отгадать кто».

Вернется он, присядет за дубок, и снова сзади подкрадется, опустится коса на очи, а там…

Скривившееся лицо прошедшей мимо девицы заставило невольно отвести взгляд. Рано ему возвращаться. И ему, и ей.

Бодрая поступь кукушонка не умалилась ни на шаг минуя «висельный сад», словно не замечая. Зачавшееся облегчение оборвалось вместе с бодрым шагом — замерев как вкопанный, он уставился на случайную висельницу, быстро-быстро бубня себе под нос неслышимые речи.

Дружинника передернуло — чего бы мужики про чудачества не говорили, а колдовство оно. Нечистой ворожбой владеет — уж и прежний сотник так же измышлял, хоть гадом да тупицей слыл.

— Вот и поговорили, инспекторы хреновы… — закончил ворожей свое заклинание и ловко развернувшись на месте, отправился взад столь же твердой поступью.

Лишь шмыгнув в пропахший нечистотами переулок, дружинник смог избежать разоблачения.

Не зашел кукушонок в резиденцию, не предстал перед хозяином своим. К дверям и тем не подошел осведомиться. А коли так… Коли он к паучихе устремился… Выйдя из переулка, дружинник проводил коробейника единственным глазом. Значит так тому и быть. Разрешилась дилемма, никаких «стой здесь, иди сюда».

Пройдя через «висельный сад», одноглазый дежурно отмахнулся от подобравшихся городовых:

— Да посадник, я посадник… Жирный наверху?

«Родной» клоповник встречал не только духом перегара, но и перекошенной рожей.

— Ежели обещания были членами, весь дом беременный ходил… — в своем репертуаре кривилась карга.

Проигнорировав веселье Киары и покрасневшие уши Гены, я нехотя протянул склочной хозяйке тугой мешочек.

— Ищи дуру! Моя голова на плечах хороша, а не на виселице! В городе и разговоров только, что ты от инспектора сбежал!

— Ты глухая или тупая⁈ Сказано же — на ночь и только!

— Знаю я твою ночь… И поныне гарью стены отдают.

Но как бы хозяйка борделя не пыжилась, жадные мелкие глазки выдавали ее с головой. Смирившись, что задрать цену выше прежнего не выйдет, она «нехотя» приняла увесистый кисет, чьего содержимого хватило бы на пару жирнющих буренок.

— Но чтоб до утра и не позже!

— Да пошла ты в жопу…

Отмахнувшись от побагровевшего лица, я затопал по новенькой лестнице, оказавшейся на поверку нагромождением набитых хламом ящиков, спертых из лагеря осаждающих. Теперь понятно, за чей счет второй этаж отремонтировали.

— Не пристало вам так с ней, сир, она ведь…

— Да знаю я, знаю! Только ты голову мне не дрочи…

Предупредить она пыталась. Об ушастой, что сняла комнату в клоповнике и ненавязчиво наводила справки про дорогой салон, упирая на его «хозяина».

Наверняка обычная практика у местных федералов, начинать разнюхивать с самых низов. Одного они не учли — в этом клоповнике меня каждая блоха знала. Ясный пень, что карга посчитала новую постоялицу подозрительной, а уж когда она попыталась слямзить меч у Грисби…

Мда. А я думал, хозяйка денег в долг просить звала или еще о какой услуге помышляла. Прав был Клебер, что-то я реально вознесся. Аллерия покусала.

Поглядев на развлекающихся прямо в коридоре «Молочную Мэри» и такого же необъятного караванщика, Киара брезгливо дернула носом:

— И все же зазря я дотла не спалила… Может, еще не поздно? У кого огниво есть⁈

— Никто не держит. Не нравится, можешь хоть в помойке ночевать…

— Так сказал, словно это не помойка… К тому же, сегодня редчайший случай, когда самое безопасное место находится подле тебя, а не на ином краю континента. К тому же, зачем мне огниво, если я и так горячая штучка?

Игривый толчок бедром заставил Гену испуганно сиркнуть, и отскочить от ведьмы. К несчастью, отскочил он к вампирше, сдуру наткнувшись на ее грудь, что привело к водопаду оправданий и флегматичному блеску очков.

— Не место украшает человека, а человек место… Свой дурдом ношу с собой, блин.

