Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 3

Как для «генеральской», дача товарища Щукина оказалась слабовата — один деревянный этаж плюс мансарда, краска на заборе и резных ставенках потрескалась, а печная труба недосчитывалась пары кирпичей. Легкий дух запустения царил вокруг, выражаясь не только в отсутствии света в окошках соседних домиков — это как раз объяснимо, рабочая неделя в самом разгаре — но и в обилии сорняков на участке, в жалкой горке поленьев в поленнице, в покосившемся сарае с вросшей в землю навсегда полуоткрытой дверью и давно не крашенном заборе. Калитка скрипнула, и хозяин такой-то недвиги пригласил нас внутрь.

— Ярослав Вячеславович, у вас тут… — генерал Федин пережил внутреннюю борьбу вежливости и честности, закончившуюся ничьей. — …Колоритно!

— Да времени нет, Григорий Валентинович, — начал оправдываться начальник Саратовского КГБ. — Город оборонный, капиталисты спят и видят, как бы сюда лазутчика заслать. Еще и Капульник этот — сволочь самая настоящая, оборотень! Наворотил, а нам теперь лет пять отмываться!

— Не отмываться нужно, а работать, — заметил Федин.

— Только честной работой позор и смывается, — поддакнул Щукин. — Я вообще думаю от дачи отказаться — стоит вот, разлагается что наш ОБЭП, — ловко размазал ответственность и по смежникам. Совершенно заслуженно, впрочем — глава ОБЭП по итогам рейда привычно для меня отправился в СИЗО. — Пропадает, словом, а кому-то радость будет приносить.

— Если что-то не нужно, можно и отдать, — одобрил акт нестяжательства Григорий Валентинович.

Пока мы топали на зады участка, осматривать «удобства», я покосился на тихонько переговаривающихся о чем-то Виталину и местного КГБшного капитана по имени «дядя Семён». Не из ревности кошусь — мужику уже под полтинник, и несмотря на благородные седины, особой привлекательностью не блещет, а Вилка — она Вилка, с ней за такое переживать вообще не стоит. Просто они давно знакомы, и дядя Семен энное количество лет назад преподавал Виталине с подружками экстремальное выживание — это типа тебя в тундру в одном исподнем высаживают, а ты превозмогаешь. Дядю Семена я, если он захочет, заберу с собой — такой точно пригодится, если не для прямых «выживательных» обязанностей, то хотя бы для передачи типа как у Беара Грилза.

Еще с нами дяди Петя, Витя и трио «девяткинцев» — мою персону усиленно охраняют. Присутствует и пара Фединских адъютантов. А вот местные в меньшинстве — кроме Семена и генерала Щукина присутствует только «технический персонал» в виде парочки поваров-официантов мужского пола. Не доверяет Григорий Валентинович силовикам на местах, перестраховывается. Может оно и правильно, но я спокоен — после показательных порок чинов средних, чины высшие некоторое время активно демонстрируют образцово-показательную лояльность.

Уличный сортир нареканий не вызвал — он на всем участке самая крепкая постройка, провалиться и умереть позорной смертью никому нынче не грозит — и мы отправились в дом.

Миновав сени, переобулись в предложенные тапочки и пошли на экскурсию — настолько бедненько, что невольно закрадывается мысль о склонности генерала Щукина к юродству: кровати с тонкими матрасиками поверх сетки, скрипучие полы, кое-как прикрытые убитыми паласами, стол с потемневшими от времени ножками в столовой под замершими навсегда «ходиками» рядом с растрескавшимся, почти пустым древним гарнитуром и полное отсутствие техники, включая холодильник и даже радио.

— Скромно, зато своя скважина есть, — похвастался Ярослав Вячеславович. — Я бы вас в квартиру пригласил, товарищи, но тесно там будет — одна комната на двоих с женой.

— Сгодится, — проникся духом юродства и генерал Федин. — Все не в блиндаже ночевать. Клопов-то нет?

— Какие клопы, что вы! — возмутился генерал Щукин. — Даже тараканов не водится.

