Семья Эглетьер

XXX

— Эглетьер, Даниэль, при снисхождении комиссии допущен ко второй части экзаменов на степень бакалавра.

Голос преподавателя прозвучал в ушах Даниэля, как гонг, и он тотчас почувствовал, как расслабляются его напрягшиеся мускулы, как приятное тепло разливается по всему телу. Повернув голову, он увидел остальных: с тревогой в глазах, затаив дыхание, они слушали решение комиссии.

— Фаволь, Арман, допущен; Ублон, Шарль, не допущен: Юбер, Морис…

В длинном списке значилось около сорока имен. После упоминания некоего Ивето, который «не был допущен», в зале поднялся разноголосый гомон. Одни с трудом сдерживали радость, другие с еще большим трудом скрывали огорчение. Даниэль не знал никого из этой группы и поспешил к дверям.

Выйдя из лицея Карно, где принимали устный экзамен, Даниэль удивился синему небу. Когда в два часа дня он шел сюда, погода хмурилась, собирался дождь. Солнце будто нарочно выглянуло, чтобы поздравить его. Подумать только, еще сегодня утром он лихорадочно листал конспекты по физике и математике! Разумеется, на письменных экзаменах он еле-еле получил средний удовлетворительный балл. И все-таки в глубине души верил, что ему повезет и что он проскочит… Он не усомнился в этом, даже когда увидел в коридоре зеленых от страха товарищей по несчастью, ожидавших очереди, со школьным табелем в руках. На юношах были галстуки невыразительных расцветок, девушки одели унылые, словно из сиротского приюта, платья, ни одна не подкрасилась, дабы показаться серьезнее в глазах экзаменаторов. Все ходили взад-вперед по коридору, торопливо повторяя что-то по учебникам, шепотом сообщались последние новости, некоторые подпрыгивали перед дверью, чтобы увидеть через верхнее прозрачное стекло математика или англичанина, которые экзаменовали первых лицеистов. Кое-кто уже выходил оттуда, одни с расстроенным, другие с сияющим видом. Их тотчас окружали: «Ну, что? Не слишком придираются?» У Даниэля экзамен начался с французского. Молодой и симпатичный с виду преподаватель предложил ему прочесть стихотворение Леконта де Лиля и попросил сравнить романтиков и парнасцев. Пустяки. К тому же эту тему долго долбили в классе. Даниэль сразу выпалил все, что знал. Зато решительно ничего не мог ответить по математике и физике и без толку топтался у доски. К счастью, он сумел выправить положение за счет истории и английского… Нет, никогда ему не забыть сегодняшнего дня. Пожалуй, произошло самое значительное событие в его жизни. Рухнула гора, заслонявшая от него горизонт. Свободный, преодолевший все трудности, он слушал, как бьется его сердце в ритме победного марша… Раз, два… Повернув на бульвар Мальзэрб, он ускорил шаг. Скорее домой, надо всем рассказать, всем позвонить. Еще вчера Кароль и отец не слишком верили в его успех. То-то удивятся! А две недели назад и Жан-Марк благополучно выдержал экзамен. Двойная удача в семье Эглетьер. Можно украсить флагами дом на улице Бонапарта! И дом матери в Севре! И теткин дом в Туке! Франсуаза так близко все принимает к сердцу, что успехи братьев наверняка ускорят ее выздоровление. Ведь настроение для женщин — самое главное! Он представил себе, как раскраснеется от удовольствия Даниэла, как восхищенно засияют ее раскосые глаза! Здорово, когда можешь обрадовать сразу стольких людей! Вокруг него шумел город, пыльный, солнечный, дружелюбный. Мимо шло такси. Даниэль поднял руку. К черту скупость! В такой день поехать в метро — все равно, что плюнуть в ладонь Господа Бога!