Только подзатыльник помог привести паникующего оруженосца в чувства и перестать поднимать переполох на ровном месте. Пунцовея под ехидным оскалом Киары, Гена попытался переменить тему:

— И все же, если позволено, я бы отметил, что сие место не из тех, что пристало посещать людям нашего статуса. Быть может нам стоит подыскать иное? Гильдейский дом, к примеру?

— Отставить нытье! Мне что ли здесь по кайфу⁈ Негде больше остановиться, просто негде! Салон скомуниздили, в гильдии очкастая за свою сраку трясется, а у Грисби все стены ушами поросли!

Про гарнизон и вспоминать не хочется. Уж лучше здесь. Хотя бы ночью прирезать не попытаются, ибо все на виду и ни один агент незамеченным не проскочит.

Предлагая нытикам ночевать на улице я и не заметил, как оказался перед той самой комнатой. Стены без краски, дверь другая, но расположение не изменилось. Как и шумоизоляция.

Хоть где-то все остается неизменным…

Но вместо обещанного перерыва, каморка заставила мой глаз непроизвольно дернуться. Возвышаясь на чересчур низкой для его роста табуретке, смуглый евнух орудовал горячими щипцами, завивая свои угольно-черные локоны. Деревянные бигуди шли в комплекте с мазью для эпиляции из жгучелиста.

Надменное лицо мигом побелело, стоило нашим глазам встретиться.

— Я думал, они у тебя от природы вьются… — выдал я первое попавшееся, глядя на волосы.

— Если бы они вились, милорд, я бы их распрямлял… — так же рефлекторно ответил менеджер, прежде чем спешно спрятать щипцы и хватиться за украшенную трость.

Оценив силы, он благоразумно отказался от идеи швырнуть ее в меня, и вместо этого вскочил с табурета, расплываясь в фальшивой улыбке:

— Рад! Безмерно рад вашему возращению, милорд!

— Зато я не очень.

Вот же карга! Столько денег сожрала а… А впрочем, в связи с закрытием салона в клоповнике такое перенаселение, что спасибо хоть не на параше гнездится приходиться.

— Я думал тебя повесили.

Или надеялся. Хрен знает.

— Так вы уже введены в курс дел? Как и ожидалось от милорда! — всплеснул руками евнух, заслоняя мне вид на свой будуар с бабскими прибамбасами.

Вместо подробного протокола событий, обезумевший сутенер принялся осаждать меня негодованием и пережитыми издержками. И по допросам бедного затаскали, и девок разогнали, а уж когда он попытался вынести кассу — «для сохранности», разумеется, — его и вовсе в дегте изваляли да перьями обсыпали, прогнав по главной улице на потеху горожанам.

И только надежда на мое скорое возвращение заставляла такого «ценного кадра» оставаться в городе.

Удивительно, что его не повесили… Обвинений в расизме убоялись?

Не прошло и получаса, как отчаянно дергающийся глаз вывел меня из душного клоповника на закатное солнце. Сколько бы Гена не сиркал, как бы Киара не намекала на опасность, — находиться посреди этого цирка я оказался не в состоянии. Не то, чтобы я не привык но… Не сегодня. Просто не сегодня.

Странное ощущение. Будто в собственный дом как гость заявился. И дело не в том, что теперь в Грисби хозяйничает какой-то жирный инспектор. Пес с ними, с деньгами и властью. Нахрен идет салон, и катятся все гласные и негласные титулы. Никогда это дерьмо не нравилось.

Подстегиваемые заходящим солнцем, лоточники и караванщики все активнее стягивались в старый район за выпивкой и приключениями. Неуместное сирканье и попытки завести беседу на тему происходящего в городе вынудили быстро покинуть квартал, наплевав на все меры предосторожности.

Не прирежет меня никто, чего бы там Киара не опасалась. Слишком уж пристально смотрят горожане, слишком громко здороваются. Нет, «Штирлиц» пока меня и пальцем не тронет. Благодаря безмозглому дружиннику, стражи в городе и так вполовину меньше осталось, а одними агентами от разъяренной толпы не защитишься.

Не то, чтобы я верил, будто за меня кто-то по своей воле впряжется, но Эмбер… А, ну да. Эмбер же. Ну ладно. Значит все же прирежут. А и пес с ним…

Бредя по полузнакомым улицам, я никак не находил себе места. Все не то, все чужое. Пустое и бесполезное.

