Середина. Том 2

Глава пятнадцатая

Немного погодя мальчик, сошел с поверхности возвышения вниз на землю и огляделся. Теперь он перемещался по стану всегда в сопровождении двух воинов. Чаще это были влекосилы, могутные, крепкие воины, лица и тела которых покрывали шрамы, с патлатыми хохлами на головах, в ножнах которых висели мечи. Когда же Яробору Живко желалось остаться одному, аль схорониться, где в затаенном месте абы побыть в одиночестве, он брал с собой кого из апсарас, так его просила демоница перед самым отбытием с маковки. Но даже тогда, подле него по земле почасту мелькали зеленые, серые хвосты ящерок, мышей, а в воздухе возникали крылья сорок, трясогузок, скворцов.

Неторопливо Яроборка направился к своей белой юрте, где теперь жил вместе с Айсулу, обок которой поместилась юрта апсарас поменьше и попроще. Толиттама, словно уловив задумчивость, охватившую мальчика, вышла из белой юрты, где дотоль на пару с Минакой готовила ложе для сна и недвижно замерла подле покачивающегося полога.

— Господин, — мягко окликнула она подходящего юношу и обдала полюбовным взором черных очей. — Вы чем-то встревожены?

Яробор Живко резко остановившись шагах в двух от апсарасы, всмотрелся в черты ее лица такие нежно-милые для него. Он окинул взглядом всю фигуру Толиттамы и точно огладил темно-бурую, шелковистую кожу, переливающуюся в лучах солнца, единожды ощутив сладковатость ее губ. Еще чуть-чуть рао медлил, а после, оглянувшись, кивком повелев следовавшим за ним воинам оставить его, и, понизив голос, сказал:

— Мне надобно потолковать с Благой.

— Вас сопроводить, господин? — участливо молвила Толиттама, не столько вопрошая, сколько утверждая.

Обряженная в темно-синие, тонкие шаровары и голубую до лодыжек рубаху с длинными рукавами, на этот раз обутая в коты (кожаную обувь с круглыми носками, жестким задником, бортами на жесткой подошве), она даже в таком плотном обхвате ткани выглядела притягивающе — привлекательно.

— Мы можем вызвать Благу в юрту, господин, — дополнила Толиттама всегда и во всем стараясь создать приятные условия для мальчика.

— Нет, ты не понимаешь, — несколько раздраженно дыхнул юноша, ибо волнение за жизни людей, как с этой, так и с противной стороны делало его молвь прерывисто-обеспокоенной. — Мне надо увидеть Велета, потому хочу сказать Благе, чтобы он пришел.

— Господин, ежели вы желаете увидеть именно Бога Велета, вам стоит всего-навсего указать. И я незамедлительно свяжусь с рани Темной Кали-Даругой, абы она передала вашу просьбу Богу, — многажды понижая голос, и тем очевидно беспокоясь за состояние рао, отозвалась апсараса. — Только это займет некоторое время, господин… Кое быть может вам лучше обождать в юрте, так как уже вечереет.

Яроборка суматошно повернул голову налево, где за окоем гор уже стало резкими толчками западать солнце, и, встревожившись еще сильней, более несдержанно сказал:

— Я не могу ждать. Мне надобно срочно увидеть Велета… нынче… тотчас… неужели не ясно.

Парень тотчас перестал говорить и надрывно качнул головой, поелику почувствовал внутри нее прокатившееся волной тепло, на несколько секунд наполнившее рот и нос, символизирующее приход видений. В этот месяц, что он находился на Земле, видения почти не появлялись, вроде дав мальчику передышку. Лишь три дня назад, когда люди Яробора Живко вже были на подступах к этой возвышенности, нежданно прямо в пути пришла цепь видений, чредом сменяющая одно за другим. И это продолжалось в течение часа так, что с последним из них мальчик едва справился. Вероятно, еще и поэтому Ярушка почувствовал ту самую накопленную усталость, а Кали-Даруга велела задержаться в данной местности.

— Господин, — заботливо протянула Толиттама, как и иные апсарасы, знающая о первоначальных признаках прихода видений. — Вы только не волнуйтесь, — и сие первое действо, по которому иногда удавалось их появление остановить.

