– Теперь я, как честный человек, обязан на тебе жениться.
Мы лежали нагишом на мягких козлиных шкурах прямо на полу перед камином. Шерсть то и дело щекотала мне кожу, и я поминутно хихикала, пытаясь лечь поудобнее. Солнце медленно закатывалось за горизонт. С той нашей самой страшной ночи прошло два дня. Травы Абигейл творили чудеса и действовали лучше антибиотиков. Ожог Филиппа затянулся и уже не выглядел так отвратительно, мелкие порезы превратились в царапины, а былые силы вернулись окончательно. Он, как и обещал, сходил утром на охоту и принёс мне трёх кроликов. Правда, свежевать и жарить ему пришлось их самостоятельно. Я крови боялась и занималась тем, что приводила в порядок его рубашку.
– Не обещай, иначе я поверю.
– Верь.
Филипп поцеловал меня в кончик носа, и я, сладко зевнув, устроилась у него на груди. Небо было полосатым: местами кроваво-красным, местами лазурно-голубым. Луна ещё не вышла. Дома было тепло и спокойно.
– Знаешь, мы могли бы остаться здесь навсегда. Могли бы не возвращаться в город и жить в лесу. Я бы разбила огород, ты бы охотился и как-нибудь вечером привёл бы мне парочку диких коз. Я бы приручила их и поила бы тебя каждый день козьим молоком. Моя бабушка была из деревни и говорила, что козье молоко – самое полезное.
Филипп улыбнулся. Чуть привстав и прикрывшись шалью, я тихо замурлыкала песенку, которую когда-то часто слышала в детстве:
А хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем из замка прочь,
Оставим там свою тень,
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день.
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьем.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть*...
Голос у Маргарет был очень мелодичным. Она явно обладала хорошим слухом. Филипп засмеялся, и я кокетства ради тряхнула распущенными волосами.
– Значит, в твоё время поют такие песни?
– Нет, такие пели во времена моей бабушки, а сейчас поют то, что мне ни в жизнь не повторить. Я половину слов даже разобрать не могу.
– Зачем же нужны песни, в которых невозможно понять, что поют?
– Я задаюсь тем же вопросом, но молодёжи нравится.
Изобразив удивление, Филипп вернул меня к себе на грудь. Он пришёл из леса всего несколько часов назад, и от него приятно пахло сосной и речкой.
– А что такое ружьё?
– Это что-то вроде мушкета.
– Мушкета? – Он озадаченно кашлянул. Пытаясь найти нужное объяснение, я поводила глазами по потолку.
– Это огнестрельное оружие. Оно появится в мире лет через сто или двести. Если совсем по-простому, то это когда меч стреляет огнём.
– Меч стреляет огнём? – Филипп почесал затылок. – Уж не колдовство ли это?
Я от души рассмеялась.
– Нет, это наука. В моём мире много чудесных вещей. Я бы так хотела, чтобы ты все их увидел.
– Например?
– Например… – и я принялась объяснять ему про смартфон, компьютер и космический корабль, но вышло ещё сложнее, чем с ружьём и мушкетом.
– Ладно, – в голосе Филиппа послышалась зевота, – наверное, надо видеть, чтобы понимать. Лучше расскажи мне, какая ты на самом деле? В том, своём мире?
Этот вопрос поставил меня в тупик. Особо хвастать в моём случае было нечем.
– Ты бы меня вряд ли заметил.
– Почему ты так решила?
– Я непохожа на Маргарет. Не такая красивая и не такая стройная. Глаза у меня тоже зелёные, но менее выразительные. Я полнее её, и у меня нет таких шикарных волос, точёного носа и пухлых губ. Разве только грудь больше.
Последнее я произнесла с гордостью. Филипп слушал меня очень внимательно и, ожидая продолжения, слегка приоткрыл рот. Но я замолчала, и он, взглянув мне в лицо, вдруг навалился сверху и поцеловал в самое основание шеи.
– Знаешь, а мне нравятся женщины с пышной грудью.
– Правда?
– Ещё как!
Желание в его глазах нарастало, губы были мягкими и нежными. Я ни с кем не чувствовала того, что испытывала с Филиппом. Ни с бывшим мужем, ни тем более с Леонардом. Страсть захватывала меня, словно горная река, быстрая и могучая, а конец напоминал фейерверк. Яркий и долгий. Мы занимались любовью неистово. В последние два дня мы часто это делали. Спали, ели, говорили и занимались любовью. Руки у Филиппа были обжигающе-горячими, и я задыхалась от собственных стонов, отдаваясь ему целиком и полностью.