Пока товарищи накрывали на стол, мы с Вилкой сходили в выделенную комнату, где полюбовались инвентарными номерами на матрасах и постельном белье.

— Какой-то юродивый генерал у нас, — тихонько поделился я с девушкой соображениями.

— Очки втирает, — поморщилась она. — Знаем мы этих «однокомнатных» — чисто ради хвастовства прописался, а живет где-нибудь за городом, и не в такой, — она окинула рукой окружающее пространство. — Халупе. Мутный он какой-то.

— С другой стороны — и помутнее видали, — пожал плечами я.

— Видали! — согласилась девушка.

Воссоединились с товарищами в столовой, уселись за стол, и взрослые накатили за встречу. Мы с Вилкой (она взрослая, но особенная) ограничились яблочным соком. Немного поругав «оборотней», выпили за торжество социалистической законности, и генерал Щукин начал пространно оправдываться:

— Вы ведь даже лучше меня о положении дел в КГБ знаете, товарищи: народ нашу службу боится и не понимает. Кроме того — работа тяжелая, ответственная, с прямым риском для жизни, а престиж — никакой.

«Престиж» в СССР — это когда ништяки дают: квартиру, машину, спецснабжение.

— При Юрии Владимировиче и Семене Кузьмиче стало лучше, — на всякий случай выразил он лояльность. — Но все равно кадровые остатки за армией и милицией доедаем, буквально с улицы людей набирать приходится. Если с армией за плечами — вообще за счастье!

— Преувеличиваете, Ярослав Вячеславович, — хрустнув солёным груздочком, поморщился генерал Федин. — Чистки проводятся в ежедневном режиме, престижность профессии растет на глазах. Сережка вот больше всех старается, — с улыбкой похлопал меня по плечу. — Квартиры тысячами в жилищный фонд отгружает, кино Семену Кузьмичу помогает про нас снимать.

— Мне бы такого внука, — продемонстрировал образцово-показательный прогиб товарищ Щукин.

— Только при родных такого не говорите, — попросил я его. — А то будет у них психологическая травма. Вы же не только дед, но и целый генерал — такого разочаровывать особенно больно.

Генерал пожевал губами и неуверенно ответил:

— Им уже под тридцать.

— Так еще хуже, — заверил его я.

— За потомков! — предложил тост Григорий Валентинович.

Выпили, покушали.

— Третий год без отпуска, — со вздохом похвалился Ярослав Вячеславович преданностью служебному долгу.

— Все мы ради Родины отказываемся от личного комфорта, — не впечатлился Федин. — Сережка хитрый, полдня в пресечение хищений социалистической собственности поиграет, а мы потом месяц в авральном режиме пашем всей Лубянкой, — и снова по плечу похлопал — не обижайся мол.

— У меня правнучка твоего возраста, — решил попытать удачу Щукин. — Хорошенькая. А поет как! Давай познакомлю.

— Приходите вместе на концерт, — отказался я от такой чести. — Сфотографируемся на память, послушаю, если захочет — хорошие певицы стране нужны, но ничего не обе…

БАХ! — и я осекся, с нехорошими предчувствиями глядя на шумно рухнувшего лицом в тарелку генерала Федина.

Бах! Бах! — проявили солидарность с начальником дяди Витя и Петя.

Бах! — отключилась Виталина.

Бах! — дядя Семен.

— Ну вот и все, товарищ внучек! — глумливо ухмыльнулся мне генерал Щукин.

— Не дергайся! — рявкнули местные «дяди», профессионально меня скрутив.

Вот и доигрались.

— Тебя же теперь чисто на всякий случай ёб*ут, — грустно вздохнул я.

— А я причем? — гоготнул он. — Проводку закоротило — несчастный случай. Ой сгорел внучок Генерального, — схватился за голову. — Как же так вышло-то?

— На это даже полный идиот не поведется, — поморщился я от такой плохой актерской игры. — А вам норм под начальством гниды служится? — обернулся на беспристрастные рожи местных «дядей».

