Секрет падчерицы

20

– Миссис Бэнкрофт, – произнес Мейсон, – садитесь за этот стол и изложите представителям прессы всю свою историю.

Бэнкрофт схватил Мейсона за рукав.

– Мейсон, – произнес он шепотом, – разумно ли это делать? Мне это кажется самоубийственным.

– Может быть, это и так, – ответил адвокат, – но это оправданный риск. – Он повернулся к Филлис Бэнкрофт. – Так, давайте начнем, миссис Бэнкрофт. Сперва я хочу задать вам несколько предварительных вопросов. Вас шантажировал Джилли?

– Да. Я заплатила ему тысячу долларов.

– Когда?

– Кажется, восьмого числа.

– Я не спрашиваю вас о мотивах шантажа. Меня только интересует: имело ли это какое-нибудь отношение к чему-нибудь, сделанному вами?

– Нет.

– Касалось ли это информации, которая могла повредить счастью других людей?

– Да.

– Когда вы увидели Джилли в следующий раз?

– Десятого, на борту моей яхты «Жинеса».

– Появлялись ли вы на яхте ранее, но с кем-нибудь другим?

– Да.

– С кем?

– С Ирвином Виктором Фордайсом.

– Вы отвезли его на яхту?

– Да.

– Именно этого молодого человека видел Дрю Керби с вами в тот вечер?

– Постойте, – вмешался Робли Хастингс. – Я, правда, здесь представляю прессу, но тем не менее не хочу, чтобы вы наводили свидетеля на такие заявления. Вы были не в состоянии этого сделать в суде, и не стоит этого делать сейчас. Теперь мне понятно, почему вы затеяли эту пресс-конференцию. Только так вы в состоянии вложить в уста свидетеля нужные вам слова.

– Вы здесь, – заметил Мейсон, – представитель прессы, а не заместитель окружного прокурора. Я веду интервью так, как мне нужно. Сядьте и замолчите.

– Как представитель прессы, – возразил Хастингс, – я не собираюсь молчать.

– Хорошо, – сказал Мейсон. – Только на моих условиях миссис Бэнкрофт изложит всю свою историю. Господа, вы желаете, чтобы она продолжала свое повествование или чтобы интервью не состоялось только из-за того, что заместитель окружного прокурора, прикидывающийся здесь представителем прессы, мешает мне его вести?

– Нет, нет, – раздались голоса. – Продолжайте. Мы хотим все знать. А потом мы будем задавать ей вопросы.

– Вы сможете это сделать, но миссис Бэнкрофт изложит свою историю на условиях, для нее приемлемых. Заместитель прокурора не запугает ни ее, ни меня.

– Продолжайте, – попросил один из репортеров.

– Я протестую, – воскликнул Хастингс. – Я...

– Заткнитесь, – прервал его один из журналистов. – Вы все говорите и говорите. Помолчите!

– Как вы смеете так со мной разговаривать? – возмутился Хастингс.

– Смею, потому что я журналист. Я представляю здесь одну из газет штата. Она выступала против вас, когда вы выдвигали свою кандидатуру, и уверяю вас, мы будем бороться против вас, как только вы попытаетесь выдвинуть ее вновь. Ваше судебное крючкотворство не помешает нам все узнать и услышать.

Хастингс хотел что-то сказать, но сдержался.

– Тогда, – обратился Мейсон к Филлис Бэнкрофт, – расскажите нам, что произошло. Почему вы хотели встретиться с Фордайсом в яхт-клубе?

– Я хотела переправить его на яхту, а затем отвезти на Каталину.

– Зачем?

– Мне не хотелось, чтобы Джилли напал на его след.

– Почему?

– Потому что я была уверена, что Джилли нельзя доверять. Я знала, что он попытается найти Фордайса, выудить у него все и воспользоваться полученной информацией против меня и против людей, чья судьба меня волнует.

– И что же произошло? – спросил Мейсон.

– Я хотела достать деньги для Фордайса, поэтому отправилась к своим друзьям, которые одолжили мне три тысячи. Я не могу назвать их имен, потому что они хотят быть в стороне, и это вполне понятно.

– Почему?

– Потому что у них в доме постоянно хранятся крупные суммы денег, и, если об этом станет известно, они станут мишенью для бандитов.

– Понятно. Вы раздобыли деньги и вернулись на яхту. Что произошло, когда вы поднялись на борт?

– Двигатель работал. Я привязала шлюпку, поднялась на яхту и прошла в рубку. На носу судна я увидела фигуру, убиравшую якорную цепь. Я подумала, что это Фордайс, и включила в рубке свет. Человек на носу, увидев свет, зацепил цепь за кнехты, повернулся и двинулся по направлению ко мне. Яхта шла медленным ходом. И только тогда я поняла, что это Джилли. Я спросила его, где Фордайс, что он с ним сделал, но он не промолвил ни слова.