Регистраторша долго пыталась отнекиваться, упирая на страх перед инспектором, но пара ласковых и близких сердцу слов склонила чашу весов на мою сторону. Хранилище спасло. Где прятался одноногий блондин.

У очкастой аж линзы запотели. Думала, не догадаюсь.

Хотя, честно говоря, насчет авантюриста, чудом пережившего встречу с озерной тварью, я просто пальцем в небо ткнул. Но попал точку, что подтвердило интерес инспектора к демонам и прочей паранормальщине.

Последним кирпичом в формирующейся версии стала повешенная кошатина, имевшая несчастье работать в баре салона. А ведь должен был сразу догадаться — чего особистка прибежала помогать с набором кадров? Да еще от снежноволосой так старательно нос воротила? Очевидно же, — она сама ее и подослала. Подозрения отводила вот и фыркала.

Измен боялась, на верность проверяла, али просто по привычке — хрен ее знает. Хитрая мелкая жопа… И как я с ней вообще спутался? Убей не помню…

К сожалению, толку с самой регистраторши оказалось немного — кабинет особистки уже не по одному разу обшмонали, не оставив и намека, на причины репрессий. Зато очкастая вовремя подсказала, что пару раз видела повешенного подмастерья вместе с Эмбер.

Хлопок по лбу заглушил мимолетную вспышку ревности — информаторы же! Эллис как заправский контрразведчик город агентурой усеяла. Платила резиденту, резидент вербовал агентов, а агенты тоже не брезговали находить себе помощников. И из всей этой цепочки, только резидент-подмастерье знал, на кого вся сеть работает.

Будь ты хоть трижды инспектором, а заманаешься такой клубок распутывать. Умная она все-таки девчонка. Даром что алкоголичка.

Да только не на того покусилась, не на того «хвост» повесила.

Обвинение простое как палка — пособничество мятежному барону. Даже вроде какие-то доказательства нарыли, на площади выступали, громко зачитывая «раскаянье» осужденных.

Пес его знает, правда оно или нет. Эмбер та еще скотина, если уж совсем по правде. Я и сам о чем-то подобном подозревал, но все отмахивался. Даже учитывая ее аморальность — сложно поверить, что она и впрямь помогала регенту взамен мутным обещаниям выйти замуж за наследника. В такую дурь она ни за чтобы не поверила.

Не, фигня все это. Так, официальная версия, чтобы народ в ладоши похлопал и голову вопросами не грузил. Оправдание для карательной операции. Не за баронами федерал явился, а за демонами.

Совершая променад по вечернему городу, я так и не нашел ни единой метки с то ли крыльями, то ли перьями. Зато успел в подробностях рассмотреть выросший у меня «хвост». Сменяя друг-дружку на каждом повороте, за спиной топал то тощий мужичок с вязанкой удивительно легких дров, то излишне грациозная крестьянка, то малолетний пацан с чересчур серьезным лицом.

Дойдя до нужной улицы, я уставился на почерневшие обломки.

— А и хрен с вами… — плюнул я, отворачиваясь от пожарища, оставшегося от антикварного салона.

Даже спрашивать никого не надо — «случайно сгорел», ежу понятно.

Я не контрразведчик, но смотрел достаточно шпионских боевиков, чтобы различить банальную зачистку. Документы сжечь, свидетелей расстрелять, про демонов забыть. Чтобы никому больше и в голову не пришло «эксперименты» в канализациях повторять.

Во мирок у них — до летающих тарелок с зелеными человечками еще пяток веков осталось, а «людей в черном» придумали уже сейчас. Чтож они такие быстрые-то… И все где не нужно.

Правда, сколь благими бы не были мотивы инспектора, мне оттого не легче.

Взвод, отряд, капитан, дед, и теперь вот, Эмбер. На ломти кромсают ради очередного высшего блага и нужд никому не всравшегося города. Или уже континента, хрен его знает. Надоели.

Вздохнув, я миновал обломок фонтана и приблизился к калитке салона. Пара стражников ощутимо напряглась, но сообразив, что я один, чуть расслабились.

— Видать уже проинструктировали…

Где-то на середине сада я остановился. Идеи «явки с повинной» и разговора «по душам» резко показались тупыми до невозможности. И дело даже не в том, что Эмбер он никогда не отпустит, а в невыносимом зловонии, обжигающим легкие.