— Им норм, — заверил меня Щукин. — Так, значит сейчас… Ну-ка не дури!!! — заорал на поднявшего голову со стола и направившего на непосредственного начальника «Макаров» дядю Семена.

После «не дури» товарищ генерал сиганул за гарнитур, в полете получив пулю в голень. Следующий выстрел Семена пришелся аккурат в лоб одному из «дядей». Второй, сморгнув забрызгавшую лицо кровь сослуживца проявил здравомыслие и меня отпустил, добавив угрозу под тихие матюки раненого генерала:

— Вам все равно отсюда не уйти — кругом наши, а ваши еще долго не проснутся.

Раздался звук разбитого окна и выбиваемой двери.

— В подвал! — скомандовал дядя Семен, поддев тапочком очень удачно находящуюся рядом с ним крышку.

Подхватив самое ценное, что у меня есть — Виталину — на руки (не такая уж и тяжелая!), я не отказал себе в удовольствии хорошенько пробить по яйцам падшему КГБшнику и бросился к подвалу под угрозы генерала Щукина:

— Пиз*ец тебе, Сема!

Миновав кривые, скрипучие, подгнившие ступеньки, я спрыгнул на влажную землю и отошел с прохода. Ни зги не видать.

Пальнув пару раз для острастки, дядя Семен спрыгнул на лестницу и захлопнул над собой люк и чем-то лязгнул. Спрыгнув на землю, он прошлепал влево и щелкнув выключателем, активировав тусклую, висящую на проводе лампочку. Ага, люк снабжен здоровенным засовом.

Над головой тем временем царила суета — топали сапоги, матерился генерал Щукин, люк попытались подергать.

— Ломать, товарищ генерал?

— Отставить! — раздался в ответ раздраженный рев. — Какой несчастный случай, если ломать и стрелять?! Этого недотепу в багажник, спрячь где-нибудь, потом нарисуем как он в схватке с хулиганами геройски погиб. Московских — по кроватям, запекутся немного и вытащим, для достоверности. А эти… — пауза. — Поджигай, короче. И к «лепиле» меня — в больницу нельзя, пусть делает что хочет, но на ногах я должен стоять твердо!

Слушая это все, я осматривал подвал — у левой стены пара ящиков с проросшей картошкой, над ней — длинная, во всю стену полка с безвозвратно испорченными временем соленьями в поросших плесенью трехлитровках. У стены правой — ржавая, покрытая конденсатом труба. От скважины, надо полагать.

— В Москве в такой несчастный случай не поверят, — сообщил я потолку, когда большая часть гостей свалила. — Еще не поздно скрутить генерала Щукина и достойно прожить полную карьерного роста и житейских благ жизнь.

— Не пи*ди под руку, — буркнул потолок и начал чиркать спичками.

— Да ты сам подумай — Генеральный такую х*йню по-твоему простит?

— А у меня-то дедушка у-у-у! — передразнил меня потолок. — По жопе вам всем надает! Мерзкий ты пацан, вот что — нормальным людям дышать не даешь!

— Обидно, — вздохнул я. — Есть секретный проход? — спросил дядю Семена.

— Положи ты ее, — кивнул он на девушку. — Не простудится. Нет прохода.

Аккуратно постелив на землю пиджак, я положил Вилочку на него.

— Если генерал Федин не подает условный сигнал в течение двадцати минут, «наружка» начинает бить в набат, — поделился с дядей Семеном инсайдами. — С его отключки прошло минуты четыре, а до этого он приоткрывал форточку пошире — это как раз один из сигналов. Через четырнадцать минут поднимут тревогу, и через пару часов «Альфа» будет уже здесь.

— Пары часов у нас может и не быть, — указал он на заструившийся из щелей пола дым.

— Завалит?

— Завалит, — подтвердил он.

— Но для очистки совести нужно попытаться эти два часа протянуть, — поделился я планами, тщетно пытаясь отогнать страх.

