Самый лучший комсомолец. Том пятый

Глава 26

По итогам обыска — товарищ Рашидов старательно делал вид, что такие богатства он видит впервые в жизни, а я не менее старательно ему «верил» — мы сложили все находки на каменный индийский (из Индии то бишь) стол в столовой. Стулья в комплект не входят — они ГДРовские, ничем не примечательные, поэтому вызывают легкий диссонанс. На одном сижу я, на другом, по левую руку от меня — глава республики, напротив меня — жертва обыска.

— Итак, гражданин Халилов, у вас здесь обнаружено: четыреста двадцать две тысячи наличными и около восьмидесяти тысяч в драгоценностях и меховых изделиях. Полмиллиона! Будь вы кооператором, мы бы проверили бухгалтерию, и, убедившись в законности ваших накоплений, извинились и ушли, но директорам складов, баз и прочего кооперацией заниматься запрещено законодательно. Шараф Рашидович, сколько у вас нынче директора складов получают?

— Тарифной сетки не помню, — грустно признался глава республики. — Но не больше двухсот пятидесяти рублей.

— Судя по обручальному кольцу, вы женаты, гражданин Халилов. Кем работает супруга?

— Библиотекарем, — буркнул директор.

— Значит столько вот вы, несмотря на пожилой возраст, честно накопить не могли при всем желании, — сделал я вывод. — Как будем объяснять законность происхождения средств?

— Шараф Рашидович, — взмолился директор. — Вы же знаете, как обстоят дела! Несут и несут, а я что, отказываться буду?

— Ты молчи! — рявкнул немного потерявший самообладание Шараф Рашидович. — «Несут» ему, ишь ты! Да я тебя, ворье проклятое, вот этими самыми руками…

Директор внезапно схватил валявшийся еще до нашего прихода на столе нож и с неожиданным для такой туши проворством оказался около Рашидова, приставив лезвие к его горлу.

— Я требую… — попытался было он выдвинуть условия, но дядя Федя был против.

Метнувшись вперед, он одной рукой схватил держащую нож конечность, а другой мощно пробил директору базы в челюсть. Нокаут.

— Спасибо, товарищ полковник, — потер шею Шараф Рашидович, на лице которого четко отображался бурный мыслительный поток.

Он же здесь царь и бог — до сих пор. А значит — стоит на вершине всей пирамиды коррупции и чинопочитания. Такое положение дел сохранялось много лет, и он привык, что ему чуть ли не в пояс кланяются и лебезят. А здесь…

— Вот шакал! — прошипел он на узбекском, нехорошо глядя на валяющегося на полу директора, которого дядя Федя упаковал в наручники и теперь пытался привести в чувства пощечинами. — Меня — ножом?!

— В Краснодаре, — влез я. — Во время рейда на нечестных на руку торговиков, нам активно помогал товарищ Медунов. Коррупционеры не постеснялись натравить на нас вооруженную огнестрельным оружием банду. Загнанная в угол крыса опасна, Шараф Рашидович. Уверен, он бы с огромным удовольствием кинулся на меня, но вы сидели ближе.

— Тьфу! — плюнул Рашидов в лицо очнувшемуся директоры базы и переключился на меня. — Слышал о том случае, но у нас здесь так дела не делаются, — подумав, добавил. — Не делались. А почему, уважаемые товарищи, вы не надели на него наручники раньше?

Потому что я учусь составлять хитрые планы по дедовым методичкам при помощи Олиного отца, у которого есть парочка очень хороших аналитиков — деда Юра и прислал. Придуман за день до прибытия хлопка, чисто как разминка для ума. Конкретно здесь все прошло по плану номер три. Пригодилось!

— Потому что пожилой директор базы, поднимающий руку на главу республики в нашей стране — редкость, — отмазался я. — Но нужные организационные выводы мы сделаем, Шараф Рашидович, я вам обещаю.

— Теперь тебе не жить, падла, — обратился Рашидов к гражданину Халилову.

— Захват заложника, сиречь — терроризм, это высшая мера, — подтвердил я. — Захват главы республики — уже дело политическое, «измена Родине» называется. Но, если Ёкуб Юсуфович сдаст всех своих подельников, цепочки сбыта и нечистых на руку коллег — уверен, он с ними плотно общается, можем ограничиться двадцатью пятью годами «строгача».

