Рыжая кошка

Глава 20

Мы раздели его: сняли промокшее кашемировое пальто, отсыревшие английские туфли, итальянский костюм (брюки были по колено в грязи) — и кое-как оттерли влажной махровой салфеткой. Я натянул на Дэвида тренировочные штаны и футболку, а Клэр застелила софу и накрыла его одеялом. Он что-то бормотал и метался, его снова вырвало, но в моей практике встречались и более тяжелые случаи.

— Он заявился минут двадцать назад, и я не знала, что с ним делать, — прошептала Клэр. Она сидела на кухне, пила тоник и смотрела на спящего Дэвида. — Он давил на звонок, твердил, что он твой брат, и был весь в снегу. Я просто не могла оставить его на улице.

Я кивнул.

— Незачем шептать, — сказал я, — Дэвид в отключке. Судя по его виду, он, наверное, шел пешком с окраины.

— Хорошо, что он не остановился отдохнуть по дороге. А то с него бы месяц скалывали лед.

— Он что-нибудь сказал?

— Ничего связного, кроме того, что он твой брат. Он часто такой?

— В смысле часто ли он напивается до беспамятства? — Клэр кивнула. — Я такое вижу впервые, но… на самом деле я совсем не знаю своего брата. — Клэр посмотрела на Дэвида, потом на меня и покачала головой. — Боже.

Проснулся я среди ночи. Клэр тихо дышала рядом со мной, по самый нос укрытая пуховым одеялом. За воем ветра и дребезжанием окон мне послышался приглушенный кашель в гостиной и шелест простыни. Я осторожно встал, натянул футболку и вышел.

Дэвид сидел на полу по-турецки, завернувшись в простыню и привалившись к книжному шкафу. Он был бледен, волосы надо лбом отсырели. На коленях у Дэвида лежала книга, он медленно переворачивал страницы. На звук моих шагов Дэвид поднял голову. В глазах притаилось замешательство, а лицо было какое-то смазанное. Я закрыл дверь спальни.

— Тебе надо спать, — прошептал я.

— Все кружилось, — тихо ответил он.

— Хочешь чего-нибудь?

— Пожалуй, попить.

Я пошел на кухню, налил стакан воды и отнес Дэвиду. Дэвид принялся жадно пить. Я посмотрел на книгу у него на коленях. Это был огромный том с потертой обложкой и потрескавшимся корешком — альбом фотографий Брассай,[9] который я не открывал уже много лет. Дэвид поставил стакан на пол и перевернул страницу. Окутанный туманом парижский бульвар. На следующей странице — фотография женщины под уличным фонарем.

Дэвид тихо засмеялся:

— От первой своей поездки в Париж, сразу после колледжа, я ожидал примерно таких впечатлений. Дружище, как же я был разочарован! Я настроился на туманы, на проституток под каждым фонарем, на нечто, знаешь, этакое смутное, романтическое. А увидел гребаный Центр Помпиду. И перестал жалеть, что мама не позволила мне проучиться год в Париже. — Лоб Дэвида блестел от пота, его трясло.

— Я и не знал, что ты хотел в Париж.

— Ох, хотел, — отозвался он рассеянно. — А пришлось целый год стажироваться в «Бикмэн куист». — Дэвид снова перевернул страницу: седан на холостом ходу на мощенной булыжником улице. Дэвид тихо хмыкнул. — Работала там, правда, одна секретарша, так вот она каждую пятницу отсасывала мне в подсобке. Вот это было поучительно. — Он взял стакан и допил воду.

— Хочешь еще? — спросил я. Дэвид кивнул.

Когда я вернулся, он рассматривал обложку.

— Было время, я без конца листал этот альбом. Он лежал на папином столе. — Дэвид перевернул книгу и провел пальцами по порванной пыльной обложке. — Совсем на ладан дышит.

— Тебе лучше поспать, — сказал я.

Не обращая на меня внимания, Дэвид снова перевернул книгу и открыл переднюю сторону обложки. Внутри был вклеен экслибрис: белый — теперь пожелтевший — прямоугольник с надписью «Уайднеровская библиотека». Внизу были напечатаны имена Филипа и Элейн Марч, наших родителей.

Дэвид посмотрел на меня:

— Как альбом попал к тебе?

— Сам не знаю. Ко мне попало большинство папиных книг.

Он неопределенно кивнул и провел пальцами по экслибрису, по родительским именам.

— Ты их вообще понимаешь?

— Я не…

— В смысле зачем людям жить вместе, если они постоянно ссорятся? Господи, да зачем вообще жениться? И зачем заводить детей, раз не имеешь, черт побери, ни малейшего понятия, что с ними делать… Да что там понятия — и желания-то не имеешь! Лучше остаться одиночками.

