Рюрик. Сын Годолюба

Глава 18.

Лето 827 года от Рождества Христова. Река Трене.

…- Ты никогда не рассказывал мне, кто убил мою мать и казнил моего отца.

Рюрик обратился к неподвижно замершему у носа драккара Харальду, молчаливо смотрящему вдаль. Конунг не проронил ни слова за последние пару часов – как только поредевшие числом даны сумели спустить суда на воду и двинулись к устью Трене, впадающей в реку Эйдер.

А уже последняя ведет в Северное море…

Однако задумчивые интонации в голосе Рюрика, скрывающие не столь и тщательно утаенную обиду, заставили Харальда обернуться к молодому ярлу – и внимательно посмотреть тому в глаза. Конунг ответил не сразу – а когда заговорил, в хриплом голосе его княжичу почудилась не только смертельная усталость, но и легкое чувство вины:

- На смертном одре Рада предостерегала меня от мести. Честно? Я не знал ни Годолюба, ни Умилы. Мне было немного жаль храброго конунга Рерика, а твоя мать погибла вообще случайно – раненый стрелой Рады Хальвдан просто промахнулся с броском гафлака… И в любом случае, я согласен с твоей тетей. Ведь знай ты правду о гибели своих родителей, бросился бы в сечу очертя голову… Но в итоге ведь все случилось так, как должно было случиться, не находишь?

Рюрик промолчал, не найдя, что ответить на замечание Харальда. Дядя был прав, железно прав – знай сын Годолюба правду о Хальвдане Кровавая секира, он обязательно бы искал встречи с ним в бою… Возможно даже, повел бы своих гридмаров в отчаянную атак – подобно той, что обернулась гибелью отца и его верных дружинников… И все же затаенная, совершенно глупая и неоправданная обида затаилась в сердце княжича.

Однако он счел, что нельзя давать волю эмоциям – и, обдумав все, вновь побеспокоил Харальда, чья поредевшая в сече дружина пересела на «Восточный ветер»:

- Что будем делать дальше, дядя? Будем мстить – или ты станешь править фризами в Рустрингии, позабыв о Хедебю?

Как ни старался Рюрик, но в вопросе его прозвучал вызов – и словно даже легкая издевка. Однако Харальд ответил ему спокойно, ровным негромким голосом:

- Хедебю мой дом, а южная Ютландия – это мое королевство. Напав на меня на сей раз, Хорик начал новую войну… И пусть первый его ход был весьма успешен – ответный ход за мной. Так что это вовсе не про месть – я обязан, слышишь, обязан защитить свою землю и свой народ… По крайней мере тех, кто не предал – и на кого теперь обрушится гнев Хорика и язычников.

Княжич невольно усмехнулся:

- Как кажется, даже в твоих владениях язычников было куда больше христиан.

Но конунга не тронула усмешка Рюрика – он ответил твердо и убежденно:

- У нас было слишком мало времени, чтобы обратить данов к свету истинной веры. А потому грядущая война – это не только противостояние Скьёльдунгов и Инглингов, не только борьба за землю и подданных… Это также война между христианами и язычниками, борьба за истинную веру, что неминуемо утвердиться в Ютландии! Рано или поздно…

Последние слова Харальд произнес уже вполголоса – но молодой ярл их услышал. Впрочем, он и сам был не прочь помериться силами с Хориком и вернуть им с дядей Хедебю и южную Ютландию! А то и весь полуостров с прилегающими островами.

- Согласен, нам нужно вернуть дом. Но очевидно, число твоих сторонников-христиан не слишком велико, дядя.

Конунг только покачал головой:

- Больше не называй меня так, Рюрик.

Сын Годолюба удивленно вскинул брови – а сердце невольно екнуло. Неужели его замечания так обидели Харальда, что он готов отказаться от своего воспитанника – да практически сына?!

Но между тем, «Ворон» продолжил:

- Ты был племянником, пока я видел в тебе ребенка, Рюрик – младенца, коего баюкала Рада, мальчонку, с коим я играл все его детство… Но теперь ты вырос и возмужал, ты стал настоящим воином – и пережил свой первый бой! А главное – ты смог защитить моих жену и сына в тот миг, когда я не мог прийти им на помощь… Между нами никогда не было кровного родства – но зато мы можем скрепить духовное родство!

