– Она правда беременна? Действительно? Это не какая-нибудь там опухоль?
Заложив руки за спину, Леонард шагал по моей гостиной взад-вперёд, явно намереваясь протоптать в ковре дыру. Я сидела на софе. Дворцовый лекарь стоял рядом и проводил осмотр. Впрочем, никаких непотребств в этот осмотр не входило. Он интересовался моим самочувствием, спрашивал про тошноту по утрам, слабость и перепады настроения. В конце осмелился узнать о моих женских днях и, взяв за руку, посчитал пульс.
– Сомнений нет, – через некоторое время проговорил он. – Королева в тягости. Я слышу сердцебиение ребёнка.
– Хвала Господу! – Леонард поднял руки к потолку и прочитал: «Отче наш» без единой запинки. Выполнивший своё дело лекарь попятился к дверям, напоминая исполинских размеров рака, однако король, закончив с молитвой, выйти ему не позволил. – Ты не ответил на главный вопрос! Кого носит королева? Это мальчик? Сын?
Лекарь побледнел и развёл руками.
– Не могу знать, Ваше Величество! На таком раннем сроке сказать что-либо сложно.
Леонард нахмурился.
– Тогда мы спросим у дворцового астролога.
– Как Вам будет угодно. От себя лишь добавлю, что Её Величеству следует опасаться сквозняков и больше отдыхать.
Лекарь благоразумно склонил голову, и Леонард отпустил его взмахом руки. Расслабившись, я откинулась на спинку софы. Этот бой я выиграла. Мой супруг был более, чем доволен. К его губам намертво приклеилась блаженная улыбка, глаза блестели. Наконец-то, маленький мальчик получил игрушку, о которой мечтал так долго.
– Знаешь, – произнесла я, глядя мимо него, – герцогиня Эмберс рассказывала, что, когда твоя мать сообщала твоему отцу об очередной беременности, он всегда делал ей подарок.
На самом деле ничего такого герцогиня Эмберс мне не говорила, но Леонард, очевидно, не имел ни малейшего представления о том, что происходило между его родителями. Он прищурился, а потом, громко расхохотавшись, плюхнулся рядом со мной.
– Проси, что хочешь! Ещё одну корону, дюжину новых платьев, ожерелье, серьги?
Похоже, мой супруг был так счастлив, что хотел осчастливить всех. В своём отцовстве он был уверен наверняка. Даже тени сомнения не допускал. То ли так сильно верил в себя, то ли мне, то ли Филиппу. Что ж... Отлично! Лучше и быть не может!
– Не нужно мне ничего. Ни ожерелья, ни короны, ни новых платьев. Просто освободи ту женщину.
– Колдунью? – Леонард картинно закатил глаза. – Опять ты за своё. Ей уже вынесли приговор.
– Приговор всегда можно отменить. Ты же король. Можно создать ещё одно слушание. Поговори с ней сам. Помнишь: жизнь за жизнь. Чтобы с ребёнком ничего не случилось.
Он задумался, вероятно, вспомнив рассказ об Эдуарде Добром и цветочнице Вайолет, который сам мне когда-то поведал.
– Она призналась, что занималась колдовством.
– Под пытками. Под пытками в занятиях колдовством призналась бы и я. И ты. – Леонард поморщился. Я коснулась его локтя. – Просто позволь ей уехать.
Он издал рык и снова махнул рукой.
– Ладно, пускай проваливает. Но в Элиадоре даже духа её быть не должно.
Я улыбнулась. Король сделал мне самый лучший подарок. И он стоил той лжи, на которую мне пришлось пойти, чтобы вытащить Абигейл. Может, мне где-нибудь это зачтётся. На кармическом уровне. В следующей жизни, например.
– Если родится мальчик, я назову его Ричардом.
Я не возражала. Ричард – хорошее имя, и я понимала, откуда Леонард его выкопал. Наверняка, тоже слышал о Ричарде – Львином сердце*. Короле-рыцаре. О том, кто умер на поле боя.
