Самый красивый хулиган

Спустя полтора месяца

Ярик торопливо шагал в сторону дома. Почему-то казалось, если остановится, то может передумать, а передумать было нельзя. Зря, что ли, пер через весь город горшок с орхидеей, пряча его от снега под курткой? Руки одубели от холода, от волнения хотелось курить, но Ярик решил, что сначала сделает, что должен, а потом выдохнет. Надо было сделать это еще давно, а не тянуть до тридцать первого декабря, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Приготовившись к мучительной казни с унижениями и высасыванием мозгов, он, не оставляя себе шанса сбежать, впервые в жизни позвонил в дверь Зинки. Соседка долго не открывала и, когда Ярослав уже решил отправить ей орхидею бандеролью, все же приоткрыла дверь.

– Чего тебе?

Зинаида Степановна, подозрительно щурясь, уставилась на Ярика, втайне обижаясь на паршивца, что после больницы так и не зашел к ней сказать, что жив-здоров. А она вообще-то волновалась. Даже ходила к терапевту бестолковому жаловаться на давление, а этот неблагодарный Ярослав ей только спасибо буркнул и даже ничего не рассказал. Пришлось Димку обо всем расспрашивать.

Вот и помогай людям! Кругом сплошные неблагодарные, невоспитанные лоботрясы и бестолочи. Соседка от вихря мыслей о вселенской несправедливости уже готова была оборать его, что пришел под Новый Год и отвлекает от «Иронии судьбы» по «Первому», но тут Ярик сконфуженно протянул ей горшок с очень красивой белой орхидеей. От неожиданности Зинаида вытаращила глаза и убрала цепочку с внутреннего замка, открывая дверь шире.

– С наступающим, – улыбнулся краешком губ Ярик. – И… в общем, это не я тогда, в первом классе, ваши цветы на клумбе испортил, но все равно, извините, – добавил он, думая, что она уже и не помнит тот случай, как Юра пошел пакостить, а свалил все на него.

– Я знаю, что не ты, – сказала она, неожиданно улыбнувшись, и взяла орхидею.

Она помнила тот случай с клумбой, и больше всего ее тогда злило, что мальчишка не сказал правду, а взял вину на себя, напомнив тем самым ее Митьку, который тоже вечно всех выгораживал.

– Хочешь оливье?

«Да черт с ней, с “Иронией судьбы”!», – подумалось ей. Все равно этот фильм каждый год показывают, а у нее с мальчишкой-соседом настоящая ирония судьбы. Зинаида Степановна украдкой посмотрела на фото Митьки в рамке. Сын улыбался с фотографии, и впервые она посмотрела на него без острой боли в сердце, словно хоть чуть-чуть простив себя.

Время пролетело как-то быстро. Быстро и странно. Зинка в своей неизменной манере скорее не разговаривала, а устраивала допрос с пристрастием, но Ярослав почему-то отвечал и даже не спорил. Рассказал, что уезжает в Москву на все праздники, а потом вернется, но к лету, после сдачи экзаменов, переедет окончательно. Что Чипс с Анькой уже неделю в Москве, и что Анька собирается летом поступать там в институт. Добавил, что уже подыскивает варианты работы в столице и даже задумывается об институте, что планирует снимать квартиру с Настей, а Анька будет жить с Эриком и Чипсом, хотя может еще что-то изменится.

– Не натвори глупостей в Москве, – проскрипела Зинаида Степановна, скрывая в голосе беспокойство. – На профурсетке своей хоть женишься или будешь сожительствовать?

– Настя не профурсетка, – хмыкнул Ярик, обеспокоенно наблюдая, как Зинаида Степановна по третьему кругу накладывает ему оливье.

– Профурсетка, если согласится жить с тобой без женитьбы! – отрезала Зинаида. – И Аньке скажи, пускай музыкант этот тощий на ней женится, а не только серенады поет. А то Димке пожалуюсь на вас обоих! Живете во грехе.

– Хорошо, мы все переженимся и позовем вас на свадьбу, – ехидно пропел Ярик.

– Только попробуйте не позвать, – хмыкнула Зинаида Степановна.

Прозвучало это как-то странно, в стиле соседки-скандалистки, но в глазах старушки плясали смешинки, и Ярик улыбнулся в ответ. Вообще-то ему давно было пора собираться и катить на вокзал, но уходить не хотелось. Он впервые подумал, что Зинка была не просто сумасшедшей соседкой – в глубине души она хотела о ком-то заботиться и быть нужной. И как ни странно, ей было не все равно на него, на его собаку и на людей вокруг.

– Есть листок с ручкой? – вдруг спросил Ярик.

Зинаида Степановна молча протянула старый блокнот с карандашом, и Ярик нацарапал свой номер телефона.

