Рюрик. Сын Годолюба

Глава 4. Штурм Велиграда.

Велиград, стольный град князя Годолюба, вождя бодричей. Лето 808 года от Рождества Христова.

…Однако же дружно ударив гафлаками по данам, ободриты несколько отвлеклись от глинян; довольно самонадеянно! Ибо славянские союзники ярлов, зажатые между скьялборгом и крепостной стеной, теперь имеют лишь один выход – подняться наверх и перебить все врагов прежде, чем их самих лишат живота! Предатели или нет, но загнанные в ловушку глиняне остервенело лезут вперед – и первые их вои уже добрались до крепостного тына, принявшись рубиться с защитниками прямо с верхних перекладин… Положение, конечно, невыгодное – но славянские союзники данов рубятся яростно и упорно. И пусть то один, то другой воин летит вниз с разрубленным черепом или отсеченной кистью – но среди защитников также растут потери… А рядом с лестницами появляются канаты с крючьями, мертво вцепившимися в частокол! И ведь не перерубишь толстую веревку, покуда не свесишься через тын – один попытался, да беззвучно полетел вниз с рассеченной шеей… У штурмующих к сородичам также никакой жалости не осталось.

Кроме того, включились в бой лучники глинян, прикрывая карабкающихся по лестницам и канатам воев. И, наконец, с ладей полетели вверх дротики, мешая ободритам прицельно метать камни или сбрасывать бревна!

Защитникам удалось сломать еще одну лестницу – но воев, пытающихся оттолкнуть баграми оставшиеся, отогнали лучники глинян. Вновь приставлены к стене лестницы, сброшенные было вниз – а среди карабкающихся наверх славян уже появились счастливчики, перемахнувшие заостренный поверху частокол.

И тогда ободриты вновь ударили сулицами…

Кажется, этого мгновения ждал не только сам Харальд, но и даны – ибо в тот самый миг, когда град дротиков обрушился на союзников, выкашивая и лучников, и поднимающихся по стенам воев, хирдманы сломали щитовой строй. Еще два удара сердца – и в воздух взвилась целая сотня гафлаков! И пусть только пятая часть дротиков нашла свои цели, поразив славянских гридмаров в голову или грудь… Но и это очень болезненные потери для ободритов.

На глазах Харальда раненый бодрич перевалился через тын, с отчаянным криком полетев в ров – а снизу уже раздался воинственный клич северян:

- Вер вик! Херек ком!

Даны пошли на штурм…

Клак весь вытянулся, замер, напряженно наблюдая за атакой северян – и отчаянно болея за своих людей. Временно он позабыл про свою валькирию, со страхом представляя, как в сломавших щитовой строй данов вновь летит град дротиков… Но лишь несколько стрел ударило в поднятые над головами хирдманов щиты – и даны без промедления полезли вверх по лестницам, не обращая внимания на редкие потери.

Казалось, все заготовленные на стенах бревна и камни ободриты уже скинули на глинян – а небольшой запас сулиц был полностью израсходован на два дружных залпа… Но защитники сумели удивить – когда ладьи во рву оказались целиком забиты хидманами, вниз полетели глиняные горшки! Весело бьющиеся на щитах данов, они густо разлили на них свое содержимое… Харальд тотчас догадался, что это было льняное масло или березовый деготь – и для него не стало откровением, когда вниз также полетели зажженные стрелы и факелы.

Ободриты решились буквально сжечь штурмующих!

Но Клак только покачал головой – решение напрашивалось само собой, однако защитники замка перемудрили. Сожгли бы ладьи, как только на них поднялись глиняне – и уж этот штурм отбили бы наверняка! Затянув осаду на неопределенное время, пока к Хальвдану подойдет подкрепление от конунга – да и когда бы оно подошло?

Другой вопрос – чем бы питались все это время защитники крепости? Лето только началось, зимние запасы растрачены, новые подготовить не успели – а судя по всему, нападения с моря здесь никто не ожидал… И не готовился к осаде.

Кроме того, какое-то время гридмарам пришлось кормить множество женщин и детей – прежде, чем их выпустили из замка. Получается, ободриты решились действовать наверняка…

Но просчитались.

Нет конечно – полыхнувшее на поднятых щитах пламя здорово напугало хирдманов; кто-то просто выбросил горящий щит, кто-то догадался окунуть его в воду, сбивая огонь… Где-то загорелись и сами ладьи – но вода, вода! Во рву ее вполне хватает – а масло и деготь это вам не греческий огонь, это пламя вполне можно потушить.

