Шаг вперед - два назад

1

Не познавши плохого, не оценить хорошего. Мы с Ольгой в полной мере ощутили это на собственной шкуре. Первые дни пребывания в своей усадьбе казались раем. Ну не о чем больше беспокоиться. У Ольги на руках настоящая вольная грамота, к которой комар носа не подточит, а мне не надо становиться киллером даже понарошку. Надоели мне эти игры.

Хорошая русская баня, домашняя выпечка, наливка, изготовленная тут же в усадьбе, ну что еще нужно для спокойной жизни? Пока мы с Ольгой болтались в стольном граде Петра, нам и поговорить-то друг с другом по душам было некогда. Совсем другие мысли одолевали: как бы скорей домой добраться. Ну, вот добрались… Теперь надобно рассказать о своих приключениях. Расспрашивать Ольгу, как она без меня жила, смысла нет никакого. Весь ее путь был мне известен. Пока она не ушла в портал, была барыней. Даже когда моя тетка ее неласково встретила, все равно была барыней. А вот когда ушла в портал, барыней уже не была ни единого дня. Сразу стала прислугой, потом крепостной, а потом уж и беглой крепостной… А как поступают господа с прислугой и крепостными? Нет. Ни о чем спрашивать ее не буду… Вот самому-то рассказать о своих делах придется. Причем не те сказки, которые я плел Марку и Варваре Денисовой с ее матушкой, Ольге надо правду рассказать, она уже достаточно много обо мне знает, и о временных порталах знает.

Вот и рассказал о себе все, что со мной было. Рассказал кое-где без излишних подробностей, но специально ничего утаивать не стал. Пока рассказывал, как вернул Анну в ее время, как отсидел в тюрьме несколько месяцев за похищение, а потом вернулся в свое время, - речь моя была плавной и полностью соответствовала действительности. Собственно, все, что я рассказывал потом, тоже соответствовало действительности, но до чего же было трудно признаваться, что я не предпринимал попыток вернуться за Ольгой. Я пытался убедить ее в том, что был полностью лишен такой возможности. Кстати, это было правдой. Но ведь была и другая правда: я не пытался вернуться, внутренне согласившись с тем, что моя барская жизнь с Ольгой осталась в прошлом. Наверное, Ольгу я убедил, что так сложились обстоятельства, стихия непреодолимой силы… Но сам-то я знал, что даже не пытался вернуться. Ладно, пусть то, что я вырвал ее из лап князей Марецких и вернул в ее время, послужит мне извинением.

Зато третья часть моего рассказа, когда меня взяли за шкирон наши спецслужбы и отправили выполнять задание в начало двадцатого века, под руководством Мильки, я снова рассказывал без запинки, без утайки и со всеми подробностями.

- Ты никогда не задумывался, Максим, почему у нас нет детей? – спросила вдруг Ольга.

Вот чего угодно ожидал я, только не этого вопроса. Только детей нам не хватало, при той жизни, которую мы ведем.

- Не думал про это, - удивленно ответил я. – А зачем заранее об этом думать? Если это случиться, то пусть случиться… Будем воспитывать.

- Да не случится это у нас с тобой, Максим… Увы, не случиться. Если бы это могло случиться, то уже случилось бы. Я много об этом думала. Вот ты не таясь, все рассказал о себе, а меня ни о чем таком не спрашивал. Но о себе я все сама знаю. И знаешь, что я поняла? Люди из разных временных интервалов не могут иметь общего потомства. Вот вспомни: ведь вы с Анной довольно долго жили как муж и жена, а она не беременела… Вспомни свои встречи с женщинами из другого времени… Ты ведь сам про себя тоже все знаешь.

Я задумался. А ведь получается, права она. Да и так, если рассудить, то природа правильно распорядилась, иначе бы такое началось, что ни бог, ни черт не разберет кто чей внук и кто чей прадед… Значит, не будет у нас с Ольгой детей. Бывают на свете бездетные семьи, но почему-то очень не хочется входить в их число.

Был жаркий июльский день. Солнце палило так, как не снилось и чертям в аду. А у нас с Ольгой, несмотря на изнуряющий зной, был настоящий рай. Потому, что находились мы на озере за небольшим лесочком и купались в прозрачной воде, которая еще не зацвела. Да. То самое озеро, где я когда-то встречался с Полиной… Как давно это было, кажется прошла вечность, а всего то три года минуло. Все изменилось… Я успел побывать в нескольких мирах и наделать кучу дел. Теперь в моем мире я вечный студент. Не знаю, какую сказку сплетет майор ГБ моим родителям. В начале двадцатого века, я чекист и храбро пал в борьбе за революцию от руки врагов советской власти. В прошлом веке, я вроде бы ничего особенного и не натворил, просто Вера Павловна, царство ей небесное, сделала из меня мошенника. Теперь меня там ищут за подделку «вольной грамоты» для Ольги, хотя у нее есть настоящая. Нет. Не надо ходить в другие миры, а то так все запутается. Да только кто меня спрашивал?

