Секрет падчерицы

19

Судья Коул Хобарт призвал зал к порядку.

– Слушается дело Народ штата Калифорния против Филлис Бэнкрофт, объявил он. – Обвинение представляют Робли Хастингс, заместитель окружного прокурора, и его помощник Тернер Гарфилд. Со стороны защиты выступает Перри Мейсон. Господа, вы готовы к предварительному слушанию дела?

– Обвинение готово, – произнес Хастингс.

– Защита готова, – сказал Мейсон.

– Прекрасно, – объявил судья Хобарт, – тогда начнем. Обращаю ваше внимание на тот факт, что этот судебный процесс привлек огромное внимание общественности, поэтому попрошу тишины в зале и не допускать никаких нарушений процессуальных норм.

Предварительное слушание дела повел Тернер Гарфилд. Он вызвал в качестве свидетеля топографа, который представил суду карту штата, аэрофотографии залива и яхт-клуба и карту автомобильных дорог штата, показывающую расстояние между различными пунктами.

– Ведите допрос, – обратился Гарфилд к Мейсону.

– Здесь представлены самые разнообразные карты, – сказал Мейсон, обращаясь к топографу, – но не все. Одной из них нет.

– Какой именно?

– Геодезической карты береговой линии залива.

– Я не думал, что она может понадобиться, так как разнообразные карты, представленные здесь, и так точны, а аэрофотоснимки дают представление о береговой линии и границах порта. На той же карте, кроме того, есть различные цифры, показывающие глубину залива. Я подумал, что это может только помешать.

– Почему?

– Потому что цифры не имеют никакого отношения к делу.

– Геодезическая карта при вас?

– Нет.

– Тогда я предъявляю вам подобную карту, – сказал адвокат. – Скажите, она вам знакома?

– Да, конечно.

– Это официальная карта, изданная правительством?

– Да.

– Скажите, она используется в навигации?

– Да.

– Я хочу, чтобы эта карта была приложена к делу как вещественное доказательство защиты номер один, – заявил Мейсон.

– Возражений нет, – произнес Тернер Гарфилд, – так как защита имеет право воспользоваться любой статистической информацией.

Следующим в качестве свидетеля был вызван шериф округа Лос-Анджелес.

– Шериф, – обратился к нему Гарфилд, – предъявляю вам фотографию одно из вещественных доказательств обвинении. На ней тело человека, обнаруженного на яхте «Жинеса». Вы видели эту фотографию?

– Да.

– Вы видели человека, изображенного на ней?

– Несколько раз.

– Живым или мертвым?

– И живым и мертвым.

– Предпринимались-ли вами какие-нибудь другие попытки установить личность покойного?

– Да.

– Каким образом?

– По отпечаткам пальцев.

– И вы можете сказать, кто это?

– Уилмер Джилли.

– Задавайте вопросы, – предложил Гарфилд Мейсону.

– Как вы устанавливаете личность по отпечаткам пальцев? – спросил он шерифа.

– На основе архивных данных ФБР.

– Следовательно, Джилли был на учете в полиции?

– Протестую против подобного вопроса как некомпетентного, не допустимого в качестве доказательства и не относящегося к делу, – вмешался Робли Хастингс.

– Протест обвинения отклоняется, – заявил судья Хобарт. – Суд правомочен допрашивать свидетеля по всем вопросам, имеющим отношение к отпечаткам пальцев, то есть как они добыты и какие связаны с ними события. Суд дает защите самые большие возможности для ведения допроса. Отвечайте на вопрос, шериф.

– Да. Это был человек с преступным прошлым.

– Был ли он осужден?

– Да.

– За что?

– За кражу автомобиля и подлог.

– Он, случайно, не привлекался по каким-нибудь другим делам?

– Я вновь протестую...

– Протест отклоняется, – отрезал судья Хобарт. – Шериф признал, что видел покойного при его жизни несколько раз. Суд, безусловно, имеет право допрашивать его по всем вопросам, имеющим к этому отношение.

– Но тогда, – настаивал Робли Хастингс, – свидетеля можно обвинить в том, что он имел связь с преступником, которого не арестовал и не обвинил в преступлении, а затем либо отпустил, либо прекратил расследование.

– Суду необходимо восстановить весь ход событий, но, поскольку ответ и так ясен, я принимаю протест обвинения, – решил судья Хобарт.

– Чтобы не было неясностей, – заявил Мейсон, – поставлю вопрос следующим образом: шериф, при жизни покойного вы встречались с ним, когда он находился под арестом?

– Да.

– И навещали его, как официальный представитель?

– Да.

– Вы когда-нибудь, лично сами, подвергали его аресту?

– Только один раз.

– В чем он тогда обвинялся?

– Протестую против неправомочного, несущественного и неправильного ведения допроса, – вновь вмешался Хастингс.

– Протест обвинения принимается, – объявил судья Хобарт.

– Других вопросов нет, – сказал Мейсон.

Робли Хастингс, сделав несколько драматический жест рукой, объявил:

– Для дачи свидетельских показаний вызывается Дрю Керби.

Керби оказался медлительным, седеющим человеком примерно шестидесяти лет, с водянистыми голубыми глазами и с очень смуглым цветом лица результатом постоянного загара.

– Где вы работаете? – спросил его Хастингс.

– В яхт-клубе «Голубое небо».

– Сколько лет вы там работаете?

– Четыре года.

– В чем заключаются ваши обязанности?

– Я и подсобный рабочий, и сторож. Отвечаю за сохранность оборудования и личных вещей членов клуба.

– Вы работали десятого числа текущего месяца?

– Да, сэр.

– Я предъявляю вам фотографию Уилмера Джилли. Вы когда-нибудь его видели?

– Да, сэр.

– Живым или мертвым?

– И живым и мертвым.

– Чтобы вам было легче вспомнить, скажите, когда вы его видели в первый раз?

– Десятого, примерно часов в семь вечера.

– Где?

– В яхт-клубе.

– С кем он был?

– С миссис Бэнкрофт.

– Вы имеете в виду обвиняемую, Филлис Бэнкрофт, сидящую слева от Перри Мейсона?