– А теперь отдыхай. Увидимся за ужином, – Леонард поцеловал меня в висок и скрылся за дверями. Дела государственной важности ждать не могли. Я осталась одна, но продолжительным моё уединение не было. Колокола ещё не пробили час вечерней молитвы, а каждая собака во дворце уже знала, что королева в тягости. От улыбок придворных и поклонов слуг у меня темнело в глазах. В большой зал я шла, держась за стену, чтобы ненароком не упасть. Меня подташнивало, но причиной этой тошноты был не токсикоз первого триместра беременности, а стойкая непереносимость лицемерия жителей Уилбриджхолла.
Леонард разболтал о моём положении всем. На ужин он позвал музыкантов и жонглёров, толкнул пламенную речь и даже заставил меня подняться. Придворные так и сыпали поздравлениями, удивительно, как не переломились пополам от поклонов.
Я на все эти знаки внимания почти не реагировала. Хотела только одного – как можно быстрее покинуть общий зал и закрыться в своих покоях.
Однако публичное объявление о беременности всё же сыграло мне на руку. Теперь я могла не приходить к ужину, ссылаясь на недомогание, и не вступать в беседы с богатыми дворцовыми дамами, заглянувшими в мою гостиную якобы для оказания чести, а на самом деле, чтобы перемыть кому-то кости.
Самое приятное заключалось в том то, что Леонарду строго-настрого запрещалось делить со мной ложе ближайшие шесть месяцев и следующие сорок дней после родов, дабы не возник «конфликт интересов», иначе говоря, новая беременность. По мнению церкви, такой конфуз мог случиться запросто, поэтому меня освободили от домогательств короля больше, чем на полгода. Что же до Леонарда, то его состояние меня не интересовало вовсе. Если здоровье позволит, пусть заведёт себе хоть сотню любовниц.
Главное – обещание относительно Абигейл он выполнил. Уже следующим утром из окон своих покоев я видела, как стражники тащили её к воротам в город. Поверх рубахи на неё был накинут тот самый её излюбленный плащ, голову прикрывала моя шаль. Чтобы удостовериться в том, что это точно она, я послала к выходу Розу, и та подтвердила мои догадки. Абигейл действительно отпустили. Еле передвигающая ногами, сгорбленная, но не сломленная, она покинула королевскую тюрьму и Элиадор, дабы никогда больше сюда не возвращаться.
Честно говоря, о последнем я жалела и жалела сильно. Мне не хотелось её отпускать. Напротив, я жаждала увидеться с ней вновь, чтобы Абигейл осмотрела меня, чтобы приняла роды, чтобы нашла способ… О возвращении домой я уже старалась не думать. Двадцать первому веку, своим друзьям и работе я окончательно сказала: «Пока». Лишь бы не замучиться в схватках. Долгое время я помнила только о костре, но цыганка предрекала мне ещё и смерть родами. Медицина в тринадцатом веке была чудовищной, и перед глазами у меня то и дело возникало искажённое болью лице Бриджет.
Однако мысли о ней я прогоняла, запечатывала в самом дальнем уголке сознания и старалась думать о чём-нибудь хорошем. В этот раз мне должно повезти! Я рожу мальчика, и после смерти Леонарда он станет королём Аелории. По-настоящему хорошим королём. Он проведёт много реформ, укрепит столицу, его политика будет правильной и мудрой, и люди при нём заживут спокойно. Я научу его всему, что знаю. Я буду направлять его и подсказывать. Никто не посмеет сказать, что новый король – сын ведьмы. Он будет похож на прежнего короля. Внешне. Но внутри станет полной его противоположностью.
