К вести о приезде Джульетты Мейлор я отнеслась философски. В начале июля, так в начале июля. Хотя бы узнаю, кого же мне так сильно следует опасаться. Если честно, то я напрочь забыла поговорить с королём о той её маленькой просьбе насчёт посещения столицы летом, а значит, она нашла лазейку сама либо воспользовалась помощью Джозефа и Энтони. Что ж… Пусть едет. На это я мысленно махнула рукой. В последнее время неприятности без конца сыпались на мою голову, поэтому я дала себе слово решать проблемы по мере их поступления.
Сейчас на первом месте у меня стоял фонд. Я мечтала сделать всё честь по чести: завести книгу учёта, выбрать президента, секретаря и казначея, назначить дни собраний и обсудить план действий. Идеи так и крутились в моей голове и иногда даже складывались во вполне упорядоченный ряд. Дамы, к счастью, на меня мужьям не нажаловались. По крайней мере, король не вбежал в мои покои с красным от гнева лицом и трясущимися кулаками. Напротив, за ужином он был, как никогда, любезен, самолично передал мне тарелку с фруктами и даже налил в мой бокал вишнёвой настойки. Я поблагодарила его, но на большее не поощрила. Для него я по-прежнему чувствовала себя плохо. Сесилии за ужином не было. Как и договаривались, она притворилась больной. Леонард вполголоса разговаривал с казначеем Оэренсом, я молча водила взглядом по тарелкам и лицам придворных и несколько раз встретилась глазами с сэром Филиппом. Он будто специально смотрел сегодня только на меня, и я боялась, как бы завтра это ни привело к ненужным сплетням.
«Может, и правда женить его на Сесилии?» – вдруг подумала я и чуть не откусила себе язык. От одной только мысли об их свадьбе мне сделалось дурно, и я тотчас обругала себя последними словами. О сэре Филиппе в таком ключе мне думать было нельзя. Во-первых, потому что я снова поверила в Абигейл и надеялась вернуться домой, а там в двадцать первом веке встретить мужчину, хоть отдалённо похожего на рыцаря без страха и упрёка, мне точно не светило. А во-вторых, здесь я как бы замужем за королём, и малейший флирт с другим мужчиной может стоить мне жизни.
И головой я отлично это понимала, но с глупым сердцем совладать не могла. Мысленно я снова и снова возвращалась к сэру Филиппу. Если не думала о фонде, доме или Колине, то непременно вспоминала его и перебирала в уме возможные причины его одиночества. Ну вот правда, почему сэр Филипп не женится? Неужели по-прежнему тоскует по умершей жене? Ответов на эти вопросы я, естественно, не находила и только сильнее к нему привязывалась.
Однако с фондом и средствами на него нужно было что-то решать, поэтому, собрав в носовой платок обручальное кольцо Сесилии, брошь Филиппы Бецворд и один из своих кулонов, я отдала всё Розе и, написав короткую записку, попросила пристроить их сэра Филиппа. Ему я доверяла безоговорочно и понимала, что с продажей украшений он справится намного лучше моей служанки, хотя бы потому, что знает нужных людей. Продавал же он кому-то выкупы с турниров – значит уладит и этот вопрос.
Как я и предполагала, он не подвёл. Ответ пришёл быстро. Через два дня вместе с платком в мои руки вернулся тяжёленький мешок с золотом. Я ахнула и загадала через месяц-другой видеть в «своей казне» вот такие же мешочки каждую неделю. Возможно, богатеи через некоторое время начнут жертвовать не только побрякушки, но и монеты. Улыбку сдержать не получилось. Я хотела использовать время, отведённое мне здесь по максимуму, и очень надеялась, что королева Маргарет, вернувшись в своё тело, продолжит моё дело, или, на худой конец, этим займутся богатые придворные дамы.
Желание накормить бедняков, безусловно, было приоритетным, но, если уж говорить начистоту, честолюбие мной двигало тоже. Я хотела, чтобы королеву Маргарет, то есть меня, перестали считать ведьмой и наконец полюбили. Ну или хотя бы приняли и зауважали. Я мечтала, идя по улице, слышать от простых людей благословления, а не проклятия. Я желала, чтобы меня вспоминали на хорошей ноте, а не приписывали засуху и гибель скота. Я жаждала стать в их глазах достойной.
Сделать деревянные лотки я приказала сразу за городской площадью. Сэр Филипп предложил натянуть навес, поставить столы и скамейки. Вторая половина июня ознаменовалась моросящими дождями, ветрами и холодной погодой. Король выделил трёх плотников. Это показалось мне невиданной щедростью, но отказываться от такого подарка я не стала, хотя и понимала, что рано или поздно за него придётся платить. О покупке хлеба, крупы и рёбрышек для мясного бульона я распорядилась заранее. Из дворца не везли ничего и всю провизию покупали в городских лавках.
Идти на площадь сама я не рискнула. После турнира я боялась быть узнанной и не хотела смущать толпу, потому отправила герцогиню Эмберс и Филиппу Бецворд в качестве проверяющих. Первую, как самую хитрую и изворотливую, вторую, как наиболее лояльно настроенную к нуждающимся. Отправить с ними Сесилию не позволило чувство собственного достоинства. Сопровождать женщин вместе с Джеймсом Маккензи вызвался Филипп Рочестер. Роза также изъявила желание помочь. С матерью и сестрой она должна была разливать суп и выдавать хлеб.