– Да, сэр.

– А где была она?

– На причале.

– Что она делала?

– Она садилась в шлюпку, которая всегда привязана к «Жинесе», яхте Бэнкрофтов.

– Вы видели, как она разговаривала с Джилли?

– Да.

– Что затем произошло?

– Она отвезла его на яхту. Минут десять они пробыли на яхте, я точно не знаю, так как не видел их после того, как они поднялись на «Жинесу». Затем я видел, как миссис Бэнкрофт возвращалась в шлюпке обратно.

– Одна?

– Да, сэр.

– Так. Затем что?

– Она привязала шлюпку к причалу и куда-то поехала, а потом, примерно через час, вернулась назад.

– Что она сделала потом?

– Села в шлюпку и поплыла к яхте.

– А затем что произошло?

– Не знаю, сэр. Я был какое-то время занят. Опустился очень густой туман. Ничего не было видно. Я хочу сказать, что мне было совершенно не видно, что происходило на воде.

– Но вы видели яхту «Жинеса»?

– Нет, сэр.

– Что вы делали?

– Был занят делами по службе.

– А когда развеялся туман?

– В тот день этого не произошло. Он держался долго.

– Но это должно было когда-то произойти? – раздраженно спросил Хастингс.

– Конечно, но он развеялся только на следующий день.

– Когда вы вновь увидели яхту Бэнкрофтов?

– Я ее больше не видел. Она исчезла.

– Вы ее больше не видели?

– Нет, почему, но... Это произошло на следующий день в четыре тридцать дня, когда они привезли ее обратно.

– Кого вы имеете в виду?

– Шерифа с помощниками.

– Как ее привезли?

– Она была привязана к другому судну.

– Какому?

– К катеру береговой охраны.

– Что они сделали с яхтой?

– Они пришвартовали ее к пристани, а затем на ней появилось множество фотографов и полицейских.

– Вы видели Уилмера Джилли после его смерти?

– Да, сэр.

– Где?

– В морге.

– Вас отвозили туда на опознание?

– Да, сэр.

– Перекрестный допрос, пожалуйста, – сказал Хастингс Мейсону.

Мейсон подошел к свидетелю, дружелюбно посмотрел на него и просто спросил:

– На фотографии вы узнали Уилмера Джилли?

– Да.

– Когда вы видели его фотографию в первый раз?

– Я видел его самого.

– Знаю. Меня интересует, когда в первый раз видели фотографию Джилли?

– Ну, когда они появились... Кажется, это было... Да, это было одиннадцатого, в девять часов вечера.

– Через сколько это было часов, после того как пришвартовали яхту?

– Точно не знаю. Наверное, через четыре или пять часов.

– Кто показал вам фотографию?

– Шериф.

– Он спрашивал вас, видели ли вы этого человека прежде?

– Да, что-то в этом роде.

– Шериф, случайно, не интересовался, был ли этот человек с миссис Бэнкрофт вечером, в день убийства, и не видели ли вы как он отвозил ее к яхте?

– Да, по-моему, что-то в этом роде.

– Вы помните точные слова шерифа?

– Нет. Он показал мне фотографию и сказал, что, возможно, я видел этого человека.

– И вы согласились с ним?

– Да, сэр.

– Это было до вашей поездки в морг?

– Да.

– Когда вы туда ездили?

– Вечером двенадцатого.

– Сколько раз до этой поездки вы видели фотографию Джилли?

– Несколько раз.

– А точнее?

– Не знаю. Несколько раз.

– У вас была копия фотографии?

– Да.

– Кто вам дал ее?

– Шериф.

– И шериф оставил вам фотографию и просил тщательно ее изучить?

– Да, но сделал он это утром следующего дня.

– И фотография была у вас весь день?

– Да.

– А затем вас отвезли в морг?

– Да.

Мейсон в задумчивости посмотрел на Керби.

– Вы были в очках, когда смотрели фотографию?

– Конечно.

– А где сейчас ваши очки?

Свидетель машинально сунул руку в карман и произнес:

– Я оставил их в яхт-клубе.

– Но, когда одиннадцатого и двенадцатого вы рассматривали фотографию, вы были в них?

– Да.

– Вы лучше видите в очках?

– Естественно.

– Могли бы вы опознать человека на фотографии без очков?

– Не знаю. Вряд ли.

– Как же в суде вы делали опознание без очков?

– Я знал, кто на фотографии.

– Откуда?

– Как! Это должна была быть фотография убитого.

– Почему «должна была быть»?

– Как! А разве это не она?

– Я спрашиваю вас, – сказал Мейсон. – Вам известен человек, изображенный на фотографии?

– Да. Я же произнес присягу!

– И вы видите без очков?

– Да.

Мейсон подошел к столу судьи, взял фотографию, вынул из кармана другую фотографию, сравнил их, а затем, повернувшись к свидетелю, произнес:

– Посмотрите внимательно на эту фотографию. Вы абсолютно уверены, что с обвиняемой вечером десятого был именно этот человек?

– Да.

– Постойте, – вмешался Хастингс. – У адвоката – две фотографии, одну из них он незаметно вынул из кармана.

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Я покажу свидетелю обе фотографии. Свидетель, скажите, пожалуйста, на них изображен один и тот же человек?

– Да.

– Разрешите мне взглянуть на другую фотографию, – потребовал Хастингс.

– Пожалуйста, – произнес Мейсон и протянул ему обе фотографии.

– Но, – заявил заместитель окружного прокурора, – это не честно по отношению к свидетелю. Ведь это различные фотографии.

– Вы видите какую-нибудь разницу в этих фотографиях, мистер Керби?

Свидетель прищурился, вновь взглянул на фотографии и произнес:

– Для меня они одинаковы. Я плохо вижу без очков.

– Вы все время их носите?

– Конечно.

– Почему же у вас их нет сегодня?

– Я оставил их в клубе, в своей комнате.

– Кто-нибудь посоветовал вам сделать это?

– Заместитель окружного прокурора.

– Видимо, потому, – заметил Мейсон, – что вечером десятого вы были без них, не так ли?