Доигрался, Сережа? Поверил, что КГБ тебе «свои»? Свои-то они свои, но, как оказалось, не все и не везде. Но погибшим от «несчастного случая» от этого вывода никакого толку.

— Так и поступим, — согласился со мной дядя Семен и пошел проверять стены на прочность.

Занялся тем же самым и я — увы, безуспешно, кирпич на пожилом растворе сидит надёжно.

— У меня есть орудие труда, — достав из кармана мультитул, показал я его дяде Семену.

— Давай вот тут поковырять попробуем, — предложил он, указав на место рядом с трубой. — Там потом глина, но вдруг выкопаемся? Давай начну, — выщелкнув ножик, он начал ковырять бетон.

— Так-то поддается, — отметил я.

— Поддается, — подтвердил КГБшник.

Веселый треск над головой тем временем усиливался.

— Подмени-ка, — попросил он и пошел к полке с соленьями.

— В первую очередь съедим картошку и научимся охотиться на крыс, — начал я мечтать. — Вон как пищат, значит недостатка в белковой пище не будет.

— Без паники, — одернул меня дядя Семен.

— Паники нет, есть огромное море беспросветной грусти, — поделился я с ним чувствами, не отрываясь от чисто ради успокоения ковыряемого шва — все равно не успеем туннель выкопать, и дяде Семену это тоже понятно. — Целый генерал крысой оказался — такого никто из нас не ожидал. И за товарищей переживаю — мы-то может и пересидим, а они там запекаются.

— Щукин же говорил, что вытащат, — успокоил меня товарищ по несчастью, переставляя соленья с полки на землю.

Я начал ковырять следующий шов — вселяет надежду, зараза, дальше-то кирпичики полегче пойдут.

— На что надеется? — вздохнул я. — Кто на такой несчастный случай поведется? Пионеры?

— Загнанная в угол крыса опасна, — поддержал разговор дядя Семен и начал отрывать полку от стены.

— Помочь?

— Ковыряй.

— Пару дырок в Щукине и его подсосах бы проковырять, — мечтательно вздохнул я.

— «Подсосы»? — хрюкнул КГБшник и с доской подошел поближе, воткнув конец в землю, а другим подперев балку пола.

— Ага, «подсосы», — проводив его до лестницы взглядом, убрал ножик и пошел перетаскивать в условно-безопасное место Виталину. — Обидный эпитет для соучастников рангом поменьше.

— Ты же понимаешь, что это — полная херня? — когда я вернулся к пилению шва, а он оторвал от лестницы боковую доску, спросил дядя Семен.

— Конечно, — подтвердил я. — Но совсем ничего не делать как-то печально. Я время засек, кстати — уже десять минут прошло.

— Отслеживай, — похвалил он, укрепил потолок второй доской и направился за третьей. — Когда чувство времени теряется, два часа неделей кажутся.

Третья «колонна» добавила нам (ладно, мне — за дядю Семена не скажу) уверенности, а КГБшник со словами:

— Давай-ка лучше вот так… — взялся за трубу и уперся в стену ногой.

Ржавая железяка не выдержала и оторвалась на уровне дядиной груди, обрушив на землю мощный поток.

— Буди Чугунову, сейчас затопит, — предупредил дядя Семен.

Хватило пары минут легких пощечин и сбрызгивания водичкой.

— Мы в подвале и опасности, — предупредил я открывшую налитые кровью, мутные глаза девушку.

Она тут же подскочила и принялась озираться.

— Чугунова, промыть желудок! — скомандовал дядя Семен.

— Есть! — хрипло выдохнула она и приникла к воде.

Пока Виталина выполняла приказ, доски над головой начали капать смолой, краской и черт его знает чем еще, а в щелях показалось пламя. Зато под ногами — благодать! — ледяная вода уже по щиколотки.

— Все стихии в сборе, — оценив ветхость ящика с картошкой и его оккупированность крысами, я решил продолжить стоять в воде.

Вредно, конечно, но что поделать?

— Только зверушкам не стравливай, радость моя — потравятся, — попросил Виталину.

