Рыжая кошка

Глава 14

К вечеру снег сменился хлещущим ледяным дождем, и обледеневшие тротуары в Бруклине стали попросту опасны. Талая вода капала с парки и собиралась в лужу на полу подъезда в доме Холли Кейд. Там все так же воняло — хотя теперь скорее хлорной известью, чем гнилью. Домофон никто и не подумал чинить, и, если я не спутал, с кнопок исчезло еще несколько фамилий.

Я нажал кнопку 3Г — квартира Холли, — без ответа. Неудивительно. Попробуем кнопку 3Ф — квартиру сердитого любопытного соседа, мистера Арруа. И там тишина. Я нажал еще шесть кнопок, отозвались три голоса — один на английском языке, два на испанском, — но, прежде чем впустить меня, все хотели знать, кто я, черт меня побери, такой. Внутренняя дверь была заперта, и хотя в кармане у меня лежали виниловые перчатки, отвертка и небольшая монтировка, я еще не дозрел до того, чтобы пустить их в ход. Я вышел на улицу.

Под крыльцом обнаружилась короткая металлическая лесенка, заканчивающаяся у металлической двери. Тяжелой, внушительной двери, снабженной массивным засовом, который, несомненно, защищал бы подвал от любого пришельца, если бы не складной бумажный стаканчик, который кто-то подсунул в щель. Я прошел мимо погруженной в темноту прачечной к лифту.

Дверь в квартиру 3Г была по-прежнему заперта, царапин на ней с прошлого раза не прибавилось. Слава Богу, она хотя бы не опечатана. Я постучал, особенно не надеясь на ответ. Мои ожидания оправдались. Потом я повернулся к 3Ф. Стукнул пару раз и услышал шарканье и скрежет металла возле глазка.

— Да? — произнес гнусавый голос за дверью.

— Мистер Арруа? Я был здесь на прошлой неделе — искал вашу соседку, и я…

— Я вас помню. Вы дали мне свою карточку, а я сказал оставить меня в покое.

— Верно. Простите, мы можем поговорить?

— Мне нечего было сказать тогда и нечего сказать теперь.

— Вы видели Холли в последние дни?

— Вы помните номер? 911.

— Мистер Арруа, я не отниму у вас много времени. И могу заплатить за отнятое.

— Очевидно, вы все еще плохо слышите, — заметил Арруа, но не пригрозил вызвать копов. — Так вы что, частный детектив, что ли?

— Да.

Арруа хмыкнул:

— Ну и сколько стоит мое время?

— Сами скажите.

Он надолго замолчал. Я уже решил, что упустил его… но нет.

— Какая на улице погода? — спросил он.

— Паршивая, — ответил я. — Снег с дождем, тротуары как каток.

— Подождите, — сказал Арруа. Судя по шарканью, он ушел, через минуту вернулся, и у меня под ногами появился листок из блокнота. — Магазин за углом, — сказал он.

Я набрал две сумки продуктов: кофе, сгущенное молоко, яйца, пакет риса, банка вареной сгущенки, две папайи, батон хлеба и бумажные салфетки. Арруа открыл дверь квартиры 3Ф, взял у меня сумки, и я прошел за ним по короткому коридору в гостиную.

Арруа — невысокий, потрепанный жизнью, но ухоженный — носил брюки защитного цвета, серый кардиган и белую рубашку. Квартира была под стать хозяину. Узкий прямоугольник гостиной, белые, с бежевой отделкой, стены и деревянный пол, видавший виды, однако свеженатертый. Два окна, выходившие на пожарную лестницу, защищались металлическими складными ставнями. Перед окнами стояла накрытая серым покрывалом софа с сильно потертыми, но заботливо подремонтированными подлокотниками. В углу этажерка с книгами на испанском, над ней несколько картинок. Под стеклом — вырезанная из газеты пожелтевшая фотография: аргентинские футболисты в бело-голубом и печально знаменитый гол в ворота англичан, который Марадона забил с помощью «руки Божьей». Рядом приветственно-прощальная дощечка в честь двадцати пяти лет службы в управлении городского пассажирского транспорта инженера по эксплуатации Хорхе Арруа. Рядом еще одна черно-белая фотография хорошенькой, но бледной, болезненной женщины в закрытом платье. Кем бы она ни приходилась Арруа — матерью, женой, сестрой или дочерью, — я решил, что недуг оказался смертельным, а срок — давним.