– Нельзя же все время быть в очках, тем более что сгущался туман. Лучше их совсем снять. Так и лучше видно и не нужно постоянно их протирать.

– Вы были без очков, когда увидели Джилли в первый раз?

– Да.

– А сейчас, если Высокий Суд позволит, я хотел бы предъявить вторую фотографию для опознания, а затем приобщить ее к вещественным доказательствам защиты под номером два.

– Принимается, – объявил судья Хобарт.

– Протестую против такого ведения допроса, – заявил Хастингс. Обращаю внимание Высокого Суда на то, что это старые трюки адвоката.

Мейсон с улыбкой взглянул на судью Хобарта.

– Ваша Честь, не я советовал свидетелю оставить очки в яхт-клубе. Он опознал на фотографии, представленной обвинением, Уилмера Джилли как человека, бывшего с обвиняемой в яхт-клубе вечером десятого. Я показал ему две различные фотографии и спросил, не изображен ли на них один и тот же человек. Он признал это.

– Протокол говорит сам за себя, – объявил судья Хобарт. – Вторая фотография может быть приобщена к делу как вещественное доказательство защиты номер два.

– Я прекрасно вижу без очков, – возразил Керби. – Я не ношу их все время, особенно по вечерам, когда работаю на берегу.

– Понимаю, – сказал Мейсон. – Когда стекла постоянно запотевают это довольно неприятно.

– Конечно.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – У защиты больше нет вопросов к свидетелю.

– Вызывайте следующего свидетеля, господин обвинитель, – предложил судья Хобарт.

– Вызывается мистер Орендж Джуит, шериф округа, – объявил Хастингс.

Шериф Джуит сказал, что от своего помощника получил сообщение о том, что в южной части залива на мель наскочила яхта и что на ней обнаружено тело убитого человека. Шериф заявил, что он прибыл на место происшествия в четыре часа дня, осмотрел яхту и тело, что с помощью катера береговой охраны яхту пришвартовали у пристани яхт-клуба «Голубое небо», где ее и осмотрели, сделали фотографии Уилмера Джилли, лежавшего лицом вниз с пулевым отверстием в груди, а затем тело перевезли в морг округа, где произвели вскрытие и извлекли пулю, которую отправили на экспертизу, и что данная пуля предъявлена Суду.

– Вы провели опознание тела? – спросил Хастингс.

– Да, сэр. Это был Уилмер Джилли.

– Вы узнали, где жил умерший?

– В «Аякс-Делси». Это меблированные комнаты. В каждой из них есть кухонные принадлежности.

– Вы осмотрели комнату покойного?

– Да.

– И что вы нашли?

– В ящике стола мы обнаружили алюминиевую сковородку, на которой явно подогревали бобы. Хотя она была пуста, на ней все-таки остались следы бобов. На столе лежала буханка хлеба.

– Эти фотографии делались под вашим наблюдением?

– Да, сэр.

– Мы просим приобщить их к делу и дать им соответствующий номер, заявил Хастингс.

– Возражений нет, – произнес Мейсон.

– Тогда, – сказал заместитель окружного прокурора, – обратимся к так называемой «роковой» пуле, представленной Суду. Какого она калибра, мистер Джуит?

– Тридцать восьмого.

– По следам, оставленным ею, можете ли вы сказать, из какого оружия был произведен выстрел?

– Из револьвера системы «Смит и Вессон».

– Шериф, вы спрашивали обвиняемую, известен ли ей револьвер этой марки?

– Да.

– И каков был ее ответ?

– Она заявила, что ничего не скажет, что в нужное время и в нужном месте она все объяснит, а пока не получит соответствующих указаний не произнесет ни слова.

– Вы спрашивали о револьвере ее мужа, Харлоу Бэнкрофта?

– Да.

– И что он сказал?

– Он ответил то же самое.

– Вы проверяли в отделе регистрации огнестрельного оружия: есть ли у него револьвер?

– Да.

– И каков результат?

– Пятнадцатого июня прошлого года Харлоу Бэнкрофт купил револьвер «Смит и Вессон» тридцать восьмого калибра. Его регистрационный номер сто тридцать три триста сорок семь.

– Вы просили его предъявить вам оружие?

– Да.

– Что он сказал?

– Он ответил, что револьвера у него нет.

– Он объяснил, почему?

– Нет, сэр.

– Вы нашли что-нибудь под кроватью убитого?

– Да, сэр.

– Что именно?

– Портативную машинку марки «Монарх».

– Вы осмотрели ее?

– Да, и на отдельном листе бумаги отпечатали все буквы.

– А теперь, шериф, взгляните на это письмо. В нем выдвигается требование вложить три тысячи долларов в красную банку из-под кофе согласно инструкциям, полученным по телефону. Вам оно знакомо?

– Да, сэр.

– Когда вы увидели его в первый раз?

– Мне вручил его спасатель, работающий на пляже озера Мертисито. Он сказал, что это письмо он получил от молодой...

– Не имеет никакого значения, что он сказал, – спешно прервал свидетеля Хастингс. – Меня интересует, провели ли вы сравнение букв этого письма с шрифтом машинки, найденной в комнате убитого?

– Конечно.

– И каков результат?

– Судя по шрифту и наклонам букв, так называемое «письмо шантажистов» было, вне всяких сомнений, отпечатано на машинке, найденной под кроватью Уилмера Джилли.

– Вернемся к роковой пуле, – спросил Хастингс, – вы сравнивали ее с другими?

– Да, сэр.

– Как вы это сделали?

– У Харлоу Бэнкрофта в горах, в тридцати милях от Сан-Бернардино, есть вилла. Мы произвели ее тщательный осмотр и в глубине двора обнаружили мишень. Была произведена экспертиза найденных там пуль и выяснилось, что при выстрелах использовались пули тридцать восьмого калибров.

– У вас в конторе есть микроскоп?

– Да, сэр.

– Вы воспользовались им для сравнения с пулями, найденными на вилле?

– Да, конечно.

– И каков результат?

