Самый красивый хулиган

Глава 34 Зинаида Степановна

Зинаида Степановна хмуро смотрела на кровь на асфальте. «Скорая» уехала еще минут пять назад, а она все стояла, прижимая руку к груди, где под ребрами болезненно сжималось сердце. И в этот раз дело было не в том, что она старая, как говорил противный усатый кардиолог, да и таблетки она пила по расписанию. Дело было в буром пятне у ее ног.

Вспомнилось, как почти тридцать лет назад она так же, как и сегодня, провожала глазами «скорую». Только тогда пятно крови было больше.

– Знала, что добром не кончишь.

Она тряхнула головой, пытаясь отогнать болезненные воспоминания, но перед глазами упорно стояло лицо сына, которому она не раз говорила эту фразу. Он тогда был чуть старше, чем Ярослав. Молодой, дурной, влюбленный до беспамятства в прошмандовку, соседку, которая и не посмотрела бы в его сторону, не свяжись он с местными бандитами.

Сначала веселый был, зарабатывал много: домой стенку новую купил, а соседке шубу. Тут-то она и обратила на него внимание. Сколько мать его ни вразумляла, все без толку. Умоляла с бандитами дел не иметь, да только не слушал он ее, все на кралю свою впечатление произвести хотел. А она и рада была по ресторанам с ним ходить да подарки принимать.

– Шваль, – зло выплюнула Зинаида.

Сколько бы ни прошло лет, а ненависть в душе не унималась. Не простила она. Ни себя, ни ее.

Скрипнув коленями, присела и подняла с асфальта авоську с кошачьим кормом. Если бы утром у нее не скакнуло давление, она бы не забыла купить Мурзику корм и не пошла бы на ночь глядя в магазин. И, может, тогда сынок Инны кончил бы, как ее собственный.

Зинаида медленно брела домой. Идти было тяжело, грудь сдавливало, а в голове звучал пронзительный вой «скорой помощи», увозившей ее сына. Столько лет прошло, а никак не могла она забыть его лицо, с кривящимися от боли окровавленными губами.

Никак не могла простить себя за то, что не ждала его в тот вечер. Просто легла спать, хотя обыкновенно всегда дожидалась, тревожно поглядывая в окно. И не спала ведь, лежала в кровати, смотрела в потолок и проклинала Инну за то, что сбила Митьку с пути.

Зинаида почувствовала, как по щекам бегут слезы. Если бы не Инна, то ни в жизнь бы не связался Митька с бандитами, не пырнули бы его прямо у подъезда. А если бы она ждала его у окна, как обычно, если бы нашла его раньше, как знать, может, и дожил бы до больницы. Может, и спасли бы.

Ни одной ночи с тех пор она не спала спокойно. В доме прочно обосновалась бессонница, а в душе горечь. Каждый раз выходя в подъезд, она слышала запах дорогих Инниных духов, и внутри все горело от злости. Она просто жила дальше, будто ничего и не случилось. Будто Митьки и не было. А потом, словно в насмешку, родила сына. Обращалась с ним, как с собачонкой, бросала постоянно, а Зинаида только больше ее ненавидела за то, что ее сынок жив, а ее Митя нет. И глядя на чумазого беспризорника ничего, кроме злости, не испытывала.

– Прости, Господи, прости грешную.

Впервые в жизни пекло внутри не от злости, а от стыда. Он горячей волной проходил по телу, сжимая все внутри. Душил. Когда Ярослав лежал на окровавленном асфальте, впервые она увидела не Инниного выродка, а человека.

– Прости, Господи, прости, – беззвучно шептала Зинаида, медленно приближаясь к подъезду.

За то, что не уберегла Митю.

За то, что на миг подумала, что так Инниному сынку и надо.

За то, что столько лет взращивала в себе ненависть старательнее, чем цветы на клумбе.

Зинаида остановилась у подъезда и посмотрела на куст шиповника. Тогда стоял конец мая, шиповник был в цвету. Митя, падая, разбил голову о ступеньку. Его нашел сосед, покойный ныне, Петрович, возвращавшийся со смены.

А должна была она.

Злая ирония судьбы – своего мальчика она так и не спасла, но спасла Инниного. Быть может, это ее шанс на искупление?

– Прости, Господи.

За то, что она этому не рада.

Зинаида Степановна снова посмотрела на шиповник и вспомнила, как недавно орала на Ярослава за кучку, которую его псина навалила под ее кустом. А потом вспомнила, как он спросил про свою шавку, которую Зинаида терпеть не могла. Вечно рыла ее клумбы, срала, где ни попадя, и тявкала в подъезде так, что Мурзик весь ощеривался.

