Глава седьмая

Нежданно зыбким волнением пошли, похоже, все четыре зеркальные стены четырехугольной залы и в помещение вступили зараз два Зиждителя. По первому Яробору Живко показалось даже, что вместе с Мором в залу вошел Вежды, ибо этот Бог был такой же крепкий и статный, словно отличающийся особым уходом и заботой. Однако, мгновение спустя мальчик, вглядевшись в лицо Господа, понял, что это хоть и Димург, но не Вежды, а иной ее член. У этого Бога кожа была густо коричневого цвета с присущим всем Зиждителям золотым сиянием, а лицо имело грушевидную форму, где значимо широкой в сравнении со лбом смотрелась линия подбородка и челюсти. Особой длинной и мясистостью отличался нос да выдающиеся вперед надбровные дуги Господа. Толстые губы, поигрывающие золотыми капелями света и чуть выступающие вперед миндалевидные темно-карие глаза (оные порой теряли темный тон и становились почти желтыми) с располагающимися поперек слегка удлиненно-вытянутыми зрачками, придавали лицу Димурга сосредоточенное выражение.

Этот Бог вообще больше напоминал Расов, в частности Небо, своими долгими курчавыми черными волосами до плеч, бородой и усами. Сияние кожи слегка золотило и черные волоски его усов, короткой бороды, кончики каковой были схвачены в небольшие хвосты и скреплены меж собой черными крупными алмазами. Широкая цепь, полностью скрывающая лоб Господа с плотно переплетенными меж собой крупными кольцами ядренисто полыхнула лучистым серебристо — марным отливом, лишь на морг показав на своем гладком полотне зримые тела, морды зверей, рептилий, земноводных и даже насекомых, тем точно поприветствовав мальчика. Обозрев могутную фигуру Господа Яроборка вмале догадался, что пред ним Темряй, прибытия которого ожидали, все Небожители.

— Здравствуй, Ярушка, — густым басом молвил Темряй, желая расположить к себе юношу и как итог прикоснуться к нему и пообщаться с лучицей.

Бог был обряжен в белую рубаху и укороченные белые шаровары. Помимо этого на плечах его покоился тончайший голубой плащ, огибающий рамены с двух сторон и стянутый на груди большой пряжкой в виде массивного черепа медведя. Морда зверя была словно творена из кости, хотя переливалась серебристым светом, а из приоткрытой пасти выглядывали мощные клыки. Казалось, даже в глазницах медведя вращались по коло вихрастым всплеском серебристые пары. Темряй, однако, более не имел прикрас, ни браслетов на руках, ни перстней на перстах, ни цепей на шее, ни серег и проколов в ушах, бровях. Токмо в левой ушной раковине Господа находился крупный платиновый квадрат, уголки коего украшали камушки коричневого янтаря.

— Велел тебе все снять, — недовольно пропыхтел Мор, не снижая своей поступи и направился к пустому креслу, стоящему подле кресла Велета. — Так нет же, ты все время перечишь. — Наверно Мор начал вычитывать брата еще в галерее маковки и прервался на миг, абы войти в залу. Он словно и не приметил, что Темряй поздоровался с мальчиком, продолжив свои поучения, — ты все время мне противоречишь… Почасту споришь, своевольничаешь, не подчиняясь распоряжениям старших. Разве так допустимо поступать Господу, каковой вскоре станет величаться средним в печище?

Темряй медленно перевел взгляд с лица юноши на брата и зыркнул прямо тому в затылок, словно стараясь таким толчком сомкнуть его рот и вельми по — ребячески отозвался:

— Вскоре, мой дорогой брат. Стану вскоре, а днесь поколь младший Господь… Так, что уймись Мор, хватит гневаться, достаточного того, что случилось с Палубой и малецыком Стынем.

