Секрет королевы Маргарет

Глава 17

Леонард пришёл в мои покои ровно в одиннадцать. Переодевшись в летнюю сорочку без рукавов, я ждала его, сидя на кровати. Волосы распустила сама, и те лежали на покрывале густыми, тёмными волнами. Не знаю, что добавляли в серое, пахучее мыло, которым меня мыли уже полгода, но действовало оно потрясающе. Не было ни перхоти, ни секущихся кончиков. Только гладкие, блестящие пряди, по-прежнему спадающие ниже колен.

На этот раз король вошёл в мою спальню спокойно и без лишних телодвижений. Дверь на петлях не покосилась и жалобных скрипов не издала. На Леонарде был уже знакомый мне красный халат с золотой вышивкой, и, глядя на витиеватый узор, я впервые подумала о кинжале, спрятанном под моим матрасом. Я была уверена, что смогу достать его меньше, чем за секунду. Я была уверена, что смогу убить короля одним точным ударом в сердце. А ещё я была уверена, что после этого уже никто, включая сэра Филиппа, Розу и Колина, не придёт ко мне на выручку.

Леонард приблизился – я не встала. Не только не встала, но и вытянула вперёд руку. Я хотела, чтобы он остановился. И король остановился, мрачно сдвинув на переносице брови.

– Ты сломал мне два ребра.

– Ты сама напросилась.

Мне захотелось обмазать его смолой, вывозить в перьях и поджечь, а потом долго-долго смотреть, как он прыгает и кудахчет от боли, как курица. Сама напросилась! Ну ещё бы?!

– Ты даже не дал мне ничего объяснить.

– Мне и без объяснений всё было понятно.

– И что же тебе было понятно? – Мой голос зазвучал громче и стал жёстче. – Ты бы убил меня, если бы Филипп Рочестер не вмешался.

Леонард подошёл ко мне вплотную. Его лицо стало багровым то ли от гнева, то ли от чего-то ещё. Я понимала, что он не станет просить прощения, не станет валяться у меня в ногах и умолять забыть, обещая при этом, что такое больше не повторится. Я бы всё равно не поверила. Мы оба знали: повторится и не раз, причём по причинам, от меня не зависящим. Но я надеялась увидеть в его глазах хотя бы проблеск раскаяния. Зря. Там не было ничего, даже отдалённо похожего.

– Мне нельзя.

– Лекарь ничего такого не говорил.

– Разумеется, потому что моё тело принадлежит мне, а не лекарю, и мне лучше знать, что для него хорошо, а что плохо.

Леонард потёр горбинку на носу и пристально посмотрел мне в глаза. Я ждала, что он либо уйдёт, либо залепит мне новую пощёчину. Но случилось почему-то третье. Он сел рядом со мной на кровати.

– Неужели, ты не понимаешь, Маргарита? Мне нужен наследник! Нам нужен наследник. Сын. Чтобы доказать, что мы не прокляты. Что мой род не прервётся. Законный, не бастард. Не думай, что молишься только ты. Я тоже молюсь. Каждый день. Епископ Андерс сказал, что мы должны молиться вместе, и тогда Бог услышит наши молитвы.

Его гладковыбритое лицо выглядело усталым. Поры были крупными, кожу вокруг глаз изрезало несколько мелких, но глубоких морщин, на месте соединения шеи и подбородка уже начала образовываться крупная жировая складка. Я впервые задумалась о том, сколько Леонарду лет. Тридцать? Тридцать пять? Или больше?

– Молиться мало. Что толку молиться, если мы каждый день грешим, забирая у народа последнее?

– Я уже тебе говорил, Маргарита, война будет! – Чистая лазурь его глаз опять стала тёмной. Изо рта вместе с бранными словами полетела слюна. Вскочив с кровати, он принялся ходить по комнате и размахивать руками. – Гвинед уже уничтожил Поуис и также легко уничтожит нас, а потом будет единолично править всем Уэльсом. Ты этого хочешь? Тут либо мы их, либо они нас.

Я перевела взгляд на свои ступни, обутые в мягкие овечьи тапочки.

– Почему твоего отца прозвали добрым?

– Потому что он освободил разом около двадцати бунтовщиков.

– Расскажи мне. Наверное, тогда я была маленькой, потому что совсем ничего не помню.

Леонард засмеялся. Впервые на моей памяти легко, свободно и без злобы.

– Тебя тогда вообще не было. – Он снова сел рядом со мной и уставился в потолок. – В тот год случился неурожай, и зимой начался голод. Люди пришли ко дворцу и стали просить хлеб. Отец уехал на охоту, а мать приказала всех разогнать. Ночью несколько человек принесли таран и сломали ворота. Кто-то из стражников примкнул к ним. До наших покоев с Джорджем они не добрались: отец и его охрана успели вернуться раньше. Началась резня. Тех, кто не погиб в потасовке, приговорили к повешению. Мне было четыре, но я помню, что на голову каждого успели накинуть верёвку, а потом отец приказал освободить всех и раздал хлеб.

– Это было мудро и великодушно с его стороны.