Стыд толкнул Зинаиду, и она пошла домой за лопатой, решив, что зароет псину под ее любимым кустом, не оставлять же валяться вот так. В который раз за вечер помянув Господа, Зинаида положила на тумбу в прихожей авоську с кошачьей едой, взяла садовые перчатки и лопатку, которой подкапывала цветы.

– Хорошо хоть земля не промерзла, – бормотала она себе под нос, сжимая под мышкой лопатку и газетку, в которую собиралась завернуть пса.

Пятно крови на асфальте снова дернуло что-то в груди, но Зинаида закусила губу и полезла в кусты. Маленькое мохнатое тельце лежало там же, где и полчаса назад. Зинаида надела перчатки и уже потянулась к псине, как та вдруг тихонько заскулила.

– Живой?!

Она осторожно ткнула собаку пальцем, на что та заскулила так жалобно, что Зинаида забыла про все обосранные клумбы и подхватила ее на руки. На голове у псинки была кровь.

– И что с тобой делать? – растерянно спросила у собаки Зинаида.

Чипс ответил жалобным писком и доверчиво уткнулся ей в ладонь, словно и не было всех этих лет, когда она орала на него. Зинаида снова помянула бога, прижала пса к груди и пошла в сторону дома.

– Черт бы тебя подрал, – шипела она, ковыляя на гудящих от усталости ногах.

Пес оказался тяжелым и оттягивал руки, а еще противно колол черенок зажатой под мышкой лопатки. Зинаида Степановна проклинала себя за то, что в приливе просветления решила вернуться и зарыть собаку, но упрямо тащила ее к дому.

– Тебя бы ветеринару показать, да закрылись они, – брюзжала она. – Может, Димке позвонить?

Бывший сосед мог бы отвезти ее в круглосуточную районную клинику, да только он сейчас в больнице с Ярославом. Она сразу позвонила ему, как «скорая» уехала.

– Покажу тебя Виктору Ивановичу, – решила она наконец.

Дойдя до дома, Зина запыхалась, словно пробежала марафон. А от мысли, что придется подниматься на пятый этаж, да еще и с псиной на руках, ей окончательно поплохело.

– Хозяин твой, если не помрет, должен будет, – пропыхтела она, карабкаясь вверх по лестнице.

Через пять минут Зинаида уже давила пальцем на звонок двадцатой квартиры, нисколько не заботясь о том, что уже начало второго. Спустя пару минут дверь ей открыл взъерошенный мужчина, по совместительству врач-терапевт.

Завидев соседку, он поморщился. Вот кто не вызывал у него никакой симпатии, так это вечно недовольно брюзжащая соседка, которая считала его аналогом «скорой помощи» и любила названивать ему в любое время суток, чтобы он померил ей давление. Права была жена, когда говорила помалкивать, что он врач, да разве в маленьком городе хоть что-то утаишь?

– Зинаида Степановна, вы время видели?

– А как же, – кивнула бабка, нагло пропихиваясь в прихожую. – Вы врач, а значит, Гиппократу клятву давали. Собака помирает, лечите.

Она всучила ничего не понимающему спросонок мужчине Чипса, который вяло дернул хвостом. Виктор Иванович уже собирался сказать, что Гиппократу не давал, хочет спать и чтобы бабка выметалась, но пес так жалобно посмотрел на него глазами-пуговками, что он сдался.

– Что случилось?

– Его хозяина наркоманы избили. Он, кстати, тоже наркоман. Ножом пырнули, наверное, денег им должен. Я всегда говорила, что…

– Зинаида Степановна, что случилось с собакой? – перебил ее врач.

– Не знаю, шавка в кустах валялась, я думала, сдохла. Пнули, наверное.

Виктор Иванович вздохнул, а потом пошел с Чипсом в ванную. Включив свет, он осторожно осмотрел рану на голове, пощупал ребра и конечности, пытаясь понять, нет ли явных переломов. Пес был вялым, но казался вполне себе целым.

– Я не ветеринар, но вроде все неплохо. Рану на голове промою, но завтра его надо в клинику отвезти, чтобы посмотрели, нет ли переломов.

* * *

Аня раздраженно сунула телефон в сумку – все утро она пыталась дозвониться до Ярика, но «абонент был недоступен или находился вне зоны доступа сети». Мало того, что она выслушала две скучнейшие лекции, увенчавшиеся семинаром, на котором преподша разнесла ее в пух и прах, теперь это. Интересно, это Ярик забыл зарядить телефон или старый, видавший виды смартфон просто испустил дух? Судя по тому, как он периодически выключался сам по себе, оставалось ему недолго.