— Клоун! — сипло припечатала она меня, приложилась к трубе еще разок и виновато посмотрела на меня. — Прости, Сережа.

— Ты же не знала, что вот так все обернется, — развел я руками. — Тут, как всегда, целый комплекс проблем, но винить мы будем только падшего генерала Щукина. Какова мразь, а?

— Подонок! — согласилась Виталина, оценила диспозицию уже вдумчиво, потрогала частично выцарапанный из стены кирпич. — Время?

— Тревога пошла полторы минуты назад.

— Наши?

— Теоретически живы, — успокоил ее я.

— Ленин теоретически тоже жив, — фыркнула она.

— Ленин жив метафорически, — поправил я. — В наших пылающих пролетарским гневом сердцах. А наших Щукин грозился от несчастного случая спасти — вытащить для достоверности.

— Семен Степанович, вы знали? — спросила Вилка.

— С чего бы мы тогда в подвале сидели? — он наклонился и почесал коленку, до которой почти добралась вода. — Дай-ка, — взял ножик и принялся за шов. — Язва у меня, вот и не ел ничего.

— Спасибо вам от всей души, — поблагодарил я.

— Потом поблагодаришь, — он постучал по кирпичу рукоятью, пошатал и вытащил, впустив горстку глины. — Так… — буркнув себе под нос, оторвал от потолка остаток трубы — больше двух метров.

— Для дыхания! — поняла Виталина и кинулась помогать.

Вместе у них получилось ввинтить трубу, и после череды тестовых прогонов и выплюнутой землицы у нас появился источник воняющего гарью, но все-таки уличного воздуха.

Бабах! — что-то над головой мощно рухнуло, но прямо на глазах обугливающийся потолок пока держался.

— Меньше полутора часов осталось, — посмотрев на часы, поведал я «сокамерникам», стуча зубами.

Ощущения удивительные: снизу ледяная вода, а сверху — раскаленный воздух и начинающие подозрительно потрескивать волосы. Не выдержав, зачерпнул воды ладонями и смочил голову. Дальше мы принялись по очереди дышать через трубу.

— Когда затопит станет чуть более нервно, — прокомментировал я достигшую пояса воду.

— Пошли отсюда! — выломав дощечку из всплывшего ящика, Виталина принялась отгонять паникующих крыс.

Бедолаги выбирались на лестницу, понимали, что там жарко и прыгали обратно вводу — и так по кругу.

Когда вода поднялась до груди, дышать не через трубу стало невозможно, обожженная кожа на голове молила выныривать пореже, но не выныривать совсем оказалось нельзя — инстинкты упорно заставляли высовываться и хватать ртом наполненный гарью раскаленный воздух. К счастью, скоро эта возможность пропала, вода достигла пола, и последний начал давать слабину, проламываясь по всему подвалу, обрушивая в воду обугленные мебель и балки с кусками шифера — прямо пылает дача генерала Щукина. Наш укрепленный уголок, к счастью, выдержал, а конвейер «приник к трубе — вдохнул — пустил следующего — выдохнул носом — дождался очереди — повторил» длился, казалось, тысячелетиями. КГБшники понятно — у них профессиональная выдержка и холодная голова, а я держался исключительно на упрямстве и нежелании завершать попаданческую карьеру так рано — а как на плоды трудов своих любоваться? Но план-минимум давно перевыполнен, и даже без меня история пойдет совсем по-другому.

Блики над головой в какой-то момент прекратились, и я попытался посмотреть на часы — тщетно, лампочка давно нас покинула, дышим буквально на ощупь. Через сотню «дыхательных циклов» над головой замелькали фонарики. Дядя Семен оттолкнулся ногами, всплыл, нырнул обратно и потянул за шивороты нас с Виталиной. Все, получается!

Когда меня вытянули из воды и положили на носилки, я откашлялся и улыбнулся склонившемуся надо мной силуэту, просипев обожженным горлом:

— Теперь мы оба с тобой горелые, деда.

И провалился в уютную, лишенную необходимости дышать в трубу по очереди темноту.