Рыжая кошка

Глава 2

«Хендрис» оказался элегантным бутик-отелем в районе Нолита на Манхэттене — неброская роскошь за кирпичным фасадом (а когда-то это были пять многоквартирных домов). Останавливались там в основном разные кинодеятели, рок-звезды, модели — и, три раза прошлой осенью, Дэвид и Рен. По словам Дэвида, это место предложила Реи. Она же бронировала номер. Туда я и отправился во вторник утром, надеясь очаровать какую-нибудь горничную, сбить с толку портье или любыми другими способами добраться до регистрационных записей. Не считая еще одного подтверждения тому, что у Рен весьма взыскательный вкус, время в основном было потрачено впустую.

Служащие в костюмах от Армани, обитающие в вечном полумраке фойе «Хендриса», оказались весьма щепетильны в вопросах конфиденциальности и совершенно невосприимчивы к моим маневрам. Добраться до реестра постояльцев не удалось; не удалось и просмотреть видеозапись. Ответом мне неизменно бывала тихо, но со вкусом произнесенная угроза вызвать охрану, и только в одной женщине я нашел отзывчивую слушательницу.

Звали ее Вера; в свободное от регистрации вселяющихся и выселяющихся время эта черноволосая ирландка, ироничная и миниатюрная, изучала кинопроизводство в Университете Нью-Йорка. Мы встретились в «Старбаксе» на Хьюстон-стрит, во время перерыва. Я заказал для Веры кофе латте и со слов Дэвида описал Рен: рост примерно пять футов девять дюймов, около тридцати лет, густые темно-рыжие волосы до плеч, светлая кожа, карие глаза, узкое лицо, длинноватый нос, большой рот, стройная спортивная фигура, мягкий голос, не носит драгоценностей, одежда простая, но дорогая, в основном черных и серых тонов. Я не упомянул улыбающуюся рыжую кошку, вытатуированную на левом бедре, изнутри, очень высоко, французское белье и родимое пятно, по форме напоминающее Флориду, на ягодице.

Вера покачала головой.

— Под это описание подходит половина наших клиентов, — хмыкнула она. — А если вы скажете, что у нее недовес двадцать фунтов, то и две трети.

— А многие снимают комнаты всего на час или два?

Вера криво усмехнулась:

— Вы бы удивились.

— Если я назову три даты, вы смогли бы хоть мельком заглянуть в компьютер?

Она засмеялась:

— Конечно — если вы заплатите за оставшиеся мне два семестра.

— А как насчет одной даты? — спросил я. — Восемнадцатое ноября. — Это был единственный день, когда Дэвид и Рен встречались в другом месте. — Вы помните, что происходило в отеле в тот день?

Вера посмотрела на чашку и кивнула:

— Конечно. Всю неделю. Ну и бардак же был, скажу я вам. Тогда вручали какие-то премии то ли за музыку, то ли за видео, то ли еще за какую хрень, и у нас ни одного свободного номера не осталось.

Я расшаркался перед Верой, она одарила меня еще одной кривоватой улыбкой, пожала мне руку и ушла. А я стал думать.

Вчера дела шли ненамного лучше: почти все утро я пытался нарастить хоть немного мяса на кости истории Дэвида. Он задачу не облегчал.

— Разве не достаточно знать, что мы познакомились в Сети? — удивился он. — Зачем тебе подробности?

— Бог мой, Дэвид, да как зачем? На всякий случай. Мало ли какая деталь может пригодиться.

— Не понимаю.

— Тебе и не надо понимать. Для этого ты нанял меня.

— Ключевое слово здесь «нанял». Это означает, что ты на меня работаешь.

Мы еще немного попрепирались в таком духе; в конце концов Дэвид уступил. Сначала он хмурился, но со временем в его голосе появилась даже какая-то гордость, и я понял, что он втайне доволен своей предусмотрительностью.

Он почти слово в слово процитировал объявление Рен на сайте знакомств MetroMatchPoint.com. «Стройная, длинноногая, рыжеволосая женщина, не достигшая тридцати, здоровая, обладающая хорошим вкусом и благоразумная, ищет интеллигентного мужчину от 35 до 55 лет для разовых встреч. Только Манхэттен, предпочтительно деловой центр». Он послал письмо на указанный адрес и сообщил о своих, как он выразился, «принципах».