Старые вопросы. Конечно, ответов у меня не было. Я покачал головой:

— Тебе лучше…

— И какого, вообще, черта они искали в детях? Почему они меня не любили? Я что, подкидыш? — Он снова посмотрел на меня, глаза его сердито блестели. — Почему так случилось, Джонни? Почему все гребаное обаяние досталось тебе?

Дэвид схватил стакан и залпом выпил, по телу пробежала дрожь. Он зажмурился и обхватил голову руками. Кожа стала уже не белой, а серой, и я понял, что мир кружится вокруг Дэвида, а он пытается удержаться. Я сходил на кухню и принес мусорное ведро. Забрал у Дэвида книгу и держал ведро, пока его рвало.

К утру буря стихла. Город, ослепительно белый на фоне лазурного неба, походил на глазированный торт. Любуясь из окна на достойные Антонио Гауди изгибы и шпили, я на мгновение забыл о Дэвиде, который что-то застрял в ванной.

— Он там не утопился? — спросила Клэр. На ней были обтягивающие штаны и футболка без рукавов. Волосы собраны в хвост. Выглядела она лет на двадцать.

— Можешь проверить.

Клэр усмехнулась:

— Через часик.

Когда Дэвид наконец вышел — бледный, осунувшийся, в моем халате, рыжеватые волосы мокрые и небрежно приглажены, глаза какие-то больные, — мы ели овсянку и смотрели репортаж о буре. Голос Дэвида звучал хрипло, однако без тени смущения.

— Где моя одежда?

— Там. — Я указал на черный пакет для мусора. Дэвид подошел на негнущихся ногах, открыл пакет, заглянул, отшатнулся и снова закрыл.

— Черт. Не одолжишь мне что-нибудь приличное?

Я кивнул, пошел в спальню, вытащил из шкафа джинсы и водолазку. Когда я вернулся, Дэвид все так же стоял над пакетом, а Клэр сидела над овсянкой. Мои брат и возлюбленная разглядывали друг на друга; такими взглядами в документальных фильмах обмениваются шакалы и львы над тушей антилопы. Дэвид взял одежду и ушел в ванную. Клэр нахмурилась.

— Дружелюбный парень, — заметила она. — Очень сердечный.

— Причем в любых обстоятельствах.

— В отличие от тебя.

— Где уж мне.

Клэр засмеялась и поцеловала меня в уголок рта.

— Какой же ты милый.

На улицах, если верить новостям, беспрестанно что-нибудь откапывали, расчищали или эвакуировали, причем от самого округа Колумбия. Мэр, памятуя о буранах, навсегда похоронивших карьеры некоторых его предшественников, без устали карабкался на снегоуборочные машины, словно на танки, и клялся уже к вечеру очистить все улицы Куинса или по крайней мере посыпать их песком. Движение наземного транспорта только начинало восстанавливаться. Впрочем, лыжников на Пятой авеню, кажется, и так все устраивало.

Дэвид вернулся в моей одежде (брюки были ему длинноваты и тесноваты в поясе). Он присел на корточки возле черного пакета, наморщил нос и начал раскопки.

— Где, черт побери, мои туфли?

— Там, — ответил я.

Дэвид разобрал мокрое тряпье, нашел туфли и с отвращением бросил их на пол. Новый заход принес бумажник, часы и сотовый. Он открыл телефон — и уже через мгновение орал:

— Дороги — это ваша проблема, а не моя. Моя проблема — попасть домой… и если вы не хотите потерять заказы от «Клейн и сыновей», вы, черт возьми, решите ее за меня.

Клэр подавила смешок и вскинула брови. Дэвид нажал еще несколько кнопок на телефоне. На этот раз он говорил тихо и монотонно.

— Я остался у Джона. Да, у моего брата Джона. Он живет недалеко, вот почему, а я не мог найти машину. Такси не было, Стефани, а поезда не ходили. Что, ты хочешь поговорить с ним? Нет, я так не думал. Как дела в Нью-Ханаане?

Он попрощался, закрыл телефон и посмотрел на меня:

— Есть кофе?

Я налил кружку и подал ему. Клэр извинилась, покачала головой и ушла в ванную, закрыв за собой дверь. Через минуту послышался шум воды.

— Кто это? — спросил Дэвид.

— Приятельница.

Дэвид хихикнул.

— Я догадался. Имя у нее есть?

— Клэр.

Он кивнул.

— Симпатичная. Я думал, ты до сих пор встречаешься с китаянкой.

— Нет, мы давно расстались. Стефани в Нью-Ханаане?

— У родителей.

— У нее… все в порядке?

Дэвид нахмурился.

— У нее все прекрасно. Еще кофе!

Я снова налил ему кружку.

— А как ты? У тебя тоже все прекрасно?

Он бросил на меня косой взгляд.

— Не заводись, ладно? Я малость перебрал на пустой желудок, и…

— Хватит ерунды, Дэвид. Что, черт побери, с тобой происходит?