- О чем задумался, Максим? – спросила Ольга.

- Да, о чем нам с тобой думать? – блаженно потягиваясь, ответил я. – Такая благодать вокруг. Не надо никого спасать, не надо ни от кого спасаться.

- Не хотела тебе говорить, Максим, - вздохнула Ольга, - но придется. Как бы чего худого не приключилось… Прохор мне недавно поведал, что приходила в поместье женщина, незадолго до нашего возвращения, по виду монашка, и посох был при ней… Тебя спрашивала, Максим Петрович.

- Маргарита! – подскочил я. – Значит сюда добралась… Вот напасть на мою голову. И куда Прохор отправил ее?

- Прохор сказал, что ты в столицу отбыл, а дальнейшее ему неведомо.

- Все правильно сказал. А про тебя она что-нибудь спрашивала?

- Про меня Прохор, вообще, никому и ничего не говорит.

- Ну, и слава богу. Значит, про тебя она ничего не знает.

- Может уже и знает… Эта ведь та самая Маргарита, которая тебе посохом по голове «наладила», а потом ружье выдала?

- Она, - вздохнул я. – Господи, неужели наши приключения не кончились… Впрочем, дорогу обратно она не знает. Наверное, думает, что этот портал в обе стороны работает. Надо ей сюрприз устроить.

Я задумался. От Маргариты в этом мире надо избавляться. Не в «плохом» смысле, конечно, но просто, проводить ее в предыдущее столетие к Вере Павловне, «княгине» Марецкой, пусть там вместе с Фомой осуществляют свой замысел. Здесь она наверное навредить мне не сможет, хотя… Наверняка прихватила с собой наган, оружие здесь неизвестное, а потому страшное, за минуту можно семь пуль выпустить, а если еще учесть этот ее посох… Нет. Тут надо держать ухо востро.

- Ольга, - ты ведь по описанию, наверное, узнаешь ее? – спросил я.

- Может и узнаю…

- Короче, если узнаешь, сразу прячься куда-нибудь, чтоб она тебя не видела, а то начаться может та же катавасия, что с Верой Павловной.

- Максим Петрович, ведь как-то неправильно это, чтоб хозяйка в своем поместье от гостьи пряталась, - спокойно заметила Ольга.

- Послушай, душа моя, от такой гостьи прятаться не зазорно, а мне спокойней будет. Как только я с ней решу все дела, так и больше ни от кого прятаться не придется.

«Если еще Милька тут не объявится, - подумал я, - но той-то уж точно здесь делать нечего». Когда мы с Ольгой вернулись домой, в спокойную и благостную обстановку, разговор уже немного подзабылся. Я поначалу хотел Прохора получше расспросить о той монашке с посохом, но потом передумал. Уж в своем-то поместье, где кроме меня пять мужиков дворни, с одной бабой как-нибудь справлюсь. Не надо панику поднимать. Дубину подходящую я найду, можно и ее котелок на прочность проверить, должок за ней числится…

Разговор этот скоро забылся, поскольку наша жизнь с Ольгой текла размеренно и безмятежно. Правда, безделье уже начало напрягать, но я задумал написать продолжение своей книги о приключениях амазонок. Я помнил, где оставил их, осталось только придумать новые приключения, да найти другого издателя.

Но начать писать я не успел, поскольку случилось происшествие, которое едва не затянуло меня снова в порталы времени…

Выглянув во двор, я увидел, как в калитку Прохор пропустил женщину с посохом. Она походила на монашку, но я-то сразу узнал Маргариту. Как не узнать-то? Та же палка, то бишь, посох, который уже однажды познакомился с моей головой. Значит, пожаловала-таки по мою душу. Ольга тоже смотрела во двор, хоть Маргариту она не знала, но рассказ Прохора не забыла и заволновалась… Я, тотчас, отправил Ольгу в смежную комнату, но она продолжала топтаться у двери. Между тем Прохор уже вел ее в дом, в следующий раз надо попенять ему за самоуправство. Нечего, кого попало сразу в дом вести. Но ведь время сейчас такое, что опасаться некого… Ну, да ладно, что делать-то? Ведь если она еще раз отоварит меня по кумполу, а с нее станется… Наверняка у нее и револьвер имеется, на всю дворню зарядов хватит. А мне и вооружиться-то нечем.

