Середина. Том 2

Глава сорок третья

Яробор Живко… Точнее новая плоть Яробора Живко, как и было в ней заложено, прожила положенный ей срок в тридцать лет по земным меркам, все то время практически не давая сбоя в плане здоровья. Одноприродность и уникальность ее творения была такова, что не только люди, но даже мозг рао не подметил подмены. Она сохранила в себе не только все положенные выемки, полосы али рубцы, но и все качественные или индивидуальные привычки. И точно, как и положено вообще человеческой плоти, в определенный период времени принялась стареть. Хотя все же оказалась менее подвержена тому процессу, посему на Яробора Живко уже и в летах, все еще можно было сказать, что он выглядит моложаво.

За срок существования новой плоти, рао правил в своем Златграде достаточно спокойно, его жизнь оказалась равномерной и тихой. Он выдал замуж свою дочь Агнию, за махараджу соседней довольно-таки крупной провинции, а после, наконец, обзавелся мужским потомством: тремя чудесными внуками, уже полностью перемешавшими кровь лесиков, влекосил, кыызов и синдхистанцев. Он не просто побаловал себя внуками, но и дождался правнука, которого в честь него назвали, несколько право молвить на местный лад, Сива.

Первый советник рао, Волег Колояр Яш умер лет за память до смерти Яробора Живко, прожив немалый срок жизни и к трем дочерям да двум сынам, как когда-то велела Кали-Даргуа, прибавив еще двух мальчиков. Его сияющую искру или все же душу, как и намечалось, изловила Гриб-птица и унесла в хранилище, в Галактику Северный Венец, на Систему Карнеол, планету Хвангур, как особую ценность.

Дотоль находящийся на маковке четвертой планеты в дольней комнате, одного из космических судов Димургов, Перший так и не оправился от пережитого коматозного состояния, случившегося во время пересадки мозга и лучицы. Он право молвить бодрился, но, несмотря на постоянно получаемую биоауру, так и не смог подняться с выря. И не то, чтобы не ходил на маковку, не мог даже просто оторвать от выря голову. Несомненно, таким состоянием Перший тревожил не только Кали-Даругу, сынов, братьев, Родителя, но и Крушеца, оный, видимо, понял, что тот окончательный надлом случился с его Отцом после того, как он запаниковал, во время перемещения. Может потому Крушец как-то приник и вовсе перестал давить на плоть. Поелику Небо удалось, где-то за год до прекращения жизни Яробора Живко, утянуть айваном Дивного пагоду старшего брата в Отческие недра, и отнести его самого в Березань.

Золотистый покров земли Березани, раскинувшейся во все стороны пожни, порос короткими, рыже-смаглыми колосками пшеницы, с прямостоячими стебельками и плоско-линейными листочками, понеже порой воочью на них просматривались одиночные янтарного цвета зернятки испускающие из себя легкое рыжее сияние. Уходящие вперед пожни пшеницы, где-то вельми не близко сливались с безбрежным бледно-желтым краем раскинувшегося над тем полем небосвода без присущих ему облаков, солнца аль звезд, одначе, излучающего легкое едва ощутимое туманное марево, наполненное одновременно светом и теплом, а потому будто парящее.

Можно предположить, что посередь этого необъятного поля располагалось высокорослое, с невообразимо боляхным стволом дерево. Великолепный в обхвате ствол, каковой не сразу удалось бы обойти, не только человеку, но и Богу, был сравнительно ровным. Желтоватая кора на нем без каких-либо изъянов, трещин, выемок аль отслоений имела в неких местах поперечные вытянутые рыжие отвесные полосы, напоминающие чечевички на березе, растущей на планете Земля. Дюжей и конической формы с крупными ветвями, что росли частью почитай горизонтально, и лишь кое-где с легким наклоном вниз, смотрелась крона дерева. На ветвях таких же желтовато-смаглых располагались золотистые аль вспять молочно-белые, ромбиком, опушенные с обеих сторон, по краю еще и малешенько зубчатые, листочки. Чудилось, они еще и покрыты легким, клейким налетом от которого и поблескивают, под тяжестью которого синхронно трепещут, наклоняясь то вверх, то также единожды вниз. Из земли, подходя к самому стволу, вылезали раскинувшиеся в разные стороны широкие корни. Они своими высокими спинами угловато — сплющенными в навершие и утолщенными ближе к почве, имеющие гладкую поверхность и дивный бледно-красноватый цвет яростно исполосовали подступы к самому древу. Порой на тех вылезших из почвы корнях восседали замершие пучки пшеницы, напоминающие поросшие травами лесные прогалины Земли. А верхние ветви дерева будто уперлись в свод неба, аль сие просто так казалось, ибо могучая его крона зримо терялась в том сияние.