– Я не шучу, – произнесла я, когда мы, расслабленные и довольные, вновь лежали на шкурах и созерцали уже чернильное небо. За окном стемнело, и на небосклоне зажглось несколько крошечных звёзд, напоминающих крупицы муки или манки. – Я не хочу возвращаться в столицу. Давай останемся здесь навсегда.
Филипп чуть повернул голову и посмотрел в угол, где ещё позавчера кишмя кишело пауками.
– Ты же знаешь, что мы не можем. Моя мать и сёстры, Колин… Ты подумала, что будет с ними?
Впервые в жизни мне ни о ком не хотелось думать. Только о себе. Я была счастлива и хотела, чтобы это счастье длилось вечно.
– Через день-другой разгорится междоусобица. Аелорию будут рвать на куски, как телячью вырезку.
Я цокнула и тяжело вздохнула. Проблемы Аеролии меня не волновали. Филипп был со мной, живой и здоровый, и я вдруг превратилась в законченную эгоистку.
– Прямая ветвь прервалась, – через паузу произнесла я, – но, наверняка, есть побочные. У Леонарда, кроме брата, как я помню, было ещё пять сестёр.
– Две из них умерли в детстве, третья при первых же родах. Принцесса Изольда вышла замуж за бургундского герцога, но у неё только дочери. У самой младшей Фелиции есть два сына трёх и пяти лет. Они принадлежат герцогству Гиень**, но при желании могут побороться за корону.
– Пока они узнают о смерти Леонарда, пройдут годы. К тому же они слишком малы. Есть кто-то поближе? Внутри страны? Сёстры короля Эдуарда тоже были отданы за принцев и герцогов других государств?
– Все, кроме одной – принцессы Генриетты. Её выдали замуж за младшего сына французского короля, но тот умер через полгода после свадьбы и не оставил наследников. Король Эдуард отправил за ней своего друга Годрика Болвела и уже сосватал её за фламандского герцога, но принцесса Генриетта опередила брата и обвенчалась тайно со своим проводником.
– С графом Болвелом? – В голове заезженной пластинкой тут же затараторил голос герцогини Эмберс. – Это отец…
– Да. Это отец Грегори Болвела. Мужа твоей Изабеллы.
– Бог ты мой! – Ещё недавно такое полное и настоящее счастье растворилось в сумятице мыслей. Вот почему Луиза его вспомнила. Выходит, муж Изабеллы – первый претендент на трон Аелории. Подумать только, внук короля! Граф и счастливый обладатель сына Бобби. Точнее, Роберта. Подожди-ка! Я хлопнула себя по лбу и не рассчитала силы. Стало больно, и я потёрла ушибленное место, жалея о таком бурном выражении эмоций. – Ты сказал, Грегори?
– Ну да!
– В письмах Изабелла называла его либо Рори, либо своим возлюбленным мужем, а я понятия не имела, что он Грегори? А уж не тот ли это Грегори, что…
Филипп легонько потряс меня за плечо.
– Рита, с тобой всё в порядке?
Я помотала головой.
– Нет! Ты случайно не видел графа Болвела в замке Вифл, когда король заболел? Леонард занимался алхимией как раз с каким-то Грегори. Представляешь, они пытались сварганить из ртути золото. Я думала, это какой-то шарлатан, маг-прохвост или фокусник, а это муж Изабеллы.
Филипп посмотрел на меня с недоумением. От обиды я пощёлкала перед его взором пальцами.
– И что такого? Этим много кто занимается.
– Из ртути нельзя создать золото.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда! Это невозможно. Даже в двадцать первом веке до этого не дошли! Золото можно создать только из золота.
– Если ты не знаешь, это не значит, что…
– Значит! К тому же ртуть очень опасна. Может, этот Грегори и догадывался, что к чему, и специально отравил Леонарда, чтобы занять его место.
Филипп прищурил глаза.
– Надеюсь, это не из-за записки, которую написала твоя мать?
– Ты имеешь в виду записку Джульетты Мейлор? Так это ты нашёл её? Я потеряла её в вечер, когда умерла Бриджет, а Леонард избил меня. Роза тогда всю комнату перерыла: я ведь так и не успела прочитать её полностью.
Филипп пожал плечами.
– Я проверял все твои письма и особенно письма от матери. Дабы пресечь подстрекательство к заговору против короля.
Я поморщилась.
– Выходит, мать Маргарет просила остерегаться мужа Изабеллы? Да я бы вовек не догадалась. Грешила на Луизу Эмберс.
– Герцогиню? – Филипп рассмеялся и прижал меня к себе, я вывернулась, потому что страшно на него злилась. – Да она мухи не обидит!
