Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 15

В штаб-квартире Shueisha я удостоился чести познакомится со всей верхушкой издательства — обменялись поклонами, пожали руки, и почти все они свалили, извинившись за мое драгоценное потраченное время. Ох уж эти япошки. В компании товарища заместителя главного редактора Jump’а по имени Нисимура (нет, Сойке не родственник) Шигео — он интервью брать и будет — по лестнице поднялись на третий этаж и засели в небольшом конференц-зале.

Моему интервьюеру тридцать три года — японские бизнес-старперы не гнушаются назначать талантливую молодежь на ответственные должности, в этом они молодцы — он привычно для японцев невелик ростом, черноволос, а карие глаза скрываются за очками в модной оправе. Одет, понятное дело, в пиджак, косится на Виталину с явным удовольствием, а вот дяди Илья и Вадим его нервируют.

Пара КГБшников осталась в коридоре у кабинета. Еще двое — мониторят лестницу на случай если нам придется эвакуироваться. Двое же ждут в машине, и аж пятеро — в фойе и на парковке, на случай если «Shueish’у» будут штурмовать. Само собой, присутствует охрана и с японской стороны, но в кабинет мы их не пустили.

— Могу ли я предложить вам чаю? — спросил Нисимура-сенсей.

— К сожалению, мне запретили питаться непроверенной едой, — с грустной улыбкой отказался я. — Уверен, что никто в «Shueishа» не желает мне зла, но правила нужно соблюдать.

— Верно! — излишне-нервно подтвердил он. — Вы не против записи, Ткачёв-сенсей? — указал на стоящий на столе бобинный рекордер.

— Совсем не против, — одобрил я.

— Извините, нужно проверить, — влез дядя Илья.

— Да, конечно, прошу вас, — подпрыгнув от неожиданности, поклонился Нисимура.

КГБшники повертели рекордер:

— Все в порядке.

Бедолага-Шигео воткнул вилку в розетку и спросил:

— Итак, Ткачев-сенсей, как вам пришла в голову идея необычного мира «Наруто»?

— Я уже довольно давно увлекаюсь японской культурой и учу ваш язык, — ответил я заготовкой. — Со временем я заметил, что реальные факты о вашей древней стране совершенно чудесным образом сливаются с мифами о ней же. Разумеется, будучи материалистом, в существование ками и ёкаев я не верю — приношу свои извинения тем, кого могут задеть эти слова. Уверяю вас, я ни в коем случае не хотел никого обидеть, а тем более — оскорбить.

— От лица наших читателей позволю себе заверить вас, что переживать не о чем, — утешил меня интервьюер.

— Спасибо, Нисимура-сенсей. К чему я это все — отделив мифическую составляющую вашей культуры от реальности, мы с замечательными художницами Надей Рушевой и Таней Богдановой попытались создать мир, скажем так, «легендарной древней Японии», в которой ёкаев, ками, ниндзя и прочего интересного хоть отбавляй. Прозвучит нескромно, но, судя по рейтингу популярности, который «Наруто» возглавляет уже почти полгода, у нас получилось неплохо.

— А как… — начал было задавать Нисимура следующий вопрос, но тут розетка с тихим печальным потрескиванием выпустила дымок.

— Эвакуация-3! — в полном соответствии с должностной инструкцией скомандовал дядя Илья, и дядя Вадим кинулся надевать мне на лицо респиратор.

Не менее полно инструкцию соблюдала и Виталина, одним прыжком оказавшаяся рядом со столом. Наклонившись, она коротким ударом в челюсть нокаутировала бедолагу-редактора, тем самым купировав потенциальную угрозу — к этому времени дядя Илья уже тащил меня подальше из кабинета.

— Помогите сенсею! — попросил я нашедшихся в кабинете японских копов, даже не пытаясь вмешиваться в происходящее — «дяди» себе не враги, поэтому всесокрушающий маховик эвакуации уже не остановить.

Парочка «коридорных» копов и наши (для наблюдения и мешать уничтожать улики) вошли в кабинет, а меня бравая Госбезопасность потащила к лестнице.

— Вы же понимаете, товарищи, что розетку просто закоротило? — спросил я охрану.

— А вот х*й его знает, — ответил дядя Илья и сообщил открывшему для нас дверь на лестницу коллеге. — Эвакуация-3!