– Какая стояла погода? – перебил ее Мейсон.

– Был густой туман.

– По какому курсу шла яхта?

– Видимо, по курсу, выбранному Джилли.

– Что дальше произошло?

– Я испугалась, стала отступать назад, а он медленно продолжал приближаться ко мне, как будто собираясь задушить меня.

– Это только предположение, – вмешался Хастингс. – Вы не можете быть в этом уверены.

– Заткнитесь! – прервали его голоса. – Мы зададим ей всевозможные вопросы, когда она закончит свой рассказ.

– Но, – сказала миссис Бэнкрофт, – он явно собирался задушить меня. Он расставил руки и, вообще, все его поведение было угрожающим.

– Что вы сделали? – спросил Мейсон.

– Я была очень напугана. Затем вспомнила, что в сумочке у меня есть револьвер.

– Чей револьвер?

– Моего мужа.

– Где вы его взяли?

– В ящике туалетного столика. Он всегда хранился там.

– Как вы им воспользовались?

– Я его выхватила, наставила на Джилли и приказала ему остановиться.

– Револьвер был заряжен?

– Да. Я сама его зарядила.

– Где вы научились этому?

– Муж хотел, чтобы я умела им пользоваться в случае необходимости. Он всегда учил меня стрелять, когда мы выезжали на виллу в горы.

– Муж учил вас стрелять именно из этого револьвера?

– Да.

– Что произошло, когда вы достали револьвер?

– Джилли сперва на какое-то мгновенье опешил, а потом вновь двинулся ко мне. Меня просто парализовало от страха. В этот самый момент якорь за что-то зацепился, яхта резко остановилась и, когда ее тряхнуло, я непроизвольно нажала на курок, потеряла равновесие и упала.

– И что произошло?

– Я выстрелила.

– Куда?

– Прямо ему в грудь.

– Откуда вам это известно?

– Но я ведь наставила оружие прямо ему в грудь!

– Что вы сделали потом?

– Я бросилась к борту яхты и прыгнула в воду.

– Но, если вы выстрелили в него и были уверены, что он мертв, почему же вы так его испугались?

– Я... не знаю. Я... Наверное, в этот момент я не была полностью уверена в его смерти. Я только хотела покинуть яхту.

– Что случилось с револьвером?

– Точно не знаю. У меня тряслись руки, я попыталась сунуть его в сумочку, но он выскользнул, упал на палубу, а затем я слышала всплеск воды.

– Где была сумочка?

– У меня на руке.

– Когда вы прыгали в воду, револьвер был у вас в руке?

– Я же сказала, что слышала, как он упал на палубу, а затем в воду.

– А сумочка?

– Во время падения в воду она соскользнула с моей руки.

– Что потом вы сделали?

– Я нырнула и поплыла к берегу.

– Долго вы плыли?

– Нет. Я сделала всего несколько гребков, затем встала на ноги и пошла к берегу.

– В каком месте?

– Поблизости от причала. Я узнала его.

– На каком расстоянии от него находилась яхта?

– Мне кажется, в это время был прилив, и она двигалась в направлении причала и была примерно в тридцати-сорока футах от него. В двадцати-тридцати футах от причала я встала на ноги и пошла к берегу.

– Что вы сделали потом?

– Я пошла к автостоянке, вынула из-под коврика в машине ключи видите ли, я часто забываю сумочку или теряю ключи, поэтому и храню их под ковриком в машине – и поехала домой. Там я сняла мокрую одежду и рассказала мужу о происшедшем.

– Что он сделал?

– Он заявил, что я в истерике, что мне нельзя в таком состоянии обращаться в полицию, особенно, когда мы толком не знаем, что произошло; что он собирается съездить и поискать яхту и убедиться, что я в действительности убила Джилли; что только в таком случае он сообщит о происшедшем в полицию. Он заставил меня принять какие-то таблетки. Это было сильное успокоительное, которое Харлоу иногда принимал ночью во время болей в желудке. Он дал мне двойную дозу.

– Что произошло затем?

– Какое-то время я нервничала. Потом сказалось действие таблеток. Мне стало тепло и спокойно. Я заснула и проснулась только днем. Харлоу, стоявший у моей постели, сказал: «Филлис, прими эту таблетку».

– Что вы сделали?

– Я ее проглотила.

Мейсон повернулся к журналистам.