Тишина, окутывающая это небывалое место, была поразительной. Ни слышалось, не только пения птиц, стрекота, жужжания насекомых, ни ощущалось даже легчайшего дуновения ветра, словно в этом месте отсутствовало движение и время как таковые. А шевеление трав и листвы проходило под однообразную мелодию… Неспешно наигранную, каким-то изумительным инструментом, сопровождаемую легким гудением и вовсе чудесного, нездешнего голоса. Вельми насыщенно пахло в Березане сладостью цветочной пыльцы, чуть ощутимой ночной прохладой и проскальзывающей прелостью опавшей листвы, иль давеча снятого пласта земли… И очевидно, для живых существ, аромат лугового цветка перемешивался тут с кисловатым духом хвойного леса и солеными брызгами моря… А для человеческого обоняния волной дуновения проплывали благоухания разломленного надвое ломтя хлеба, материнского молока, и лопнувшего от спелости плода, едва тронутого плесенью.

Небо положил брата прямо подле ствола как раз в выемку, что образовали два вылезших из земли корня похожих на сплюснутые плавники рыб, имеющие гладкую поверхность и бледно-красноватый цвет. И присев обок Першего провел дланью по поверхности кожи спины, едва прикрытой зыбчато-сквозной материей, плотно облегающей не только туловище, но и конечности. Старший Димург вельми прерывчато вздрогнул и одновременно вздохнув, открыл очи. Лишь самую толику он вглядывался в поверхность набирающего сияния угловатого корня, очевидно, обретая себя.

— Я ведь просил, — очень тихо протянул Перший, и в голосе его послышалось огорчение. — Просил не трогать пагоду, до смерти плоти мальчика.

— Нельзя, мой дорогой, было с тем тянуть, — очень ласково произнес Небо, стараясь своей теплотой снять с брата огорчение и зараз оправдаться. — Родитель настоял. Поверь мне, я оттягивал и так как мог. Но намедни Родитель вызвал меня и Асила в Стлязь-Ра. И при мне повелел брату незамедлительно на кумирне отправится в Млечный Путь, и, подцепив пагоду привести ее в Отческие недра. И Асил бы сие выполнил, несмотря на твои просьбы. Ведь ты знаешь, он более послушен слову Родителя, чем я. Да и потом Трясца-не-всипуха сказала мне, что плоть мальчика вмале остановит все жизненные процессы. Так, что не стоило там тебя держать, уже ничего не страшно и все необходимое в отношении накопления жизненной информации мозгом сделано.

— Крушец, — почитай прошептал Перший, и, сомкнув очи вельми надрывчато задышал.

— С Крушецом я поговорил. Объяснил, что тебе, мой милый, надо отправится на лечение, абы после встретить его на Коло Жизни, — немедля и дюже торопко молвил старший Рас, и, склонившись к голове брата, поцеловал его в висок.

Небо неспешно поднялся с присядок, и с нежностью во взоре глянув на лежащего в выемке, точно прихваченного с двух сторон бортами корней старшего брата еще мягче дополнил:

— Малецык все понял и обещал. Он обещал исполнить все, что ты ему указал. А теперь спи! спи наш дорогой Отец. Ибо без тебя… Без тебя, нашего драгоценного Отца, вся жизнь нас, Богов, замерла.

Старший Рас медлительно шагнул вправо и осторожно обойдя торчащие спины кореньев, направился вглубь злакового поля, ступая прямо в густую поросль пшеницы, поигрывающую янтарной капелью зерен. А позадь него, сияние легкой дымкой красноватого цвета окутывало тело Першего. Оно степенно выпускало тонкие волоконца… нити, а может все же жилки и оплетало Господа, вклиниваясь в саму медно-желтую плоть, в саму его суть, естество. Оно переплеталось с его кожей, с таящимися под ней оранжевыми паутинными кровеносными сосудами, кумачовыми мышцами, нервами, жилами. Создавая нечто общее с его смаглым костяком скелета, где мельчайшие вкрапления были насыщенного огненного, красно-желтого цвета.

