Рыжая кошка

Глава 31

Я слушал гудки в телефоне Майка, когда в дверях появилась Клэр. С прижатым к уху мобильником и газетой под мышкой.

— Да-да, Эми, Беркли — просто рай земной, ты всегда это говорила. Но они там все борцы за здоровый образ жизни и экологию, а кроме того, чтобы…

Эми, кто бы она ни была, продолжала щебетать, и Клэр, не отнимая телефона от уха, положила бумаги и сбросила пальто. Улыбнулась мне и провела рукой по струящимся, как шелк, волосам. Подтянула рукава черной водолазки (руки были белые и гладкие).

В трубке раздался голос Майка Метца:

— Ты поговорил с ней? — Майк словно слегка запыхался.

Я унес телефон и блокнот в спальню и рассказал Майку все. Он задал несколько вопросов, выслушал мои ответы и замолчал.

— Значит, алиби нет ни у кого, — вздохнул он наконец. — Замечательно.

— С рабочим временем у нее неплохо. Да и у Дэвида тоже.

— Меня беспокоит не рабочее время. По мнению судмедэксперта, смерть наступила между семью вечера и полуночью.

— Это новость.

— Я только что говорил с приятелем. Они основываются главным образом на содержимом желудка. Копы нашли человека, утверждающего, будто видел Холли в закусочной неподалеку от ее квартиры около пяти часов дня во вторник.

— Содержимое желудка — не самый точный показатель.

— Верно. Поэтому было бы кстати, если бы Дэвид и Стефани могли подтвердить, где находились в указанное время. К сожалению, они не могут. Да еще Стефани говорит, что хотела убить Холли, а это уже даже для меня перебор.

— Уверен, ты порекомендуешь ей в разговоре с копами не делать акцент на этом обстоятельстве.

— При условии, что она послушает моего совета.

— Она знает, что ей придется слушаться, — ответил я. — Мне показалось, Стефани морально готова. Она перепугана до полусмерти… И Дэвид тоже.

— Абсолютно нормальная реакция, учитывая все обстоятельства. Нам нужно либо вскорости предложить жизнеспособную альтернативу… либо подумать, не нанять ли каждому из супругов Марч отдельного адвоката.

— Господи! Ты что, хочешь бросить Дэвида, чтобы защитить Стефани? Или наоборот?

— Если дойдет до процесса, мы будем искать обоснованные сомнения везде, где только можно.

— Неужели обязательно стравливать моего брата с женой?

В наступившем молчании я почти слышал, как Майк словно что-то взвешивает. Через минуту он решился:

— Тебе не приходило в голову, что следствие все же на правильном пути?

— То есть что виновный — Дэвид? Ты, верно, шутишь. Какого черта ему было нанимать меня, если он планировал убийство? Или просить меня не бросать его дело? Где логика?

— Я говорю не о Дэвиде.

Настала моя очередь притихнуть. Я вспоминал свернувшуюся в кресле Стефани: мертвенно-бледную, измученную, принимающую лекарства, — и пытался представить ее в роли убийцы. Глупо, конечно. Ресурсы моего воображения — это одно, а способность Стефани убить человека — совсем другое.

— Так у тебя новости о Койле? — наконец спросил я.

— Его не задержали, иначе я бы знал. Как у тебя с копами?

— Пока не посадили.

— Снова поедешь в Тэрритаун?

— Вечером. Хочу посмотреть, куда дядюшка Кенни отправится с пончиками.

Когда я вышел из спальни, Клэр ужа закончила разговор и изучала газету, открытую на рубрике «Снять-сдать».

— Квартирным вопросом занимаешься?

— Выясняю обстановку. Не хочу злоупотреблять гостеприимством.

Я зашел на кухню и налил себе газировки.

— Я не жалуюсь. Кто такая Эми?

Клэр улыбнулась:

— Моя сестра — старшая сестра. Знает абсолютно все о разводах, недвижимости, планировании карьеры и так далее. Я стараюсь слушать вежливо, но не всегда получается.

— Где она живет?

Клэр повернулась и присела на стол. Скрестила руки на груди.

— В Сан-Франциско, — ответила она. — Как дела у твоего брата?

Я покачал головой:

— Не лучше.

— Ты занимаешься этим целыми днями… и ночами.

— Сегодня ночью тоже.

— Он должен оценить усилия.

— Его сейчас волнует другое, — ответил я. — И до сих пор от всех моих усилий почти никакого толку.

— Прости. — Клэр встретилась со мной взглядом, и в ее серых глазах не было иронии. Погладила меня по щеке. Я поцеловал ее ладонь и снова вспомнил Стефани: стиснутые на коленях руки, будто изломанные пальцы.

— Почему ты оставалась? — спросил я.

Клэр помрачнела.

— Где оставалась?

— Не где, а с кем. С мужем. Почему ты оставалась с ним так долго? — Лицо Клэр застыло, она убрала руку. Я поймал ее за запястье. — Я не нарываюсь на неприятности.

Клэр высвободила руку.

— Ага, — сказала она, — просто, как всегда, не ко времени.