— Ничего не происходит. Не обедал вчера, вот и…

— Я не о том, что ты напился или бродил по улицам в бурю. Я совсем о другом: о сексе по Интернету, об отказе нормально общаться с адвокатом…

— Я одну ночь проспал на твоем гребаном диване. Это не дает тебе — особенно тебе — права читать мне нотации.

— Прекрасно, не слушай меня. Но тогда нечего и мое время тратить.

— В смысле?

— В смысле: не проси людей помочь тебе, если не хочешь помочь себе сам… если, наоборот, только усугубляешь ситуацию.

Бледное лицо Дэвида покраснело. Он открыл рот, готовясь заорать, однако передумал.

— И чем же я ее усугубляю?

— Майку надо знать, что к чему, и мне тоже. Сюрпризы осложняют работу, а она и так не сахар, уж поверь мне. В твоих интересах, Дэвид, чтобы твой адвокат решал твои проблемы, а не твои головоломки.

Дэвид оттянул ворот водолазки.

— Так вот о чем речь… вы с Метцем сомневаетесь во мне? — Я молчал. — Сукин ты сын, ты думаешь, я убийца?

— Я думаю, что ты неискренен со мной, и не могу понять почему.

— Я не видел эту девушку несколько месяцев. — Дэвид говорил тихим хриплым голосом. — Я не имею никакого отношения к ее смерти.

Я кивнул.

— Что известно Стефани?

Дэвид снова покраснел.

— Она знает… Наверное, она знает, что я встречался с другими женщинами. Я… — Голос Дэвида дрогнул, он судорожно провел рукой по волосам, глубоко вздохнул. — Довольно, — сказал он наконец. — Закрыли тему.

Я хотел что-то сказать, но тут из ванной вышла Клэр.

— Я помешала?

— Ни капельки, — быстро сказал Дэвид. — Мне надо поесть.

Я сделал тост. Дэвид сел на софу и начал молча жевать. Выглядел он больным и старым. Через два часа пришла его машина. Он натянул еще мокрые туфли, подхватил черный пакет и вышел, не сказав ни слова.

— В чем, черт побери, его проблема? — спросила Клэр, но я не ответил. Она открыла окно и впустила в комнату ледяной воздух.

Клэр дочитала биографию Уорхола и взялась за другую — на сей раз Дианы Арбус.[10] Растянулась на софе. Я, стараясь не давать ходу мыслям о брате, открыл ноутбук.

По номеру Джейми Койла, который дал мне Джей-Ти, механический голос сообщил, что телефон не работает. Ни в одном из онлайновых справочников не нашлось соответствующего адреса для выставления счета. Индекс почтового ящика относился к Пикскиллу, штат Нью-Йорк, и толку мне на данный момент от этого тоже было немного. Джей-Ти упомянул, что Койл сидел в Коксаки, поэтому я ввел его имя в незаменимую поисковую систему заключенных управления исправительных служб штата Нью-Йорк, и тут мне повезло.

Согласно базе данных УИС, Джейми Койл родился 11 августа 1979 года (единственный Джейми Койл в системе), был осужден за нападение второй степени (тяжкое преступление класса Д) и приговорен к не менее чем двум и не более чем пяти годам тюрьмы. Он провел в Коксаки три года, два года назад освободился условно-досрочно и следующие десять месяцев вел себя настолько хорошо, что был освобожден полностью, без всяких ограничений, в ноябре прошлого года.

Поиск в «Гугле» почти ничего не дал: заметка в уэстчестерской газете об аресте Джейми, через несколько недель еще одна, о суде над ним. В статье об аресте обыгрывалась ситуация «местный герой сбился с пути истинного» и прилагались фотографии тех времен, когда Койл, звезда школьной футбольной команды, завоевал «Золотые перчатки». Потом он попал в плохую компанию (после травмы колена в последней игре последнего школьного сезона). Плохая компания означала местного гангстера-ростовщика, у которого Койл стал сборщиком, а до ареста, по-видимому, дошло в результате решительных действий по реструктуризации долга хозяина пикскилского видеомагазина. Пролом черепа, рваные раны лица, сломанные ребра и челюсть, отслоение сетчатки… странно, что с таким набором Койла судили только за нападение второй степени. Наверное, хороший адвокат попался. Я записал подробности и фамилию журналиста.

Клэр тяжело вздохнула и отложила книгу. Потянулась, подошла к окну и поглядела на Шестнадцатую улицу.

— Я хочу погулять, пока не убрали снег. Пойдешь со мной?

Я удивился: обычно Клэр старалась не появляться со мной на людях. Может быть, буря унесла ее осторожность. Я кивнул.

— Только еще раз позвоню одному типу. Я несколько дней пытаюсь его выловить.

Клэр надела свитер, а я снова набрал номер Джина Вернера. И был ошеломлен, когда тот ответил сам.