С этими словами Харальд запустил руки за отворот нательной рубахи – после чего бережно потянул через голову гайтан с крестиком, после чего с явным теплом в голосе попросил:

- Прими мой крест, Рюрик, если готов назвать меня братом.

Княжич промедлил всего пару мгновений, осознав, что конунг предлагает ему побрататься – после чего спешно потянул шнурок с собственным крестом:

- Я готов!

Бережно приняв из рук Рюрика его нательный крестик, Харальд поцеловал его, и с мягкой улыбкой передал княжичу свой – после чего с какой-то особой торжественностью надел новый крест; завершив сей обряд, конунг крепко обнял новоиспеченного побратима, и негромко, с чувством произнес:

- Я горжусь тобой, Рюрик. Я действительно тобой горжусь.

Внезапно для себя расчувствовавшись, молодой ярл украдкой смахнул набежавшую слезу – после чего вновь обратился к побратиму, стараясь при этом держать голос твердым. А ведь это было не так просто – уж больно проняли его последние слова Харальда, никогда ранее ничего подобного княжичу не говорившего:

- Что дальше, брат? Плывем в Рустрингию – и будем просить помощи у императора?

Харальд согласно кивнул:

- Отправлю гонцов всем моим бывшим сторонникам. Возможно, кто-то сохранил мне верность, и сумеет увести своих воинов через море… Кроме того, я призову в хирд фризов – среди них еще найдутся те мужи, в чьих жилах не утих огонь предков и кто готов выйти в море, помериться силой с врагом!

Конунг яростно сверкнул глазами на этих словах – но продолжил уже чуть спокойнее:

- Ну и конечно, к Людовику я также отправлю гонца. Отец Ансгар как никто другой подойдет на эту роль – и сможет доходчиво объяснить франкам, насколько полезно им будет поддержать союзного конунга-христианина… И как опасно им граничить с данами-язычниками, видящими в соседях-христианах или смертельных врагов, желающих попрать веру их предков и покорить их землю – или же просто жирную добычу!

Осень 827 года от Рождества Христова. Южный берег реки Эйдер.

Рюрик спал беспокойно. Он метался во сне, стонал, негромко вскрикивал… Проснулись гридмары, делящие с ним шатер – а Збыслав, как старший среди них и ближний к княжичу дружинник, подошел к Рюрику и аккуратно потряс его за плечо:

- Это сон, ярл. Это просто сон…

Сын Годолюба судорожно вздрогнул всем телом и резко распахнул глаза, одновременно с тем потянувшись к рукояти отцовской секиры… Той самой, что взял с тела поверженного им Хальвдана! Збыслав невольно отшатнулся – но тут в широко раскрытых глазах княжича появилось узнавание (а с ним и осмысленное выражение), после чего Рюрик хрипло попросил:

- Воды.

Збыслав понятливо склонил голову, зачерпнув ковшиком из кадки – и с поклоном подал длинную деревянную ручку своему ярлу. Рюрик благодарно кивнул, после чего принялся с жадностью пить студеную ключевую воду… И практически целиком осушил ковш, он вылив остатки себе на голову и лицо:

- Уф-ф-ф… Как же хорошо!

Збыслав, приняв ковшик из рук ярла, участливо спросил:

- Кошмары?

Рюрик на мгновение закрыл глаза, вспоминая подробности своих сновидений – но так ничего и не вспомнил, отрицательно мотнув головой:

- Может и кошмары, может и явь какая, не помню… Только на сердце ведь все одно неспокойно.

Гридмар невесело усмехнулся – не только княжича мучают невольные сомнения и страхи. Да еще бы: на противоположном берегу реки скопилось могучее войско данов Хорика! Еще седьмицу назад оно было вдвое меньше – и если бы графы саксов, направленные в помощь конунгу Харальду императором Людовиком, действовали бы более решительно, они бы уже успели переправиться и разбить врага! После чего союзникам осталось бы лишь по одному разгромить ярлов севера, сохранивших верность Хорику – и все еще ведущих хирды к Эйдеру… Словно спелые орехи перещелкать!

Увы, за последние годы в приграничной марке саксов многое изменилось. В небытие ушло родовое ополчение, некогда упорно сражавшееся с франками – последние его мужи, помнившие еще битву при Зунтале и сечу на Свентане (и последующие походы хоть на лютичей, хоть в Ютландию), окончательно состарились. Из местной родовой знати Людовик стал формировать собственную аристократию – графов, поставив лишь во главе их маркграфа из франков... И саксы принялись спешно создавать собственные конные дружины на манер тех, что франки использовали еще с битвы при Пуатье.