– Оказалось, что все выстрелы были сделаны из одного и того же оружия. Вот эти фотографии подтверждают наши заключения. Роковая пуля изображена на них в верхней части, а внизу – пули, найденные на вилле в горах.

– Мы просим Высокий Суд приложить эти снимки к вещественным доказательствам обвинения, – заявил Хастингс.

– Возражений нет, – произнес Мейсон.

Хастингс повернулся к адвокату и с улыбкой победителя спросил:

– Будете вести перекрестный допрос?

– О, – ответил Мейсон спокойным голосом, – у меня только несколько вопросов к свидетелю. – Он повернулся к шерифу. – Вы заявили, что так называемое «письмо шантажистов» было отпечатано на портативной машинке «Монарх», найденной в комнате убитого?

– Да, сэр.

– Все письмо было отпечатано на ней?

– Не могу утверждать это относительно каждого слова и каждой буквы, потому что я не эксперт в этой области, но простое сравнение шрифтов показало, что письмо было отпечатано именно на ней.

– Когда и в каком часу лично вы прибыли на яхту «Жинеса»? – спросил свидетеля Мейсон.

– В три часа пятьдесят пять минут дня одиннадцатого числа, – ответил шериф.

– Но до этого вам позвонили по телефону?

– Да, сэр.

– И вы сразу же поехали на то место, где была обнаружена яхта?

– Да, сэр.

– Яхта была на мели?

Шериф в задумчивости почесал подбородок.

– Откровенно говоря, – признался он, – точно не знаю. Думаю, что, когда ее обнаружили, она была на мели, но она была уже на плаву, когда прибыл я. Как раз тогда, насколько я помню, был прилив.

– Яхта была на якоре?

– Да.

– Куда вы переправили яхту?

– К причалу, где можно было ее должным образом осмотреть.

– Вы знаете точное место, где была обнаружена яхта?

– Нет, только приблизительно. Она была примерно в трехстах пятидесяти ярдах от...

– Вы измеряли расстояние? – прервал его Мейсон.

– Нет.

– Значит, это только ваше предположение?

– Да.

– Сколько времени она находилась на том месте?

– Не знаю. Она, вероятно, дрейфовала во время прилива, который начался предшествующей ночью.

– На чем основано ваше предположение, шериф?

– Нам почти точно известно время смерти Джилли. Его видели на автостоянке у клуба, видели и как его везли на яхту. Дома он ел консервированные бобы. Смерть наступила примерно в течение двух часов после последнего принятия пищи. Яхта, очевидно, все это время бесцельно качалась на волнах. Ветра фактически не было.

– Давайте уточним эти приливы и отливы, шериф, – заметил Мейсон. Вот карта, показывающая колебания уровня воды. Согласно ей, прилив десятого числа по существу начался рано утром одиннадцатого, в час пятнадцать ночи.

– Точно так.

– Следующий же прилив был днем одиннадцатого, в два часа тридцать две минуты.

– Да, это так, сэр.

– А вы обнаружили яхту во время отлива?

– Уровень воды падал, но это еще не был отлив.

– И вы быстро переправили судно к причалу?

– Да.

– На этом все, – произнес Мейсон.

– Если Высокий Суд позволит, – заявил Хастингс, – я хотел бы вызвать другого свидетеля, Стилсона Келси. Этот человек настроен довольно враждебно, и я не могу поручиться за него, но мне хотелось бы, чтобы Высокий Суд услышал его показания, так как они необычайно важны.

– Хорошо, – объявил судья Хобарт. – Для дачи свидетельских показаний вызывается мистер Келси.

Келси разительно отличался внешним видом от того человека, которого Мейсон видел в квартире Евы Эймори. Теперь он был аккуратно подстрижен, в новом костюме, в новых ботинках и говорил с видом совершенно уверенного в себе человека.

– Ваше имя? – спросил его заместитель окружного прокурора.

– Стилсон Келси.

– Ваш род занятий?

– Отказываюсь отвечать на этот вопрос.

– На каком основании?

– На том, что ответ может повредить мне.

– Вы знакомы – или, точнее, были знакомы – с Уилмером Джилли?

– Да.

– Была ли у вас назначена встреча с ним на вечер десятого?

– Да, сэр.

– Что вы делали десятого числа этого месяца, мистер Келси? Нас интересует только этот день.

– У меня нет постоянного занятия.

– На что же вы живете?

Келси глубоко вздохнул и произнес:

– Я получаю денежные пожертвования от разных людей.

– Какова природа ваших занятий? Чем вызваны эти пожертвования?

– Шантажом.

– Вы договаривались с Уилмером Джилли относительно шантажа кого-нибудь из Бэнкрофтов?

– Протестую против этого вопроса, – перебил Мейсон. – Он не относится к данному делу.

– Напротив, – возразил Хастингс, – это имеет к делу прямое отношение и раскрывает мотив преступления. Келси – главный свидетель. Его показания очень важны. Мы временно отложили дело о вымогательстве, чтобы распутать убийство.

– Отклоняю протест защиты, – объявил судья Хобарт. – Суд желает разобраться во всем до конца. Свидетель, продолжайте.

– Отвечайте на вопрос, – сказал обвинитель Стилсону Келси.

– Джилли рассказал мне целую историю.

– Какую?

– Протестую. Это основано на слухах, – воскликнул Мейсон.

– Я хочу показать, что это составная часть рассматриваемого дела, сказал Хастингс.

Судья Хобарт нахмурился.

– Эта история имеет какое-нибудь отношение к вашим деловым связям с Джилли? – спросил он Келси.

– Да, Ваша Честь.

– Тогда отвечайте на вопрос, – постановил судья Хобарт.

– Джилли подружился с одним человеком, – сказал Келси, – который жил вместе с ним в меблированных комнатах «Аякс-Делси».

– Хорошо. Продолжайте.

– Джилли мне сказал, что подружился с неким Ирвином Фордайсом, который все ему рассказал о своем прошлом. Фордайс по-дружески ему доверился, так как был уверен в его молчании.

– Услышав его историю, вы решили извлечь из этого выгоду?

– Да.

– Ваши действия были результатом совместной договоренности с Джилли?

– Да.

– В чем суть всей истории?