– Ага, не обидит?! Она вообще ничего не боится. Ни Бога, ни чёрта, ни советской власти!
– Чего?
– Это выражение такое. Но тебе лучше его не запоминать.
Я встала и взяла с кресла чистую сорочку. Филипп тоже потянулся за рубашкой и брюками.
– Грегори Болвел – неплохой человек. Возможно, если он станет королём, то войны с Гвинедом удастся избежать.
Одёрнув подол, я посмотрела на кочергу, стоящую у камина. Ту самую, которой Филипп прижигал себе рану.
– Грегори Болвел может быть тысячу раз неплохим человеком, но он всего лишь внук короля, а ты – сын! И ты бы тоже мог побороться за корону.
– Не мог.
– Почему?
– Потому что я бастард, забыла? Бастарды не правят.
Филипп, как обычно, пытаясь увильнуть от разговора, повернулся к окну. Но я сегодня не собиралась созерцать его спину.
– Правят. И ещё как!
– Назови хоть одного.
– Я назову двоих. Вильгельма Завоевателя*** и князя Владимира****. Первый объединил Англию, второй крестил Русь. Про первого ты точно слышал, он жил каких-то двести лет назад.
Филипп промолчал, но я успела заметить, как дёрнулась его рука и зависла в воздухе, словно искала меч. Он думал о том же, о чём и я. Без сомнения.
– Двор меня не поддержит.
– Неправда, помнишь турнир? Помнишь, как тебе рукоплескали люди? Я думала, что оглохну от их криков. Некоторые чуть шеи себе не свернули, лишь бы поглазеть на тебя.
– То были обычные горожане. Они любят победителей из числа таких же простых, как и они сами. Без больших богатств. Дворяне же поддержат Грегори Болвела.
– Вильгельму, думаю, тоже было нелегко, но он справился. И у нас тоже получится. Нужно просто найти сильных союзников. Кто бы мог тебя поддержать? Уэренс, муж Анны, Хэмптоны?..
При каждом упоминании известной фамилии Филипп качал головой, а я мысленно расстраивалась, пока вдруг не вспомнила про достопочтенную герцогиню.
– Эмберсы? – Он остался недвижим – это придало мне уверенности. – Похоже, герцогу и герцогине он доверял, и те, вероятно, тоже его уважали, особенно Луиза, не зря же она так агрессивно намекала мне на адюльтер с ним. – Отец Сесилии, твой отряд, Льюис Бецворд, а ещё я…
Последнее я произнесла чуть слышно. Лицу стало жарко уже тысячный раз за вечер.
– Конечно, от одиозной королевы мало проку, но ты и не представляешь, как много у меня драгоценностей, и я продам их все, лишь бы найти людей, готовых пойти за тобой.
Филипп оставил на моих губах жаркий поцелуй.
– И ты действительно думаешь, что я бы мог стать королём? Настоящим королём?
– Конечно! Ты будешь замечательным королём! Мы построим самое либеральное государство в Европе. Школы, больницы, университеты, флот, а ещё оборонительные замки с сигнальными огнями на верхушках.
Он подхватил меня на руки и закружил по комнате.
– Лишь бы у нас были дети.
– Они будут. Будут. Может быть, уже…
В этом я была уверена на сто процентов. Абигейл клялась, что я не бесплодна, и я всё больше грешила на Леонарда, чувствуя и надеясь, что плод наших пламенных ночей с Филиппом уже зреет в моём чреве.
– Горожане наверняка решат, что я околдовала и тебя тоже.
– Если появится наследник, и жизнь людей станет легче, они переменят своё отношение. Как ты сказала: создадим самое либеральное государство в Европе?
– И будем править мудро и справедливо.
– Да. Будем править!
___________________________________________________
* В тексте использованы слова песни Вероники Долиной «А хочешь я выучусь шить»
** Гиень – обширная территория на юго-западе Франции, которая уступает по размерам Аквитании, но шире, чем Гасконь. Название родилось в результате искажения топонима «Аквитания» и впервые зафиксировано в Парижском договоре 1229 между Людовиком Святым и Раймундом VII Тулузским.
*** Вильгельм I Завоеватель (ок. 1027 – 9 сентября 1087) – король Англии в 1066 – 1087 годах. Первый английский монарх из Нормандской династии. В 1066 освободил Англию от датской аннексии. Мать Вильгельма Завоевателя Герлева по некоторым историческим источникам была дочерью кожевника.
**** Князь Владимир Святославович (около 956 — 1015) – великий князь киевский (978—1015), при котором произошло Крещение Руси. Сын ключницы Малуши.