Наверно этого Темряю не следовало говорить, потому как Мор нежданно, так и не достигнув кресла, остановился и стремительно обернувшись, пульнул в младшего брата широкую полосу черного марева, выскочившую в доли секунд из его очей. Полоса достаточно ретиво и мощно вдарила Темряя в грудь сменив цвет его рубахи с белой на крапчато-бурый, при том значимо качнув назад…вперед фигуру Господа.

— Ай! — испуганно вскрикнул Яробор Живко и порывчато дернувшись, ударился о покато-вспученный мышцами бок Велета головой.

— Думай, что говоришь, малецык, — гулко прозвучал высокий, звонкий тенор Мора, наполненный таким негодование, что уже сам звук сотряс тело брата, а с его рубахи вниз осыпались бликами света на пол все бурые пятна.

— Прекратите оба. Вы напугали нашего Ярушку, — теперь весьма досадливо молвил Велет.

И речь Атефа прозвучала столь повелительно, что сразу стало ясным, кто в этой зале есть сейчас старший Бог. Велет нежно приобнял левой рукой, туго задышавшего мальчика за плечи и немедля склонив голову, прикоснулся губами к его макушке.

— А, ты, милый малецык, — отметил Атеф, обращаясь к Темряю. — И впрямь думай, что сказываешь. Ибо не допустимо младшему ерничать в отношении старшего.

— Не хотел задеть, — дюже миролюбиво протянул Темряй, и, перестав раскачиваться, сойдя с места, медленно направился к креслу Велета, на ходу бросив уже воссевшему Мору. — Не хотел задеть, брат.

— Ничего, мой любезный, со всеми бывает, — на удивление достаточно мягко после выплеснутой досады отозвался Мор, и голос его, понизившись до песенной погудки, постарался успокоить младшего брата.

Темряй меж тем подошел к креслу Велета, и, склонившись к нему, поцеловал в край ушной раковины, предоставив возможность Атефу облобызать свои очи, виски и даже кончик носа. Затем Димург неторопко опустился на корточки пред сидящим в кресле мальчиком и широко улыбнулся, отчего всколыхнувшееся золотое сияние густо окрасило в яркие тона волоски усов и бороды над губами.

— Чем Мор в тебя стрельнул? — чуть слышно вопросил Яробор Живко, успокоенный любовью Велета и улыбкой Темряя.

— Досадой, — также тихо ответил тот.

Мальчик медленно протянул руку в направлении лица Бога и провел перстами по его подбородку, увитому негустой бородой, не менее трепетно сказав:

— Почему ты отличаешься от Першего, Мора и Вежды? И имеешь бороду и усы как Расы?

— Потому как я иной, — ответствовал Темряй и незамедлительно вздев руку, указательным перстом провел по подбородку мальчика, где едва зримо проступал белый пушок, свидетельствующий, что последний не будет иметь бороду и скорее всего усов.

— Как и я, — удрученно проронил юноша, словно вновь ощутив смурь единожды по Першему и Земле.

— Ты не иной, — бас Темряя наполнился таким трепетом. Он зазвучал… запел своей густотой, обволакивая не только мальчика, но и его старших Богов братьев.

И вдобавок, точно дернул со свода залы полотнища облаков, мгновенно свернув их в спирали. Темряй внезапно стремительно вскинул вверх руку, и малозаметно дрыгнул перстами. И тотчас облачно-серая спираль закружилась в вышине свода, плюхая в разные стороны небольшими пятнами, кои принялись оборачиваться и вовсе в крошечных, голубых бабочек. Насекомые торопко взметнули своими крылышками и запорхали почитай подле самых облаков в своде залы.

— Ты наш… наш мальчик, наш малецык, — полюбовно протянул Темряй, не сводя нежного взора с лица юноши и речью своей, лаская не только его, но и более близкую ему лучицу. — Самый дорогой и бесценный малецык! Наше чудо! — невыразимо мягко дополнил он, и резко щелкнув перстами, в мгновение ока перехватил полет одной из бабочек в воздухе.