Вне зависимости от причины, Аня злилась на Ярика, потому что все шло не по плану. Утром Эрик написал ей, что они с Настей вернутся вечером, и Аня тут же подумала, что они с Яриком должны взять у мамы машину и встретить близнецов на вокзале. Эрику она ничего пока не сказала, потому что хотела сделать сюрприз, но надо было договориться с Ярославом, а потом еще и с мамой. А у него, походу, телефон все-таки навернулся.

– Нашел время, – недовольно буркнула Анька.

Она была раздражена еще и потому, что Эрик ничего толком вчера не объяснил. Записал какое-то невразумительное аудио на тему того, что они сегодня вернутся, у мамы все хорошо, и вообще, судя по голосу, был явно пьяненький. И счастливый. И именно это напрягало Аню больше всего.

Казалось, Эрик совсем не переживал о том, что… Аня запнулась о бордюр, чертыхнулась, а потом заставила себя проговорить свою обиду вслух.

– Конечно, он счастлив, что все закончилось. Вроде.

И теперь в голове у Аньки был всего один вопрос: что будет дальше? Она была уверена, что Эрик ни за что не вернется обратно. Разве что вещи соберет. Зачем ему тут оставаться, если больше им с Настей не надо прятаться? Работы нет, город ему не нравится – он ненавидит провинцию, и частенько жаловался, что ему негде играть на скрипке. А еще его считают вором, и…

Аня не могла найти ни одной причины, почему Эрик мог бы захотеть вернуться и остаться. Себя она достаточно весомой причиной не считала, потому что… Ну, потому что. С чего бы ему бросать все ради нее? Она не разрешала себе даже мечтать об этом.

Внутри все сжалось от страха и робкой, но такой отчаянной надежды. Отчасти именно поэтому она хотела, как можно скорее встретиться с ним. Плюшке казалось, что, когда Эрик сойдет на перрон, они посмотрят друг на друга, и она все поймет. Сразу, с одного только взгляда.

Нетерпение жгло изнутри, подгоняя Аньку в сторону автомастерской. Едва выйдя из шараги, она знала, что пойдет туда, решив, что раз Ярик не отвечает на телефон, она сама придет к нему. Правда, идти пришлось новой, более долгой дорогой, потому что Плюшке не хотелось проходить мимо ресторана, где она могла встретить ребят с работы или, не дай бог, увидеть Юру.

Плюс один в копилочке ее страхов.

Она пнула ни в чем не повинный пыльный камушек, ругая себя за то, какая она трусиха. Боялась Юры, боялась, что ее бросит Эрик, она, в конце концов, все еще не придумала, как сказать родителям, что уволилась. Хорошо еще, что отец был на смене и у него не было возможности пересечься с Антоном Петровичем. Он бы, конечно, сразу ему все сказал. Да и все равно скрывать такое не получится. Не когда твой босс – твой сосед.

– Бывший босс, – напомнила себе Плюшка, чувствуя, как жжет в глазах.

Как она ни старалась, у нее не получалось перестать себя жалеть и думать о том, как же ей теперь быть. Слишком быстро, слишком резко все случилось. Она просто не успевала переварить все эти перемены.

Аудиосообщение от Эрика было вишенкой на тортике.

Радостное, взволнованное… Он даже не спросил, как у нее дела. Ему точно было на нее наплевать.

С этими мыслями она повернула к мастерской и сразу увидела Вову. Он стоял, привалившись спиной к стене бокса, и что-то высматривал в телефоне, сжимая в зубах наполовину истлевшую сигарету.

– Привет. – Она помахала ему рукой.

– О, какие люди, – заулыбался Вовка. – Давно тебя не видел. Как делишки?

Аня смутилась, вспомнив, что когда-то он ей чуть-чуть нравился. Не так сильно, как Юра, но все же достаточно, чтобы однажды ей приснился весьма интересный сон с его участием. Она потом еще месяц таскалась к Ярику на работу после учебы, чтобы увидеть Вову. Он мило с ней болтал, угощал конфетами или колой, и они, вроде как, даже немного флиртовали. Ну, ей так казалось до того момента, как он стал рассказывать ей про свою девушку. Аню это так оскорбило, что она потом еще месяца три держалась от мастерской подальше. Благо как раз была зима, и это вышло совсем не подозрительно.

– Нормально. Ты как?

Вова начал рассказывать ей про свою новую пассию, но его перебил Вася – сменщик Ярика.