С этими мыслями я наглаживала свой живот. В каком-то смысле мне стало легче. Леонард был ещё более добрым и ласковым, чем в тот день, когда рассказал мне о своей страсти к алхимии. Он по-прежнему покидал дворец и, хотя задерживался ненадолго, я подозревала, что он опять ставит свои опыты. Отравлений ртутью вроде как больше не случалось, но его руки с каждым днём дрожали всё сильнее. Я надеялась, что ему немного осталось. Надеялась и ругала себя за это. Плохо – желать человеку смерти. Плохо! Но он сам вынудил меня к этому!
Иногда мы вместе обедали и болтали о ничего не значащей ерунде. Он целовал меня в лоб или в висок, а я изо всех сил старалась не морщиться. В дела государства Леонард меня не посвящал, говорил, что в моём положении слушать про политику вредно, и беспрестанно травил анекдоты про своих министров. Курьёзов было много, и их действующими лицами выступали все известные мне придворные, исключая разве только Филиппа и Джона Эмберса.
Королевская щедрость коснулась не только Абигейл. На следующий день после её помилования Леонард раздал хлеб и золото горожанам и приказал нескольким стражникам лично попробовать этот хлеб, дабы у людей не возникло подозрений насчёт яда. За это я была ему благодарна. Королева понесла, король смилостивился и накормил бедняков. Я надеялась, что это тронет сердца людей и они перестанут считать меня ведьмой. Уже сейчас я готовила почву для своего сына.
Новых придворных дам я не набирала. Забрала Фейт из прачечной и сделала своей третьей служанкой вместо Нэн. Теперь в мои покои заходила только она, Берта и Роза. Хивел и зеленоглазый стражник, пропустивший меня к королю, охраняли вход. Продав через Розу один из браслетов, я щедро расплатилась со всеми пятерыми. Взамен я требовала только верности.
Занятия с Колином я тоже продолжила, однако в последнее время они не клеились. Мальчик стал рассеянным и ленивым. Новые сведения в его голове перестали задерживаться надолго.
– Что-то случилось? – в какой-то момент не выдержала я, усадив его рядом с собой.
Колин посмотрел на меня своими огромными серыми глазами, а затем отвернулся.
– Когда родится принц, Вы отошлёте меня на конюшню?
– Батюшки! – Я всплеснула руками и еле сдержала рвущийся из груди смех. – Это кто ж тебя до такого надоумил?
Колин молча уставился на стену. Жалобой он не был. Осознав этот факт, я испытала гордость.
– Я не брошу тебя, обещаю. Буду учить, как и прежде. Только… – Предчувствие скорой беды не оставляло меня, и я взяла на себя смелость поделиться этим с мальчиком. – Только, если со мной что-то случится, тебе придётся уехать. Во дворце тебе оставаться нельзя. Твои знания и способности тут никто не оценит. Уезжай в Индию или на Пиренейский полуостров. Все знания сейчас в руках арабов. Они примут тебя, если ты поделишься тем, чему я тебя научила.
Колин побледнел и сжал мою руку.
– К маврам**? Как же так? Они не верят в Господа нашего, о чём я буду с ними говорить?
Я улыбнулась и поцеловала его в макушку.
– Не суди о людях по цвету кожи и вере исповедания. Не называй их неверными. Однажды во главе всего станет наука. Мавры – такие же люди, как мы с тобой. Не думай, что те, кто молится Христу, лучше тех, кто молится Аллаху, или не молится вообще. Ты даже не представляешь, как много плохого делалось с именем нашего Господа на устах, когда было сказано убивать всех, потому как Бог своих отличит***.
Колин опустил взгляд на свои изгрызенные ногти.
– Крестовые походы****?
Я молча кивнула.
– Если тебе придётся уехать, остановись возле входа в лес. Под раскидистым дубом я зарыла свои украшения. – Колин округлил глаза. Когда я вернулась во дворец в платье Берты, все были уверены, что меня ограбили. – Этого тебе хватит, чтобы добраться до арабов и какое-то время безбедно жить среди них.