Впрочем, одна ладья все же заполыхала всерьез; нашлись среди данов и те несчастные, кого залило горючей жидкостью. Дико крича, живые факелы бросались в ров – но Харальд не увидел никого, кто после сумел выплыть… Однако сам штурм защитники остановить не смогли – немногие выжившие глиняне, поднявшись на стену, пали в короткой, яростной сече. Но их смерть купила для карабкающихся по лестницам и канатам хирдманов самое ценное...

Время.

Время, что хватило им подняться наверх и вступить в сечу!

Только теперь «полудан» повел избранных хольдов из числа свеев вперед; Харальд, обеспокоенный тем, что больше не видит светленькую головку своей валькирии, также коротко приказал ближникам:

- Вперед.

…Ярлы беспрепятственно преодолели путь до самого рва – занятым яростной рубкой ободритам было уже не до обстрела двух небольших хирдов, спешащих в бой.

Никто не мешался Харальду и на ладье – ведомые опытными херсирами даны уже поднялись на стену. Так что Клак сходу начал подъем по перекладинам штурмовой лестницы, кое-где испачканной кровью… И где-то на середине пути, когда зыбкую опору под ярлом явственно закачало, молодого Скьёльдунга накрыл липкий страх! Зависнув между небом и землей (а точнее грязной, мутной водой рва, по поверхности которого плавают тела бездоспешных глинян и дренгов, пробитых стрелами да сулицами), он почувствовал себя бесконечно уязвимым… И даже сбавил ход на краткое мгновение.

Но ярл не может быть трусом! По крайней мере, на глазах своих хольдов… И потому Харальд заставил себя двинуться вперед, воскрешая перед внутренним взором облик красавицы-валькирии – что именно в этот самый миг может пасть под ударом датского топора! Мысль эта напугала Клака гораздо сильнее подъема по лестнице, ощутимо качающейся под его весом – и Скьёльдунг буквально взлетел на стену, закипая от гнева на возможных обидчиков славянки...

Но на широкой боевой площадке (выложенной из дубовых плашек поверх клетей, забитых землей и камнем), Харальд невольно замер. Замер всего на несколько мгновений, осознав всю ярость кипевшей здесь сечи… Отрубленные кисти – и проломленные славянскими секирами черепа глинян и дренгов, первыми оказавшихся на стене. Да молодой ярл едва не наступил на кого-то из павших, чудом сдержав рвотный порыв – вот уж не обобрался бы позора перед хольдами!

Но схватка ширилась, даны начали теснить ободритов – и поодаль лежат уже славянские гридмары с разбитыми в хлам щитами. Здесь орудовали берсерки «Кровавого топора»…

Ануло и сам Клак никогда не брали непредсказуемых, одержимых ульфхедранов в свой хирд – предпочитая звериному напору «волчешкурых» ратную выучку и умение сражаться строем. А вот Хальвдан не побрезговал набрать пяток берсерков перед походом – и пустил их вперед во время штурма! И пусть на глаза Скьёльдунга тотчас попались тела двух ульфхедранов, беспощадно изрубленных ободритами – берсерки традиционно сражались без брони, лишь в волчьих шкурах…

Но все же свою главную задачу они выполнили!

Они смогли потеснить врага – и разбили щиты ободритов яростными ударами сразу двух секир, коими ульфхедраны привычно орудуют в сече. Ведь входя в боевой транс, берсерки рубятся обеими руками, не обращая внимания на собственные раны! До поры... Ну а когда «волчешкурые» пали, на славян уже навалились скопившиеся на стене даны.

Все же в действиях «Кровавого топора», стоит признать, есть трезвый расчет. То, как он построил бой, в конечном итоге принесет данам победу… Да собственно говоря, бой на стене уже практически затих – а около пяти десятков хирдманов спустились в крепостной двор. Пока что их сдерживает щитовой строй двух дюжин ободритов, тонкой цепочкой перегородивших подход к рубленному княжьему терему. И о стену славянских щитов уже разбились две хаотичные атаки данов … Но штурмующих в крепостном дворе становится все больше!

Правда, на крыши «длинных домов» взобрались пять славянских лучников, начавших бить в спину данам – но потеряв двух или трех хирдманов, херсиры заметили врага. К лучникам полезли сразу по двое-трое воинов – а одного стрелка сбил с крыши меткий, сильный бросок гафлака!

- Отличный бросок!

Харальд невольно восхитился мастерством воина, метнувшего дротик – но, скосив взгляд, увидел радостно захохотавшего Хальфдана, уже двинувшегося ко спуску со стены. Вот ведь… Клак начал искать взглядом лестницу, ведущую в крепостной двор – и увидел ее аж за полсотни шагов левее! В то время как «Кровавый топор» оказался куда более везуч, и уже спускается вниз…

- За мной!