– Анька, привет. Че с мальцом?

Аня не сразу сообразила, что Вася спрашивает про Ярика. А когда до нее дошло, удивленно посмотрела на него, а потом спросила:

– А что с ним?

– На смену не вышел, не предупредил, телефон в отрубе. Он че, забухал, что ли?

– Вася, вы же знаете, что Ярослав не пьет, – напомнила Аня, а потом побледнела. – Он на смену не вышел? И не предупредил?

Ярик никогда не пропускал работу. Уставший, больной, какой угодно он тащился в сервис. И вообще, это было не в его стиле – подставлять других. В этом плане он всегда был очень ответственным. И тем более странным казалось то, что он просто взял и ни с того, ни с сего не вышел.

Тревога, которая сидела в груди с самого утра, сжалась, как пружина, а потом Аня поняла, что случилось что-то очень плохое.

– Я пойду к нему, – выпалила она, забыв и про Вовку, и про Васю.

– Погодь, номер мой запиши, – остановил ее Вася. – Как че узнаешь, позвони. И это, если помощь ему какая нужна, не знаю, пивка на опохмелиться закинуть…

– Вася, да не бухает он, – хохотнул Вовка. – С девчонкой своей небось завис.

– Да по фиг, – отмахнулся Вася. – Позвони, а то я это… волнуюсь я за мальца.

В голову Васе снова полезли недавние подозрения. А что если малец все-таки дует? Ему всегда казалось подозрительным, что он не пьет, максимум бутылочку пива, и то, в порядке исключения. А кайфы, как говорится, не мешают.

Ане не понравилось беспокойство на лице Васи. Она не знала, что Ярослав ему говорил, но почему-то ее напрягало выражение Васиного лица. Тревога нарастала все сильнее, и Аня, наспех записав Васин телефон, едва ли не бегом рванулась к дому Ярика.

Все глупые обиды вылетели из головы, где пульсировала только одна мысль:

– Хоть бы он просто проспал.

Аня повторяла это как мантру, зная, что врет сама себе. Ярик бы не проспал. Да и вся эта история с телефоном… мутно, как сказал бы сам Ярик. Не мог он просто взять и не пойти на работу. Эта мысль гнала Аньку вперед. Оказавшись у подъезда, она не стала тратить время на вежливые звонки в домофон, и открыла дверь своим ключом. Взлетев на третий этаж, она буквально ворвалась в квартиру друга.

– Ярик?

Голос ее сорвался на всхлип. Она сразу поняла, что никто ей не ответит, но зачем-то вихрем пробежалась по квартире. Ярика нигде не было, но испугало Аньку не это. Ее напугала тишина.

– Чипс? Чипсик? Где мой малыш? – тихо позвала она, заранее зная, что никто не ответит.

Если бы Чипс был дома, то уже крутился бы у ее ног, клянча поесть и на ручки. Аня часто-часто моргала, боясь расплакаться, и пыталась найти какое-то объяснение происходящему. Ярослав не вышел на работу. Дома ни его, ни Чипса. Телефон отключен. Мысли одна страшнее другой проносились в голове, а Анька уже закрывала квартиру.

Надо было срочно позвонить отцу.

Она прыгала по лестнице через ступеньку, на ходу вытаскивая из кармана телефон, как вдруг услышала громкий крик.

– Куды несешься? Топаешь, как лошадь! А ну стой!

Плюшка остановилась, готовая оборать противную старуху, с которой обычно предпочитала не связываться, но сейчас, когда нервы были на пределе и, казалось, вот-вот лопнут, она не могла сдерживаться. Резко обернувшись, она приготовилась высказать все, что накипело у нее за много-много лет, но слова застряли у нее в горле.

Из квартиры Зинаиды Гнидовны выбежал Чипс. Он нелепо прихрамывал, поджимая заднюю правую лапку, а на голове у него была какая-то повязка. Он не гавкал, а только тяжело сопел, тычась носом в Анины щиколотки. Она подхватила его на руки, а сама уставилась на Зинаиду Гнидовну, ожидая каких-то пояснений.

– Что… что случилось?

Плюшка вдруг заметила, что Зинаида Гнидовна выглядит замученной. Не просто противной, как обычно, а уставшей. И ее вечно недовольное лицо сегодня было каким-то не таким.

– Зинаида… – Она споткнулась, вдруг осознав, что и не помнит настоящего отчества соседки.

– Степановна, – с достоинством ответила бабулька. – Пошли в квартиру, нечего в проходе стоять.