— На этих сайтах половина людей, утверждающих, что они женщины, на самом деле таковыми не являются, поэтому, прежде чем тратить время, нужно посмотреть на фотографию.

Я чуть не подавился.

— Дэвид, только не говори мне, что рассылаешь свои фото по Сети.

В его взгляде явственно читалось: «Ты что, рехнулся?»

— Господи, нет, я прошу прислать фотографию. Сам я ничего не посылаю.

— Несколько однобоко, не находишь? А если другая сторона не согласна?

— И Бог с ней. — Дэвид пожал плечами. — Если она не согласна играть по моим правилам, я двигаюсь дальше.

— А откуда ты знаешь, что тебе прислали взаправдашнюю фотографию? Разве нельзя отправить снимок совсем другого человека?

— Такое бывает. Именно поэтому я назначаю первую встречу в кафе «У дядюшки Серта». — Я знал это кафе — оно находится на Чарлтон-стрит, недалеко от Уорик-стрит. — Там окно во весь фасад, и с улицы видно всех посетителей. Если мне нравится то, что я вижу, я захожу внутрь и знакомлюсь. Если не нравится, просто иду дальше. — Речь крупного специалиста.

— И тебя ни разу не одурачили?

Дэвид покосился на меня.

— Как это — одурачили?

— Ты не смотрел «Жестокую игру»? Чего только не бывает.

— Боже! — Дэвид сморщился от раздражения и отвращения. — Это что, шутка такая?

— Никаких шуток, Дэвид. Это большой город, и в нем масса самых разных людей.

— Иди ты. Я в состоянии отличить мужчину от женщины.

— Как скажешь. И сколько у тебя было смотрин?

Лицо Дэвида стало каким-то пустым, а голос тусклым.

— У тебя есть еще вопросы конкретно о Рен?

— Давай послушаем ее сообщения, — сказал я.

Дэвид побледнел.

— Я стер те, что она оставила на рабочем и домашнем автоответчиках. — Он нажал несколько кнопок на своем крохотном телефоне. — Но сохранил сообщения на сотовом. — Он поднес телефон к уху, потом передал его мне. Рука его подрагивала. Через мгновение я понял почему.

Три сообщения — краткие, но выразительные.

Голос у Рен оказался тихий — ни высокий, ни низкий, фразы она строила грамотно. Пока гнев, желчь и настоящее безумие не успели овладеть этой женщиной, слушать ее было даже приятно — пожалуй, подкупал налет усталости. Первое сообщение звучало наименее резко.

«Дэвид… ты ведь Дэвид, не так ли? Это звонит Рен. Мы так давно не виделись, Дэвид, и я скучала по тебе. Я хотела позвонить тебе домой, но потом решила, что может получиться неловко со Стефани, поэтому оставила тебе сообщение на работе. Ты не перезвонил, и я подумала, что, возможно, ты уехал и не проверяешь автоответчик. Наверное, взял отпуск — ведь ты так занят в „Клейн и сыновьях“. Новая должность и все такое. Ты путешествуешь? Где-нибудь в теплых краях? Хотела бы я погреться с тобой на солнышке, Дэвид. Я хочу увидеть тебя. Напиши поскорее».

Даже если абстрагироваться от ситуации, нельзя было не уловить что-то жутковатое в этом постоянном повторении имени, в этой настойчивости. Во втором сообщении голос стал громче, в нем появились хищные нотки.

«Прошло два дня, а ты так и не отозвался. Дэвид, я знаю, что ты в городе: вы вчера были на благотворительном мероприятии, ты и Стефани. Кажется, у тебя вдруг нашлась масса времени для нее, Дэвид, и совсем ни минуты — для меня. Никогда не думала, что ты можешь быть таким жестоким, таким грубым. Но, Дэвид, я не потерплю пренебрежения — и неуважения. Я хочу увидеться с тобой, а если откажешь — буду звонить и дальше. И кто знает, какой номер я наберу… или кто ответит. Может быть, твой старший брат или еще кто из партнеров в „Клейн и сыновьях“. Может быть, эта сука — твоя жена». Под конец ее голос, до этого выражавший страдание, негодование и высокомерие, словно напитался ядом. Третье сообщение явно было оставлено после телефонного разговора с Дэвидом.