Пару лет может на рудниках и протянет.

Директор завыл, роняя слезы.

— Взял нож — бей! — рявкнул на него Шараф Рашидович. — Как мужик себя веди!

— Давайте следственную группу звать, — попросил я дядю Витю. — Как раз прилететь должны.

Оно мне надо лишнюю бумажную работу делать? Мне еще в Москву лететь, деду новости рассказывать — у него теперь очередной перерожденный обратно в борцы за победу коммунизма высокоуровневый опричник есть. А вот и подтверждение из первых уст, так сказать:

— Сергей, клянусь — я знать не знал! Сейчас этого выпотрошим, — пнул даже не отреагировавшего на это директора. — Я в Москву позвоню, чтобы пару ревизоров прислали, мы всю республику вычистим!

— Я передам ваши слова деду, — улыбнулся я. — Уверен, он такой благородный порыв оценит. А это, — указал на стол. — Конфискуется в пользу республиканских школ, на ремонт и закупку инвентаря. То же и с тем, что мы найдем у гражданина из Первого отдела. Вы с нами?

— Нет, его из Москвы поставили, пусть Москва и разбирается, — поленился Шариф Рашидович, пожевал губами и уточнил. — Нет, если нужно…

— Мы справимся, — заверил я его.

В Москву я прибыл во втором часу ночи, но дед — что очень радует! — сегодня заработался, поэтому ехать пришлось в привычный Кремль. Привычный, да не совсем — вторящие приглушаемым толстым ковром шагам, ставшие слышимыми скрипы и стуки здания заставляли бежать по телу легкие мурашки, которые только усиливались от осознания того, где и зачем я нахожусь. Именно отсюда тянутся нервные окончания ко всем уголкам сверхдержавы — квинтэссенции уходящей вглубь веков великой цепи. Не важно — Киев, Москва или Петербург. Побоку социально-экономическая формация. Плевать на правящую надстройку — здесь была, есть и будет могущественная, вгоняющая весь мир в страх и оторопь (Как оно могло появиться?! Почему оно до сих пор живо?! А главное — что нам с этим делать?!), великая Империя!

Поздоровавшись с демократично помахавшим мне из-за своего стола дедовским секретарем, я открыл дверь Высочайшего кабинета и спросил:

— Разве мы не являемся воистину богоизбранным и богоспасаемым народом?

— Место здесь такое, — подняв очки от бумаг и улыбнувшись, ответил деда Юра. — Располагает к размышлениям о судьбах Родины.

— Сиди, устал же наверное, — нахально заявил я и прошел к столу, заняв стул напротив. — Совсем ты себя, деда, не жалеешь — вон какой глаз краснючий, осунулся, морщин прибавилось. Давай ты на воды на месяцок отдохнуть, а я за тебя поправлю?

— Было бы неплохо! — потянувшись, зевнул Андропов. — Давай через год к этому разговору вернемся.

— Серьезно? — охренел я.

— Нет конечно! — хрюкнул он и наклонился над столом, с ухмылкой поделившись наблюдениями. — Ух как глазки-то загорелись! В каком году государственный переворот ждать?

— Извини, что поздновато, — виновато развел я руками. — Но все-таки, — откашлялся. — «Ода на восшествие Андропова первого на престол»! Красное солнышко как беспилотник Снова зависло над жухлым ракитником…

— Беспилотники — это государственная тайна, — ехидно перебил деда Юра.

— Да помню я, ты слушай! — отмахнулся я и продекламировал до конца, [https://genius.com/Horus-liberia-lyrics] время от времени ловя «фидбек» в виде Андроповских смешков.

— Второй куплет-то похуже будет, — заметил он.

— Похуже, — согласился я.

— Записывать не вздумай, а то худсовет подмахнет, а народ решит, что это без иронии, — предупредил деда.

— Обчество пока не готово, — согласился я. — Как у нас тут в целом?

— В целом — мир и стабильность, — ответил он цитатой. — Но с трупами врагов посложнее.

— Можно чуть-чуть подробностей? — наклонился над столом и я.

— «Выдай-ка мне отчет, младший соправитель», — перевел он.

— Младший тут, как ни крути, я, — самокритично поправил скромный мальчик Сережа.

— Хотя бы так, — по-стариковски крякнул дед.