Весь день я металась по дворцу, как неприкаянная, и вслушивалась в карканье ворон и трели незнакомых мне серых птичек. Вокруг было тихо. Леонард, как обычно, заперся со своими советниками. Оставшиеся дамы разбрелись по комнатам, Колин занимался в библиотеке. В назначенный час никто из контролирующих не появился. Солнце клонилось к закату, а я по-прежнему ходила из угла в угол и не находила себе места. Возможно, Луиза Эмберс и Филиппа Бецворд решили не возвращаться во дворец, а заночевали в городе. У герцогини в центре был роскошный дом, а муж Филиппы снимал несколько комнат в одном из особняков, сдающихся в аренду. Однако сэр Филипп и Роза… Куда, чёрт подери, подевались они?
– Ваше Величество?
– Ну, наконец-то! – увидев главного телохранителя короля, я бегом бросилась к нему навстречу. До вечерней молитвы оставалось чуть больше получаса, и я боялась, что меня будут искать. Заслуг своих дам я не умаляла и просила Розу говорить, что бесплатная еда куплена не только на средства короля и королевы, и строго-настрого наказала перечислять фамилии меценатов.
Сэр Филипп, поравнявшись со мной, поклонился. Вид у него, как и всегда, был хмурый. Лицо и взгляд спокойные. Определить по ним хоть что-то было невозможно.
– Ну как?
Он прикрыл глаза и чуть покачал головой.
Я смяла в руках многочисленные юбки. Утром я пообещала себе, что, если всё получится, то я заставлю свечами всю церковь и честно отстою вечернюю службу и буду всегда слушать проповедника.
– Они не притронулись к еде.
– Не может быть! – Повернувшись к нему спиной, я бросилась к своим покоям за плащом. – Не может быть! Что там такое произошло? Я должна… должна увидеть сама.
Сэр Филипп схватил меня за локоть.
– Не надо Вам туда ходить. Уже ничего нет. Кастрюли с супом перевернули. Хлеб и кашу побросали наземь.
– Почему?.. – От ужаса я закрыла рот руками.
– Сначала всё шло хорошо, но потом один из нищих подавился, закашлялся и упал навзничь. Из горла у него потекла кровь. На раздаче старик был третий или четвёртый.
– Они решили, что еда отравлена? – догадалась я.
Сэр Филипп промолчал. В его случае молчание всегда трактовалось как знак согласия.
Колени подкосились, и, едва не упав, я навалилась на стену. Столько сил, столько денег, столько трудов… За что, Господи? За что?..
Из глаз брызнули слёзы, а через минуту и вовсе потекли рекой. Я рыдала, как ребёнок. Рыдала от бессилия и отчаяния. У меня два высших образования, как же я не догадалась, что они не возьмут еду от ведьмы?
В себя я пришла минут через пять или семь. Как будто очнулась ото сна и почему-то на плече Филиппа Рочестера. В соплях и слезах я испачкала всю его накидку и, резко отодвинувшись, вдруг заметила, что руки его сжаты в кулаки и почему-то дрожат.
– Извините. – Я вытерла слёзы рукой.
– Ничего. – Отогнув полу плаща, он достал платок и передал мне. На куске льняной белой ткани красовались две ярко-синие буквы «Р» и «Ф». Интересно, кто та девушка, что их вышила?
– Как Роза и остальные? – Только сейчас до меня дошло, что при опрокидывании лотков могли пострадать не только продукты.
– С женщинами всё в порядке. Они все у герцогини дома. За Розой я схожу чуть позже. Её мать не слишком хорошо себя чувствует, и некоторое время Роза побудет с ней.
– Есть пострадавшие? – Присмотревшись повнимательнее, я заметила на виске сэра Филиппа длинную, уже покрывшуюся коркой царапину. Его правая щека чуть припухла. – Вы ранены?
– Это пустяки. – Он опять прикрыл глаза, а затем долгим взглядом посмотрел на потолок. – Джеймс Маккензи зарезал двух бунтовщиков. Жертв было бы больше, если бы герцогиня Эмберс не рассыпала золото. Горожане начали его подбирать и забыли о лотках с едой и драке.
– Боже мой… – Меня опять покачнуло и затошнило. – Ну, вот почему всё так? Ведь я же честно пыталась сделать, как лучше! И что теперь? А если завтра они заявятся ко дворцу? Раньше от расправы надо мной их удерживал король, но после сегодняшнего… А если он вдруг уедет? Почему? Почему, чёрт подери, все считают её ведьмой? Она же ревностная католичка! Молилась по пять раз на день, соблюдала все посты. Кто её так очернил?
– Это я виноват.
– Вы-то тут причём?
Думая, что сэр Филипп по-прежнему говорит о резне из-за лотков с едой, я покачала головой. Мысли от случившегося путались, и я плохо понимала, что произношу вслух, а что перебираю у себя в голове.
– Вы не поняли, я – тот человек, который оговорил королеву Маргарет. Я назвал её ведьмой, а за мной повторили все остальные.
Прижав руку к груди, я отшатнулась. Это казалось невероятным. Нет… Сэр Филипп – единственный честный и порядочный человек во всём дворце. Если и он окажется подлецом, я сойду с ума. Как пить дать сойду…
Он произнёс что-то ещё, я смалодушничала и закрыла уши руками. Не хочу ничего знать! Не хочу слушать! И без того на меня свалилось сегодня слишком много. Мне хотелось сбежать, уйти и закрыться ото всех в спальне, но губы оказались сильнее рассудка и зачем-то задали этот проклятый вопрос вслух:
– Зачем? Зачем Вы это сделали?
– Она была моей невестой, и она предала меня ради короля.