…К сече со славянами хольды Скьёльдунга так и не поспели. Ожесточенное сопротивление гридмаров было подавлено, как только даны отхлынули от скьялборга ободритов – и, перестроившись, ударили клином… А когда Харальд догнал своих воинов, под ударами свейских секир уже рухнули двери терема – и хольды «Топора» первыми устремились внутрь!

Впрочем, первого же свея, посмевшего переступить порог, встретила точно пущенная стрела, ударившая в лицо несчастного… И Клак тотчас вспомнил о своей валькирии – в тот самый миг, когда внутрь терема густо полетели гафлаки!

- С дороги!!!

Хирдманы невольно расступились, заслышав дикий рев Скьёльдунга – но хольды Хальфдана уже проникли внутрь терема. И ярлу осталось лишь поднажать, догоняя своего «хевдинга»…

Внутри просторного «длинного дома», рубленного из толстого дуба, оказалось очень темно – так славянам было легче стрелять по буквально ослепленным данам, чьи силуэты были отчетливо видны в дверном проеме! Впрочем, последним защитникам Велиграда это помогло мало… В просторной гриднице хольдов Хальфдана встретил лишь тучный седой воин, для своего возраста неожиданно энергично закрутивший смертельный хоровод меча и топора! Да еще раненый в левую руку, но крепко стиснувший правой «небесную» секиру херсир – тот самый, с широким шрамом, обезобразившим лицо…

Последнего Харальд уже видел в бою на пристани, во главе прорывающихся к ладьям гридмаров. А теперь с легким сожалением проследил за его концом… Раненый, неспособный на равных биться со свеями, херсир поднырнул под размашистый удар секиры первого хольда, разрубив тому бедро! Но, выпрямляясь, был сбит с ног щитом второго противника – и пропустил добивающий удар меча…

Второй же гридмар – в сущности, совсем старик – заревел, словно берсеркер, принявшись хаотично рубить по воздуху топором и мечом. Словно истинный ульфхедран! Вот только в отличие от «волчешкурых», ободрит облачен в добрую кольчугу – да и в глазах его помимо ярости, плещется страх… Вполне осмысленное выражение читается в его взгляде.

На славянина, набравшись храбрости, ринулся один из свеев. Но старик неожиданно легко отскочил назад, уходя от толчка щитом – и умело заблокировал удар топора древком собственной секиры; оно буквально поднырнуло под боек! И тут же молнией сверкнул добрый славянский меч, отсекая правую кисть дико закричавшего хольда… И снова удар клинка – разрубивший горло свея и оборвавший его вопль.

Умел, опытен в сече старый гридмар!

Вот только ульфхедраны так умело и осмысленно никогда не сражаются…

- Что вы замерли?! Убить его, это никакой не берсерк!

Кажется, уловку ободрита понял и Хальвдан – и по его приказу сразу несколько хольдов ринулись на гридмара, уже без всякого страха. Но осознав неизбежный конец, в последний миг своей жизни старик упрямо шагнул навстречу ворогу, уже не думая о защите… С недюжинной силой брошенная секира врезалась в голову ближнего противника, не успевшего вскинуть щит – да и не ожидавшего столь умелого броска с левой рукой! А гридмар, перехватив меч обеими ладонями (левой он стиснул навершие рукояти), встретил второго ворога удивительно тяжелым ударом: он буквально срубил верхнюю треть щита! Свей попытался закрыться топором от второго удара – но меч ободрита разрубил и древко, и шею хольда…

И в тот же миг датская секира врубилась в спину славного гридмара, смертельно ранив павшего наземь старика.

- Боян!!!

Уцелевшие хольды «Топора» принялись рубить безжизненно дергающееся тело славянина, со звериной яростью отыгрываясь на мертвеце за недавний страх – а Харальд наконец-то увидел ее, свою валькирию! Сердце Клака обмерло, когда он понял, что левая рука девушки залита кровью – славянку успели ранить в ближнем бою… Или ее задел широкий наконечник гафлака, не суть. Именно сейчас она вновь вскинула лук, с искаженным от боли лицом удерживая его раненой рукой – и выпустила стрелу в Хальвдана!

Все это произошло так быстро, что Скьёльдунг не успел ничего предпринять. Стрела ударила неточно – но все же попала в плечо зарычавшего от боли ярла, порвав звенья кольчуги… И углубилась в плоть «полудана». Не смертельная – но все же рана!