Поймав ее на кончик указательного пальца, да неторопливо поднес к лицу юноши. Голубая бабочка, опираясь на короткие, тонкие ножки замерше вытянулась на персте Господа. У бабочки, было небольшое бирюзово-серое тельце с округлой головой и разместившимися на ней по кругу четырьмя красными крапинками глаз, долгие нитевидные усики. Голубые крылья с рисунком из блекло-желтых полос (соответственно четыре округло-треугольных передних и четыре овальных задних) едва зримо колыхались. Яробор Живко по первому внимательно вглядывающийся в спиралевидное облако, мало-помалу иссякнувшее… распавшееся на бабочек, закруживших по залу, перевел взгляд на Бога. Также медлительно он воззрился на бабочку, присевшую на персте Темряя и задумчиво поспрашал:

— А, что случилось со Стынем, Мор?

— Огорчился, — немедля откликнулся Димург, как всегда коротко пояснив о произошедшем. — Но я сумел его успокоить, не тревожься, мой дорогой Ярушка, — также как допрежь того его младший брат вкладывая в каждое слово нежность.

В залу бесшумно вступил Перший, мгновенно пробежавшийся взглядом по сынам и остановив его на мальчике. Яробор Живко несомненно ощутив тот взор на себе оторвался от колышущей крылами бабочки и уставившись на старшего Димурга молвил:

— Отнеси меня Отец на Землю. Хочу увидеть окиян, что это такое, — и глас его дрогнул, губы легохонько затрепетали, а в глубинах очей блеснули крупными каплями слезы.

— Хорошо, мой бесценный, — откликнулся Перший, приметив состояние юноши. — Когда того пожелаешь. Но не ноне… позже, — это он добавил нарочно, чтобы снять напряжение окутавшее мальчика, и кое могло перейти в видение… Видение, каковое даже будучи погашенным, сейчас могло отозваться в Темряя утомлением и болью.

Яробор Живко поднял с колена правую руку, и, описав ею коло обок бабочки, продолжающей колыхать крыльями на персте Господа, словно успокоившись полученной отсрочкой на расставание, много ровнее сказал:

— У бабочки на Земле нет такого количества крыльев, это не земное создание.

— Да? — удивленно протянул Темряй и черты его лица дрогнули.

Димург, несомненно, не ведал того обстоятельства и желая, как и иные Боги, вызвать в мальчике желание вернуться на Землю, просто-напросто дал маху.

— Ага… На Земле у них всего четыре крылышка, два передних и два задних, — пояснил мальчик и звонко засмеялся.

Он понял… теперь точно прозрев, понял, что Боги желают его возвращения на Землю не потому, что не любят его, стыдятся аль еще чего. Просто они знают, что сейчас его место, его жизнь должна проходить именно на Земле. Подле людей… всяких разных людей, таких как влекосилы, кыызы, тыряки, лесики, нурманны…

— Ты мне показываешь не земную бабочку, — досказал мальчик и глубоко выдохнул не только смех, но и тягость, что дотоль владела им. — Это бабочка с какой-то иной планеты. Где такая живет, на Палубе?

— На Палубе теперь верно ничего не живет, окроме рытвин и буераков, — весьма гулко вставил Велет и мощно загыгытал, тем самым поддерживая радость юноши.

— По-видимому, Мор огорчил не только Стыня, но и Палубу, — тотчас подхватил Яробор Живко, узрев, как довольством вспыхнуло золотое сияние кожи Темряя.

Мальчик стремительно раскинул руки, и, подавшись вперед, крепко обхватил широкую шею Димурга, приткнув лицо к плечу, выплескивая туда радость от столь необходимой Крушецу близости Зиждителя. Широким светом улыбок немедля просияли лица Першего и Мора. И Боги, переглянувшись, обменялись зримым удовлетворением, ибо явно показалось желание мальчика, да еще и впервые озвученное, понятое и возможно принятое вернуться на Землю.

Загрузка...