Как и следовало ожидать, дома никого не оказалось, кроме Аньес и Мерседес: скудная аудитория! Тем не менее обе его поздравили: Аньес от души, а Мерседес через силу, словно сама провалилась на тех же экзаменах. Кароль не было дома, и никто не знал, где она. Значит, узнает новость только вечером. Тем хуже для нее! Разве что позвонит, чтобы спросить о результатах… Впрочем, это маловероятно.

Даниэль пошел в гостиную, уселся в лучшее кресло и закурил сигарету: он собирался звонить многим. Первым делом отцу в контору. Реакция была именно такая, какую он ожидал:

— Молодец, старик! Ты и не подозреваешь, как я рад!..

Даниэль был на верху блаженства и стал рассказывать обо всех перипетиях экзамена. Он припомнил все вопросы и ответы, подробно описал, как он избежал западни одного преподавателя, как поразил другого своими познаниями о войне 1870 года, обрушился на «последовательных ретроградов и подлецов» из комиссии… Отец лишь иногда восклицал: «Да?.. Вот как!..» Потом вдруг прервал Даниэля:

— Погоди, старина! У меня сейчас люди. Остальное доскажешь вечером…

И повесил трубку. Даниэль пожалел отца, которого какой-то зануда оторвал от столь увлекательной беседы, и позвонил матери, никуда не торопившейся. Однако она ушла из предпоследнего класса лицея и потому не могла понять волнений экзаменационной страды. Для нее он несколько сократил свой отчет. Мать оглушила его бурными восторгами и заявила, что немедленно позвонит Ивону, вот кто обрадуется! Даниэль пообещал зайти в следующее воскресенье в четыре часа.

После этого он взялся обзванивать приятелей. Дебюкер прекрасно выдержал письменный экзамен, Зулейбос вчера провалился на устном. Лувье сдает завтра… С каждым разом рассказ Даниэля обрастал все более красочными подробностями. Он говорил, курил и сочинял, сочинял в упоении, словно летел с горы.

Потом набрал номер Даниэлы и долго ждал, пока снимут трубку. Лоран выдержал экзамен еще вчера. Она обрадуется, узнав, что и он… Но услышав голос девушки, Даниэль решил разыграть ее и проговорил мрачным тоном:

— Знаешь, я засыпался!

— Ах, какая досада! — вздохнула она. — Как же так?

— Я на все отвечал невпопад.

— Даже по французскому?

— Даже по французскому.

Даниэль ликовал, прислушиваясь к огорченному голосу Даниэлы. Но разве можно долго выдержать этот тон, если в тебе так и кипит нетерпеливая радость. Его прорвало:

— Да нет! Это я нарочно! Я сдал!

— Дурак! — крикнула она.

И засмеялась одновременно с ним. Потом она заговорила более сдержанно.

— Ты не одна?

— Ага.

— Около тебя Лоран?

— Нет.

— А кто?

— Мама.

— А, ну ладно… Тогда я кончаю…

Они условились встретиться завтра, в три часа, у станции метро Сен-Жермен-де-Пре.

Поговорив со всеми парижскими знакомыми, Даниэль позвонил в Тук. К телефону подошла Мадлен. От ее восторгов Даниэль загордился еще больше.

— Ты и не мог провалиться!.. Я-то знаю, на что ты способен, когда всерьез возьмешься за дело!..

Он спросил о Франсуазе. К сожалению, ее не было дома.

Положив трубку, Даниэль стал думать, чем бы заняться до обеда. Если бы он только знал, где найти брата! Теперь, когда Жан-Марку не нужно зубрить юриспруденцию, он, наверное, целыми днями шатается. Не заглянуть ли в «Суффло»… Даниэль вскочил на ноги. Ну, конечно, он в «Суффло»! Сломя голову Даниэль помчался туда.

В «Суффло» было не протолкнуться. Среди множества незнакомых лиц Даниэль сразу нашел брата. Сегодня ему решительно везет! Жан-Марк сидел на террасе с Дидье Копленом. Увидев Даниэля, он тотчас встрепенулся.

— Ну как?

Даниэль позволил себе ответить не сразу. Он подошел к их столику, пожал руку Дидье и Жан-Марку и только тогда небрежно кинул:

— Ну, вот и все!