– Я верю, что ничего случится. – Мой мальчик вскочил с софы и по-рыцарски прижал правый кулак к левой ключице. – Я буду сражаться за Вас и принца до последней капли крови. Я буду его советником, а если сэр Филипп научит меня биться на мечах, то и защитником.
Сэр Филипп научит биться на мечах… Сэр Филипп. Это имя я не позволяла произносить себе даже мысленно. Было слишком больно. После моего поспешного выхода из кабинета мы больше не встречались. Филипп опять покинул дворец, а Сесилия вся в слезах жаловалась Анне на его невнимание. Роль дегустатора еды короля выполнял всё тот же незнакомый мне рыцарь. Всеми правдами и неправдами я убеждала себя в том, что так и мне, и Филиппу будет лучше …
– Он научит тебя. Вот увидишь: непременно научит, – улыбнулась я, возвращая Колина на место рядом с собой. Сытная еда, тёплая одежда и мягкая постель сделали своё дело. Из ходячего скелета он превратился во вполне справного мальчика. Был поджарым, но не тощим, и я надеялась, что голодное время не отразилось на его костях и не сделало их хрупкими. К физическим упражнениям я пока его не допускала, но понимала: рано или поздно он у меня это выпросит. Колин точно так же, как и тот малыш, что рос у меня животе, был моим ребёнком. Поглаживая обоих, я молила Бога позволить мне увидеть их взрослыми.
***
Октябрь пришёл незаметно. Дни стали короткими, ночи – тёмными и холодными, небо – серым. Вместе с фрейлинами я сидела в своих покоях. Сесилия и Анна шили одежду для будущего принца. Второй триместр моей беременности протекал спокойно. Живота ещё не было видно, утренняя тошнота прошла, перепадов в настроении не наблюдалось.
Посещать ужины в большом зале я позволяла себе не чаще одного раза в неделю. Дворцовыми сплетнями не интересовалась, писала только Джульетте Мейлор да и то исключительно о своём самочувствии и почти безвылазно сидела в своей гостиной, лишь иногда прогуливаясь по саду. Я стала настоящей королевой Маргарет. Целиком и полностью подстроилась под её характер, который, скорее всего, прогнулся так же, как и мой, под внешними обстоятельствами.
Сегодняшний ужин я решила посетить. Как обычно встретилась с Леонардом у входа и разрешила взять себя за руку. Я не знала, завёл ли он новую любовницу. В замке в последнее время появилось несколько свежих, вполне симпатичных девушек, но к себе я их не приглашала и, чьи они дочери, племянницы и сёстры, понятия не имела. Я выполнила главную функцию королевы, я зачала дитя – этого было достаточно.
Покидала большой зал я теперь тоже по своему усмотрению. Король относился к этому с пониманием. Он так боялся выкидыша, что посылал ко мне лекаря каждую неделю, и был совершенно неугомонным папашей. Временами я боялась, что сразу после родов он отберёт у меня младенца.
– Вас сопроводить до покоев? – спросила Анна, когда я, получив разрешение короля, поднялась из-за стола.
– Не нужно.
В последние недели гуляния по вечернему замку вошли у меня в привычку. Мне нравилось ступать по каменному полу и проходить мимо факелов и свечей. Я знала сколько шагов от большого зала до моих комнат. Ровно девятьсот восемьдесят четыре. Знала, сколько шагов в гостиной от стены до стены. Тридцать семь. Знала, сколько их в спальне. Я знала всё, кроме того, где находился Филипп, и была так погружена в свои мысли, что не заметила, как чёрная тень мелькнула в одном из проёмов. И если бы только мелькнула… Я опять оказалась прижатой к стене. Мы стояли ровно в том самом месте, что и в день турнира, когда я призналась, что не имею к королеве Маргарет никакого отношения.
Филипп крепко держал меня за талию. Всё такой же: в латах и коротко стриженный. От него пахло травами и особым, только ему присущим запахом. Мы молчали. Молчали долго, и тишину между нами прерывало только потрескивание факелов.