– Протестую, – вмешался Мейсон. – Это основано на слухах, несущественно и не относится к делу.

– Отклоняю протест. Я хочу знать всю подоплеку шантажа, – заявил судья Хобарт.

– Оказалось, – продолжал Келси, – что настоящее имя Фордайса было другим, что если бы стало известно, кто он на самом деле, и о его преступном прошлом, то свадьба между Розеной Эндрюс, членом семьи Бэнкрофтов, и Джетсоном Блэром, членом известной в обществе семьи Блэров, никогда не состоялась бы.

– Что вы тогда сделали?

– Джилли и я решили воспользоваться этой информацией и обратить ее в деньги.

– Что вы сделали?

– Какое-то время я присматривался к этим семьям и выяснил, что у Бэнкрофтов было достаточно много денег, а Блэры пользовались влиянием в обществе. Я пришел к выводу, что лучше шантажировать кого-нибудь из Бэнкрофтов.

– Какие суммы вы собирались у них потребовать?

– Полторы тысячи долларов по одному требованию и тысячу – по другому.

– И на этом вы хотели остановиться?

– Конечно, нет. Мы собирались до конца воспользоваться полученной информацией. Мы считали, что потребованных денег будет достаточно на какое-то время. Затем, по-нашему мнению, необходимо было выждать. Если бы Розена согласилась заплатить полторы тысячи долларов, а ее мать – тысячу, тогда мы подождали бы примерно неделю, а затем выдвинули бы Розене новое требование и продолжали бы оказывать на нее давление до тех пор, пока не почувствовали бы, что она на пределе. Такова была, по крайней мере, моя договоренность с Джилли.

– Хорошо. Что произошло?

– Мы написали письмо и положили его на переднее сиденье в автомобиле Розены. Мы не хотели посылать его по почте. У Джилли была печатная машинка, да и печатал он неплохо. Я же этого не умел. Так что Джилли отпечатал письмо. Он показал мне его и получил мое одобрение.

– Каковы были условия в этом письме?

– Розена должна была заплатить полторы тысячи долларов в соответствии с инструкциями, полученными от нас по телефону. Мы пригрозили, что в противном случае информация, позорящая ее семью, станет достоянием общественности.

– Это был пробный шар? – спросил Хастингс.

– Конечно. Затем Джилли вошел в контакт с обвиняемой, представил ей известную нам информацию, и она выложила ему тысячу долларов.

– Что затем произошло?

– Мы продолжали наблюдение, пока не убедились, что Розена получила наше письмо. Она села в машину, увидела его на переднем сиденье, прочитала его пару раз и затем уехала.

– Что было потом?

– Без моего ведома, – печально произнес Келси, – Джилли, очевидно, после того как я видел это письмо, переправил требование в нем на три тысячи долларов.

– Ничего не сказав вам?

– Да.

– Зачем он это сделал? – спросил Хастингс.

– Он, видимо, хотел получить лишние полторы тысячи. Видите ли, согласно разработанному нами плану, мы собирались на озере взять лодку Бэнкрофты летом отдыхают на вилле у озера, а Джилли был хорошим пловцом. Я предложил взять напрокат лодку, как будто мы простые рыбаки; Джилли же должен был прихватить с собой снаряжение для подводного плавания. Мы собирались на лодке выйти на озеро. Я должен был ловить рыбу, а Джилли нырнуть, когда Розена Эндрюс в нужное время и в нужном месте бросит в воду кофейную банку. Джилли должен был подплыть к ней под водой, схватить ее и затем направиться к берегу, где его никто не заметил бы. Я же должен был повернуть лодку к берегу, как будто в поисках рыбы. Джилли должен был там забраться в лодку, переодеться, положить акваланг в корзину, а потом мы собирались ловить рыбу как ни в чем не бывало. Так что, если бы даже полиция была предупреждена заранее, никто не смог бы поймать нас.

– Что же произошло в действительности? – спросил Хастингс.

– Думаю, все это знают, – сказал Келси. – Мы приказали Розене положить деньги в банку – красную банку из-под кофе, но, к несчастью, оказалось две такие банки. В одной из них были деньги, а другая была пустой, которую, видимо, кто-то просто бросил в воду. И так случилось, что лыжница выловила банку с деньгами и передала ее полиции, а Джилли схватил пустую.

– Вы обсуждали это происшествие с ним?

– Увидев сообщение в газетах, я обвинил его в обмане.

– Что вы имеете в виду?

– Его стремление получить три тысячи вместо полутора, то есть присвоить себе полторы тысячи.

– Как он отреагировал на ваше обвинение?

– Он клялся, что ничего не исправлял в письме, что кто-то его обманул, а затем он обвинил в этом меня.

– Хорошо, что потом произошло?

– После того как мы узнали, что выловили не ту банку, Джилли позвонил Розене и сказал ей, что она не последовала данным ей инструкциям; она же обозвала его назойливым журналистом и бросила трубку. Тогда он позвонил ее матери, и она предложила ему приехать на пристань у яхт-клуба «Голубое небо», сказала, что отвезет его на яхту, заплатит там деньги, а затем незаметно высадит его где-нибудь на берегу. Она была уверена, что частные детективы занимаются этим делом, и поэтому хотела, чтобы все было в тайне.

– Когда он должен был встретиться с ней?

– В семь часов вечера на пристани у клуба.

– Вы не знаете, встретился он с ней или нет?

– Я просто говорю вам то, что слышал по телефону и что Джилли сам мне сказал, но я точно знаю, что Джилли отправился в клуб, и именно тогда я видел его в последний раз.

– Приступайте к перекрестному допросу, – сказал Хастингс Мейсону.

– Вы не знаете, на чем он собирался добраться до яхт-клуба? – спросил адвокат.

– Нет. В последний раз, когда я его видел, он обедая у себя в комнате. Это было в шесть тридцать вечера. Он всегда очень любил консервированную свинину с бобами, и во время нашей последней встречи он ел именно ее. Он сказал, что должен выйти из дома около семи и что около полуночи у нас будут три тысячи долларов.

– А затем?