А вот! Схватил я пустую бутылку, и только Маргарита ступила за порог, треснул ее так, что осколки посыпались. Дверь я, тотчас, закрыл и задвижку задвинул, это, чтоб Прохор вслед за ней не зашел. Сам с ней разберусь, без помощников. А Маргарита рухнула на пол, как и полагается после такого удара.

- Что ты наделал, Максим! – Ольга уже стояла возле меня, готовая разрыдаться.

- Спокойно, - говорю ей, - пока еще я ничего не наделал. Обыщи-ка ее на предмет оружия. Наверняка где- то под подолом пистолет спрятан.

- С ума сошел! – возмутилась Ольга.

- Обыскивай быстро! – рявкнул я. – Сейчас она очнется и нам мало не покажется. Ее оружие стреляет семь раз подряд, а палкой она владеет как казак саблей.

Тут я взял в руки ее посох. Что-то тяжеловат он для обычной деревяшки… Пока Ольга вздыхая и бормоча под нос обыскивала Маргариту, я вертел ее посох, пытаясь разгадать секрет. Разгадал. Потянул на себя и из древка, как из ножен вышел клинок. Очень даже не хилое лезвие, длиной более полуметра, обоюдоострое. Вот так-то. Ольга, увидев это, аж пискнула. Я долго думать не стал, а наступив сапогом на лезвие, со всех сил потянул за рукоять. Металл звякнул и рукоять отломилась от клинка, что и следовало ожидать. Я опустил отломленный клинок в деревянные ножны и приладил к ним рукоять. Все, как будто бы, так и было.

А Ольга уже протягивала мне револьвер, системы наган.

- Вот, на бедре у нее было, - сказала она.

- Видишь, какая гостья к нам пожаловала, - сказал я, вылущивая из нагана патроны.

Ольга стояла и хлюпала носом.

- Верни туда, где взяла, - сказал я, возвращая ей обезвреженное оружие.

Ольга снова склонилась над Маргаритой, возвращая наган, патроны от которого я ссыпал в свой карман.

- А теперь иди в соседнюю комнату, - сказал я Ольге, - мне с гостьей поговорить надо. Ты там дверь не закрывай и слушай весь разговор, чтоб мне потом не пришлось пересказывать.

Маргарита уже зашевелилась, вовремя мы успели ее обезоружить. Ну не знаю я всех ее талантов. Если ума у нее как у Веры Павловны, то она опять проводит меня в портал и вся история пойдет по второму кругу, чего мне очень не хотелось.

- Ну, вставайте, сударыня, - сказал я, протягивая Маргарите руку. – Не обижайтесь, я только должок вернул. С детства не люблю в должниках ходить. Садитесь, сударыня, и давайте перейдем сразу к делу. Так чего вы изволите? Зачем я вам понадобился? Поручение ваше выполнить оказалось невозможно, но ваших подельников в портал проводил. Если желаете последовать за ними, то пожалуйста…

Договорить я не успел, поскольку она, ухватившись за мою руку и, использовав какой-то прием, отбросила меня в сторону. В результате она встала, а я оказался сидящим на полу у двери. Через минуту в ее руке оказался наган.

- Сейчас мы вместе отправимся в портал, - гнусно ухмыльнувшись, сказала она. – И не вздумай шутить! Всю твою дворню тут положу!

Последние слова она рявкнула с такой злостью, что сомнений не оставалось. Я встал возле двери.

- Можешь начинать, - не скрывая насмешки, сказал я.

Однако сердце екнуло, когда она перевела ствол на Ольгу, и щелкнул курок. Далее я наблюдал очень растерянный вид своей «гостьи», правда, длилось это секунды. Она обернулась ко мне и яростно швырнула в меня револьвер. Наверное, ярость и помешала ей попасть мне в лицо этой железякой. Я револьвер, конечно, схватил и опустил в карман, где лежали патроны. А Маргарита в этот момент уже метнулась к своему посоху и на ее лице снова появилась торжествующая улыбка. Хорошо, что Ольга в этот момент ушла в смежную комнату, ведь этой дубиной она владела виртуозно. Однако Маргарита решила блеснуть своим оружием. Когда она попыталась выдернуть клинок, в ее руке осталась рукоять, а сам клинок вывалился из деревянных ножен и мелодично звякнул, упав на пол. Он неожиданности она выпустила из рук и рукоять. Ну вот. Теперь картина растерянности была полной. Все чувства отразились на лице: удивление, ярость, злоба, не было только страха. Да, вот страха в ней не было ни капли. Неужели еще ждут сюрпризы?