«Ты больше не отвечаешь на звонки, Дэвид? Ну и не надо. Ты был таким отвратительно грубым, когда мы разговаривали сегодня утром, таким неприятным и холодным… в общем, я даже не уверена, что хотела бы общаться с тобой сейчас. Я знаю, ты любишь говорить непристойности, но, Дэвид, это было совсем по-другому. Это было… жестоко, грубо и совсем не сексуально. Скажи, ты так разговариваешь со Стефани? Ей это нравится? Надо будет не забыть спросить». В голосе Рен было пугающее лукавство и еще что-то. Торжество? Она управляла ситуацией и наслаждалась своей властью.

Сообщение закончилось, и я взглянул на экран телефона.

— У нее включен антиопределитель номера, — заметил я, возвращая телефон.

— Иначе я бы нашел ее сам, — пробормотал Дэвид. Вскоре он ушел — все еще бледный.

Я выкинул Верину и свою чашки, вышел в мороз и солнце и направился по Хьюстон-стрит на запад. Дувший с Ист-Ривер ледяной ветер подгонял меня на пути к Джерси. Несмотря на холод, хорошо было оказаться на улице, хорошо было пройтись. Побегать не удавалось с четверга, и в выходные глаза заволокло какой-то мутью, а ко лбу словно прибили тупую боль. Я чувствовал себя совершенно бестолковым, а вчерашняя неудачная попытка найти норку, волосок или самое маленькое перышко Рен на сайте MetroMatchPoint.com только укрепила мою убежденность в собственной глупости.

Адрес электронной почты, который Рен использовала для переписки, оказался пустышкой. Такие почтовые ящики бесплатно предоставляются большими поисковыми сайтами, и отследить их без судебной повестки или решения невозможно. Мы до такого еще не дошли; в любом случае вряд ли Рен была более правдива, когда предоставляла информацию для учетной записи, чем мой брат, когда заводил себе такой же почтовый ящик.

Дэвид назвал ключевые слова, благодаря которым он нашел анкету Рен на MetroMatchPoint.com: «Возраст 25–35 лет», «Манхэттен», «белая» и — самое важное — «разовый» и «безопасный». Критерии поиска помогли сократить тысячу объявлений типа «я женщина, ищу мужчину» до ста с небольшим, но даже в таком виде список выглядел бесконечным. А после первых двух десятков — еще и бесконечно печальным.

Некоторые авторы объявлений пытались казаться сексуальными или смешными, но им не хватало умения уложиться в двадцать — двадцать пять слов, и они выглядели одновременно пошлыми и косноязычными. Хотя большинство объявлений были просто деловыми: перечисление физических параметров рекламодательницы и ее пожеланий насчет партнера, несколько слов о конкретных ограничениях или предпочтениях и адрес электронной почты. Это, конечно, могло пригодиться для дела, но все вместе оставляло ощущение мучительного одиночества и гнетущего, неутолимого голода. Я крутил по-всякому критерии поиска Дэвида, но не нашел ничего даже отдаленно похожего на объявление Рен и после трех часов решил, что с меня хватит.

Ветер пронес мимо полиэтиленовый пакет, потом три листа китайской газеты, меню мексиканского ресторана, фантики и около сотни окурков… и в конце концов унес и мою головную боль. К тому времени как я добрался до Салливан-стрит, уши у меня окоченели, зато мозги наполнились прохладным кислородом.

Для завтрака было слишком поздно, а для ленча слишком рано, и через большое окно, которое Дэвид нашел столь полезным, я видел, что в кафе «У дядюшки Серта» почти пусто. Пара тощих девушек за стальной стойкой обслуживали аппараты эспрессо, двое сонных бездельников за столиками у окна вяло листали «Таймс» — и больше никого в отделанном черно-белым кафелем помещении. Я вошел, и лицо обожгло теплом.

Я сел у стойки, повесил куртку на спинку стула и заказал горячий шоколад. К тому времени как стакан наполовину опустел, выяснилось, что девушки не фиксируют внимание на клиентах, даже если те прямо у них перед носом, и вообще работают здесь только с ноября. Впрочем, я с самого начала ни на что не надеялся и потому почти не почувствовал разочарования.