– Звоните, если что-то случится. Или, там, если помощь нужна будет… Ну или просто поболтаем, – неуверенно предложил он.

– Буду я тебе звонить, деньги на телефоне тратить. В Москву звонить небось дорого, – тут же запричитала Зинка, но бумажку с номером все же спрятала в карман кофты.

– Тогда давайте свой номер, я сам позвоню, – закатил глаза Ярик.

– Не надо мне звонить! – гордо заявила Зинаида Степановна, записывая на вырванном из блокнота листке свой номер.

Она сунула его Ярику в руки вместе с мешком пряников, которые он всеми силами пытался не брать, потому что застеснялся, но Зинку было не победить. Как и всегда. Она проводила его до двери и так и стояла в проходе, наблюдая, как он идет к лестнице. В глаза бросилась крошечная проплешинка на затылке мальчишки – там в волосах прятался шрам, который остался после его падения на асфальт.

– Ярослав!

Он резко обернулся. Новая короткая стрижка ему шла больше, глаза были пронзительно серыми, а черная зимняя куртка придавала какой-то лихой бандитский вид. Он замер, ожидая вопроса от нее, но Зинка не знала, зачем его позвала.

– Будь осторожен в Москве!

– Буду. С наступающим!

Улыбнулся ей на прощание и поскакал вверх по лестнице, а Зинка слушала его шаги и улыбалась, радуясь, что у него все сложилось хорошо.

* * *

– Теть Маш, я не потащу три спортивные сумки с едой! – возмутился Ярик, заранее зная, что проиграл эту битву.

Вокруг по перрону бегали люди, а они с Анькиными родителями препирались из-за баулов с едой, которые тетя Маша вознамерилась передать с ним в Москву. Ярослав хорошо знал тетю Машу и предполагал нечто подобное, а потому договорился с Васей, что тот подкинет его на вокзал. Но у Васи случилась встреча с Вовой, во время которой он уже вовсю начал «отмечать» Новый год.

– Ну, Яся! Как без голубцов?! А холодец?!

– Мы с Анькой не едим холодец, – простонал Ярик, мечтая уже сбежать от них.

– Бери, сказала, холодец! Не едят они, видите ли. А Эрику мой холодец понравился!

– Ну да, как же Эрик и без холодца-то, – фыркнул дядя Дима, за что тут же получил немой укор от жены.

– Ой, Дима, помолчи, – отмахнулась она. – Ты пирог положил в пакет?

– Какой еще пирог? – одновременно спросили Дима с Яриком.

– Я так и знала, на тебя нельзя положиться! Дети останутся без пирога, Дима!

– Моя электричка подъезжает! – обрадовался спасению Ярик. – Я и так одну уже пропустил. Все, с наступающим!

Ярик обнял их и побежал к электричке, увешанный сумками, как вьючное животное, но безумно счастливый.

– Яся, пригляди там за Анькой! – крикнула тетя Маша ему вслед. – Дима, они так резко повзрослели.

Ярик, запрыгивая в электричку, услышал слова тети Маши и улыбнулся, подумав, что она не права. Он давно уже повзрослел, возможно, даже раньше, чем ему того хотелось. Но вот жизнью стал наслаждаться только сейчас.

– Осторожно, двери закрываются…

Ярик достал телефон и увидел кучу сообщений от ребят. Они ждали его в Москве: Настя собиралась мчаться на такси к нему на вокзал, Эрик прислал фотку новогоднего свитера, который связала Анька, чтобы он был морально готов надеть это пестрое нечто, а Плюшка кидала ему фотки запеченной курицы и бумажек, на которых они будут писать желания, чтобы сжечь их под бой курантов. И Новый год, и праздники обещали быть волшебными.

Прислонившись щекой к холодному стеклу окна, Ярослав провожал взглядом городок, который оставался позади. Столько раз он хотел сбежать отсюда, раствориться в большом мире, где бы его никто не знал и не кричал, что он беспризорник, наркоман и маргинал. Хотел сбежать от себя, не зная, что это был путь в никуда.

И только сейчас понял, что как бы там ни было, все не зря. Пусть его путь был непрост, только так он мог стать тем, кто он есть. И теперь глядя на свое отражение в стекле, Ярик думал, что ему впервые нравится тот, кого он видит. Приняв себя таким, какой он есть, он стал счастливым. Больше было не стыдно за прошлое, больше не было секретов, и было не важно, что о нем подумают. Счастье оказалось куда ближе, чем всегда казалось.

Это было непросто, но Ярослав наконец-то позволил себе быть счастливым и любить.

Он не убегал в Москву, нет. Он, глупо улыбаясь, трясся в электричке с тремя сумками, набитыми холодцом, голубцами и одной тете Маше известно, чем еще, зная, что через пару часов окажется с теми, кто ему дорог. И это стоило всего.