Точно. Из соседней комнаты появилась Ольга, и в руках у нее был пистолет. Обычный дуэльный пистолет этой эпохи. К счастью, он был не заряжен. Ну, не допускал я, чтоб в усадьбе находилось заряженное оружие. Ольга, держа пистолет двумя руками, направила его на Маргариту. Та попятилась, наткнулась на стоящий стул и уселась. Кажется, разгром завершен, пришла пора поговорить. Я подошел к Ольге и забрал у нее пистолет.

- Иди в другую комнату, - сказал я ей.

Она, конечно, меня не послушалась, просто отошла подальше от нашей «гостьи». Да-с, таких «гостей» за шкирон да в музей. Ну, да ладно, придется разговаривать.

- Знаешь что, Маргарита, очень уж ты по-боевому настроена, - начал я. – Прикажу ко я Семену, конюху нашему, выпороть тебя на конюшне. Пусть распишет тебе задницу кнутом под хохлому, может, скромнее станешь. А что? Я же помещик, крепостник, сатрап. Имею право! А ты тут кто? Да вообще никто…

- Максим! Да как ты можешь! – раздался возмущенный голос Ольги.

Она уже забыла, как Маргарита целилась в нее из револьвера. Если бы я не разрядил его? А? Заступница, мать Тереза…

- Могу, - ответил я. – Очень даже запросто могу…

- Максим! – снова возмутилась Ольга.

- Да, ладно. Проехали, - покладисто ответил я. – Ну а ты чего молчишь? – обратился я уже к Маргарите, которая, похоже, пребывала в шоке.

Все происходящее не укладывалось у нее в голове. Неудивительно. Обычно она правила бал, а тут вдруг жертва не только выскользнула из рук, так еще и условия диктовать собралась…

- Ладно, пойду я, - сказала она, вставая и направляясь к лежавшим на полу половинкам посоха.

Ну, я-то знал, что если она сейчас соединит половинки своей палки, то ситуация может измениться, поэтому опередил ее и, пинком, отправил половинки посоха в дальний угол комнаты.

- Даже не пытайся! – рявкнул я. – Сейчас позову Семена и Степана они тебя обучат хорошим манерам! Неделю сидеть не сможешь.

Ольга на этот раз промолчала, а Маргарита спокойно уселась на стул и даже усмехнулась. Быстро в себя пришла, однако.

- Ладно! Сейчас отправлю тебя к твоей подруге, Вере Павловне. Она тут выдавала себя за княгиню Марецкую, - продолжил я свою мысль.

- Только ты со мной пойдешь! – выставила требование Маргарита.

- Даже не мечтай! – сразу ответил я.

- Ну, проводить-то не откажешься? – усмехнулась она.

- Это уж непременно, - успокоил я ее, - не дай бог заблудишься.

- Наган-то отдай!

- Еще чего! – возмутился я. – У тебя там из-за него неприятности могут быть, а так, может, и адаптируешься в тамошнем обществе.

- Ну, хоть чаем напои, гостью, - усмехнулась Маргарита.

- Нет уж, прелесть моя, пусть я буду извергом и злодеем, но только не идиотом… Вставай и пошли.

Маргарита нехотя встала. Неужто, в самом деле на чай рассчитывала? Ольга в это время открыла входную дверь и быстро вышла во двор. Семен по моему приказу оседлал трех лошадей, и мы выехали со двора. Маргарита уверенно держалась в седле, ее монашеское одеяние имело очень интересный покрой. В том, что она прекрасно ездит верхом, я даже не сомневался. Ольга в этом ей, явно, уступала, но от сопровождения не отказалась, к тому же в руке у нее появился еще один пистолет. Поняла, наконец-то, с кем мы имеем дело. Интересно только, знает ли она, что пистолет не заряжен? Впрочем, это не важно. Главное, чтоб Маргарита не знала.

Добрались мы до грота и спешились. Наша подопечная агрессивных действий не предпринимала. Я отдал поводья лошадей Ольге и попросил ее отойти подальше. Она и сама дрожала от страха как осиновый лист. Не хотелось обратно попасть после стольких приключений. Мою просьбу она выполнила беспрекословно…

- Дай хоть этот пистолет! – равнодушно сказала Маргарита, и по ее тону было понятно, что на положительный ответ она не рассчитывает.