Я подошел ближе и обнял ее за талию. Клэр уперлась кулаками мне в грудь.

— Я просто хочу понять, — тихо произнес я.

Клэр вскинула брови.

— Мистер Любопытство. — Но кулаки разжались. Она отстранилась, отпила из моего стакана и посмотрела на меня поверх края. — Оставаться было легко. Путь меньшего сопротивления. Пусть муж потакает своим прихотям и полностью сосредоточен на себе, зато он не подлец — в обычном смысле слова. Он делал что вздумается, я была под рукой, когда надо, вот он и смотрел сквозь пальцы на мои собственные… гм… слабости. И дополнительные бонусы тоже не вредили: недвижимость, отпуска и прочее. Я бы соврала, если бы сказала, что без колебаний отказалась от такой жизни. Как там в песне? «Деньги меняют все». В юности у меня с деньгами было напряжно. А они определенно держат в браке.

— И однако, ты ушла.

Клэр выпила еще газировки и поставила стакан.

— Насколько мне известно, жизнь всего одна. Я не молодею. И, как выяснилось, я не готова отказаться от своих представлений о счастливом браке ради лишней дизайнерской сумочки. — На губах Клэр мелькнула кривая улыбка. — Кто знал, что я, черт побери, так благородна? — И она снова уткнулась в газету.

Я подошел к ней сзади и зарылся лицом в ее волосы. Сунул руку под водолазку, провел по теплому животу, запустил пальцы за пояс низко сидящих джинсов.

— Есть что-то во всей этой честности… — тихо сказал я.

Клэр вздрогнула… а потом повиляла, прижавшись ко мне, задом и расстегнула джинсы.

— Мистер Любопытство, — прошептала она и направила мою руку вниз.

Я оставил Клэр крепко спящей и поехал на север. Еще не схлынула первая волна часа пик. Фиолетовое небо потихоньку становилось черным, поток машин на шоссе номер 9 на въезде в Йонкерс двигался рывками, та же картина была в Тэрритауне. Несмотря на холод, я оставил машину за три квартала от «Ван Винкль корт» и пошел к кондоминиуму окольными путями. Всю дорогу я внимательно смотрел по сторонам, однако если копы и установили наблюдение, я его не заметил.

Дверь в подвал Хейгена была заперта, огни в окнах не горели. Я прошел по дорожке, на которой засек его накануне вечером, обогнул еще два дома и сунулся в подвальную дверь. Заперто. Я обошел дом и проверил подвальные окна. За одним разглядел пустую прачечную. Остальные окна были темными, а одно закрашено черной краской. Через трещину в раме сочился желтый свет. Я вернулся к подвальной двери и оглядел дорожки «Ван Винкль корт». Никого. Я вытащил из кармана парки маленькую монтировку и сунул ее за косяк. Легкое нажатие — и дверь распахнулась, предварительно кашлянув. Я спрятал монтировку в карман и достал фонарик.

В подвале пахло сырым цементом и хозяйственным мылом. На миг я замер, но услышал только механическое гудение, гул воды в трубах и воздуха в воздуховодах. Передо мной был темный коридор, и я пошел, как мне казалось, в направлении закрашенного окна. Бетонный пол усыпала мелкая щебенка, и я старался не шуршать.

Коридор разветвлялся. Справа из широкого дверного проема лился свет. Прачечная. Слева было темно. Я повернул налево. Прошел мимо помятой металлической двери, откуда несло гнилыми овощами и грязными подгузниками. Мусороприемник. Я продолжал путь. В конце коридора, напротив стопки старых газет и сплющенных картонных коробок, обнаружилась еще одна металлическая дверь. В ручке был замок, и над ней — еще один, помассивнее. И полоса света у порога. Я наклонился ниже и почувствовал слабый запах кофе. И сигарет.

Я нашел местечко потемнее возле газетной стопки, достал монтировку, поднял ее повыше и уронил на цементный пол. Раздался грохот. Я подобрал инструмент и стал ждать.

Почти тотчас же за порогом метнулась тень. В руки и ноги хлынул адреналин, сердце завертелось, как маховое колесо. А потом — ничего. Ожидание показалось вечностью. Пот выступил на груди и покатился по ребрам, но тут тень снова шевельнулась. Послышался скрежет металла. Я затаил дыхание. Полоса света медленно вытянулась вверх, до притолоки, и я увидел очертания коротко стриженной головы, один голубой глаз и курносый нос. И вложил в удар все силы.

Я пнул ногой дверь над ручкой, раздался звон смятого металла, треск расщепленного дерева и влажный хруст. Послышалось сдавленное проклятие, дверь широко распахнулась, потом захлопнулась, но я успел проскочить в комнату. Койл лежал у дальней стены, прижав руку к лицу, из-под пальцев текла кровь. Я краем глаза заметил койку и стол, раковину, лампу, складной стул, кофейник… а потом Койл вдруг оказался рядом, и большой кулак въехал мне под ребра.