Как только из Млечного Пути отбыл айван и пагода Першего туда прибыли Велет и Воитель. Встреча с Зиждителем Воителем для уже пожилого Яробора Живко стала незабываемой. Он, как и допрежь почитай со всеми Богами, сразу пошел на сближение с Воителем, и хотя был уже в годах, отцом, дедом и прадедом, не преминул забраться к нему на колени и припав к груди, обнял… Надолго и трепетно прижавшись к груди Воителя своей щекой.

Из глаз Яробора Живко малыми каплями выкатились слезинки. Наверно, Крушец понимал, что вскоре предстоит долгая разлука, и, обладая особой чувствительностью, как всегда тягостно ее воспринимал.

Дня за два до смерти рао из Млечного Пути отбыла Кали-Даруга. Она значительно растерявшая собственные силы, при спасении своего Творца, ноне нуждалась в отдыхе, чтобы как можно дольше продлить существование данной оболочки тела.

И как только демоница улетела, Родитель закрыл чревоточину, чтобы в новой жизни сияние брызги, крохи, капельки света (как называли ее Владелина, Есислава и Яробор Живко) никоим образом не влияло на плоть, в которой будет обитать столь чувствительный Крушец, до тех самых пор поколь юный Бог не начнет свое перерождение.

Яробор Живко умер рано утром.

Он открыл глаза, взглянул на белый свод своей спальни, украшенный лепниной и глубоко вздохнув, тем дуновением остановил биение сердца. Еще немного белые стены его опочивальни, увитые голубым бархатом декора, были призрачно серы, а после яркая вспышка смаглого сияния озарило все помещение. Голова рао гулко сотряслась, широко раскрылся рот, выпучились уже остекленевше — неподвижные глаза. И нежданно кожа на лице принялась рваться, засим треснув, разошлись надвое лицевые кости так, словно голову начиная от макушки и заканчивая подбородком разрубили. И из глубин черепной коробки, мгновенно развернувшись, вырвалось огромное сияющее тело. Оно, в доли секунд, преодолев расстояние до потолка комнаты, врубилось в его белую лепнину и исчезло…

Исчезло, оставив после себя на прекрасном ложе высоко приподнятым над полом, с двумя костяными спинками, украшенными витиеватой резьбой и драгоценными камнями, мертвое тело с разорванной надвое пустой головой, заливаемой густой, алой кровью.

Эпилог.

Легко и быстро я преодолел разделяющую землю и парящую над планетой Земля бело-серую, плотную, газовую оболочку, и вырвался в небосвод. Я достиг атмосферы и того дивного радужного объятого лучами света облака, ощущая вину… Мне казалось, что это по моей вине, по моей несговорчивости, по испытанному мной испугу, мой Отец так тягостно заболел.

Я обещал… Обещал тебе Отец выполнить все твои распоряжения. Не тянуть с рождением, выбрать здоровую плоть и посему ждал того мига, когда мне будет позволено, распечатано вселиться в человеческую плоть.

Здоровая…

«Здоровая плоть», — шептал я себе, вроде боясь позабыть те указания и вновь уступить своим предпочтениям.

Я летел ретиво повдоль газовой оболочки Земли, ничего, не замечая округ себя и раскидывая в разные стороны такое множество маханьких в сравнение со мной искр, напоминающих мельчайшие газовые шары, мельчайшие звезды. Не менее часто ноне попадались мне еще меньшие по размеру крупинки, каковые можно было б отнести к такому космическому объекту, как планета. И это казались не только малые в сравнение с искрами — звездами объекты, но и вовсе слабо горящие. Не столько потухшие, сколько точно насыщенные иной составной, газо-пылевого вещества, а потому сияние их было приглушенным, неясным, то блекло-голубым, то мрачно-красным, то молочно-серебристым, то бурым. Впрочем, с тем отчетливо на поверхности их тел, схожих с видом планет, я видел многообразие борозд, рытвин, вспученностей, выемок, аль как сказали бы люди, составляющие грани моего естества, это проступали кратеры вулканов, скалы, каньоны, русла рек, узбои текущей лавы, ровные возвышенности, низменности, утесистые горные гряды.