Арруа указал мне на софу, а сам ушел на импровизированную кухню, расположенную в нише. Я сел и стал смотреть, как он убирает продукты в маленький холодильник и ставит кофейник на маленькую плиту. Пока запах кофе заполнял комнату, Арруа поджарил толстые ломти хлеба и от крыл банку вареной сгущенки. Откуда-то появилась полосатая кошка и начала вылизывать себя под хвостом, искоса поглядывая на меня.

Арруа было лет семьдесят. Худой, с военной выправкой, но неровной походкой. Седые, с металлическим отливом, короткие волосы гладко зачесаны, землистая кожа как пергамент. Чисто выбрит. Глубокие морщины вокруг рта и бледных глаз придают лицу упрямое выражение записного спорщика; оно не исчезло, даже когда Арруа разливал кофе. Он поставил поднос на дубовый журнальный столик и сел в кресло напротив меня. Добавил себе в кофе сгущенного молока, сделал глоток и вздохнул.

— Теперь я могу себе позволить только завтраки, — заметил он, — вот и завтракаю по нескольку раз в день. — Он намазал на тост вареную сгущенку. — Угощайтесь.

Я долил в кружку сгущенного молока и отпил. Кофе получился густой, сладкий и крепкий. Я тоже вздохнул.

— Когда вы в последний раз видели Холли, мистер Арруа?

— Полагаю, вы можете называть меня Джорджем. Видел ее в коридоре, наверное, пару недель назад. Точно не помню.

— Обычно вы видите ее чаще?

Он пожал плечами:

— Я вижу ее раза три-четыре в месяц. Я рано ложусь и рано встаю, а у нее, полагаю, другое расписание. Когда-то я знал весь дом — всех соседей, — но не теперь. — Он снова пожал плечами.

— Значит, вы с Холли не знакомы?

— Мы здоровались.

— Она хорошая соседка?

Арруа посмотрел на меня и отпил кофе.

— Конечно.

Я поднял бровь.

— Когда я был здесь в прошлый раз, вы жаловались на шум.

— Вы сильно шумели у моей двери.

— Вы говорили так, будто в подъезде шумят постоянно.

Арруа чуть наклонил голову.

— С Холли у меня проблем нет, — сказал он. — Она женщина скрытная и тихая. Проблемы возникают из-за людей, которых она приглашает. Кричат, стучат, хлопают дверьми… иногда кажется, что они проходят сквозь стены.

— Это ссоры или вечеринки?

— Никаких вечеринок, — ответил Арруа. Кошка, громко замурлыкав, потерлась о его брюки.

— Во время ссор кричат или дерутся?

— Кричат и кидаются тяжелыми предметами. Бывает ли что-то еще — не знаю.

— Много было таких ссор?

Арруа задумался.

— В общей сложности, возможно, десять.

— Последнее время?

Он пожал плечами:

— В последний раз, по-моему, пару недель назад. Перед этим довольно долго ничего не было — с лета или начала осени.

— С кем она ссорилась?

Он откусил тост и покачал головой:

— Я слишком стар, чтобы лезть в чужую жизнь.

— Но я не заставляю вас никуда лезть, Джордж… я бы ни за что не поступил так с человеком, который варит такой замечательный кофе. — Сквозь скепсис мелькнула улыбка. — Все останется между нами.

Арруа медленно кивнул, словно решив не прислушиваться к голосу разума.

— В основном со своим молодым человеком — теперь уже, полагаю, бывшим. Они были довольно энергичны.