– Мудро, – Леонард снова улыбнулся, на этот раз неодобрительно. – Причину такой мудрости он раскрыл нам с Джорджем только спустя четырнадцать лет. Понесла цветочница Вайолет, и он как бы заключил сделку с Богом. Две жизни за двадцать. Чтобы Вайолет и младенца никто не тронул.

– Похоже, сделка удалась. Бунт, я так понимаю, был подавлен, а фаворитка твоего отца…

– Не богохульствуй. – Голос Леонарда опять прозвучал сурово.

Я пожала плечами.

– Как бы на его месте поступил ты?

– Я бы повесил всех. Всех до единого.

Я посмотрела ему в глаза. Момент был подходящий. Подходящий для новой лжи, спасения и моих наполеоновских планов.

– Вот поэтому Бог и не даёт нам ребёнка.

Леонард моргнул. На его лице отразилось страдание.

– Думаешь, Элизабет нас прокляла?

Я встала и тоже прошлась по комнате.

– Я хочу создать фонд.

– Что ты хочешь создать?

– Фонд для помощи нуждающимся. Это что-то вроде казны, но для народа. Не у всех есть деньги на лекаря. Я бы хотела устроить лечебницу при церкви и научить монахинь выхаживать больных. А ещё открыть бесплатную столовую. Не всё сразу, конечно, а постепенно. И не одна. Одной мне это никогда не осилить, поэтому я бы хотела подключить жен и дочерей богатых феодалов: Анну, Сесилию, Изабеллу, Луизу Эмберс, – при упоминании последней я поморщилась, – Кэтрин Хэмптон, мою мать и…

Леонард сначала смотрел на меня, как на умалишённую, а под конец фразы расхохотался.

– И с чего ты взяла, что они станут этим заниматься? Никто из…

Я не осталась в долгу и тоже его перебила.

– Никто из мужей не выделит средства. Это я понимаю. Лучше купить лошадей или потратить деньги на девок из дома терпимости. Но они и не нужны. У каждой из перечисленных женщин, наверняка, есть какие-то безделушки, и если ты позволишь…

Продолжая смеяться, Леонард чуть покачал головой.

– И ты думаешь, ради бедняков они продадут любимые серёжки или принесут то, что честно украли у мужей?

Я сверкнула глазами.

– Те, кто не могут помочь деньгами, нередко помогают делом.

– Надеюсь, ты не умрёшь от разочарования, когда не откликнется ни одна.

Он отвернулся и пошёл к дверям. Сосчитав мысленно до пяти, я заставила его оглянуться.

– Леонард?

– Неужели передумала?

Он снова расхохотался, я закатила глаза.

– Ты любил меня, когда мы поженились? Хотя бы немного?

– Ты же знаешь, что любил. И сейчас люблю. Если бы не любил, тебя бы уже давно здесь не было.

Последним, что я увидела, когда Леонард закрыл за собой дверь, стала промелькнувшая в проёме высокая фигура Филиппа Рочестера.

***

Следующим утром я проснулась рано. Солнце только-только успело подняться над горизонтом, а я уже разбудила Розу и приказала подать платье. Откладывать разговор с сэром Филиппом дальше было уже некуда.

Нашла я его на конюшне. Он самолично чистил щёткой лоснящегося коричневого скакуна с густой чёрной гривой и стройными ногами. На несколько секунд я засмотрелась, не смея произнести и полслова. Что-то магическое было в его руках и неспешных поглаживаниях щёткой.

– Доброе утро.

– Доброе утро. – Сэр Филипп не повернулся, продолжая чистить лошадь.

– Как его зовут?

– Ахиллес.

– Как неуязвимого героя Троянской войны? Не думала, что Вам нравятся греческие мифы.

– Они нравятся Роберту Хэмптону или его сыну. Это кто-то из них так назвал его. Но Ахиллес – хорошее имя. Вы правильно сказали. Он и правда почти неуязвимый.

Оглядевшись по сторонам, я подошла ближе, понизив голос до шёпота:

– Почему?

– Что почему?

– Почему Вы мне помогаете и почему решили сохранить мой секрет?

Щётка в руках сэра Филиппа стала ходить медленнее. Он словно раздумывал, что бы такое ответить.

– Сначала мне хотелось разыскать Хильду. Но она пропала, и я понял, что в смерти леди Хэмптон Вы не виноваты.

– А потом?

– А потом я побывал у Габриэль.

– У Габриэль?

– У повитухи, – Сэр Филипп наконец повернулся и искоса посмотрел на меня. – Вы, я так понимаю, знаете её под другим именем?

События месячный давности закружились в голове, как кадры диафильма. Кровь на простынях, Кэтрин Хэмптон, бледное, измученное лицо Бриджет и слова сэра Филиппа. Тогда он назвал Абигейл ведьмой и сказал, что она разносит суеверия, а значит, должна понести наказание. Внутри меня всё сжалось. Некогда сломанные рёбра снова заныли.

– Она жива?

– Жива. Я ничего ей не сделал. И она подтвердила Ваши слова о перемещении сюда из другого времени.

Мне стало трудно дышать, и я принялась тереть шею.

– Вы ей поверили?

– Поверил.

– Почему?