Но за отпущенное время новоиспеченные аристократы не очень-то и преуспели. Ведь собственные дружины саксонской знати были практически целиком истреблены за время войн с Карлом Великим – да и традиции воевать конными у саксов никогда не было…

Так что, по совести сказать, у графов получилась довольно паршивая копия той франкской конницы, что некогда едва не уничтожила хирд самого Харальда Клака во Фризии… Но ведь и боевые качества пешего саксонского ополчения заметно упали за последние годы! Даже если сравнивать их с войском нордальбингов, сражавшимся на поле Свентана... Ведь за годы хаотичного переселения и относительно мирного соседства с данами (в чем была явная заслуга Харальда Клака) – а также вследствие гибели или старческого угасания большинства ветеранов, еще способных выпестовать молодых воинов, саксам просто не удалось вырастить новое поколение ополченцев.

Впрочем, относительно высокие боевые качества саксов-язычников по сравнению с саксами-христианами были во многом обусловлены тем, что первые оставались налетчиками и разбойниками, подобно данам! А вот вторые пытались жить мирно, позабыв разудалое прошлое павших отцов и дедов… Вот только с ними погибли и боевые традиции некогда свирепого и жадного до сечи народа.

Впрочем, еще седьмицу назад исход боя наверняка бы решила большая численность войска союзников. Более того, Харальд предлагал саксам и франкскому маркграфу план битвы, что наверняка принес бы им победу! Ибо его воины-даны из числа тех, кто хорошо знал местность, указали удобный брод всего в нескольких верстах выше по течению реки. Так вот, конунг предложил провести им франкскую конную дружину самого маркграфа, а также половину конницы саксов – чтобы к началу сечи всадники зашли бы Хорику в тыл… Причем Харальд был готов лично начать битву, первым переправившись через Эйдер во главе датско-фризского хирда! И тем самым прикрыть переправу большей части саксонского ополчения – приняв на стену щитов своей дружины первый, самый яростный удар язычников-данов…

А когда франко-саксонская конница ударила бы в спину врага в самом пылу битвы, вот тогда Хорик был бы однозначно повержен!

Увы, маркграф франков и саксонская знать вовсе не рвались в бой – имея на руках приказ Людовика до последнего избегать сечу и провести именно переговоры, а не сражение. Да-да, на сей раз император решил не доверять Харальду своих людей (очевидно опасаясь высоких потерь, как некогда на Слагмарке) – и саксы выступили под началом маркграфа, подчиняющегося лишь самому Людовику. И потому вместо решающего сражения с Хрориком, чересчур поспешно выступившим навстречу противнику и не успевшим собрать достаточно сильного войска, маркграф (явно подражающий древним римлянам) приказал строить деревянную крепость на южном берегу Эйдера, милостиво ожидая окончания переговоров…

И ведь он бы их наверняка дождался! Ибо судорожно собирающий войско Хорик не рисковал начать переправу и атаковать саксов – к тому же опирающихся на быстро выросшее деревянное укрепление… Скрипя зубами, Инглинг предложил вернуть Харальду Хедебю – и узкую полоску земли у Даневирке, а также разрешил проповедь христианства в землях ярла. Да-да, именно ярла – ибо конунг в Ютландии должен быть один!

Ну и потом, с таким клочком земли называть себя конунгом просто смешно…

Что самое поганое – это предложение, совершенно оскорбительное для Харальда, вполне устраивало франков. Ибо приняв его, маркграф сможет честно избежать битвы! А главное, он достигнет основной цели переговоров: создать в южной Ютландии пусть даже небольшое государство под контролем Харальда Клака, фактически выступающего щитом для империи. А заодно и оживит торговлю франков в Варяжском море через тот же Хедебю… Наконец, Хорик лишится своего главное укрепления на юге Ютландии, что по логике Людовика должно было сделать конунга-язычника куда сговорчивее и миролюбивее…

Ну, а что некогда полноправный конунг Харальд Клак становится, по сути, очередным маркграфом на службе императора – так собственно, он уже примерил на себя эту роль в Рустрингии!