– Я поехал по своим делам. Потом я возвратился в «Аякс-Делси». Я тоже снимал там комнату. Я все ждал и ждал возвращения Джилли. Когда в полночь он не пришел, я подумал, что он получил три тысячи и решил исчезнуть, чтобы не делиться со мной.

– А вы не хотели обмануть Джилли? Разве вы не собирались принудить Еву Эймори подписать бумагу о том, что найденные в кофейной банке деньги были положены туда ею, что вся эта затея была проделана ради газетной рекламы, что она хотела бы, чтобы полиция возвратила ей деньги, а затем выманить эти деньги у нее?

– Да, это так. Вы поймали меня на этом. Джилли хотел обмануть меня, но я не привык оставаться в дураках. Нельзя сказать, что он был моим напарником. Он был неопытен в рэкете, поэтому и обратился ко мне. Затем он решил обмануть меня и оставить ни с чем, так что я решил немного подстраховаться. Вот и все.

– И поэтому вы пришли в окружною прокуратуру и изложили всю эту историю, чтобы избавиться от обвинения в шантаже, не так ли?

– А что бы вы сделали? – спросил Келси.

– Я задаю вам вопрос. Именно так вы поступили?

– Да.

– И заместитель окружного прокурора для того, чтобы вы произвели впечатление в суде, дал вам деньги на стрижку, новый костюм и ботинки?

– Нет, не он.

– Шериф?

– Да.

– И заместитель окружного прокурора обещал не привлекать вас к суду?

– Да, если я как свидетель расскажу правду.

– Что он имел в виду?

– Ну, что в моих показаниях не будет никаких неясностей.

– Иными словами, – сказал Мейсон, – если они выдержат перекрестный допрос и будут похожими на правду. Так?

– Пожалуй, да.

– Если же во время допроса я смогу доказать, что вы лжете, тогда вас привлекут к суду. Так?

– Думаю, что да. Конечно, он не выразился подобным образом, но дал понять, что я должен говорить правду. Так, чтобы никто не смог придраться.

– Короче, – сказал Мейсон, – если ваши показания позволят признать обвиняемую виновной, вас не привлекут к суду за вымогательство, верно?

– Вы даете свою собственную интерпретацию этому делу, – заявил Келси. – Не это имел в виду заместитель прокурора, и я не хочу, чтобы его слова в вашем толковании были отражены в протоколе. Подразумевалось, что, если я расскажу все так, как это сделал перед заместителем прокурора, и мой рассказ выдержит все испытания в суде, меня не будут привлекать по обвинению в шантаже. Буду откровенен с вами, мистер Мейсон. Я – не ангел. У меня были неприятности с законом, поэтому я не пожелал ответить на вопрос о роде моих занятий. Я не собираюсь идти на самоубийство. Мне было дано обещание только по этому делу, а не по другим. Я готов правдиво ответить на все вопросы относительно него, даже если это поставит меня в несколько неудобное положение. Но вы должны помнить, что я имел дело с человеком, который, по существу, не был моим партнером. Он только предложил мне оказать ему помощь в этом деле, а затем с самого начала стал меня обманывать. Я не мог этого терпеть.

– Где находились вы вечером десятого, в день убийства Джилли? спросил Мейсон.

– Здесь у меня, – усмехнулся Келси, – прекрасное алиби. Примерно в то время, когда произошло убийство, я требовал денег у Евы Эймори, а затем вернулся домой, где и пробыл всю ночь. До полуночи я был на ногах, ожидая Джилли, затем пришел к выводу, что он обманул меня. Но это меня особенно не беспокоило, так как я был уверен, что получу деньги от Евы Эймори. Многие завидовали ей, потому что она слишком быстро добилась рекламы, но меня нельзя обмануть. Я заставил бы ее сделать по-моему, полиция вернула бы ей эти три тысячи, а затем я получил бы всю эту сумму.

– А что стало с Ирвином Виктором Фордайсом? – спросил Мейсон.

– Мне об этом ничего неизвестно. Я только знаю, что он сидел в тюрьме, что он опять в чем-то замешан и, вероятно, поспешно бежал, когда узнал, что Джилли продал его и шантажирует его семью. Его можно понять. Он чувствовал, что рано или поздно дело о шантаже станет достоянием полиции, что они разузнают, в чем вся суть, а поскольку он наследил, он решил как можно быстрее скрыться.

– Что вы имеете в виду, говоря «он наследил»? – спросил Мейсон.

– То, что я сказал. Он был замешан в нападении на станцию техобслуживания и полиция разыскивала его. Как только он увидел напечатанное в газетах письмо шантажистов, он понял, что быть беде, и решил исчезнуть.

– Вы когда-нибудь разговаривали с ним?

– Нет. Я видел его, потому что он жил в том же доме, что и я, но он был другом Джилли, а не моим. Он никогда меня не знал.

– Но Джилли знал вас?

– Да, конечно. Я имел репутацию... Не будем вдаваться в подробности. Джилли хотел получить деньги от Бэнкрофтов и решил, что только я смогу ему помочь.

– И вы ему сказали, как это сделать?

– Я не отрицаю этого.

– И вы были в комнате Джилли в ночь убийства?

– Да. Около семи часов. В промежутке с шести тридцати до семи.

– И что делал Джилли?

– Я же сказал, что он обедал, быстро глотая все, так как торопился. Он сказал мне, что все устроил, что поедет за теми тремя тысячами, которые от нас ускользнули, и что вернется около полуночи. Как я уже говорил, он ел консервированные бобы с хлебом.

– Кофе? – спросил Мейсон.

– Нет, он выпил немного молока. Он не любил пить кофе по вечерам. Этот человек, уверяю вас, мистер Мейсон, не был моим партнером. Он был просто... Он только пришел ко мне за помощью, вот и все.

– Затем вы поехали по своим делам. И когда вы вернулись обратно?

– Точно не знаю. Примерно в девять – девять тридцать вечера.

– И после этого вы все время были в своей комнате?

– Нет. Раз шесть я выходил, чтобы посмотреть, пришел Джилли или нет.

– Вы заходили к нему?