– Господа, так обстояло дело. Можете задавать моей клиентке любые вопросы. Она постарается на них ответить.

– Когда это произошло? Я имею в виду выстрел, – сказал один из журналистов.

– Я думаю, – откровенно призналась миссис Бэнкрофт, – что следователь правильно установил время. Это произошло примерно часов в девять.

– Вы хотите сказать, что до этого не видели Джилли? – вмешался Хастингс.

– Я избегала его и была очень удивлена, увидев его на борту яхты.

– Маловероятно, – проворчал Хастингс.

– Возможно, вы перестанете нас прерывать, – заметил кто-то из репортеров. – Мне нужны факты. Можете ли вы, миссис Бэнкрофт, объяснить причины, по которым хотели оставить Фордайса на яхте?

– Фордайс был... У него были обстоятельства, когда... Боюсь, что не смогу ответить вам на этот вопрос, так как это касается событий, о которых я не хотела бы рассказывать.

– Имел ли шантаж какое-нибудь отношение к Фордайсу?

– Я предпочитаю не отвечать на этот вопрос.

– Вы заплатили Джилли тысячу долларов?

– Да.

– А ваша дочь, Розена, три тысячи?

– Она не говорила мне об этом, но мне все-таки стало известно, что ее тоже шантажируют.

– Значит, это затрагивало не только ваше благополучие, но и вашей дочери?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

– Где был ваш муж после десяти часов?

– Не знаю.

– А говорил он вам, что собирается поехать в порт?

– Да.

– Вы говорили с ним потом об этом?

– Да. Он сказал, что был на пристани, но из-за густого тумана не смог найти яхты. Но я точно помню, что из-за прилива она была... футах в десяти-пятнадцати от берега.

– В котором часу ваш муж ездил в порт? – спросил Хастингс.

– Не знаю. Я вернулась домой часов в десять, а заснула в десять тридцать или без четверти одиннадцать.

– Муж был с вами в это время?

– Да.

– Теперь все ясно, – заявил Хастингс газетчикам. – Так как смерть наступила в девять часов, муж обвиняемой, безусловно, не мог произвести рокового выстрела. Именно к такой мысли, как мне кажется, нас пытается подвести мистер Мейсон.

Журналисты переглянулись. Один из них произнес:

– У нас еще есть вопросы, но с этим можно подождать. Нужно быстрее звонить в наши редакции, пока у нас не перехватили этого материала.

– Да, – поддержал его другой. – Нужно поторопиться.

Газетчики сломя голову кинулись к выходу. В библиотеке суда остался только Хастингс.

– У меня еще несколько вопросов, – произнес он.

– А разве вам не нужно звонить в редакцию? – улыбаясь спросил Мейсон.

– Пока еще нет. Я хотел бы еще кое-что выяснить.

– Мне кажется, мистер Хастингс, что ваша преданность профессии обвинителя гораздо сильнее вашей преданности газете, которую вы представляли на этой пресс-конференции. Должен вам заявить, что она уже закончилась, и миссис Бэнкрофт больше не собирается отвечать ни на какие вопросы.

Хастингс повернулся к Харлоу Бэнкрофту и спросил:

– А вы? Вы поехали в порт и...

– Хочу, чтобы вы правильно поняли нас, – перебил его Мейсон. – Это была пресс-конференция миссис Бэнкрофт. Ее муж не намерен делать никаких заявлений.

– Все это старые трюки, – буркнул Хастингс. – Вы пытаетесь представить дело так, что муж обвиняемой поехал в порт, что было два револьвера, что именно Харлоу Бэнкрофт убил Джилли... Вы стремитесь выгородить миссис Бэнкрофт. Когда же мы возбудим дело против него, вдруг окажется, что именно ею был произведен роковой выстрел. Если же она выстрелила в целях самообороны, почему она не рассказала об этом в полиции?

– Потому, – пояснил Мейсон, – что она не хотела излагать причин шантажа и не хотела объяснять, почему отвезла Фордайса на свою яхту.

– Пусть она изложит всю эту историю в суде, – заявил Хастингс, – где я смогу подвергнуть ее перекрестному допросу, и я разнесу ее показания в пух и прах. Неужели вы думаете, что Суд позволит вам вкладывать в уста обвиняемой нужные вам слова! Она вынуждена будет отвечать на предъявленные доказательства. Насколько я понимаю, пресс-конференция была только репетицией, попыткой с вашей стороны повлиять на прессу и вызвать симпатии к обвиняемой со стороны обывателей. Я требую, чтобы завтра в суде она обо всем рассказала.

– Вы делайте свое дело, а я свое, – оборвал его Мейсон. Пресс-конференция закончилась.