Воздух вырвался из легких вместе с криком, я двинул локтем Койлу в шею. Удар скользнул по плечу, и я вывалился в дверной проем. Койл ухватил меня за куртку и потащил вперед, к ожидающей сеносушилке. Я опустил подбородок, оттолкнулся от стены, нырнул под удар и боднул его в щеку лбом. Койл снова выругался, и мы оба попытались подняться. Я ударил его куда-то коленом, а он дал мне по уху, и в глазах у меня вспыхнул свет. Я с трудом поднялся, но Койл успел первым и ткнул мне большим пальцем в горло. Я задохнулся, выхватил из кармана монтировку и ударил его по бедру. Койл взревел и упал, но, падая, схватил меня за запястье и рванул на себя. Вспыхнули звезды, монтировка полетела в сторону, и я тоже — на стол и дальше в угол. Мне понадобилось мгновение, чтобы прояснилось в глазах, еще одно, чтобы понять, что горячее пятно у меня на спине — кофе, а не кровь, и еще одно, чтобы сообразить, что Койл исчез. Я с трудом встал, помотал головой и выскочил за дверь.

Холодный воздух отрезвил, как пощечина. Я заметил, что Койл направляется на юг, к скоплению мусорных контейнеров на квадратной площадке. Он двигался с трудом, да и дорожка была ненадежной: он не раз поскальзывался. Я не пытался догнать его, только старался не упускать из виду мускулистую фигуру, бредущую, пошатываясь, под натриевыми лампами мимо мусорных контейнеров, через густые кусты в сторону обледеневшей улицы. Я потрусил следом. Постепенно руки и ноги обрели подвижность, пульс успокоился, а через некоторое время утихла и боль в ребрах.

На улице Койл повернул на запад. Я ускорил шаги и сократил дистанцию между нами. Он неоднократно оглядывался и каждый раз прибавлял ходу, но из-за курения с дыхалкой у него было плохо, и надолго его не хватило. Заметив, что я приближаюсь, Койл выругался.

— Пошел ты, урод, — крикнул он. — Убирайся отсюда. — Дыхание, понятно, ровнее не стало.

Дорога плавно свернула и превратилась в пешеходный мост над железнодорожными путями. Койл опустил голову и бросился вперед. Но не выскочил на мост, а перепрыгнул через металлическую ограду и скользнул вниз по насыпи. Черт. Я побежал быстрее и прыгнул следом.

Крутой спуск был покрыт снегом, и я съехал по следу, оставленному Койлом, — в основном на пятой точке. В конце концов я оказался на плохо расчищенной служебной дороге, идущей параллельно путям и отделенной от них высоким забором из металлической сетки. Я огляделся. Дорога пуста. Койла не видать, но следы в снегу ведут под мост. Я медленно, глубоко вздохнул, вытащил из кармана фонарик, а из кобуры — «глок». Включил свет.

Луч исчез в темноте под мостом, и я пошел вперед, напрягая слух, чтобы уловить неровное дыхание. Вдруг я заметил яркий желтый свет на севере. Загудел пневматический гудок — то громче, то тише. Поезд. Свет стал ярче, мазнул по рельсам, гул и грохот усилились, заглушая все прочие звуки. Потому я и не услышал Койла.

Он выскочил откуда-то слева, поднял меня, и, если бы не сетчатый забор, я бы уже мчался к вокзалу Гранд-сентрал, размазанный по локомотиву. Однако дела обстояли ненамного лучше. Свет исчез, как и мое дыхание, в обжигающем реве, но я удержал «глок» и ухватился за рукоять обеими руками, когда спружинил от забора. Однако не успел поднять его — Койл накинулся на меня, схватился за пистолет поверх моих рук. Щетинистая глыбообразная голова вдавилась мне в глазницу, а сорок фунтов перевеса потащили меня назад.

Мои ботинки скребли по льду, и только забор не дал мне рухнуть вниз головой. Койл толкал и кряхтел, меня душили запахи сигарет, пережженного кофе и пота. Пятки пробуксовывали, но я сумел двинуть коленом вверх… и не промазал. Койл зарычал и на мгновение ослабил хватку, а потом изогнулся, дернул — и я выронил «глок». Хруст собственных пальцев я услышал раньше, чем почувствовал боль.

Нас крутануло в разные стороны, я налетел на забор и едва не закричал. Поднялся, тяжело дыша. Койл тоже еле переводил дух, однако в ручище у него был мой пистолет. Кровь текла из носа, изо рта, из разбитой брови. Койл перевел взгляд с пистолета на меня, потом опять на пистолет. Руки и ноги у меня дрожали от усталости и адреналина, и я собрал оставшиеся силы, готовясь… Я не знал к чему Койл смотрел долго, а потом огромная слезища скатилась по щеке на «глок».

— Да пошло оно, мужик… пошло оно все, — глухо проговорил он, словно проталкивая слова между судорожными вздохами. — Если я так тебе нужен — бери. Арестуй меня, отправь в тюрягу, отправь прямо в ад, если хочешь. Мне плевать. Я просто больше не могу. — Он привалился к забору и сполз на землю. И бросил «глок» к моим ногам.