– У меня нет ключа, а комната была заперта. Я только смотрел, есть ли в ней свет. В полночь я постучался. Так как я не получил ответа, я решил, что он уже пришел, но вместо того чтобы зайти ко мне, завалился спать. В час ночи я еще раз постучал и только тогда я понял, что он вновь обманул меня – забрал три тысячи и исчез. Имея дело с таким типом, как Джилли, следовало самому о себе побеспокоиться.

– И как вы решили это сделать?

– Как я уже говорил, сперва я собирался заставить Еву Эймори сделать заявление о том, что вся эта история с деньгами была рекламным трюком. Это бы дало ей право на деньги. Я был уверен, что Бэнкрофты не промолвят ни слова, иначе им пришлось бы в полиции все рассказать о шантаже, а как вы сами понимаете, они не могли пойти на это. Мои расчеты были верны. Раз Джилли обманул меня и получил три тысячи, я тоже должен был надуть его и получить другие три тысячи. В этом случае мы были бы квиты. Затем я стал бы играть так, как нужно. Я намеревался потребовать от Бэнкрофтов десять тысяч, а при первой же встрече с Джилли половину того, что ему удалось утаить от меня.

– А как с теми деньгами, которые вы собирались утаить от него? спросил Мейсон.

– Моя игра с Евой Эймори не имела никакого отношения к Джилли.

– А как вы собирались заставить его выплатить вам половину суммы, полученной им от обвиняемой?

– При моем бизнесе, – медленно произнес Келси, – есть разные способы заставить обманувших вас людей заплатить вам впоследствии.

– Какой бизнес вы имеете в виду?

– Мы вновь, – усмехнулся Келси, – возвращаемся к тому, с чего начали. Я уже заявлял вам, что не собираюсь обсуждать эту тему. Меня освободили от ответственности только по этому делу, а не по другим.

– При условии, что вы выдержите перекрестный допрос?

– Вы просто пытаетесь к чему-нибудь придраться, мистер Мейсон. Я не собираюсь лезть в петлю. Если я выдержу допрос, я – в безопасности; если нет – значит нет. О Келси могут много чего наговорить, но никто не скажет, что он дурак.

– Так вы заинтересованы в том, чтобы доказать виновность обвиняемой?

– Я заинтересован в правде. Не имеет значения, какой она произведет эффект. Если это доказывает вину миссис Бэнкрофт, тем хуже для нее. Я говорю правду. Меня не интересует, кого это затронет.

– Вам известно, что Джилли собирался в яхт-клуб на встречу с миссис Бэнкрофт?

– Он сам говорил мне об этом.

– После его исчезновения вы ездили в яхт-клуб?

– Нет. Я был дома и ожидал его возвращения.

– Если бы он отдал вам половину полученной суммы, поделились бы вы с ним деньгами Евы Эймори? – спросил Мейсон.

– О, Ваша Честь, – вмешался заместитель окружного прокурора, – я думаю, этот вопрос дискуссионный и не имеет отношения к делу. Я предоставил защитнику самые большие возможности для допроса данного свидетеля, так как понимаю, что его показания позволяют все распутать. Если же в них есть какие-то изъяны, я так же, как и защита, заинтересован в том, чтобы выяснить все до конца. Но, безусловно, подобный вопрос вряд ли имеет отношение к делу.

– Согласен, – объявил судья Хобарт, – но мне кажется, при столкновении с людьми подобного сорта защита имеет право на получение ответа. Я отклоняю протест. Свидетель, отвечайте на вопрос.

– Ну скажем, – произнес Келси, – что если бы Джилли поступил со мной честно, я, наверняка, поделился бы с ним. У меня репутация... Да, я так бы и сделал. Но когда он попытался надуть меня и получить лишние полторы тысячи, я стал относиться к нему с подозрением. Я пришел к выводу, что он обманщик, что с ним следует расквитаться и больше не иметь дела. В нашем бизнесе, как впрочем и в любом другом, есть своя этика, и люди, имевшие со мной дело, всегда полагались на мою репутацию – только я не собираюсь здесь ничего говорить о своем бизнесе, мистер Мейсон. Мы ведем речь только об этом деле и все.

– Хорошо, – усмехнулся Мейсон. – Больше вопросов у меня нет.

– Вызывается, – объявил заместитель окружного прокурора, – следующий свидетель – доктор Мерли Бэджер, судебный врач, патологоанатом.

Доктор Бэджер занял место свидетеля.

– Скажите, – спросил его Хастингс, – одиннадцатого числа этого месяца вы производили вскрытие?

– Да.

– Кого вы вскрывали?

– Уилмера Джилли. По крайней мере, это был труп, чьи отпечатки пальцев принадлежали именно Джилли.

– Что было причиной смерти?

– Пуля тридцать восьмого калибра вошла в грудь, пробила сердце и застряла в позвоночнике.

– Что вы можете сказать относительно смерти?

– Она была мгновенной.

– Каковы были движения тела после выстрела?

– Их не было. Пуля не только пробила сердце, но и повредила позвоночник. Естественным и единственным движением могло быть только падение тела. Человек умер и упал на том месте, где стоял.

– Сколько времени прошло с момента смерти?

– Приблизительно двадцать четыре часа.

– Можете вы более точно указать время?

– С медицинской точки зрения, я бы сказал, что этот человек умер между восемью и одиннадцатью часами вечера десятого числа. Если исходить из других данных, время смерти можно указать точнее.

– Что вы имеете в виду?

– Пострадавший умер приблизительно через полтора – два часа после последнего принятия пищи, состоявшей из консервированной свинины с бобами.

– Можете задавать вопросы, – обратился Хастингс к Мейсону.

– У меня нет вопросов, – заявил адвокат.

– Что! – воскликнул Хастингс в удивлении. – Нет вопросов?

– Нет, – повторил защитник.

– Должен обратить внимание Высокого Суда, – объявил Хастингс, – что приближается час дневного перерыва. В предварительном слушании подобного рода мы должны только доказать, что преступление было совершено, и есть достаточно оснований признать обвиняемую виновной в этом. Я полагаю, этот факт полностью установлен.