— Покажешь квартиру Сталина? — попросил я. — Если не устал, конечно.

— Пройтись не помешает, — решил он и поднялся с кресла. — Какую из трёх?

— А было три? — удивился я.

— И этому человеку Партия доверяет вести «Политинформацию» по Центральному телевидению, — укоризненно вздохнул он. — Первая во Фрейлинском коридоре была, вторая — в Потешном дворце. Третья — напротив Арсенала. Но мы не в одну из них не пойдем — там от Сталина ничего не осталось.

— Жаль, — вздохнул я. — А куда мы тогда?

— Пониже, — ухмыльнулся он. — Федя, нам туда, — показал секретарю пальцем в пол.

— Так точно, — отрапортовал Федя и поднял трубку внутреннего телефона, а мы вернулись в кабинет, и дед потрогал три фрагмента стены.

Шкаф с книгами и папками на полках бесшумно и быстро отъехал влево, явив двери лифта.

— Очень секретно, да? — спросил я деда.

— Секретней некуда, — заверил он, и мы вошли в открывшиеся двери.

Кнопку этажа жать не пришлось — здесь их вообще нет — кабина сама ухнула вниз, по ощущениям — раза в три быстрее чем обычный лифт. Вот почему дед взялся за поручень!

— Наташа в Монте-Карло улетела два часа назад, — удивил он новостью.

— И даже не сказала ничего, — обиделся я.

— Три часа назад она и сама об этом не знала, — улыбнулся он.

Лифт остановился, двери открылись, и мы оказались в небольшом, метров на десять квадратных, ярко освещенном лампами дневного света квадратном помещении с оклеенными легкомысленными обоями в желтый цветочек стенами. Напротив нас, у стены расположился поблескивающий лампочками пульт — похожие стоят на АЭС. Сверху панель с лампами, сейчас — зелеными. Снизу — сам пульт, с кучей кнопок и пятком тумблеров. За ним сидел человек в форме армейского полковника. Правее пульта — бронедверь без вентиля, но с переговорным устройством на стене. Нам бы такое в китайском посольстве, не пришлось бы сходить с ума от информационного голода.

У правой стены — стол, окруженный четырьмя стульями. Напротив, у стены левой — удобного вида кожаный диван с подушкой, с которого испуганно подскочил лысый дородный мужик лет пятидесяти в форме с погонами аж генерала-лейтенанта.

— Харю морщим, товарищ генерал-майор? — задушевно спросил дед.

Разжалованный товарищ посмурнел и признал:

— Виноват!

— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался я. — А если лампочка перегорит? — спросил я.

— Тогда хана стратегическому противнику! — не оборачиваясь, гоготнул полковник. — Вот, с 67-го тут сижу, жду — качественные, зараза.

Хохотнув, я спросил:

— Это типа кнопка?

— Синякин, перестать юморить, — велел генерал.

— Есть перестать юморить, — скучным тоном ответил полковник.

— А зачем диван и подушка, если лежать нельзя? — спросил я.

— Силу воли испытывать, — не удержался полковник.

— Так и есть, — кивнул мне дед.

— Юрий Владимирович, я должен проверить допуск Сергея, — проявил служебное рвение генерал.

— Само собой, — кивнул Андропов и достал из кармана пиджака сложенный в четыре раза листочек. — С этого дня — моего уровня, — посмотрел на меня и улыбнулся. — Один черт столько секретов знаешь, что уровень допуска уже без разницы, только смириться и превратить де-факто в де-юре и осталось.

— Спасибо! — от всей души поблагодарил я.

— Что уж там, — отмахнулся он, забирая листок. — Покажете хозяйство, Олег Игоревич?

— Чего ж не показать, когда допуск есть! — оживился генерал. — Это вот у нас, значит, пульт запуска достаточного для уничтожения стратегического противника количества баллистических ракет с ядерными боеголовками. Сейчас — выключен, — мощно расстроил он меня. — Активируется либо по приказу, либо в случае боевой тревоги. Нажать можем мы с Юрием Владимировичем, — он и дед одновременно достали из карманов вполне гражданского вида ключи. — Это в случае тревоги. А для отдачи приказа на превентивный удар по стратегическому противнику требуется кворум Политбюро с подписями Алексея Николаевича или Андрея Андреевича и обязательно — Андрея Антоновича. Так же после активации пульта все находящиеся на боевом дежурстве экипажи получают приказ открыть самый страшный конверт, — улыбнулся.