Метафорический запах говна медленно переставал являться фигурой речи. Омрачая цветущий сад трупным смрадом, опухшие покойники смотрели на меня с укоризной. Хотя у них и глаз-то не видно — из-за размякшего подкожного жира лица как обугленный пластик потекли, превращаясь в пустой холст.

А нахрена он их здесь-то повесил? Страху нагнать? Дык площадь же есть — там вешают, там бы и оставил. Или все дело в самой резиденции? В «писюкастом явлении» и прочих экспериментах по призыву коллективной шизы?

И раз такая пляска, то чего-то я не пойму… А причем тут Эмбер-то? Она же демонами и не интересовалась. На хвост ему села? Ну… Такое себе, если честно. Он не особо-то и скрывался — даже Аарон знал. Тогда в чем дело?

Личная неприязнь отпадает, презрение к казненному отцу тоже. Что еще? Должность? А кому нужна глава какой-то сраной гильдии безмозглых авантюристов? Рубят себе крыс в канализациях да прочей фигней занимаются. Ну, еще чудищ всяких каталогизируют и отчеты строчат.

В политику они не суются, сектанство не разводят, колдовством не балуются. Какой смысл тогда…

— Опаньки…

Мое озарение заставило караулящих двери бородачей непроизвольно вздрогнуть. Счастливые ублюдки не замечали и половины тараканов, бегающих в моей черепушке, но уже успели как следует обосраться.

Впрочем и хрен бы с ними — стою и стою! Не в слух же разговариваю, в самом деле…

Ясный хрен, что гильдия к феодалам не лезет. А потом догоняет, и еще раз не лезет! Сейчас бы они признались — мол, так и так, дорогие лорды и леди, мы ваше грязное белье перетряхиваем да информаторов в замках вербуем! Все строго по уставу, не волнуйтесь!

Господи, ну я и наивный… Устав, блин. Мог бы догадаться — Эмбер же постоянно торчала в кабинете и нихрена не работала. С виду.

Впрочем, не один я такой тупой. Эти гребанные феодалы и сами весь этот бред про устав гильдии за чистую монету принимают. Спят спокойно, уверенные в сохранности своих тайн, пока отчеты плывут наверх. Из представительства в отделение, оттуда в резиденцию, а потом… А куда потом-то, кстати? Для кого все эти письма счастья?

— Ах ты пид… Твою-то мать!

Новая догадка заставила одного из бородачей выронить копье и прижаться к двери, истошно бубня что-то про предков и защиту от колдовства.

Да и хрен с ним!

Гильдии, блин! Это же агентурные резиденции! От агента к связному, от связному к резиденту, от резиденту в штаб. Где сидят инспекторы и разгребая отчеты, принимают решения не отрывая задониц от стульев.

Вот чего он в город прилетел, вот чего он так за Эмбер взялся! Нет, не демонов инспектор подчищает, а свою жопу подтирает! Накопала она таки что-то. В отчете указала…

Это же он, вша поднарная, все и устроил! С самого, мать его, начала! Сучий потрох… И ведь, скот такой, все чужими руками! Замполит континентального масштаба.

Смерть герцога, восшествие регента, невероятное везение Аллерии, и прочая прорва очешуительных совпадений, ставящих жизнь никому не всравшегося города на край пропасти. Кто еще в этом мирке знает про паранормальщину? Про природу всех этих колдунств и демонов?

«Айболит» знал, Киара знала, лейтенант узнал. Антиквар и хрыч кое о чем догадывались. Но не регент. И уж тем более, не его красные плащи.

Хреносос.

Оттого тут так и воняет, жопа-то прямо перед глазами…

Не одна Эмбер резидентуру сооружать умеет, не она одна недостатком морали страдает.

Правда… А цель-то у него какая? Мотив в чем? Армию демонов соорудить или божка из говна и палок слепить? И почему именно Грисби, блин? Почему именно здесь эта чертова бижутерия светится?

— Н-н-не знаю…

— Че?

Услышав заикание, я выплыл из собственного мирка в остальную галактику. Возвышаясь над обмякшим у стены сослуживцем, второй караульный жался к дверям. Судя по его роже, он едва сдерживается чтобы не обмочить штаны.

— Погоди, я чего, вслух опять говорил⁈

Серия резких кивков пролила свет на причину обморока первого стражника.