– Может быть, и так, – заявил судья Хобарт, – если, конечно, защита не пожелает доказать обратное.

– Защита желает отложить слушание дела, – сказал Мейсон, – до завтрашнего утра.

– Как! Вы собираетесь выступать? – в удивлении спросил судья Хобарт. – Это, безусловно, необычно при предварительном слушании дела, и я предупреждаю вас, что как только состав преступления будет установлен, простое противоречие фактов не будет иметь существенного влияния на решение Суда. Вопрос правдивости свидетелей в случае несовпадения показаний целиком находится в компетенции Суда Присяжных.

– Я это знаю, Ваша Честь, – сказал Мейсон, – но защита имеет право на разумное продолжение дела, и я просил бы отложить заседание до завтрашнего утра, чтобы убедиться, сможем ли мы опровергнуть представленные доказательства. Я также желаю завтра сделать в суде публичное заявление. Ввиду того что обвиняемая отказалась делать какие-либо заявления в ходе расследования, я хотел бы объявить, что сразу же после закрытия данного заседания состоится пресс-конференция, на которой обвиняемая изложит журналистам полный рассказ о том, что в действительности произошло вечером, в день убийства.

– Ваша Честь! – воскликнул вскочивший на ноги Хастингс. – Это превращает судебное слушание в пародию, в фарс! Обвиняемая по совету своего адвоката молчит и не произносит ни слова. И вдруг она заявляет, что все изложит прессе.

– Я не знаю закона, – задумчиво произнес судья Хобарт, воспрещающего обвиняемому делать заявления прессе в любое время, когда он пожелает. Более того, по закону он не обязан делать их следователям, ведущим расследование.

Судья Хобарт встал и покинул свое место.

Робли Хастингс подошел к Мейсону.

– Послушайте, Мейсон, – сказал он, – не стоит делать таких трюков.

– Почему? – спросил адвокат. – Вы же слышали, что сказал судья. Это законно.

– Что ж, если вы будете проводить пресс-конференцию, я буду присутствовать на ней и задам несколько вопросов, несмотря на ваше стремление, чтобы обвиняемая не подверглась допросу со стороны обвинения.

– А вы представляете какую-нибудь газету? – спросил Мейсон.

– Черт побери – да! – воскликнул Хастингс. – Через пять минут у меня будет аккредитация от газеты.

– Что ж, – холодно произнес адвокат, – вы будете иметь право присутствовать на этой конференции.

Зал суда кипел от возбуждения. Газетные репортеры, столпившись вокруг стола Мейсона, делали снимки раздраженного заместителя окружного прокурора и улыбающегося адвоката.

Хастингс повернулся к журналистам.

– В жизни не слышал ничего подобного, – раздраженно заметил он. – Это самоубийство, хотя, конечно, повернет симпатию публики в сторону обвиняемой. Если же она собирается все рассказать, почему она этого не сделала во время расследования?

– Потому что, – сказал Мейсон, – оно было проведено небрежно.

– Что вы имеете в виду?

– Не был послан водолаз и не было исследовано дно залива в том месте, где находилась яхта, – пояснил Мейсон. – Откуда вы знаете, что там было на дне? Может быть там находятся доказательства, полностью реабилитирующие обвиняемую. Может быть там найдется орудие убийства?! Любой здравомыслящий следователь послал бы водолазов на то место, по крайней мере, чтобы найти орудие убийства. Ведь естественно предположить, что убийца, кем бы он ни был, бросил бы его за борт. А что вы сделали? Вы и шериф расследовали все дело, но не удосужились выяснить точное местонахождение яхты в день убийства. Так что вы навсегда потеряли все возможные доказательства, жизненно важные для обвиняемой в этом деле. Вот почему она воспользовалась правом выбрать любое время для своего рассказа.

– Постойте, – пролепетал Хастингс. – Я сейчас же позвоню по телефону и получу аккредитацию от какой-нибудь газеты; и, если вы так уверены, что на дне залива есть какие-то доказательства, почему же вы не разыскали их?

– Мы не знаем точно, где находилась яхта. Ведь она была отбуксирована по указанию шерифа.

Хастингс хотел что-то сказать, но был так зол, что не смог произнести ни слова. Нервная гримаса исказила его рот. Лицо его было смертельно бледным. Руки сжались в кулаки.

Он резко повернулся и быстро зашагал в направлении телефонных будок.

Мейсон повернулся к шерифу:

– Будьте так добры, шериф, организуйте конференцию в библиотеке суда, скажем, минут через пять, а мы тем временем пригласим всех аккредитованных представителей прессы.

– Постойте, – заметил шериф Джуит, – вы обвинили меня в некомпетентности.

– Я не обвиняю вас в этом, – заметил Мейсон, – я только заявил, что ваши методы расследования были небрежны.

– Но это практически одно и то же.

– Хорошо. Если вам так нравится, я обвиняю вас в некомпетентности.

– Не знаю, стоит ли мне содействовать вам в проведении этой конференции, – сказал шериф.

– Разве вы не понимаете, что это означает? Богатая женщина обвиняется в убийстве, которое – результат шантажа. Радио просто проглотит залпом подобную информацию. Столичные газеты будут жаждать новостей. Это принесет большой доход каждому репортеру, находящемуся здесь, в зале суда. Вы не можете замять всей этой истории. Кроме того, вы не имеете права запретить обвиняемой говорить, когда она пожелает. Единственное, что вы можете сделать, это поставить местным журналистам палки в колеса, но их поддержат представители крупных столичных газет, которые толпами прилетят сюда на самолетах, едва станет известно, что Перри Мейсон собирается дать слово своей клиентке.

После некоторого размышления шериф произнес:

– Хорошо. Конференция начнется через десять минут в библиотеке суда.

– И проследите, пожалуйста, – заметил Мейсон, – чтобы там присутствовали только аккредитованные представители прессы. Иначе, моя клиентка будет молчать.

– Там также буду я со своими заместителями, – сказал шериф.

– Конечно, – улыбнулся Мейсон. – Мы вас ждем.

– Итак, через десять минут в библиотеке суда, – объявил шериф.