Юноша глубоко вздохнул, и, сомкнув очи, постарался успокоить свою весьма подверженную тревогам плоть. Понимая, что коли он сейчас с собой не справится и не поговорит с Велетом, наутро может пролиться кровь… кровь людей, которыми теперь не просто дорожил, которых теперь жалел. И не важно, были ли это влекосилы, кыызы или тем самые аримийцы.

— Мне нужно поговорить с Велетом, — вмале справившись с волнениями, и много степеннее, молвил рао. — Потому я иду на гору и в ту пещеру, где мы вчера с Благой толковали. И каковая, мне приглянулась.

— Господин, позвольте тогда взять ваш кафтан, поскольку тут прохладно вечерами, — теперь голос апсарасы звучал покорно, и сама она низко приклонила голову, ожидая распоряжений.

Мальчик легохонько кивнул и медлительно направился в обход своей и соседней юрте прямо на север, к высившейся невдалеке многажды изломанной, искореженной, стремнистой горе, не дюже высокой и до средины поросшей низкой, злаковой растительностью, а выше в основном покрытой исковерканными каменистыми выступами. Сама скала объединялась с горной отрожиной и ползла вдаль, резко обрываясь, словно в небесах широкой перемычкой. Со стороны казалось, все ответвления в гряде вырубали неумелыми взмахами топора или молота, впрочем, как пояснил Волег Колояр та наблюдаемая изломанность склонов, говорила о древности этих гор.

Поколь Яробор Живко неспешно обходя юрты, кланяясь и кивая людям, проходил стан, Толиттама прихватившая темно-синий короткополый кафтан и накинувшая себе на плечи душегрейку догнав его, бесшумно двинулась следом. Беспрепятственно пройдя сквозь неплотно раскинувшийся строй дозорных, мальчик подошел к склону горы и поставив ногу на коряво-выпирающий из земли камень, слегка прикрытый буро-зеленым мхом, остановился.

— Господин, — протянула Толиттама, и перстами коснувшись плеча юноши, сдержала на малость его подъем. — Арваша сейчас свяжется с рани Темной Кали-Даругой и передаст вашу просьбу. Но быть может, стоит встречу отложить? Давеча у вас наблюдались тяжелые видения. И погодя они приходили, просто вам удавалось их отсрочить…отсрочить, но не принять как учила рани Темная Кали-Даруга. Ноне вам нужен покой и отдых. А дойти до той пещеры быстро не получится, ибо она довольно-таки высоко. Тот подъем займет достаточно времени, и вы утомитесь.

— Я не могу отложить разговор. Подожду Велета в пещере, — молвил Яробор Живко, надрывно вздыхая, вроде был уже утомлен. — И передам Благе, что хочу его увидеть. Она весьма тесно связана со своим Творцом Мором. Посему моя просьба в короткий срок дойдет до Велета. Мор мне тогда, еще на маковке сказывал, что коли чего нужно срочно передать говори об этом Благе. И не страшись Толиттама, я не утомлюсь, оно как за эти два дня хорошо отоспался, — досказал мальчик и немедля шагнул вперед, вероятно предпочитая ожиданию Бога, движение.

Несколько рыхлая каменистая почва, покрытая сверху мелким отсевом аль галькой, каждый раз порывисто шевелилась под ногами, желая ступающего по ней смести вниз. Звонко застрекотав, пронеслась над мальчиком сначала одна, потом еще две сороки. А в темнеющем небе и вовсе по спирали закружили темно-бурые беркуты с длинными, широкими и несколько суженными в основаниями крыльями, словно сопровождая идущего юношу и апсарасу.

Зеленовато-желтая трава, прикрывающая склоны горы, не только удерживающая саму поверхность (не давая ей большей частью съезжать вниз), но и создающая значимо живописный вид, вскоре закончилась. И на место растительности пришли мелко-рассыпчатые отломышки и крупные камни, точно утопленные в том отсеве, таращившие свои скошенные верхушки в небо. Яробор Живко пройдя еще немного вверх также резво повернул влево и направился теперь повдоль склона, иноредь оглядываясь на апсарасу и всяк раз предлагая ей помощь.

— Нет, господин, все хорошо, — также скоро отзывалась Толиттама и сияла в ответ жемчужно-белыми зубами, несомненно, радуясь тому, что юноша не равнодушен к ней и так заботлив.