Блин… Неловко вышло. И чего они так боятся? Ну бубню я какой-то бред иногда с безумной рожей и бубню — некоторые вон, вообще в атаки по ночам ходят! Подумаешь…

Отмахнувшись от перепуганного бородача, я развернулся и поплелся обратно. На минное поле зайти и то разумнее, чем в салон.

— И че теперь-то? — спросил я у обломка фонтана.

Салон на приступ брать? Шашки наголо, свободу особисткам? Вампирша с Киарой делают эту мысль не такой безумной, но и у федерала тузы припасены. С одной ушастой воровкой я уже познакомился на площади — хрен их знает, сколько еще таких за дверьми притаилось.

По тихой проскочить? Через канализацию? Круто, конечно, но слишком наивно. Про мое появление в городе уже каждый придурок знает. У потайной комнаты, где в свое время куковала бабайка, поди целый полк в засаде дежурит.

Про толпу с вилами и факелами тоже мечтать не приходится…

Тут бы до их столицы бежать да других инспекторов выискивать, да не успеть. И опять же, где гарантии, что это один конкретный федерал воду мутит? Может тут все куда круче и это реально всемирный заговор проклятущих рептилоидов?

Аарона подтянуть? Да он обосрется… Князь? Он вроде приехать грозится, как Гена у авантюристов разузнал. Но тоже мимо. Даже если приедет вовремя — один черт против инспектора идти не решится. Мало ли, чем оно закончится. Войной парень рисковать не станет, проще уж лейтенанта с особисткой шлепнуть.

— Сир! Си-и-ир! — женские призывы больно резанули по ушам.

Бредя по опустевшей площади обратно в клоповник, я не сразу заметил единственный неубранный лоток.

— Не могу ли я угодить вашему отменному вкусу, предложив свою работу? — заискивающая улыбка указывала на кучу розовых плащей, сваленный в треснутую тачку.

— А нафига мне?

Едва тетка надула губы, как я остановился. Портниха же. Та самая, что насчет своей мастерской переживала и которую я к сотнику отправил.

— А я виноватая, что краска разведенная⁈ — тут же окрысилась она, при упоминании нежно-розового цвета ее плащей. — То красильщиков с Холма вина, а не моя! Мочевина у них, изволите ли, не та…

Как бы я не старался, но так и не смог сдержать глупой усмешки. Вот он, настоящий Грисби. С мочой на плащах и идиотами на площадях. Даже представить боюсь, какая у одноглазого была рожа, когда тетка предъявила ему розовые плащи, вместо красных.

И судя по тому, что тетка единственная оставшаяся на площади — горожанам этого добра тоже не надо.

— Ты бы цены сбавила, что ли…

— А я уже! Дешевле только даром! Но разве кто возьмет? Всем красные подавай! Чтоб как кровь или вино… И угораздило же меня вернутся… Может хоть пару возьмете, сир?

— Красные, говоришь?

Плащи есть плащи, верно? Красные они, или розовые. Бредовая идея, конечно, но понервничать все же заставит. Да и надо же хоть с чего-то начать? Вернуть инспектору должок за красных плащей не такая уж дурная идея.

Только кошелька-то я не взял.

Выражение женского лица до одури напоминало реакцию стражников, намекая, что я опять бубнил себе под нос.

— Ты только в обморок не грохнись, в двух шагах от счастья-то! Почем за все возьмешь? Оптом?

На какой-то момент мне послышалось, как в ее голове защелкали счеты, вычисляя возможную прибыль.

Предоставив оживший калькулятор самой себе, я быстро выцепил взглядом знакомый блеск очков, идущий из переулка у пекарни. Само-собой, отпустить меня одного Киара не могла. Попутно гн отделавшись от «не-сестры».

Подманив вампиршу пальцем, я сказал ей хвататься за тачку и катить ее в клоповник.

— Некогда мне коммерцией заниматься! — быстро отмахнулся от вспыхнувшей портнихи. — Мне всю ночь благотворительностью страдать… Да иди уже, че встала? На месте рассчитаемся.

Уж нахаляву-то розовый сгодится. Будет ему толпа с факелами. Ряженная, но будет. Как показала практика, чем тщательнее и хитрее план, тем громче он разбивается о чужое слабоумие. Уж чего-чего, а этого у меня навалом.