И Хальвдан тотчас метнул гафлак в ответ… Возможно, впервые в жизни промазав – сгоряча, или из-за легкой, но столь болезненной раны, неважно! Дротик разминулся с телом валькирии на пару вершков, пролетел вперед – и поразил в спину одну из женщин, в ужасе отвернувшуюся от данов.

- Умила!!!

- Убить девку!

- Нет!!!

Не помня себя от страха и ярости, Харальд мгновенно подскочил к ненавистному «полудану», навязанному ему в хевдинги – и прежде, чем тот успел извлечь меч из ножен, прижал к горлу Хальвдана собственный клинок:

- Всем стоять! Это мои люди и моя награда!!! Все женщины и дети в этом зале – мои по праву, данному мне конунгом! Так что не смей портить мое добро, ярл!

Глаза «Кровавого топора» широко раскрылись от удивления:

- Ты в свое уме, ярл?! Она стреляла в меня – и я хочу крови этой славянской шлюхи!

- Ты получил достаточно крови побежденных, Хальвдан – и пролил ее во имя богов! Но клянусь – теперь уже твоя кровь прольется, если ты не остановишь своих людей!!!

Уцелевшие хольды «Топора» замерли в нерешительности, внимая вожаку – а вот хольды Клака, сцепив щиты, уже принялись окружать недавних союзников. И «полудан» невольно призадумался… Хотя расклады понятны и дураку – изначально хирдманов Харальда было на два десятка больше. И пусть даже к концу штурма число воинов сравнялось – но ведь хольдов Клака в гриднице сейчас практически вдвое больше! Ибо молодой Скьёльдунг придержал своих ближников – и те не понесли потерь в столь кровавой, но бесполезной схватке с гридмарами ободритов…

- Значит, ты готов навлечь на себя гнев конунга из-за какой-то славянской потаскушки?

Губы Хальвдана сами собой разошлись в гадливую улыбку, больше напоминающую звериный оскал. Но Харальд угрожающе прошипел в лицо противника:

- А ты готов умереть из-за нее? Дерзай… А с конунгом я, так и быть, решу вопрос… По родственному.

Последнее слово Клак произнес с особым значением – напомнив «полудану», что Скьёльдунг приходится родней Гудфреду. Пусть даже и дальней родней... На что «Топор» оскалился уже без всякой издевки:

- Будь по-твоему, Ворон! Но запомни – когда-нибудь мы вновь сойдемся лицом к лицу!

- С нетерпением жду этого часа!

Хальвдан отступился от Харальда, зло сплюнув на пол – однако руку от рукояти меча убрал.

- Уходим! Пусть Скьёльдунг забирает славянских шлюх и их щенков, плевать на них! Мы заберем себе все добро княжеского двора!

- Да-а-а-а!

…Лишь когда «Кровавый топор» и его воины покинули терем, Харальд осознал, что его трясет крупная дрожь. Нажил себе смертельного врага! Да еще и гнев конунга действительно навлек на свою голову… Стоит как можно скорее убираться из Рерика в Хедебю – определенно стоит!

Отвернувшись от дверного проема гридницы, за которым только-только скрылись свеи и прочие хирдманы Хальвдана, он устремил свой взгляд на валькирию – и сделал несколько шагов к безмолвно плачущей девушке, баюкающей на руках попискивающего младенца. Та склонилась над телом пораженной Хальвданом молодой женщины, из спины которой торчит гафлак «полудана»… А за девой попривыкший к темноте Харальд наконец-то разглядел и множество других девушек и женщин – что характерно, или беременных, или с малыми детьми на руках.

Скьёльдунг не сразу смекнул, что это жены и дети павших славянских гридмаров, до последнего вздоха защищавших свои семьи. А поняв это, хмуро улыбнулся: ободриты показали себя отличными воинами, заслужившими, чтобы дети их выжили – и чтобы кровь их текла в жилах потомков! А не была пущена к основанию деревянных или каменных идолов…

Именно с этой мыслью Харальд и приблизился к славянской валькирии.

Девушка подняла на ярла полные слез, но кажущиеся от того бездонными синие очи – и сердце Клака вновь пропустило удар. Он замер, словно громом пораженный, не в силах шелохнуться – в то время как девчонка крепко-крепко прижала младенца к груди, не обращая внимания на все струящуюся из резанной раны кровь… В ее взгляде Харальд прочитал одновременно и тревогу, и немой вопрос – но что важно, к лежащему подле луку славянка даже не потянулась.

Ярл вновь улыбнулся (насколько дружелюбно, насколько вообще мог!) – после чего молча протянул ей раскрытую руку. А когда тонкие девичьи пальцы коснулись тыльной стороны его ладони, молодому Скьёльдунгу показалось, что они обожгли его кожу…