- Маргарита, - нравоучительно сказал я, - ты же женщина. Побудь хоть раз просто женщиной, слабой и беззащитной. На той стороне есть такая же усадьба. Ее хозяин, Савелий, мой хороший приятель, передай ему привет от меня, и он тебя приютит на первое время. В близлежащей деревне Марьино, найдешь Фому, он расскажет тебе, где искать Веру Павловну. Ну, давай, вперед…

Маргарита нехотя направилась к гроту. Я помахал ей незаряженным пистолетом. Как только она вошла в грот, ее силуэт стал размытым, а потом и вовсе исчез. Все, дело сделано, я направился к Ольге. От одной гостьи избавились, и, кажется, без потерь. Надеюсь, обратную дорогу она не найдет. Путь сюда известен еще и Мильке, но она не придет. Это уж совсем глупо будет с ее стороны.

Мы с Ольгой вернулись в свое поместье, к жизни размеренной и спокойной. А для полного спокойствия у меня теперь был наган с семью патронами. Оружие в этом времени невиданное и неслыханное, надеюсь, здесь оно мне не пригодится.

А дальше потекли спокойные и благодатные денечки. Барин ведь, а это значит, что только и делай, что ничего не делай. Но душа требует чего-то творческого. Ольга вот нашла себе занятие, сидит, вяжет всякую всячину: носки, салфетки узорчатые. Хорошее дело, а у меня ничего на ум не приходит. Надо бы что-то изобрести этакое… Люди всегда изобретают такое, чтоб поменьше работать. В этом столетии изобрели пароход и паровоз, чтоб быстрее передвигаться и ногами поменьше ходить… В следующем столетии изобретут бензиновый двигатель. Может и мне что-нибудь изобрести? Такое чтоб… Ну, в общем-то, я и так ничего не делаю, чтоб еще больше ничего не делать… Вот.

Ну, это все шутка, конечно. У меня технических познаний сколько угодно, хоть отбавляй, но ведь для воплощения самой пустяковой идеи в жизнь нужны инструменты и материалы, а где их взять? Нет тут ничего. Есть молоток, топор, пила, лопата, вилы, ну, и еще кое-что. Да суть не в том. С этими инструментами изобрести можно, разве что, самогонный аппарат. Это тоже идея. Нет. Мадера, наливка, другие виноградные вина, это хорошо и это правильно, но ведь градуса нет. А если наливку перегнать в самогон градусов до сорока? Зимой-то очень недурственно будет. Однако есть другая проблема, ведь дворня сопьется. Если мне пьяный конюх коня оседлает, куда я уеду? Впрочем, я и так никуда не езжу.

Эх, тоска зеленая… К Марку в гости нельзя, Полину видеть не хочу. Да и не звал он меня. К Денисовым ехать… тоже не с руки, это уж из-за Ольги. Хоть бы в гости кто пожаловал, только не из портала, конечно. Не надо мне тех гостей. Лежу вот и мечтаю, если бы, да кабы. А ведь и в это время можно занятие найти. Есть ведь у меня подходящие специальности… Нет, только не киллером! Шашкой махать на войне тоже не хочу. Этого мне в начале прошлого столетия хватило, отметины остались на всю жизнь. Остается писательство… Чем там закончились приключения моих героинь? Забыл уже… Нет, та тема исчерпана, надо что-то новое. Мелодраму! А что…

Но сюжет выбрать надо из жизни крепостных, только что я знаю об этой жизни? У русских классиков, крепостные и прислуга это декорации к произведению. В «Обыкновенной истории, Гончарова чувства прислуги описываются с юмором, а ведь по сути это трагедия, когда по воле барыни разлучаются любящие сердца. Как-то так случилось в истории России: поделились люди на высшее и низшее сословия. Впрочем, не только в истории России. В других странах то же было, и классики также чурались описывать жизнь низшего сословия. В прислуге видели только собачью преданность своему хозяину…

Однако, есть тут один нюанс. Никто мой труд не напечатает. Эта тема – табу. Мало того, меня самого могут отправить в Сибирь, лес валить… Написать-то, конечно, можно, но нужно ли? Да-с, лежа на диване ничего хорошего не сочинишь. Это только Илюше Обломову удалось всю жизнь в облаках витать и воздушные замки строить, у меня так не получится. Я встал и нашел Ольгу, которая вывязывала очередной узор, самолично ею сочиненный.