Также обок меня шныряли каменные обломки, ошметки, иноредь своим видом напоминающие астероиды. Они имели и вовсе малые размеры, и формы их большей частью выглядели обломочными, угловато-сглаженными. Сами же поверхности выщербленные, неровные, со множеством выемок, углублений, вмятин, наплывов, порой отливали металлическим отблеском, а изредка были черны, как сажа. Непрестанно мимо проносились спутники, не всегда меньшие по виду, обаче не менее чем астероиды изрыто-щербатые, инолды они глазели темными, темно-бурыми, темно-голубыми аль льдяными своими боками. Не редко пролетали подле коричневые с изорванными, обугленными али рыхлыми формами аэролиты, сидеролиты, уранолиты, метеориты. Они двигались столь быстро, что пылала вкруг них газовая оболочка Земли. Однако сами эти объекты не светились, не сияли как звезды, не исторгали даже того малого свечения планет. Они вроде отбросов, останков некогда чего-то цельного, имели такие же каменные, металлические внутренности… темные и безжизненные. Не в понимание цвета, а в понимание сути.

Я несколько снизил скорость. Только на малость, сдержав свой полет и резко упал вниз, жаждая попасть в огромное густое облако, испещренное всевозможными цветовыми лучами света. На немного даже потеряв возможность шелохнуться. И тогда я вновь увидел, как из глубин широкого почти ярко-желтого рукава, подымающегося с поверхности Земли, выкидывало в густоту того облака крошечные системы, напоминающие своим строением Солнечную. Объятая по коло сферическим полупрозрачным веществом система, на вроде яйца, замыкала в себе в черном мареве: газы, пыль, мелкие частицы, более весомые болиды, метеориты, блекло-голубые, мрачно-красные, молочно-серебристые, бурые крохи — планет, кружащиеся вкруг рдяно-золотой искры поместившийся в центре. Планеты, которые по мере удаления от своей искры набирали в размерах, а посему зрелись их изъеденные рытвинами, углублениями, вспученностями, шишками поверхности. Только нынче не всегда в тех вылетающих системах в центре горела звезда, все чаще и чаще сосредоточием того объекта становилась планета, обок которой кружили по коло спутники, астероиды, аэролиты, сидеролиты, уранолиты, метеориты. И тогда лицезрелись их обломочные, угловато-сглаженные формы со множеством выемок, углублений, отливающих металлическим отблеском, али чернотой, как сажа… темные, темно-бурые, темно-голубые аль льдяные выщербленные куски…изорванные, обугленные останки.

Внезапно луч света, наполняющий плотность самого облака резко вдарил в центр одной из систем, зависшей обок меня. Поток голубого света единождым махом расчленил окружающее систему вещество и словно прицепил к своему острию две получившиеся расколотые половинки яйца да все еще вращающееся подле его стен марево газа, пыли, мелких частиц, болидов, метеоритов, астероидов. Сама структура при ударе распалась и оттуда вырвались не только планеты, но и астероиды, спутники, метеориты, аэролиты, сидеролиты, уранолиты, точно тем размножаясь и, определенно, плодя на Земле в людях тех самых: истязателей, половых безумцев, насильников, убийц, садистов, тиранов… А может только лентяев, жестоких, бесчувственных, непримиримых, мстительных, безразличных людей.

Широкая полая труба, со стальными переливами света, нависающая над самим облаком и уводящая из самой атмосферы в космическое пространство, а далее, как я ведал, соединяющаяся с установленным подле чревоточины мощным накопителем, величаемым Навь, чуть слышно издала тугой звук всасывания. И внутрь ее безбрежных глубин влетела не только расколотая пред моими очами система, но и многие иные, вслед за коими также потянулось, марево, газ, пыль, частицы, планеты, астероиды, спутники, метеориты… Улавливая, утягивая всех тех кто на планете Земля мог бы творить неправедность среди себе подобных… не трогая лишь искры… Искры, оные всегда являлись сутью, солью любой планеты, и несли в себе все самое прекрасное, что было вложено, прописано в их Творцах, Родителем. Искры, звезды, каковые ноне я вже смог разглядеть имели по четыре тончайших лучика. И тем, вроде указывали на собственных Творцов, або у одних они переливались серебристым сиянием, у других золотым, а у третьих платиновым только с зеленоватыми остриями. Те самые лучики были так тонки… так трепетны, что своей ажурностью напоминали усики насекомых, создателем которых являлся мой любимый Отец, Господь Перший.