Серой тонкой полосой теперь пролегала пред мальчиком узкая тропка, вероятно, проложенная людскими стопами и берущая свое начало (как он разглядел еще вчера) с правого подножия горы, многажды дальше, чем находился их стан. И по той торенке неспешно ползла змейка, почти желтого цвета, весьма длинная и на удивление имеющая четыре короткие лапки по сторонам своего приплюснутого тела. Вне всяких сомнений это кто-то из марух, указывал в надвигающейся на местности ночи дорогу юноше, стараясь не только, чтобы он скорей дошел, но и, чтобы во время ходьбы никак не пострадал, не споткнулся и не съехал вниз. Ибо и сама тропка была такой же зябкой, как и сам склон.

Медлительно наползающая ночь здесь в горах и вовсе мало-помалу брала в полон даль небес. Она сперва, притушила его голубизну, придав своду бледную блеклость, вроде плохо выполощенной белой рубахи. А потом все также неторопко выдавила синь, проступившую из-под той восковой глади и впитавшую в себя всю тусклость, мерклость небосвода… Напитав ее полотно синей марностью, степенно раскидав бело-серебристые точно вынырнувшие с под нее многолучевые звезды, испуганно задрожавшие своими насыщенными телами. Та ночная синь погребла под собой пространство гор, оставив сиять внизу у своих подножий и много правее в долине махунечкие капельки рыжих костров.

Яркой искрой нежданно загорелся впереди идущего мальчика разведенный марухами костер и ползущая змейка, переливающая своими чешуйками, засветилась многажды насыщенней, собственным сиянием освещая тропку. Рао снова сделал крутой поворот, но теперь вправо, и, пройдя еще чуток, очутился на значительно пологой площадке пещеры. Это была даже не пещера, а стык двух огромных плоских валунов, толи когда — то съехавших сюда и остановивших движение за счет каменного пятачка в оный воткнулись, толи образовавшихся вследствие обвала соседних склонов, местами нависающих над данной кручей. Только теперь сей несколько треугольной формы стык образовывал неглубокий грот, окруженный с трех сторон каменными стенами, местами поросшими мхом, где на ровной, однако, густо усеянной мелким отсевом камней площадке, днесь горел костер.

Он, кажется, расположился на рубеже самого укрытия так, чтобы подымающийся от него дым не шел в пещеру, а вспять уносился легкими порывами ветра, к вечеру несколько увеличившему свое дуновение. Подле костра стояла ноне не Блага, а иная маруха та самая которую звали Лет-Сорока-Змея-Морокунья-Ведомая. Не менее высокая, чем королева с выточенной, изящной фигурой, с серовато-стальным цветом кожи и зализанными назад волосами, только не серебристыми, а почти черными. Маги, каков носила она титул, была обряжена в синее долгополое одеяние, собранное из широких отрезов ткани, обмотанных вкруг туловища, а посему не имеющих швов, стыков, пуговиц, застежек и рукавов.

— Здравствуй, Веда, — тяжело продышал в знак приветствия мальчик, ибо за прошедший месяц видел эту маруху не раз.

Войдя на площадку, Яроборка остановился, приметив, как шустро шмыгнула куда-то влево с нее дотоль указывающая путь желтая змейка.

— Добрый вечер, господин, — почтительно отозвалась маруха, и низко приклонив голову, ступила, как и исчезнувшая змея влево, освобождая проход для рао. — Ее королевское сиятельство Стрел-Сорока-Ящерица-Морокунья-Благовидная уже отбыла на маковку, чтобы сообщить о вашей просьбе Господу Мору, так как слышала ее. Присядьте господин поколь подле костра, вы вельми утомлены.

Яробор Живко торопливо оглянулся, беспокоясь за подымающуюся апсарасу несколько от него отставшую. Однако Толиттама, хоть чуток и приотстала, выглядела много его бодрей (точно и сам воздух, и притяжение к земле делало ее и иных апсарас более легкими…подвижными), вже пару минут ступила вслед за мальчиком на пятачок. И немедля с тревогой воззрилась на рао гулко вздыхающего и держащегося за грудь, за то самое место кое при быстрых движениях али волнении все еще отдавало резью, словно его опять вспарывали.