— Принял! — отчитался тот и побежал вперед, нести благую весть остальным.

— Может там капсула с ядовитым газом, которая вот так вот активируется? — спросил дядя Илья.

— Тоже верно, — вздохнул я, сняв респиратор. — Вам тяжело может? Я мог бы бежать рядом.

— А нас за твой бег потом со службы попрут, — напомнил дядя Илья.

— Ё*аные загранки! — взгрустнул я.

Уронив бегущим в авангарде дядей Антоном неудачно подвернувшегося работника издательства, мы выбежали в фойе, где наши и местные уже сформировали живой коридор до машины. Дисциплина!

— Гоменасай, — успел я извиниться перед собирающим разлетевшиеся при столкновении листочки аборигеном.

Лимузин тронулся с пробуксовкой, и, следуя за очищающей нам путь ревущей сиреной полицейской машиной, мы полетели к посольству.

— Когда вернемся, придется кланяться и извиняться, — продолжил грустить я.

Раздался душераздирающий скрежет, нас тряхнуло.

— Иванов, мать твою! — рявкнул дядя Илья. — Не дрова везешь!

— Виноват, поцарапал чуть-чуть. Но не кошку же давить! — жалобно ответил водитель.

— Какой вы хороший человек, дядь Вась, — умилился я. — Если вас за царапину уволят, я вас на хорошую работу устрою на Дальнем Востоке.

— Хрен ему, пусть до пенсии работает! — злорадно ответил дядя Вадим.

Поржали, вымещая легкий стресс, и дядя Илья выдал должностные инструкции:

— Антон никого с ног не сбивал — тот япошка упал сам. Это если он нажалуется.

— Не нажалуется, — гоготнул я. — Японец же.

— Когда мы вернемся, он будет кланяться ниже всех за то, что помешал эвакуации, — поддакнула Виталина.

Поклоны начались еще у посольства — неведомо как Эйдзи-доно добрался сюда раньше нас. Увы, ответить тем же не удалось — меня протащили мимо его низко опущенной плешивой макушки.

— Простите за это чудовищное недоразумение! — с отчаянием в голосе выпалил он нам в спины.

— Простите за это недоразумение и нас! — не удержавшись, проорал я в ответ.

Посольство стояло на ушах — на территории занимали позиции товарищи с «Калашниковыми», окна первого этажа закрывали ставнями, чтобы было удобнее держать оборону. Меня благополучно занесли в глубины подвала и спрятали в оснащенную кроватью, сантехникой и ящиком советской тушенки комнату, оставили с Виталиной и попросили закрыться изнутри при помощи вентиля на бронедвери.

— Жесть! — оценил я степень паранойи.

— А консервного ножа нет! — оценила Вилка степень бардака.

— Минут на пятнадцать, наверно, — сев на кровать, предположил я.

— Где-то так, — опустилась рядом девушка.

И мы принялись убивать время привычным способом.

А вот и стук в дверь.

— Пароль?

— Клавдий Август-младший, — правильно ответил посол.

Я открыл и спросил:

— Можно возвращаться на интервью?

— Это было бы лучшим вариантом, — одобрил Олег Александрович. — Твоя охрана все сделала правильно, но опасности там не было — простое замыкание, и наши японские партнеры сильно о нем жалеют.

Как и ожидалось, весь путь до кабинета главного редактора — в этот раз, «для надежности», интервьюировать будет он — нас сопровождали низко опущенные, кающиеся головы аборигенов.

Потешная у них тут страна все-таки. Само собой, мы не забывали кланяться в ответ. Благополучно надиктовав пару часов материала, попрощался с главредом, и мы поехали обратно в посольство — переодеваться к следующей встрече.

Японский театр Кабуки не может похвастаться сложными декорациями, продвинутой работой осветителей или, боже упаси, новаторством. Его красота и культурная ценность заключаются в другом — именно это «другое» я и пытался уловить всеми фибрами своей неотесанной душонки, сидя задницей (не возбраняется — многие так сидят) на подушке рядом с сидящим на коленях относительно молодым (по крайней мере без палочки ходит и не сутулится) Акирой Куросавой перед сценой, задний план которой был украшен плохо нарисованными, покрытыми зеленью горами, на которыми висела (натурально) веселая желтенькая луна. Между горами, не заморачиваясь какими-то там отражениями лунного света, расположилось озерцо. На переднем плане только что произошла финальная самурайская дуэль (это когда персонажи пробегают мимо друг друга, нанося по единственному удару, а потом надо ждать кто из них упадет) между главными героями — стариком в исполнении Ямады-сенсея и загримированным под гейшу молодым японцем — в миру Окава-сенсей.