– Значит, ты тоже решила выбрать короля?
Его запоздалый вопрос не причинил мне боли. Я много раз представляла нашу встречу. Ждала её и боялась. Чувствовала, что Филипп не поймёт меня и осудит. Да и как такое можно понять?!
– Выходит, корона, дорогие платья и реверансы тебе милее?
– Уезжайте, сэр Филипп! Играйте свадьбу, забирайте жену и уезжайте в своё имение. Так всем будет лучше.
– Когда Мэгги Мейлор стала королевой, она сказала то же самое. Уезжайте в своё имение, сэр Филипп. Так всем будет лучше. Ты стала удивительно на неё похожа. Сделалась такой же, как она. Появись я во дворце сейчас, разницы бы не почувствовал.
Слов у меня не осталось. Я слишком сильно устала бороться. Понимала, что лечу в бездну, но ничего с этим сделать уже не могла.
– Уезжайте, сэр Филипп, и больше никогда сюда не возвращайтесь.
А потом я отвернулась и вышла на дорогу, которая вела к моим комнатам. Нам надо было просто остаться в том домике у ручья…
– Я знаю, что ты носишь моего ребёнка.
Пришлось обернуться. Филипп смотрел так, что мне хотелось умереть.
– Меня очень долго опаивали, но после болезни я ничего не принимала из рук Нэн, а король посещал мои покои. Вы сами его туда сопровождали.
– Король бесплоден.
– Не говорите так, если не хотите быть повешенным за клевету. И уезжайте.
Моё сердце сжалось от безнадёжности и тоски. Больно… Мне было так больно, что я не выдержала и сбежала.
***
В тот вечер я долго лежала без сна. Моё сердце кровоточило, в груди словно дыру пробили, и я отчаянно искала выход, но не находила ровным счётом ничего. «Так всем будет лучше, – убеждала себя я и гладила живот. – Леонард долго не проживёт, и Филипп станет нашим защитником. Со временем. Сейчас я поступила правильно. Раз уж начала врать, надо врать до конца…»
Лёгкий стук в окно заставил меня встрепенуться. Сбросив одеяло, я выпрыгнула из кровати и подбежала к подоконнику. По ту сторону стекла стоял Филипп.
Уму непостижимо! Всегда такой осторожный, во всём такой правильный, он собирался влезть в спальню королевы через окно. А если… Вздохнув, я потянула на себя створку, и он мигом очутился в комнате.
– Не могу без тебя! – Его губы накрыли мои, и я потерялась в пространстве и времени.
____________________________________________________
*Ричард I Львиное Сердце (1157—1199) — король Англии, правивший с 1189 по 1199 год. Традиционно считается одним из величайших крестоносцев в истории средневековой Европы. Представитель династии Плантагенетов. По той легендарности, которой овеяна фигура Ричарда, среди английских монархов конкуренцию ему мог бы составить разве что король Артур.
** Термин «мавры» применяется в отношении как арабов и берберов, которые завоевали Иберийский полуостров и поселились там в VIII веке, так и той части жителей завоёванных территорий (и их потомков), которые стали мусульманами.
*** Убивайте всех, Господь узнает своих. Эти слова традиционно приписывают Арнольду Амальриху. Считается, что они были произнесены в июле 1209 года при осаде крепости Безье. На тот момент Арнольд был аббатом Сито и папским легатом при войске крестоносцев — участников Альбигойского крестового похода. Согласно традиционной версии, это был ответ аббата на вопрос одного из вождей похода о том, как отличить католиков от альбигойцев. Легат же мыслил более прагматично и предложил крестоносцам оставить религоведческие изыскания на после сражения.
**** Крестовые походы — серия религиозных военных походов XI—XV веков из королевств Западной Европы, инициированных и направляемых Латинской церковью против мусульман, язычников и еретиков