- Слушай, Оль, - начал я занудным голосом, - жизнь у нас какая-то скучная, ты не находишь?

- А раньше она веселая была? – усмехнулась Ольга.

- Раньше… - задумался я. – Ну, раньше у нас с тобой дела были…

- Меньшикова, императорского любимца, грохнуть…

- Да нет, я не про то. Еще раньше, помнишь…

- Ребеночка нам с тобой надо, Максим, - грустно сказала Ольга и из глаз ее закапали слезы.

Ну вот, разбередил душу женщине.

- Ты же сама мне объяснила, что это невозможно, - вздохнул я.

- Объяснила, - покорно согласилась она.

- И что ты предлагаешь?

- Ничего, - ответила Ольга, и слезы продолжали капать.

- Ладно, - сказал я, - давай оставим эту неразрешимую проблему на потом. Я хочу снова стать писателем и в этот раз написать небольшую повесть, а может рассказ. Это уж как получится. Но ты мне в этом поможешь.

Слезы у Ольги тотчас просохли, и она с интересом взглянула на меня. Идея у меня родилась спонтанно. Не надо ничего придумывать, просто описать жизнь Ольги в крепостничестве, ведь я, по сути, мало что о ней знал, не было времени раньше ее расспросить, да и мысли такой не возникало. А теперь было все просто. Я задавал вопрос, а Ольга, не торопясь и не отрываясь от вязания, начинала рассказывать. Мне не надо было задавать какие-то дополнительные вопросы, надо было просто слушать… Уже потом, в своем кабинете, когда я укладывал ее рассказ на бумагу, вопросов возникало множество, но я намеренно их не задавал. Писал так, как должно было быть по моему разумению. Это ведь не автобиография для отдела кадров, а литературное произведение, где есть место авторскому вымыслу. Как к этому Ольга отнесется? Трудный вопрос на первый взгляд, но ведь имя можно поменять… Даже нужно поменять, чтоб потом не возникло путаницы. Если честно, то я сам в своих Олях могу запутаться. Сколько у меня их было… В каждом столетии по одной. Пусть будет Катериной. Очень распространенное имя во все времена.

Катерина

Крестьянские семьи были большие: два поколения взрослых и дети. Так было во многих избах Катькиной деревни. В каждой избе, кроме трех-четырех ребятишек разного возраста, были папа, мама, дедушка, бабушка. Только у самой Катьки было не так, у нее всего лишь бабушка и дедушка. Почему так? Об этом она не задумывалась, рассудив однажды, что боженька на небе, каждому ребенку определил с кем ему жить. Кому-то досталась большая семья: папа и мама, братишки и сестренки, бабушка с дедушкой, а кому-то совсем маленькая, как вот ей. И ничего тут не сделаешь, что есть то и есть.

Заботой и лаской Катька была не обижена, и одета она была не хуже других ребятишек. Много крестьянской ребятни было в деревне. Летом почти все были при деле, помогали взрослым хозяйство вести. А как же? Зимой, дело другое. Тут уж времени больше для детских забав. Дед для Катьки санки сделал, он вообще много что умел делать, без этого и не прожить крестьянину. А еще он умел из дерева кукол вырезать, это не каждый мужик мог. Куклы у деда красивые получались, у некоторых даже руки и ноги двигались, и голова поворачивалась, а бабушка их в наряды обряжала… Катька иногда показывала своих кукол соседским девочкам, те ахали и завидовали ей.

А летом и осенью дед в поле работал, бабушка хозяйство вела и Катьке давала посильную работу: с домашней птицею управляться, а когда постарше стала, то в поле ее отправляла с обедом для деда. А потом, когда бабушка занемогла, стала Катька и щи варить и за скотиной ходить. Научилась всю бабью работу справлять, хоть самой еще двенадцати лет не было. Рано дети в деревнях взрослеют, особенно в семьях, где взрослых недостает. То, что у нее недостает папы с мамой, она уж давно поняла, но спросить у бабушки почему-то боялась. Ей казалось, что если она спросит, то произойдет что-то страшное… Только в церкви, куда ходила с дедом, она едва слышно шептала: «Боженька, сделай так, чтобы у меня тоже были папа и мама». Но боженька, Катькину просьбу не исполнял. Она не обижалась. Он ведь один, а народу-то вона сколько… Как тут одному управиться.