Я посмотрел на часы. До встречи оставался еще час, бездельники ушли, оставив газеты на столиках. Я прихватил куртку и горячий шоколад и пересел поближе к солнышку. Одна из тощих девушек поставила диск Нелли Маккей. Я слушал переливы прекрасного голоса, просматривал первую полосу, а на улице ветер поднимал пыль. Новости были в основном одинаковые, и все плохие: неуклонное скольжение назад и вниз, неумолимое сползание к новому Средневековью. Даже хорошо, что я не мог полностью сосредоточиться на газете. Надо было разложить по полочкам рассказ Дэвида.

Наверное, удивляться нечему: как заметил брат, секреты — мое ремесло. Почти всем людям, с которыми я сталкивался как частный детектив (а до этого — как коп), было что скрывать, и часто весьма серьезные вещи: наркоманию, счета за границей, любовницу, а то и двух, мужа или жену; иногда настоящие семейные тайны, с детьми, трупами и закладными на секретные дома. Чем Дэвид отличался от них? Тем, что он — мой брат? Тем, что я знал его — или думал, что знаю? Хотя, конечно, не знал.

Еще вчера, до его звонка в дверь, я бы ответил по-другому. Я бы посмотрел в бледно-голубые, совсем как у матери, глаза и заявил, что знаю о Дэвиде Марче все, что мне надо знать, и, конечно, все, что важно: колючая внешняя оболочка из пренебрежения и неодобрения, колючая внутренняя оболочка из самодовольного превосходства; глубже залегают слои едва прикрытого честолюбия, нетерпеливого ума и жесткой самодисциплины, еще глубже — самая суть, тщательно подавляемая. В самой глубине души Дэвид ужасающе обидчив — и уверен, что если ему и выпадает награда, то непременно с опозданием и никогда по достоинству, по справедливости. Еще я бы сказал, что Стефани идеально подходит моему брату: такая же честолюбивая, самодовольная и готовая попрекать кого угодно чем угодно. Оба шли по жизни, выставив острые локти, крепко сжав губы и глядя на все оценивающим взором — неприятные, но связанные одной целью. Во всяком случае, я так думал. Но что, черт побери, я знал?

Вопросы Дэвида снова и снова звучали у меня в голове. «Дураком меня считаешь?» Нет, Дэвид, не дураком, нив коем случае. Может быть, немного психом… а может быть, больше чем немного. «Кем ты меня считаешь?» Двадцать четыре часа спустя у меня все еще не было ответа. Такое знакомое лицо оказалось маской, голубые глаза внезапно стали непроницаемыми.

Пока я допивал шоколад и досматривал газету, настало время встретиться с Виктором Соссэ. И я направился к Лиспенард-стрит.

Ветер прибавил скорость на пару узлов, пальто совсем не грело, будто из марли было сшито. Когда я вошел в оформленный в стиле минимализма холл здания возле Черч-стрит, лицо горело, а глаза саднило от пыли. Виктор Соссэ ждал меня, изучая крохотную трещину в блестящем каменном полу.

Виктору было около пятидесяти. Плотно сбитый, мускулистый человек с кожей цвета некрепкого кофе. Морщинистое, как табачный лист, лицо, лысина прикрыта зеленой вязаной шапкой. Черные глаза — блестящие, скептические. Он посмотрел на часы, потом на меня.

— Вы — Марч? — Я кивнул. — Вы пунктуальны. — Откуда бы он ни был родом, акцент выдавал в нем в первую очередь жителя Бронкса.

Виктор Соссэ работал администратором здания — управляющим. Он жил в другом месте, его имя и телефон мне дали агенты-распорядители. Виктор и его команда обслуживали несколько домов в округе — дорогие жилые дома, два десятка лет назад переоборудованные из складов и заводов. Давным-давно — лет тридцать назад — в здании, где мы сейчас стояли, размещалась ткацкая фабрика. В более недавние времена — восемнадцатого ноября, когда «Хендрис» наводнили рок-звезды, — именно здесь провели день Дэвид и Рен. Дэвид запомнил адрес. Он рассказал, что квартира большая, с одной спальней, на четвертом этаже, но не знал ни номера, ни имени хозяина. Все это я надеялся выяснить с помощью Виктора.

Я подготовил байку: якобы восемнадцатого произошла авария, и я пытаюсь найти человека, который, возможно, все видел из окна квартиры на четвертом этаже. Виктор вежливо выслушал и кивнул; впрочем, не знаю, мне он поверил или моим пятидесяти долларам. Так или иначе, он улыбнулся и рассказал все, что я хотел знать.