Я шел по заснеженному, темному лесу. Хотя слово «шел» тут не подходит. Как можно идти, увязая местами по пояс? Пробирался сквозь еловые ветки деревьев, и не было даже намека на тропу. Огромная луна светила в лесную чащобу и этот свет, отражаясь от снега, давал возможность различать деревья и пни, попадавшиеся на пути. А впереди звучал слабый женский голос: «Максим, помоги…» И я шел на этот голос. Ноги были как ватные, да еще этот снег… Но голос звал, такой знакомый и родной голос… Ольга звала: «Помоги… Максим, помоги!» Слова ничего не значили, только сам голос… Отчаяние, боль и надежда звучали в нем. Нельзя было останавливаться, но сил не было… Оставалось пересечь поляну, а там у кромки леса та, ради которой пришел сюда, сил не осталось совсем, и я лежал лицом вниз, не шевелясь…
- Вставай, Макс! Неужели позволишь женщине погибнуть! – это был совсем другой голос, жесткий и властный. В нем не было ни мольбы ни жалости и принадлежал он другой женщине.
Я поднял голову. Передо мной стояла Анна. На ней были черные штаны и бушлат, а голова повязана черной косынкой. «Как только не мерзнет в такую стужу?» – удивился я.
- Неужто, отдашь ее этим…
Впереди была Маргарита с палкой в руке, а чуть поотдаль, Милька. У Мильки в руках ничего не было, но сама ее поза выдавала агрессию. Я поднялся. «Нет! Ольга моя, и вы ее не получите!» - хрипел я. А тем временем Маргарита взмахнула палкой и в руке у нее оказался длинный узкий клинок. Она сделала шаг вперед, намереваясь проткнуть Анну. И я с радостью увидел, как Анна, увернувшись от движущего на нее стилета, шагнула вперед и Маргарита, охнув, стала оседать на снег. Но, Милька, коза настырная, уже достала свой револьвер и направила его на Анну. Я со всех сил бросился вперед, и в руках у меня оказалась снайперка, но, сколько ни давил на курок, выстрелов не было. Да как она будет стрелять, если сам все патроны спрятал? Черт попутал… Я рванулся в последнем рывке, чтоб свалить Мильку на снег, но провалился в яму и больно обо что-то ударился…
Я сидел на полу возле своей кровати. Было раннее утро, до рассвета уже недалеко, а в окно сочился бледный лунный свет. Интересно, какие черти посылают такие сны и как их толковать? Может зря я из футляра патроны вытащил? Нет, тут другое толкование. На Мильку и на княгиню эту надо наплевать и забыть, а вот у Ольги, похоже, неприятности, и надо найти ее как можно скорее…
Ямщика я нашел там, где и договаривался с его товарищами по извозу, на гостином дворе. Разговор предстоял длинный и обстоятельный, поэтому и направились мы в питейное заведение со странным названием «Груздь». Наверное, когда-то здесь потчевали солеными груздями, а теперь тут было все, что угодно, кроме этих самых груздей. Но нам с Тихоном они без надобности, другой закуски было в изобилии, а уж на выпивку я не поскупился. Медовуха рекой лилась в бездонную глотку Тихона. К счастью он не пьянел и разговаривал обстоятельно и внятно. Главное память была хорошая. Замечательная память. Но то, что он видел и слышал, когда отвозил мою Ольгу в Павловск, забыть очень трудно…
«Хорошая была барыня, - начал он свой рассказ. – Многих я перевозил на своем веку. Всякие попадались, но такой больше не встречал. Будто и не барыня она вовсе, а из наших… Но деньги у нее были, и не скупилась она на постоялых дворах. Со мною разговаривала, как с ровней и даже совета иной раз спрашивала. Что бы у нее не спросил, обязательно ответит… Я ведь почему говорю, что из наших она. Жизнь крепостных крестьян хорошо понимала… Да, барин, ведь знать и понимать, это не одно и то же… Понимают те, кто на своей шкуре испытал и барский кнут, и барский пряник… Вот она понимала… Да не о том говорю… Вам ведь знать надобно: куда я отвез ее. Но это так просто не рассказать. Я ведь понимаю, что вас она искала в столице. Искала, да не нашла… Вот она и говорила мне: «Тихон, зря я сюда приехала. Нет его здесь, и не приезжал он сюда. Только поздно я об этом догадалась… Но теперь то уж точно знаю, где он». Вас она тут не нашла, но поняла, где можно найти. Я-то вот ничего не понял из ее речей, не потому, что она мудрено говорила, нет. Говорила она просто, но странностей было много.
Ладно, барин, опять я не туда заехал… Вот, срядились мы с ней ехать до Павловска. Путь не близкий, да и не особо дальний. Привычные мы к таким поездкам. Четыре дня туда, столько же обратно, но лишнего с нее я не запросил, нет на мне такого греха. Когда она рассчитывалась, я понял, что не из бедных она. Деньгами не разбрасывалась, но и не жалилась… Так вот, срядились мы до Павловска, но уже в дороге я понял, что ей надобно дальше ехать, и рассчитывает она меня отпустить, а в Павловске нанять другого извозчика. Поймите меня правильно, барин. Среди нашего брата всякие встречаются… А случись что, ведь и с меня спрос будет. Барыня при деньгах… Павловского-то битюга ищи свищи, а я вот он. Урядник враз на меня выйдет. Нет, думаю, барыня, довезу я тебя от места до места. Да… Знать бы тогда, так я бы и в Павловск не поехал…
Так вот, в Павловске уже договорились мы, что довезу я ее до ее усадьбы, не больно далеко, всего-то два дня пути… Срядились, опять, заплатила она мне, оба довольны остались. И ей хорошо, хлопот меньше, и мне неплохо, еще заработок добавился. Добрались мы до поселка «Марьино», заночевали, а наутро отправились дальше. Там уж до ее усадьбы совсем не далеко. А вот тут, барин, то самое и начинается, что я клялся никому и никогда не говорить… Но душа больше не выносит, должен тебе рассказать, иначе не будет мне покоя ни на том свете, ни на этом.