Аня с опаской последовала за Зинаидой Степановной, не зная, чего ожидать от этого визита. Впервые она оказалась у нее дома. Двушка с такой же планировкой, как у Ярика, с таким же неказистым стареньким ремонтом, но на удивление чистенькая, украшенная накрахмаленными салфеточками и десятками старых фотографий. Плюшка жадно осматривалась, на мгновение забыв об обстоятельствах, которые привели ее сюда. Почему-то в ее представлении Зинка жила почти что в склепе, а оказалось, что обстановка в ее квартире мало чем отличается от дома Аниной бабули. Разве что у Аниной бабушки повсюду были фотографии детей и внучек, и даже правнучки, а у Зинаиды Степановны со всех фотографий смотрело одно и то же лицо.

Плюшка вспомнила, что, кажется, мама как-то говорила, что у соседки был сын, но он рано умер, и никто из Аниной семьи его не видел. Наверное, это был он.

– Митька мой, – бросила Зинаида Степановна, перехватив ее взгляд. – На кухню иди.

Аня послушно пошла на кухню и позволила усадить себя на колченогий табурет. С холодильника гневно мяукнул старый персидский кот с противной приплюснутой мордой.

– Твой оглоед загнал Мурзика моего на холодильник, – пожаловалась Зинаида, поставив перед Аней вазочку с карамельками и чашку, в которую тут же налила чай. – Бедный мальчик боится спуститься. А еще псина твоя сожрала его корм.

Чипс, словно в доказательство ее правоты, приглушенно зарычал, тараща глаза-пуговки на ощерившегося Мурзика. Аня хлопала глазами, не в силах переварить происходящее. Это был какой-то сюр, совершенно не объяснявший пропажу Ярика, но почему-то Ане казалось, что Зинка знает все ответы. Так оно и было.

– Дружок твой в больнице, – без всяких прелюдий сообщила Зинаида Степановна. – С наркоманами подрался ночью, отмутузили его так, что думала, кончится. Ан нет, вроде не помер пока.

Она сказала это с деланым безразличием, чтобы девчонка не догадалась, что она не спала до рассвета, ожидая от Димы новостей и приглядывая за псом, который беспрестанно возился и поскуливал. Только в пять утра до нее дошло, что он не просто так скулит, и она вынесла его на улицу, где он благополучно помочился на ее любимый шиповник и успокоился. Она, жалостливая душа, донесла его домой на руках и уложила на старый свитер, где он уснул, предварительно слопав весь корм из кошачьей миски.

Мурзик соседа не одобрил и пронзительно мяукал, требуя, чтобы Зинаида выкинула подселенца туда, откуда его притащила. Зина кота пристыдила и разрешила ему спать с ней, догадываясь, что прихрамывающий пес к ней на кровать не залезет. Мурзик свернулся калачиком у нее в ногах, а она все лежала и думала про Ярослава.

– Зинаида Степановна, где Ярослав?

Зинаида поняла, что Аня не в первый раз задает этот вопрос, а она так погрузилась в свои мысли, что даже не слышала ее.

– Где-где, в больнице, ясно дело. Я «скорую» вызвала, а то кровищи было, – поморщилась соседка, прихлебывая чай. – Папашке твоему позвонила, он к нему поехал. Димка не сказал тебе ничего?

Аня помотала головой, пытаясь как-то переварить услышанное. С одной стороны, она была готова к чему-то подобному, еще когда не нашла Ярика дома, с другой… Нет, если бы все было плохо, папа бы ей сказал.

Ведь сказал бы?

– Я псину к ветеринару возила, – без всякого перехода сообщила Зина. – Вчера перепало ему, пнули или еще что, я думала, что издох, уже закопать хотела, но ничего, прочухался. Рану на голове промывай и заклеивай, чтобы грязь не попала, так ветеринар сказал. С тебя, кстати, две тыщи.

– Спасибо, – выдавила Аня, осторожно погладив Чипса по носу. – Спасибо вам, Зинаида Степановна за то, что позаботились и…

Она всхлипнула и разревелась совсем, как в детстве. Слезы катились по щекам, а руки бережно сжимали маленькое мохнатое тельце Чипса, который завозился, не понимая, что с хозяйкой. Он облизывал ее пальцы, а Плюшка рыдала еще сильнее, представив, как ее мальчика кто-то пнул. А потом она подумала, что Ярик лежит в больнице. Что его увезли на «скорой». Что он мог…

– Хорош реветь, собаку пугаешь.

Зинаида вложила Ане в руку обвязанный кружевом платок.

– На, – она сунула Аньке в сумку кулек карамелек, – передай Ярославу от меня. Если зубы повышибали, их сосать можно, – со знанием дела пояснила она, щелкнув вставной челюстью.