— Что? — спросил Жан-Марк. — Сдал?

— Сдал.

Глаза Жан-Марка засветились радостью.

— Поздравляю, старик. Присаживайся.

Даниэль уселся между братом и Дидье с таким чувством, будто его только что повысили в чине, и заказал пива. Они потребовали подробностей, и он в десятый раз приступил к рассказу, присочиняя на ходу. Дидье и Жан-Марк слушали с интересом. Потом они заговорили о предстоящем путешествии в Соединенные Штаты. Дидье (он тоже выдержал экзамен!) вытащил из кармана письмо от американского студента, с которым познакомился в прошлом году.

— Неужели ради этого типа мы поедем в Бостон? — пробурчал Жан-Марк.

— Почему же нет? Он химик и замечательный парень! Кроме того, Бостон, говорят, самый любопытный город в Соединенных Штатах…

Они забыли о Даниэле и его экзаменах… А он вновь и вновь воскрешал в памяти все, что пережил сегодня. Классная доска, кусок мела, раздавленный на полу, полосатые брюки экзаменатора. «В прямоугольном треугольнике каждый катет равен произведению гипотенузы на… на… На косинус прилежащего острого угла или на синус противолежащего…» Ну, конечно! Если бы он так ответил, он, возможно, был бы принят и без «снисхождения комиссии». «Но что это меняет? Самое главное — экзамены позади!» Даниэль старался веселиться, однако испытывал необъяснимую усталость. Надежда и страх, мучившие его весь год, исчезли, оставив после себя безмолвную, головокружительную пустоту — своего рода пресыщение успехом. Столько трудиться ради нескольких минут! Значит, это и есть «быть допущенным», но ведь «допущены» миллионы людей! Рано или поздно все к чему-нибудь «допускаются»… Дидье встал и протянул им руку.

— Ну, я побежал…

Жан-Марк как будто никуда не торопился, и Даниэль был рад этому. До чего же здорово сидеть вот так, с братом, на террасе кафе. Они заказали еще по кружке пива.

— Ну и жара! — сказал Жан-Марк.

— Да. В лицее Карно мы просто запарились!

Жан-Марк протянул ему пачку американских сигарет. Даниэль с удовольствием взял одну, постучал ею по ладони и только потом сунул в рот. Он заметил, что этот жест очень нравится Даниэле. Щелкнула зажигалка. Даниэль потянулся к огоньку. Сидя рядом, братья курили, разглядывали прохожих, потягивали пиво и молчали. Примчавшись сюда, чтобы отвести душу в долгих и горячих разговорах, Даниэль понемногу впадал в какое-то грустное оцепенение. Ему казалось, что Жан-Марк скучает. Ему нечего было сказать брату, да и Жан-Марку, пожалуй, тоже. Они слишком хорошо знали друг друга, слишком часто виделись. К тому же он был младше. И хотя три недели назад ему исполнилось семнадцать лет, разница между ними была огромной: три с половиной года! Какая-то девушка с узкими бедрами прошла мимо них, внимательно оглядывая сидящих. Она заискивающе улыбнулась Жан-Марку: тот едва ответил на ее улыбку. На месте брата Даниэль был бы польщен. «Он избалован», — с завистью подумал Даниэль и вдруг почувствовал себя одиноким. Ему пришло в голову, что через неделю, когда он уедет из Франции, чувство это станет еще сильнее. Вокруг него будут белые или черные, но только незнакомые лица. Африка, селения, затерявшиеся в зарослях, случайная больница, забитая чахоточными или прокаженными, не там ли его ждет настоящий экзамен?

— Ну, мне пора. Сегодня ты обедаешь дома?

— Нет, старик, — ответил Жан-Марк. — Я занят.

По дороге домой Даниэль повторял точно заклинание: «Я выдержал, выдержал…» Но он уже свыкся с этой мыслью, и она больше не вызывала в нем ни малейшего волнения.