— Не знаете, из-за чего?

Арруа покачал головой.

— Я слышал, как он орет и что-то швыряет, но не знаю, что он говорил.

Я глотнул кофе и задумался.

— Вы жаловались? — Арруа кивнул. — И?

— Я стучу в дверь, она извиняется, на время затихает… но обычно ненадолго.

— Вы никогда не обращались, например, в полицию?

Арруа немного покраснел.

— Ради Бога, мне семьдесят девять лет. Оно мне надо, впутываться?

— Во что впутываться, Джордж?

Он поерзал в кресле и провел тонким пальцем по краю кружки.

— В последний раз, когда я пошел на шум, ответил приятель Холли. Не лезь, говорит, не в свое дело, а не отстанешь… — Старик покраснел еще больше и посмотрел на уснувшую у него на ноге кошку. — Не знаю… он говорил какие-то гадости о том, что сделает с «этим Диего». — Арруа покачал головой. — Холли пыталась остановить его, но он оттолкнул ее. После этого я перестал жаловаться. Повторяю, я слишком стар.

Я глубоко вздохнул.

— Вы знаете, как зовут этого типа? — Арруа покачал головой. — Как он выглядит?

— Белый, темноволосый, за тридцать, наверное. Высокий… думаю, выше вас.

— Когда он перестал заходить?

— Не знаю. Где-то в июле или августе.

Я поразмыслил.

— Вы сказали, что ссоры были в основном с бывшим парнем. Означает ли это, что у нее были и другие шумные посетители?

— С месяц назад какой-то человек очень громко колотил в ее дверь.

— Чего он хотел?

— Не знаю. И не знаю, открыла ли она ему.

— Вы видели его раньше — или после?

Арруа хмыкнул и покачал головой:

— Люди такого типа редко появляются в этих местах.

— Какого типа?

— С моей точки зрения, похож на банкира или, может быть, юриста: белые волосы, темный костюм, белая сорочка, при галстуке. Таких в местном клубе не увидишь.

Я кивнул.

— Кто-нибудь еще заходил?

— Пару недель назад появилась какая-то женщина, внесла свой вклад криками и слезами. Темноволосая, лет тридцати пяти — сорока… я не присматривался.

— Кто-нибудь еще?

— Новый приятель.

— Насколько новый?

— Пожалуй, несколько месяцев.

— С этим она тоже ссорится?

— Лично я не слышал.

— Вы знаете, как его зовут? — Арруа покачал головой. — Знаете, как он выглядит?

— Конечно… вы тоже знаете. — Я поднял бровь, и он улыбнулся. — Это тот парень, который врезал вам в коридоре.

У меня больше не было вопросов к Хорхе Арруа, поэтому я допил кофе, поблагодарил его и послушал, как он запирает за мной дверь. Потом пошел по лестнице наверх.

Табличка на металлической чердачной двери предупреждала о сигнализации, однако свисавшие из щитка провода лишали это предупреждение убедительности. Дверь открылась, коротко взвизгнув петлями. На улице снег с дождем превратился в просто снег, самый воздух, казалось, побелел.

— Прекрасно, — прошептал я. Подошел к краю крыши и посмотрел на узкий проход между домом Холли и соседним.

Пожарная лестница была покрыта коркой льда и грязи, а под ними — многолетней ржавчиной. Маленькая дверца на стыке с крышей завизжала, как поезд в подземке, когда я потянул за нее, но ни одно окно внизу не открылось, ни одна голова не высунулась. По пути вниз я поскальзывался раз пять и до окон Холли добрался с побитыми локтями и промокшими коленями.

Окна были заперты и, как и у соседа, забраны складной решеткой. Я заглянул в квартиру сквозь прутья. Еще меньше, чем у Арруа: квадратная комнатка, кухонная ниша с одной стороны, ванная комната с другой, в углу диван, а по полу раскиданы, похоже, все вещи хозяина квартиры. Я убрал монтировку. Кто-то опередил меня.