Аня зарыдала пуще прежнего, во всех красках представив себе переломанного беззубого Ярика на больничной койке.

– Ну все, прекращай, – потребовала Зинаида, грубовато потрепав ее по плечу. – Нечего нюни разводить, если хочешь успеть навестить, иди сейчас, потом приемные часы закончатся.

Аня глубоко вдохнула, пытаясь остановить слезы и встретилась с соседкой взглядами. Впервые за много-много лет она испытывала к ней что-то, кроме раздражения. Благодарность. За Чипса, за то, что вызвала Ярику «скорую», за морщинистую чуть дрожащую руку у нее на плече и кулек карамелек в сумке. Она смотрела в уставшие, выцветшие глаза и думала, что больше никогда не будет называть ее Зинаидой Гнидовной.

– Спасибо, – шепнула она, накрыв ладонь соседки своей. – Спасибо вам, Зинаида Степановна. Вы… вы очень хорошая.

Зинаида моргнула, растерявшись от того, что Аня нежно погладила ее руку тонкими пальцами. Внутри что-то мучительно сжалось и заныло. Опять ее проклятое старое сердце, которое никак не унималось. Прежде чем на глазах стали собираться слезы, она убрала свою руку, сделав вид, что решила съесть карамельку.

– Спасибо на хлеб не намажешь, – в своей привычной манере проворчала она, сунув в рот конфету и отвернулась, чтобы поставить закипевший три минуты назад чайник. – Две тыщи. Наличкой.

Анька с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Если и было в Зинаиде что-то доброе, то она прятала это так глубоко в себе, что днем с огнем не сыщешь. И все же оно было.

* * *

Настя хмуро смотрела на экран мобильного – никаких сообщений от Ярика в ответ на ее доброе утро. Утешало только то, что они с Эриком продрыхли до полудня, и когда она написала Ярику, он уже работал. Хотя мог бы и сам ей написать. Засранец.

– Настена, ешь, пока еще что-то осталось.

Она покосилась на брата, который с довольным видом уплетал круассаны с абрикосовым джемом, прихлебывая крепкий черный чай.

– Мне не хочется, – отмахнулась она, убирая в сторону телефон. – Эрик, а что дальше?

Эрик на мгновение перестал жевать, вспомнив их короткий разговор перед сном. Настя пьяно плела ему что-то про то, что хочет к Ярославу, что хочет скорее вернуться, а он молчал точно так же, как сейчас.

Возвращаться в их череззабороногузадерищенск не хотелось от слова совсем. От одной мысли передергивало. И это не укрылось от внимательного взгляда сестры.

– Я не хочу обратно, – наконец сказал Эрик.

Зато честно. Хотя Настю это нисколько не впечатлило. Наоборот, она еще сильнее нахмурилась.

– А как же Аня?

– Это единственная причина, по которой я сегодня туда поеду. Ну, не считая тебя, конечно же. Ты же обещала своему гопнику вернуться.

– Ярослав не гопник!

– Да знаю я, – фыркнул Эрик. – В любом случае, я тебя не брошу.

Он сказал это спокойно, без тени сомнения, а Настю будто током прошибло. Эрик не должен делать этого ради нее, хотя ей, конечно, того безусловно хотелось. И все-таки это было неправильно.

– Ты не должен делать это для меня, – тихо-тихо сказала она.

– В смысле?

– Если хочешь, ты… ты можешь остаться.

Эрик встретился с ней взглядами, и Настя готова была поклясться, что они думают об одном и том же. Семья только вчера воссоединилась, а она предлагает такое. Это звучало кощунственно, и было почти физически даже больно думать об этом, но разве это не было бы честно по отношению к ним обоим?

– Глупости не говори, Настен, – теперь хмурился уже Эрик.

– Я серьезно.

– Я тоже. Во-первых, я не брошу тебя одну в этом гадюшнике. Во-вторых, не только у тебя там личная жизнь, – он говорил это с напускным весельем, но Настя слышала то, что он старался скрыть.

Что-то звенящее, натянутое повисло между ними после того, как она вбросила мысль про то, что Эрику стоит остаться. Настя чувствовала, нет, она знала, что он сам этого хочет, хотя не может в этом признаться. И это было нормально, хотя от этого и щемило что-то в груди.