А потом, когда еще годик прошел, у Катьки друг появился: паренек немного старше ее. И стали соседские девчонки ее невестой дразнить. «Это они от зависти, – смеясь, говорил ей дед». А бабушка уже ничего не говорила, еле-еле по дому передвигалась, совсем худо ей становилось. Вся домашняя работа на Катькины плечи легла. Она не роптала, справлялась, как могла. Дед, возвращаясь с поля, старался похвалить, приободрить внучку. А Катька и не замечала, что сам-то он уже с трудом ходит. Враз они ушли и дедушка и бабушка, и осталась Катька одна одинешенька в пустой избе, да и на всем белом свете тоже. И было ей всего-то пятнадцать годков.

Как ни суди, а нельзя девке одной в пустом доме жить. Вот староста и рассудил: отправить ее в барскую усадьбу. Тогда еще старый барин жив был, определил ее в дворовые, а управляющий барскими делами работу ей назначил. Не трудная была работа. После тяжелого крестьянского труда, Катьке работа показалось пустяшной. Только вот с другом своим видеться уже не удавалось. А уж когда она в тело вошла, округлилась в нужных местах, на нее дворовые мужики заглядываться стали. Да что там заглядываться, норовили прижать «невзначай», облапать как бы «случайно». Но Катька отбивалась от таких «ухажеров» и, пока, вполне успешно, а еще в усадьбе имелись грамотеи, которые и читать и писать разумели. И стала она с ними грамоте обучаться, а молодым парням, опять же предлог есть: рядом с ладной девкой посидеть, да погладить ее ненароком.

Ну вот, как-то так еще годик прошел. Бывший ухажер ее в усадьбе редко показывался, а потом его в рекруты определили. Поплакала Катька, да какой от этого прок… У всех вокруг родня есть, только у Катьки никого. «Чем же я так боженьку прогневила? – думала она, стоя в церкви, отбивая поклоны и шепча молитвы». В той избе, где она выросла уже жила другая крестьянская семья. Никому она не нужна в своей деревне, да и в усадьбе-то некому было за нее слово замолвить. Хоть никто специально не обижал сироту, но ведь так хочется иногда рассказать кому-то о своих думах и мысль бьется, как птица в клетке…

Время шло, и пора уж Катьке определяться в жизни: замуж идти, детей, новых крепостных барину рожать… Рожать в этом возрасте получается у всех, а вот замужем оказываются не все. Тут барину надо строго следить. А кто еще будет за Катькой порядок блюсти? Вот если у нее живот начнет расти с кого спрос? Тут ведь так, на кого она сама покажет, тот и отец этого дитя. А если все шито-крыто, то и сам барин может оказаться при делах. Ему это надо? Что с того, что он старый… Короче, пора Катьку замуж отдавать. Крепостным не надо заботиться о приданном для невесты, откуда оно у них. А уж у сироты и подавно… Правда у Катьки все не так, ведь изба ей досталась от бабушки с дедушкой, только кто ей эту избу вернет? У крепостных прав-то не слишком много, пока они вольную не получили, а у сироты и вовсе их нет. Впрочем, пожалуй, тут я не прав. Права-то они есть, только воспользоваться ими очень трудно…

Вопрос с замужеством решился легко. Для барина легко, Катьку-то никто не спрашивал. Пришел с русско-турецкой войны солдат раненый. Не сильно он был ранен, но к ратному делу более не пригоден. Вроде бы руки, ноги целы, и сам еще бодрячком выглядит, только голова тряслась, да речь запиналась, но в крестьянском деле такие мелочи внимания не заслуживают. Вот барин так и рассудил. Обвенчали их в церкви, ведь рядовой, Иван Фролов, против женитьбы не возражал, а Катьку не спросили. Нет, поп-то спросил для порядку. А как же?...

Избу им поставили, в той же деревне, где у нее детство прошло, кое-какой инвентарь дали для дальнейшего обзаведения, скотину. Тут уж барин посодействовал. Для своей прибыли старался. Ведь зажиточный крестьянин и доход в его мошну больше принесет, а с нищих-то чего взять? Так и началась у сироты совсем другая жизнь, и стала она уже не Катька, а Катерина. Поплакала она, конечно, не без этого, да что толку. Не она первая под венец без согласия отправлена, не она последняя. Даже барышень об их желаниях родители не спрашивают, что уж о ней, сироте крепостной, говорить. «Видно так богу было угодно, – рассудила Катерина». Такое объяснение любого деяния существует для всех времен и народов. Сказал это себе и живи дальше спокойно и ни о чем не думай, а то, не дай бог, додумаешься…