Толиттама не мешкая направилась к костру и расстелила невдалеке от него кафтан, да почтительно склонила голову, тем самым приглашая присесть юношу. Медлительной поступью последний направился к кафтану, и, опустившись на него, расправил утомленные подъемом спину и плечи, на которые в тот же миг апсараса накинула свою душегрейку, верно лишь для этого и одеванную. Толиттаму незамедлительно опустилась на колени подле юноши и принялась нежно, круговыми движениями, растирать ему грудь.

— Не нужно меня укрывать. Мне не зябко, — благодарно проронил Яробор Живко, ощущая трепетное тепло в каждом движение перст апсарасы по его груди, мягко оглаживающей саму голубую ткань рубахи и точно проникающей в глубины плоти.

— Господин, — участливо отозвалась Толиттама и теперь приголубила локоны волос на его макушке, смахивая с их кончиков бусенцы пота. — Ваша рубаха на спине влажная, або вы уморились и вспотели. Здесь в горах весьма порывистый ветер, не нужно, чтобы вы простыли сейчас. Так как тогда придется покинуть ваших людей, ведь рани Темная Кали-Даруга, непременно, настоит на том, чтобы вас доставили на маковку.

Яроборка не стал спорить с апсарасой, потому как ноне не мог покинуть людей, расположившихся двумя противоборствующими станами внизу у подножия этой утесистой отрожины, не ведомо по какой причине жаждущих столкновения и кровопролития. Да и в целом не желал болеть. Понеже совсем того не любил, но будучи с рождения слабым здоровьем почасту те страдания переживал.

— Веда, — обратился мальчик ко все еще замершей в поклоне подле проема пещеры маги, каковая немедля вскинув голову шагнула ближе к костру. — Присядь подле нас, — мягко добавил он, поелику всегда видел в марухах какую-то безотчетную покорность и послушание, очевидно, заложенную Мором.

Лет-Сорока-Змея-Морокунья-Ведомая медлила совсем чуть-чуть, словно сверяя руководство по своему поведению и действам подле лучицы. Засим она машинально встряхнула головой так, что на капелюшечку вскинулись вверх лоптасто-удлиненные ушки на самой макушке (напоминающие по внешнему виду заячьи, только меньшей длины) и, шагнув к костру, опустилась подле него на колени, схоронив стопы под долгими полами одеяния.

— Когда Блага отправилась на маковку? — вопросил Яробор Живко и устало повел спиной, жаждая на, что-либо опереться.

Апсараса приметив данное движение мальчика, стремительно потянулась к нему, подставляя под его спину свое правое плечо и слегка приобняв за стан. И враз с тем нежным пожатием по телу парня пробежало горячей волной желание обнять в ответ Толиттаму, и, поцеловав в губы, насладиться близостью. Впрочем, глубоко вздохнув, Яроборка встряхнул собственную плоть, прогоняя, а точнее подавляя сие жаркое хотение.

— Как только вы стали подыматься на гору, — скоротечно ответствовала маруха и сызнова склонила голову, так как по предписанным правилам, не смела смотреть в лицо божества. — Однако, должна вам доложить, господин, приход Бога Велета может несколько задержаться, ибо он ноне не в Млечном Пути. Вмале лишь ждут его прибытия.

— Как не в Млечном Пути? — негодующе вскликнул Яробор Живко и надрывно дернулся вперед.

Душегрейка тотчас спала с его плеч, да и сам он весь, вместе с одежой, порывчато сотрясся, зримо исказились черты его лица, а из макушки головы вроде как заструился легкий смаглый дымок. Мальчик резко сомкнул очи и глубоко вздохнул, на маленько перестав дышать. Плоть его зримо напряглась, по коже сверху вниз пробежала мелкая рябь, по-видимому, он старался не принять видение, а не допустить его прихода. От той явно проводимой не по совету и наущению Кали-Даруги борьбы, которую предпринимал Яробор Живко… и скорей всего один Яробор Живко… не Крушец, тело его наново вздрогнуло, и вовсе срыву, точно жаждая разорвать саму наружную оболочку, а губы и кожа лица побледнели. А минуту спустя юноша отворил очи, вновь глубоко задышав, облизал иссохшие губы и очень тихо сказал:

— А когда Велет прибудет?