– Эрик, я…

– Настя, замолчи, – решительно сказал Эрик. – Пусть я не твоя почка, и мы можем отделиться друг от друга, я пока… давай не будем. Не сейчас. Окей? Мы нужны друг другу, мы же суперблизняшки. И если уж ты решишь остаться там, то я, по крайней мере, должен убедиться, что Юра отвалил с концами, сосед носит тебя на руках, и вообще, мне с Аней поговорить надо. Короче, завязывай со своими драматичными разговорами. На вот, круассан съешь.

– Но ты же понимаешь, что рано или поздно нам придется это обсудить?

Эрик спрятался за чашкой с чаем, обдумывая слова сестры, которая была, безусловно, права. Ему там ловить нечего, и все же пока ему есть зачем, а если быть точным, за кем вернуться. Неприятно кольнуло, что Аня так и не ответила на его аудио, но, может, она была занята. А может…

– Настя, вот вечно ты смуту наводишь, – пробурчал Эрик, засовывая в рот остатки круассана. – Мы в любом случае едем туда, а там видно будет.

Настя отщипнула кусочек слоеного теста, сунула в рот и стала жевать, совсем не чувствуя вкуса. Хотя это именно она высказала мысль про то, что Эрику стоит остаться, она не ожидала, что он будет ее всерьез рассматривать.

И кто только ее за язык тянул?

* * *

Аня лежала на диване, бездумно пялясь в телевизор. Там шла какая-то передача, где все орали, но она не обращала на нее внимания, думая о Ярике. Она так его и не увидела, потому что приемные часы закончились до того, как она пришла. Миловидная пухленькая медсестра наотрез отказалась провести ее к другу, но зато согласилась передать ему Зинкины карамельки, а заодно сказала, что с ним все нормально. Бывает и хуже.

– Нормально, – фыркнула Анька.

Интересно, с каких пор трещины в ребрах, разбитое до черноты лицо, многочисленные порезы и гематомы стали нормой? Портрет, который Аня составила со слов медсестры, пугал. С другой стороны, она, наверное, и не такое видела.

Бывает и хуже.

– Почему всегда надо говорить, что бывает хуже? – возмутилась Плюшка, глядя в глаза-пуговки Чипса, который лежал у нее на животе. – Почему все не может быть просто хорошо?

По щекам опять побежали слезы. Она не знала, сколько раз плакала сегодня, но, судя по жжению в глазах, она давно исчерпала все лимиты. А слезы все текли и текли. Ане было страшно за Ярика, стыдно за то, что она не смогла его навестить, за то, что он вчера проводил ее, а потом…

Она была виновата в том, что он попал в эту ситуацию. Не пошел бы ее провожать, может, все сложилось бы иначе. Они бы сейчас собирались встречать ребят на вокзале, а не вот это все. Где-то в глубине кольнула совесть, что она так и не написала Эрику, но Аня отмахнулась от нее, снова думая о Ярике.

Она так толком и не поняла, что произошло. Зина сказала про каких-то наркоманов, не вдаваясь в подробности, а Аня не догадалась ее расспросить. По дороге в больницу она попыталась позвонить отцу, но он, очевидно, отсыпался после тяжелого дежурства. Плюшка думала позвонить маме, но ее остановила мысль, что она может ничего не знать. Вряд ли папа вернулся с дежурства и вывалил ей последние новости. Хотя кто знает.

По-хорошему надо было дойти домой и все разузнать, но Плюшка не хотела оставлять Чипса. Когда она вернулась в квартиру Ярика после неудачного похода в больницу, пес, лежавший на коврике, поднялся и, хромая, пошел ее встречать, чем вызвал у нее очередной приступ рыданий. Когда она отошла в ванну помыть руки, он так жалобно заскулил, что Аня поняла, что не оставит его одного. Так что она накормила его, вынесла во двор, чтобы он сделал свои дела, и легла с ним на диван, решив, что дождется ребят дома.

Хотя бы один из ее раненых друзей получит от нее внимание и заботу. А завтра утром она первым делом пойдет к Ярику. Тем более медсестра сказала, что завтра его должны выписать домой.

Телефон в кармане завибрировал. Аня тут же вцепилась в него, надеясь, что это папа, но ей звонил незнакомый номер.

– Алло? – осторожно спросила она, ответив на звонок.

– Анька, ты чего не перезвонила? Нашла Яра? – жизнерадостный голос Вовки был таким громким, что Аня едва не выронила телефон. – Че там у него? Мы Михалычу сказали, он заболел. Но пусть телефон уже врубит. Его на смену завтра ждать?

Плюшка сглотнула, собираясь с мыслями, а потом на одном дыхании выпалила:

– Ярик в больнице. Его ночью избили какие-то наркоманы. Недалеко от общаги. Его нашла соседка и… – Она всхлипнула.