— Ух! — поежился я. — Так просто не нажмешь, получается!

— Посмотрел? Поехали обратно, — обломал малину дед.

— Поехали, — вздохнул я. — Спасибо, товарищи, хорошего вам дежурства.

— До свидания, — ответил генерал, и мы с дедом вернулись в кабинет.

— Как-то время реагирования не очень, — заметил я.

— Когда в нас сильно полетит — автоматика отработает сама, — отмахнулся он. — В случае такой тревоги мне и в бункер бежать смысла не будет — весь мир, как ты говоришь, в радиоактивный пепел.

— Хорошо что такого не будет, — порадовался я. — А почему товарищ секретарь звонил, а генерала застали врасплох?

— Потому что когда Федя звонит, у товарища полковника лампочка на пульте загорается, — ответил дед. — А он, получается, Олега Игоревича будить не захотел.

— Ржака! — оценил я.

— Бардак и распи*дяйство! — поправил дед. — Поедет завтра же на Камчатке у пульта дежурить.

— Давай Киму пару изделий на день рождения подарим, — предложил я.

— Такая корова нужна самому, — покачал он головой. — Нельзя — договор о нераспространении ядерного оружия. Да и какой смысл? Он же возьмет и применит, а нам потом разгребай. Хватит и того, что напасть на них мы не дадим — такой договор тоже есть.

— Еще лет пятьдесят, и Южная Корея превратится в мировую столицу косметологии и пластической хирургии, — поведал я. — Страшненькие они, комплексуют, — пояснил в ответ на недоуменный взгляд.

— Понял! — гоготнул дед. — А ты заняться хочешь?

— Можно выдать гранты на целебные для кожи крема и заняться, например, влажными салфетками, — пожал я плечами. — Тени-туши, вот это вот все. Неужели не найдется человека, который за миллион состав сбацает, а завод куплю за бугром — валюты много. Казне одолжить надо будет — обращайся!

— Это и есть казна! — развеселился он еще сильней. — Деньги рабочих и крестьян!

— Забугорных! — заржал я.

— А средства производства тебе кто дает? — спросил он и сам ответил. — Народ! Значит и доходы народные — ты же коммунист, Сергей!

— На народ и тратится, — ответил я. — Я же с пониманием — если надо куда мимо бюджета, так сказать, избыточную монетарную массу сгрузить, я с радостью. Но зачем меня вообще спрашивать?

— Ты же не любишь когда «не спрашивают», — ухмыльнулся он.

Я помолчал и признался:

— Приятно. Спасибо.

— Половину валюты я у тебя под операции по уничтожению сельского хозяйства Соединенных государств Америки реквизирую.

— Все равно без дела лежит, — пожал я плечами. — Допуск позволяет узнать подробности!

— Точно, держи, — дед отдал мне листочек. — У наших товарищей из Северной Кореи и Китая водится Азиатский шершень, — ответил дед. Мы его у них купим за валюту и распространим на пчеловодческих хозяйствах врага. Потом за эту валюту купят чего-нибудь у нас.

— Не гуманитарная помощь, а торговля, — понимающе кивнул я.

— Именно, — одобрил дед. — У нас везде так — например у Кубы мы покупаем тростниковый сахар. Много. Часть высыпаем прямо в океан так, чтобы не видели кубинцы — обидятся.

— Давай мне! — попросил я. — Буду перерабатывать в леденцы и отправлять азиатским детям! И вообще бардак — мы что, сахар не найдем куда деть?

— Распоряжусь, — вроде как смутился от собственной бесхозяйственности дед.

— Шершень настолько дорогой?

— Не настолько, — покачал он головой. — В администрации Никсона идиотов нет — гибридышей истребляют, дотации фермерам выдают. Нужно добавлять факторов внешнего воздействия, и делать это скрытно, долго и постоянно — твои деньги незаметно отправить куда нам нужно проще и быстрее.

— Ради бога! — одобрил я. — А ты тогда давай мне знаешь что? — на лицо невольно выползла счастливая улыбка.

— Что? — невольно улыбнулся в ответ Андропов.

— Космодром «Восточный»!