Потому что женщинам в кабуки играть нельзя.

— Ты просчитался! — драматично выкрикнула «гейша» с миной неземного спокойствия на покрытом белилами лице. — На самом деле Гиндзи, Мясник из Эдо — это я! — самодовольно озвучил сюжетный твист.

Поднявшись на ноги, он вытянул руку к луне и плачущим, жалобным, полным надежды голосом спросил:

— Видел ли ты это, отец?

И рухнул на сцену. Умер, получается.

— Браво! — начали аплодировать зрители-аборигены.

Гайдзины на такое редко ходят. А чего это актер-старик с такой улыбкой смотрит на отомстившую «главную героиню»? Ты же должен играть труп! Ладно, почти незаметно, а актеры уже поднимаются на ноги — немая сцена, в которой все умерли, продлилась буквально секунд пять.

Дядя Вадим вручил мне проволочный круг, на который солнечными лучами были приклеены купюры достоинством десять тысяч йен. Не могу же я ударить в грязь лицом, заслужив упреки в неуважении к древнему виду искусства? Куросаве, по словам Эйдзи-доно, билеты сюда достались очень нелегко.

— Примите мое искреннее восхищение вашим мастерством, Окава-сенсей, — повесил я местный аналог цветов (гораздо практичнее на мой взгляд) на шею молодому актеры.

От женщины не отличить!

— Спасибо большое за столь высокую похвалу, Тукачеву-сенсей, — поклонился он.

Я посторонился, пропуская других желающих наградить актеров денежными ожерельями и направился к своим.

— Как тебе спектакль, Сергей? — спросил Куросава, поднимаясь с подушки.

— Мастерство актеров достойно высочайшего восхищения, — ушел я от прямого ответа. — За видимой легкостью их движений скрываются тысячи часов упорного труда, — и от греха подальше перевел тему. — В самом финале Ямада-сенсей едва заметно улыбался, глядя на Окаву-сенсея.

— Не многие способны разглядеть эту улыбку! — вроде как проникся ко мне чуть большей симпатией Акира. — Ямада-сенсей подобрал трехлетнего Окаву на улицах Осаки и воспитал как своего собственного сына. Теперь он может по праву гордиться тем, что отыскал такой талант. У вас остались силы на ресторан?

— Я молод, поэтому полон сил, — улыбнулся я.

— Общаясь с вами, быстро забываешь о вашем возрасте, Сергей, — направившись к выходу, улыбнулся в ответ Куросава.

— Вы очень добры, Куросава-сенсей, — поблагодарил я.

Выбравшись из театра под темное, из-за смога лишенное звезд, но напитанное огнями Токийское небо и в коробочке из охраны прошествовали к лимузину.

— «Shueisha», похоже, очень ценит ваше сотрудничество, — прокомментировал транспорт Куросава.

— Я даже не чиновник, но мне оказали огромную честь, выделив настолько хороший паланкин, — отшутился я отсылкой к «Телохранителю».

Куросава радостно заржал и поделился инсайдом:

— Больше всего мы веселились именно во время съемок приключений Сандзюро.

— Я еще молод и неопытен, но однажды мне бы хотелось попробовать снять фильм в жанре Тямбара [кино про самурайские бои на мечах], и мне очень важно знать, не возненавидят ли на меня за это ваши соотечественники.

— Ни в коем случае, Сергей, — по-отечески улыбнулся он. — Самурайские фильмы в нашей стране снимают каждый день, и большая часть из них никуда не годится. Еще от одного фильма хуже никому не станет, и не важно, снял его японец или русский. Я смотрел твой деревенский сериал — потенциал у тебя есть, и, если ты поклянешься и дальше усердно взращивать свой талант, я помогу тебе выбрать актеров. Но, боюсь, в этом году все мастера уже заняты, — тонко намекнул обращаться, когда стану поважнее.