Днесь передо мной шел бесконечный, ритмичный и ни на миг, ни прекращающийся рабочий поток. И я почему-то смотрел на успевающие выскочить из полой трубы и облака метеориты, астероиды, спутники, планеты и понимал, вот! вновь родился, избежав участи гибели, какой-то не самый лучший человек, оный возможно когда-то выдумает на Земле новую, жестокую религию, или поведет к войне народы, а может только будет мучить, унижать своих близких, сродников.

Нежданно возле меня возникло здоровущее, лазурное и одновременно прозрачное творение Небо. На мощном теле льва Моголь находилась голова птицы с серебристо-переливающимся загнутым клювом и крупными голубыми очами. Два огромных крыла таких же нежно-лазурных неспешно подымаясь вверх…вниз поддерживали Моголь в вышине, а перья, где кончики смотрелись заостренными, будто опирались на облачные испарения. Мощные лапы, увенчанные железными когтьми, были плотно прижаты к телу, отчего казалось, создание прилегло сверху на облако. Не менее длинный хвост Моголь в навершие имел острый серебряный коготь.

Внезапно творение Небо, энергично дернуло хвостом и серебряный коготь поймал на собственный заостренный кончик и вовсе удивительное создание…

Создание… искру… сияющую искру, как знал я…

Душу, как сказали бы сами люди.

Это было кубовидное мерцающее золотым светом тело, определенно, сохранившее размер человеческого мозга, студенистое, и напоминающее своим неторопливым движением медузу. Вся поверхность того подвижно-вязкого, почитай прозрачно — красного организма, была увита тонкими, длинными, золотыми нитями (при помощи которых в дальнейшем осуществляла управление новой плотью) при движении синхронно трепещущих. Сквозь сие вещество, выполняющее днесь роль самого скелета нового организма, зримо, несмотря на яркость мерцания красного и золотого света, все еще проглядывал человеческий, студенисто-желтоватый мозг, очевидно, не полностью растворенный поедающей его искрой. Оболочку головного мозга сейчас сверху вроде как обволакивали нитевидные усики искры, пробившиеся чрез кровеносные сосуды. Они частью расчленялись на более тонкие отростки, каковые своими заостренными верхушками вновь внедрялись в рыхлую соединительную ткань, испещренную бороздами, извилинами, сосудами, некогда питающими этот центральный орган человека.

Моголь резко дернула к себе хвост и прицепленную к когтю искру, подтащив ее к отворенному клюву. Она неспешно высунула оттуда долгий прозрачный язык и облизала его завершием кубовидное золото-красное тело так, что оно видимо прогнуло собственную, студенистую поверхность в местах касания, и враз вытянуло отвесно вниз все золотые щупальца. Моголь медлила еще миг, а после, широко отворив клюв, срыву толкнула сияющую искру себе в пасть, издав слышимый звук засасывания, поддерживаемый легкой вибрацией лазурных перьев на голове. Искра, будто подхваченная дуновением, мгновение спустя уже пропала в пасти создания Небо, слегка подсветив своим сиянием ее бездонные нутра и удлиненно-овальный резервуар в верхней части туловища, заполненный особой биологически активной средой, по составу схожей с околоплодными водами живых существ, в коем и очутилась. Ожидая новой плоти и продолжения собственного существования, где-то в иной Галактике Всевышнего, куда ее вмале доставит Моголь!

И тогда я наново с тоской подумал об Отце, и разком рванулся вверх, туда в газовую оболочку, окутывающую по коло Землю. Ощутив, обозрев себя, я понял, что сызнова вырос, и теперь имел не только полноценное сияющее туловище, но и руки, ноги, поверхности которых были обвиты едва проступающими оранжевыми паутинными кровеносными сосудами, ажурными нитями кумачовых мышц и жилок.

Я был уже почти готов к перерождению и теперь… Только теперь осознал, как важна будет для меня будущая человеческая плоть. Когда я смогу обзавестись костяком, стержнем мощным и сильным, абы стать… Стать Богом, Зиждителем, Господом.

Посему я полетел много быстрее, прислушиваясь к зову, что щелчком отзовется во мне и позволит направиться туда… вперед… к новым свершениям… Мне, Крушецу, будущему Богу, Зиждителю и лучице моего любимого Отца, сына Родителя, старшего из печищи Димургов, Господа, Зиждителя, Бога Першего!

КОНЕЦ.

г. Краснодар, июль — август 2013 г.; январь-март 2014 г.; сентябрь-ноябрь 2014 г.