Эту отсрочку видений мальчик проводил не впервой. И пробовал он это еще будучи на маковке. Кали-Даруга не сразу поняла, что пытался предпринять Яробор Живко, а когда догадалась, весьма долго поясняла ему, что таковое творить недолжно. Так как откладывая, таким образом, видение мальчик может не справиться с их мощью потом, когда они все же прорвутся. Но нынче демоницы не было рядом и юноша вновь в течении этих трех дней осуществлял попытки не дать потоку видений выплеснуться через него.

— Господин, — беспокойно молвила апсараса, из объяснения рани понявшая, что произошло с рао, и возвращая душегрейку обратно на его плечи. — Нельзя сдерживать видения. Вам же говорила рани Темная Кали-Даруга. Это может сказаться более мощной их цепью, которая вызовет болезнь.

— Все хорошо Толиттама, — несколько недовольно отозвался парень, однако под мягкими поглаживаниями рук апсарасы зараз смягчил тембр голоса.

— Бог Велет прибудет сразу, как только ему передаст Господь Мор вашу просьбу, господин. Он не так далеко от Млечного Пути, — меж тем торопливо ответила маруха, страшась, что господину может стать плохо, и она тогда получит осуждение от королевы, аль, что еще хуже от собственного Творца. — Думаю, вам недолго придется ждать Бога Велета, важно только, абы вы не волновались.

Она вдруг резко вскочила на ноги, и все еще клоня голову, ретиво выскочила из пещеры, словно растворившись во тьме ночи. Но токмо за тем, чтобы принести сухие ветви для костра и большое одеяло с двумя подушками для господина. Толиттама также ретиво поднявшись с колен, расстелила справа от костра одеяло, несколько в закутке грота, и, положив на них подушки, позвала туда мальчика, пред тем воркующим голоском настояв, чтобы тот одел кафтан.

Яробор Живко пристроившись на одеялах и подперев под голову подушку, укрытый сверху душегрейкой, неотрывно смотрел на ветошки огня пляшущего по сухим ветвям, каковые по мере прогорания подкладывала маруха. Нежность рук апсарасы ласкающей его спину, плечи ощущалась даже через материю и успокаивала юношу.

— Веда, а почему Мор создал вас такими удивительными созданиями? — прервав тишину, спросил мальчик, чувствуя, что вмале разомлев, заснет. — Ведь он ничего не знает про животных, это не его способности… Это способности Темряя.

— И Господа Першего, — немедля пояснила Лет-Сорока-Змея-Морокунья-Ведомая, лишь на доли секунд вскидывая взор на рао. — Мы созданы Господом Мором. Однако в нашем творении принимали участие Господь Перший и Зиждитель Дивный. Потому мы можем оборачиваться людьми, животными, птицами. Обладаем способностью мгновенного перемещения на достаточно значимые расстояния, словно гонец, вестник.

— Ого, как занятно, — заинтересованно молвил юноша и с тем немедля всякий сон его покинул. — Выходит, вы должны подчиняться Расам, коли Дивный участвовал в вашем творении.

— Нет, Расам мы не подчиняемся, одним Димургам. Зиждитель Дивный не столько участвовал, — вновь довольно-таки торопко изрекла Веда. — Сколько просто прописал определенную кодировку, все остальное делали Господь Мор и Господь Перший, — дополнила она, и несильно концом палки пошевелив угли в костре, вспенила там пламя, которое махом вырвавшись островерхими лепестками, выплюнуло из себя россыпь рдяных искорок и сизо-серый густой дым.

Мор… Перший…

Имя Отца тугой болью отозвалось в мальчике и прибольно вдарило в лоб так, что сызнова вызвало видение… То которое не удалось отложить, а пришлось принять. И часто… часто задышав выпустить изо рта желтоватым дымком вместе с мягким зовом Крушеца.

— Крушец, это Бог, — услышал он приглушенный бас-баритон Першего, и тугой болью обдало всю его плоть, отчего она резко сотряслась.

— Нет, это не Бог… Это я и ты… И ты, Яробор Живко, тоже когда-нибудь будешь частью Крушеца. Моей частью, гранью, долей, ибо я тебя выбрал и захотел быть с тобой общим целым, — совсем тихо пронеслось в объятом теплом мозгу юноши, не смеющего открыть очи и тем самым разрушить сие ни с чем несравнимое единство, подаренное ему божественной лучицей.