– Она сказала мне то, что не знает никто.

– Что именно? – мне вдруг стало дико любопытно.

– Не только у Вас есть секреты, Ваше Величество.

Я пожала плечами и поправила загнувшийся рукав.

– Вы можете называть меня Маргарет или просто Рита.

– На Вашем месте я бы не стал так рисковать. Во дворце даже у стен есть уши.

Я засмеялась, вспомнив, как сама ещё недавно точно так же говорила про школу.

– Вы действительно хотите создать лечебницу и столовую для бедных?

Я чуть приподняла брови и снова засмеялась.

– Неужели Вы вчера нас подслушивали?

Уши сэра Филиппа чуть порозовели.

– Я не подслушивал. Просто дверь неплотно вошла в проём, а говорили вы громко.

Чтобы не расхохотаться ещё сильнее, я сжала губы. Вид у моего собеседника был крайне смущённый.

– Правда. У меня много планов, но я не знаю…

– Возьмите в своё общество, или клуб, или фонд, не знаю, как Вы его назовёте, моих мать и сестёр. Они не смогут дать слишком много, но зато они умеют ходить за больными. Возможно, их знания Вам пригодятся.

– Я с радостью приму любую помощь. Но ведь они живут не в столице и, – я замялась, – и захотят ли? Слухи о королеве Маргарет ходят не слишком-то приятные.

Лицо сэра Филиппа стало хмурым. Словно я сказала ему что-то обидное.

– Они иногда приезжают в Элиадор, и они не откажут. По крайней мере, Беатрис точно не откажет. Она ещё не замужем и живёт с матерью. А вот Элеонора приедет, только если позволит муж.

– А третья сестра? Герцогиня Эмберс говорила, что у Вас их три. Или я что-то путаю?

– Она сказала Вам правду. – Лицо сэра Филиппа опять сделалось мрачным. – Самая старшая Сибилла умерла три года назад.

Я прижала ладонь ко рту.

– От лихорадки?

– Нет, её забил муж. Из ревности. – Сэр Филипп снова отвернулся и, схватившись за проклятую щётку, принялся чистить коня. – Когда я увидел Вас на полу в крови, то решил, что смогу вернуть долг. За Сибиллу.

Я молчала. Спрашивать, о муже Сибиллы было, откровенно говоря, страшно. Наверное, он уже давно взял себе новую жену, если сэр Филипп, конечно, не пристукнул его на дуэли.

– Габриэль сказала, чтобы Вы не снимали амулет. – Удивившись, я потёрла свободное запястье. И как, интересно, она узнала, что я его больше не ношу? – Она обещала найти способ вернуть Вас домой, а я обещаю хранить Ваш секрет. Аелория заслуживает хорошую королеву, и у Вас есть шанс стать такой. Сделайте так, чтобы Ваши слова были не только словами.

– Я постараюсь приложить максимум усилий.

Сэр Филипп, не оборачиваясь, кивнул.

– Спасибо, что помогаете мне. Я этого не забуду.

Он не ответил, продолжая заниматься Ахиллесом, однако, когда я уже собиралась уйти, вдруг окликнул меня по имени.

– Маргарет, а в Вашем времени люди живут лучше, чем сейчас? Они равны?

И тут я уже было открыла рот, чтобы рассказать, как в двадцать первом веке всё чудесно, что у нас есть интернет и кабельное и можно легко оформить доставку на любую вещь, но, формулируя ответ на заданный вопрос, быстро его захлопнула. Равны ли мы? Вроде бы да, но всегда находятся те, кто ровнее. И охота на ведьм никуда не делась. Только для каждой категории граждан учредили свою инквизицию. Для учителей, например, департамент образования. Я семь лет тряслась от страха, боясь, что на меня так же, как на Комарову, кто-нибудь настрочит жалобу. За что? Да за всё, что угодно.

– Люди стали свободнее, но и в нашей эпохе есть свои недостатки.

– А бастарды, как у вас относятся к ним?

– Лучше, чем здесь. За отсутствие отца ни ребёнка, ни мать никто не осуждает. Но шли к этому долго.

– Это хорошо. – Сэр Филипп бросил щётку на небольшую скамейку и взялся насыпать Ахиллесу овёс. – Простите, я отнял у Вас слишком много времени. Пока Вас не хватились, лучше Вам уйти.

Приподняв юбки, я кивнула и повернула на знакомую дорогу к замку. Уходить от Филиппа Рочестера не хотелось страшно, но дел действительно предстояло переделать уйму. Утро я собиралась посвятить занятиям с Колином, а в послеобеденное время думала набросать план действий по организации больницы и столовой. Только вот с чего начать? Написать письма Изабелле и Джульетте Мейлор или поговорить с дамами, что живут во дворце? Внезапно появившаяся в коридоре Сесилия сбила меня с панталыку. Выглядела она плохо. Волосы были растрёпанными. На щеках виднелись следы от ногтей. Предчувствуя неладное, я повела её в свои же покои, но едва дверь за нами закрылась, как Сесилия бухнулась передо мной на колени.

– Умоляю Вас, Ваше Величество, защитите меня! Защитите меня от ухаживаний короля!