– В смысле, в больнице? – растерянно переспросил Вовка.

В трубке раздался какой-то шум, а потом с Аней заговорил Вася.

– Че с мальцом? Какая больница? – грубовато спросил Вася.

– Он вчера проводил меня до дома, а потом на него напали, Зинаида Степановна сказала, что наркоманы, но я не знаю… Я ничего не знаю! Только то, что он в больнице, у него порезы, трещины в ребрах и, по словам медсестры, он весь черный от синяков.

Она расплакалась, тихо и жалобно, и этот звук больше напоминал собачий скулеж, чем плач. Вася некоторое время молчал, а потом заговорил с ней, но уже намного мягче.

– Так, Анька, ты это, кончай реветь, трещины и синяки не приговор, оклемается. Кто побил? И в какой больнице, первой городской?

– Да, в первой. Не знаю, кто побил, говорю же.

– А че тогда за наркоманы?

– Да, может, никакие это были не наркоманы, – устало сказала Плюшка. – У нашей соседки все наркоманы, в том числе и Ярик.

– Понятно.

Вася снова замолчал, обдумывая услышанное. И Аня вдруг тоже задумалась. Точнее осознала, что весь день упускает из виду кое-что очень важное. Юру.

Вчера они с Яриком поговорили, а потом на него нападали. Той же ночью. А с другой стороны, когда бы он успел все это провернуть? Откуда знал, что Ярик пойдет ее провожать? Они разошлись позже, чем обычно, потому что долго болтали, а потом смотрели фильм, да и Юра не мог знать заранее, что она уволилась. Или мог?

Голова заболела от напряжения, а Аня все не могла понять: она подгоняет факты, потому что Юра урод, или Юра, урод и устроил это нападение, но, начав об этом думать, уже не могла остановиться. Ей нужно узнать, что произошло. Конечно, можно было пойти позвонить Зинаиде в дверь и вытянуть из нее подробности, но она выглядела такой измученной днем, когда поила Аню чаем, что вполне могла уснуть.

В конце концов, она старая, и незачем было заставлять ее еще раз переживать все снова.

Плюшка напомнила себе о своем решении завтра с утра пойти к Ярославу. И он сам все ей расскажет.

– Короче, не реви. Все с мальцом хорошо будет. Мы разберемся. И с наркоманами, и с прочим мусором, не переживай.

Аня уже и забыла, что Вася на проводе. Мысли ее упорно возвращались к Кабану. Она никак не могла привязать его к тому, что случилось ночью, но, что уж греха таить, очень хотела.

– Хорошо, Вась. Спасибо.

– Если че надо будет, ну там, встретить, отвезти, ты звони. Номер мой есть.

Аню запоздало кольнула совесть – она так и не позвонила ему, хотя обещала. Вася, к ее приятному удивлению, напоминать об этом не стал.

– Покеда, Анька.

Вася сбросил вызов и сунул телефон Вове, двумя руками цепляясь за руль. Пока говорил с Аней, он старался быть спокойным, но только Вова убрал телефон в карман, начал орать.

– Вован, мальца нашего отмудохали до больницы! – злобно прошипел Вася, сжимая руль побелевшими от напряжения пальцами. – В городе! В нашем, мать его, городе, где я каждую собаку знаю! Я этих ублюдков найду и душу из них выну!

– А че, че случилось-то?

– Наркоманы ублюдочные случились! Бабок небось захотели!

Вася скрипел зубами, сопел и краснел, с трудом сдерживаясь, чтобы не остановить машину и не выйти на улицу, чтобы попинать хоть что-нибудь. Внутри бурлила злость. Какие-то ушлепки напали на мальца! На его, черт бы их побрал, мальца, которому он давал мелочь на мороженое и подзатыльники, когда косячил.

– Убью, нахрен, – прорычал он.

– Согласен, – хмуро подтвердил Вова. – Надо найти этих крыс. Я короче ща позвоню Петьку, ну Щербакову, он этих обдолбышей всех знает. Ты звони Гурему, он в общаге рядом с Яриком живет. Мож, видел че.

Вова посмотрел в окно и цокнул языком.

– Ва-а-ассь, смотри какой красавчик.

Вася тормознул у общаги, куда вез Вову на свидание к его даме сердца, и проследил за взглядом друга. На облезлой лавке сидел молодой парень в толстовке и черной куртке, с опухшим сломанным носом.

– Ну, вот и первый кандидат на допрос, – ощерился Васян, выходя из машины на улицу. – Здарова, родной, где ж тебя так угораздило приложиться?