Вот и началась у Катерины совсем другая жизнь, взрослая. К работе женской она приучена с детства, тут ничего неизвестного для нее не было, а как с мужем жить, тут уж сама природа подсказывала, да и муж мог надоумить. Больше-то ведь некому было подсказать. Год прошел, и родила Катерина, все в срок, матушкой природой отведенный, никаких кривотолков не возникло. Сыночек у них родился и Катерина души в нем не чаяла, да и Иван радовался появлению наследника, будущего помощника в мужских делах. Только не долго прожил сыночек, две недельки всего-то. «Родимчик приключился, - так сказала бабка знахарка, когда ее позвали». Увы… Нередкое это явление. Едва ли половина из всех новорожденных выживала. Не всесильна теперешняя медицина и это еще мягко сказано. Не только крестьянские дети мерли во младенчестве, но и дворянские тоже. Правда, тут немного другой расклад…

Но жизнь продолжалась и время шло. На Катерину это событие сильно подействовало, долго она свое кратковременное материнство забыть не могла. А Иван вроде бы не сильно переживал, жену свою он любил и старался успокоить как мог. Только почему-то вторично забеременеть не получалось у Катерины. И молитвы не помогали ей. Хотя кому они помогали? Катерина вот молила бога, чтоб дите ей дал, а многие совсем об обратном молили… Так и жили они с Иваном вдвоем. Привыкла к нему Катерина, о своем давнем дружке уж и думать забыла. Это правильно, прошлого не вернешь, да и зачем оно… Зимними долгими вечерами Иван о своей солдатской жизни рассказывал, много он чего повидал: страны разные, людей других. «Всякие люди живут на земле: есть черные совершенно, есть красные и желтые есть, а выглядят, всяк по своему, - рассказывал он». Катерина ахала, удивлялась, но про себя верила не всему. Мало ли что народ болтает, ведь Иван некоторые рассказы с чужих слов говорил.

А дальше опять беда пришла к Катерине, умер Иван. Как-то в одночасье все случилось. Ничем не болел, ни на что не жаловался и нате вам… Как будто скомандовал ему апостол Петр: «Рядовой Иван Фролов, немедленно явиться ко мне». Он и явился, как есть выполнил команду. Лекаря позвать не успели, а бабка знахарка глубокомысленно изрекла: «Пуля в нем турецкая сидела, простому глазу не видная, но для организма смертельная». Спорить с ней никто не стал, да и какой смысл спорить? Ивана не вернешь… Опять Катерина осталась одна, только теперь никто о ней не озаботился. «Баба ведь, не девка уже, пусть живет, как сумеет, - решил староста». А старый барин уже умер, новый в Питере служит и о возвращении не помышляет даже. Да и зачем Катерине молодой барин? Стала она жить одна в своей избе и мужскую и бабью работу вести… Однако, женщина не все может увидеть и понять вовремя, стал дом ветшать. Крыша потекла, - залатала как смогла, забор покосился, - подперла. Приходилось и соседей просить иногда. Ей не отказывали, но ведь вечно одалживаться не будешь… Женихи для нее находились, но не хотела Катерина больше ни с кем связывать свою судьбу, будто боялась чего-то.

Судьба Катерины вершилась без ее участия, вернее сказать: судьбу Катерины вершили без ее участия, никто и никогда не спрашивал ее согласия на очередной поворот. Вот и сейчас, пришли к ней домой староста и управляющий барским именьем, Прохор. Обоих она хорошо знала.

- Собирайся, Катерина, - сказал Прохор, - поедешь в усадьбу. Здесь тебе одной не прожить, а там при деле будешь. Молодой барин в именье едет. Будешь при нем прислугой, ну и сама понимаешь… Не девка ведь уже. Ты уж постарайся. Не знаем мы, чего у него на уме. Не дай бог, продать нас задумал, а может, осядет тут у нас, женится, как его батюшка покойный… Усадьба у нас справная, сама знаешь. Ну, давай, собирайся побыстрее, коляска за воротами. Об избе не заботься, за тобой останется и догляд за ней будет, скотину по соседям определим. Ежели наше дело не заладится, вернем тебе все честь по чести. Но ты уж постарайся Катерина… Лучше байстрюка воспитывать в усадьбе, чем тут бедствовать.

Вот такую длинную речь сказал ей Прохор. Вроде, ведь не приказывал, можно сказать просил, а только выхода другого у Катерины не было. Собрала она свои невеликие женские наряды, села в коляску и покатилась в другую, еще неведомую ей жизнь.