— Клянусь, — пообещал я.

А чего мне!

— Написание сценария потребует времени, не говоря уже о том, что мне нужно набраться опыта, чтобы раскрыть потенциал подобранных вами мастеров, — подтвердил понимание намека.

Район Кабуки-Тё — сосредоточение японского загнивания — светился вывесками и рекламой как весь остальной Токио вместе взятый. Несмотря на полицейский кортеж, нам пришлось немного постоять в пробке прежде чем войти под светящуюся неоновыми иероглифами арку на пешеходную улицу. Коробочка телохранителей стала совсем тесной — народу просто чудовищное количество, в том числе прибывших на фестиваль и по делам гайдзинов и даже индусов.

Прошествовав пару десятков метров, мы добрались до открывающегося прямо на улицу лифта. Куросава и пара дядей составили мне компанию в путешествии на двенадцатый — последний — этаж высотки, и мы попали в украшенный ковровой дорожкой и освещенный позолоченными светильниками, обитый деревянными панелями коридор, на выходе из которого нас встретили еще пара дядей, японский коп и очень низко поклонившийся администратор. Следом за ним поклонились выстроившиеся шеренгой пятерка милых японских дам в передниках поверх белой рубашки и черной, до колен, юбки и белых чепчиках.

Отвесив ответный, средней уважительности поклон, я осмотрелся: ресторан был полупуст, но наполнен огнями стилизованных под свечи ламп в тяжеленных люстрах — вот под такую попасть прямо не хочется! — белыми скатертями и живой музыкой — на сцене в противоположном конце зала выводила рулады японская певица средних лет в красном платье.

А неплохо! Вид тоже нравится:

— В этом ресторане хорошая кухня и приличная музыка, — прокомментировал выбор места Куросава.

Само собой, на кухне тоже имеются КГБшники и сотрудники охраны дворца — Император оказал огромную честь, одолжив кадры. А заодно это попадает в газеты, немного поправив пошатнувшуюся после моего выступления в Будокане репутацию спецслужбы.

Наш стол очень разумно располагался вне зоны поражения люстр и близко к сцене, подальше от окна. Все равно вид не очень — пара рядов крыш высоток на противоположной стороне улицы — дальше все скрывает смог.

— Мне немного неловко, что человек вашего возраста оплачивает счет, — заявил Куросава, вполне решительно открывая меню.

Формальность.

— Мне известно, что в вашей стране считается неприличным для людей меньшего ранга приглашать куда-то старших. Позвольте мне оплатить счет в качестве извинений.

Подошедшая официантка записала наш заказ — дяди кушать не будут во избежание массовых отравлений. Куросава наклонился над столом и с заговорщицким видом поведал:

— В этом ресторане работал официантом писатель-неудачник по фамилии Нагаяма. Осенью шестьдесят восьмого года он похитил из жилого дома какого-то американца с военной базы пистолет и полсотни патронов. Из него он застрелил четверых. Девятнадцать лет — а уже столько ярости, — он удрученно покачал головой.

— Нарушать законы нельзя, — похвастался я твердыми моральными принципами.

Заказ принес почему-то официант-мужчина с крайне знакомой внешностью. Совсем молодой и еще не заимел нервный тик! Профессионально поставив на стол рамен, суши, тонкацу и тушеная картошка с мясом и овощами. Вот у япошек с «пожрать» все хорошо — еще бы, при режиме максимального экономического благоприятствования со стороны первой экономики мира. Не будь Лучшая Корея обложена санкциями похлеще нас, там бы тоже голода не было. А мы вот сами себе сельское хозяйство зачем-то поломали, теперь механизированным звеном тащить приходится.

— Как вам музыка, Китано-сан? — спросил я официанта, сверившись с бейджиком, когда он закончил сервировку — Куросава решил приголубить коньячка, которого Такеши ему принес целую бутылку.

Сосредоточенно наливая коньяк в бокал, он ответил:

— В месте с плохой музыкой я бы не работал.

— Знаешь себе цену, а? — поощрительно фыркнул Куросава.

— Это хороший ответ, — одобрил и я. — Будет ли уместно пригласить Китано-сана поужинать с нами?

— Уместно — мне нравятся люди с сильным характером, — не подкачал Акира.

Потому что такие встречи — судьба.