В общем, переговоры вполне могли обернуться успехом для действующего конунга и императора – но интересы Харальда на них вообще не учитывались. Однако «Ворон» уже убедился в том, что Хорик в любой момент может выгнать его из Хедебю – а вот удастся ли и вновь отбиться от погони, это прям очень хороший вопрос… Один раз Инглинг допустил промашку и позволил сопернику вырваться из цепких объятий смерти – и вот Харальд привел саксов в Ютландию! Однако, если устранить проблему «Ворона» и немногих его сторонников – то император уже вряд ли сможет потребовать владения в Хедебю для кого-то из своих «карманных» данов… Нет, никакой реальной силы Клак уже не будет иметь, защититься от внезапного нападения Хорика не сможет – а если попросить Людовика ввести в Хедебю достаточно сильный гарнизон франков, так ведь лучшего повода для вторжения Инглинга и не найти! Тем более, в этом случае конунга поддержат и местные даны…

Нет, единственная надежда Харальда на восстановление его власти – это победа в бою. В большом, решающем бою, где соперник обрел бы свой конец! Чтобы в Ютландии не осталось уже законных претендентов на титул конунга, кроме старшего в роду Скьёльдунга – и чтобы местные язычники поумерили бы свой пыл после тяжелого поражения!

Но после того как саксы и маркграф франков упустили реальную возможность с легкость победить в бою, атаковав первыми, у «Ворона» остался последний, довольно призрачный шанс – спровоцировать Хорика и его данов на атаку через Эйдер. Позволить меньшей части его войска переправиться через реку – чтобы после ударить всеми силами союзников! Включая и франкскую конницу – в конце концов, маркграф не сможет отвертеться от сечи, получив на нее столь «явное» приглашение…

А потому категорически отвергнув предложение Хорика и вынудив маркграфа отправить гонцов к императору (испросив разрешения заключить договор через голову «Ворона»), сам Харальд скрытно увел свой хирд к северному броду… А, переправившись через него, Клак атаковал два небольших отрядов данов, вставших на постой в рыбацких деревушках местных бондов. Выросший практически до восьми сотен смешанный хирд с легкостью задавил небольшие дружины ярлов Хорика – после чего Харальд увел своих людей за реку, дав уцелевшим дренгам бежать к их конунгу… «Ворон» вернулся в общий лагерь – выставив у северного брода необходимую стражу на случай, если Инглинг попробует разделить войско и атаковать саксов с двух сторон.

Ну ровно так, как сам Скьёльдунг предлагал союзникам… В свою очередь маркграфа Харальд известил лишь о том, что даны готовятся к решающему сражению, и что все переговоры – есть лишь хитрая уловка, позволившая Хорику выиграть время. «Ворон» призвал франков и саксов усилить дозоры у главного брода и быть готовыми к решающему сражению…

Вот только прошло уже два дня с момента внезапного удара Скьёльдунга, что должен был спровоцировать Инглинга на ответные действия. Однако последний не торопится в битву, понимая, что именно переправившееся через реку войско окажется в уязвимом положении, что разделенное переправой, оно может быть разбито по частям… И теперь Харальд, утратив всякое душевное спокойствие (как и остатки терпения) готовит очередную вылазку – отчетливо понимая, что решившийся выжидать Хорик вполне мог подготовить засаду для хирда «Ворона»!

С другой стороны, даны собрали уже практически шеститысячную рать – это против трех тысяч саксонского ополчения, тысячного отряда франко-саксонской конницы и хирда самого Харальда. Таким образом, войско союзников не дотягивает общим числом даже до пяти тысяч воинов! Следовательно, Хорик все же может решиться разделить войско и ударить по противнику с двух сторон – а последние два дня он лишь выжидал хирды ярлов севера, спешащих привести своих воинов на зов конунга…

Воины Харальда знают реальное положение дел – а потому вот уже два дня они едва ли не каждое мгновение выжидают, когда прибудет гонец с северной переправы с криком «Инглинг ведет свое войско»! Ну, или же когда потерявший всякое терпение «Ворон» рискнет на вторую, самоубийственную вылазку…

И ведь также измученные неопределенностью и бесконечным напряжением хирдманы все как один поддержат своего вождя, несмотря на огромный риск!

Так что да, Рюрику есть с чего метаться во сне и с чего испытывать дурные предчувствия…