Не доехали мы до усадьбы. Попросила она остановиться у подножья холма. Холм-то такой не маленький, по снегу на него взбираться долгонько, а лошадь там не пройдет. Когда она попросила остановить, я подумал, ну мало ли чего ей приспичило. Человек ведь, всяко бывает… А она сказала мне: «Ты, Тихон, подожди меня тут, я вернусь, и мы дальше поедем, а вот если меня уж совсем долго не будет, то возвращайся назад и никому обо мне не рассказывай. Я тогда и значения ее словам никакого не придал. Мало ли что ей примлилось. День-то ясный совсем, снег белый кругом. Человек на снегу, как муха на белой стене, – далеко видать. Сижу я в санях, пусть, думаю, баба справит свою блажь. Наше дело телячье: сказали ждать - жду.
Поглядываю, иногда, на холм. Взбирается она по нему, не спеша идет, но и не останавливается. Мне хорошо видно, хоть и уменьшается в размерах ее фигура, но на белом снегу черное пятно видать далече. Если б лето было, то не углядел бы. В общем, смотрел я не все время, отворачивался, лошадям корму дал, ведь понятно было, что не скоро вернется… Эх, кабы знать, так следом бы пошел. Вот глянул я очередной раз на холм, да и не увидел ее. Ну, просто, как корова языком слизала. Первое время оторопь меня взяла, ведь некуда ей деться-то. Просто холм и цепочка следов идет… Ждать? А кого ждать, если нет ее? Ехать? А вдруг мне это все мерещится? Лукавый попутал… Да так и есть, попутал. Идти за ней? А сани с лошадьми на кого? Зима ведь, а ночью морозец ударит. Ну, вот жду, как мне велено. А чего жду-то. Нет ее и все тут! Не знаю, барин, правильно ли я поступил, уехав с места, может, надо было за ней пойти, да уж больно жутко мне стало…»
- Правильно ты поступил, Тихон, никто тебя не осудит, - сказал я. – Только больше никому эту историю не рассказывай, и место то забудь.
- Ей богу, барин, тебе первому рассказал и то, потому, что тебя она все найти пыталась, а теперь твой черед ее искать…
- Верно, Тихон, а пуще всего сторонись княгини Марецкой. Такой тебе совет даю…
- А это отчего? – искренне удивился Тихон. – Я ее семейство вместе с ней позавчерась в именье ихнее отвез. Очень набожная старушка и муж ее князь Никита Марецкий тихий и спокойный старичок…
- Как старушка? – еще больше удивился я. – Сколько же ей лет?
- Так под семьдесят, небось, а может и больше…
- А дочь у нее есть? Ну, лет тридцать пять ей…
- Нет, бездетные они. Экономка у них, действительно, лет тридцати с хвостиком, видная женщина. А в чем вопрос, барин? Про Марецких никто худого слова сказать не может. Тихое семейство, никого не обижают…
Тихон еще что-то говорил о Марецких, а у меня голова кругом пошла. Вот, значит, как. Кот из дома – мыши в пляс… Ай да экономка! А я-то ей: «Ваше Сиятельство!» Ну прямо драмкружок. В театральной самодеятельности поучаствовал. Ай, яй, яй! Впрочем, сейчас-то мне без разницы, княгиня она или экономка. Но как я ей пел про бумажного солдата! Идиот. А кто бы догадался? Настоящие декорации, да и обед был неплохой. А если честно, хороший был обед.
С Тихоном я попрощался, он свой обед честно отработал. Теперь я знал, где Ольга. Только не облегчалась моя задача, а наоборот запутывалась, и запутывалась так, что сам черт не распутает. Сон мой опять в руку. По всему выходило, надо мне идти в восемнадцатый век, в конец царствования Петра. Там надо искать Ольгу. Получается, год она уже живет в том страшном времени. Впрочем, при Петре, наверное, еще не было так страшно, как при его племяннице… буду надеяться на лучшее.
Вернувшись в гостиницу, я обнаружил посланца самозваной княгини, но не в комнате, а у дверей. Все же какие-то нормы приличий соблюдались этой вездесущей сектой. Хорошо бы узнать, где гнездится руководство этой организации. Высокий, худощавый мужик с жидкой бороденкой, и одетый во все черное зашел в комнату вслед за мной, не спрашивая позволения. Нечто подобное я и ожидал…
- Фома, - назвался он, протягивая руку.
- Я тебя не звал, Фома, - спокойно ответил я, не протягивая руки.
- А меня не надо звать, я теперь всегда при вас буду, - ответил Фома, нимало не смутившись моим неприязненным ответом.
- И спать тут будешь?
- И спать тут буду, так что прикажите принести кровать.
- Обойдешься матрасом на полу, - не скрывая злости, сказал я.
- Обойдусь, - равнодушно подтвердил он.
Ну вот. Отношения определились. Фома бросил на пол свой заплечный мешок и сел за стол. Я тоже сел, набил трубку табаком и закурил. Надо сразу дать понять кто тут главный, а кто так, сбоку припеку. Фома скривился, было понятно, что табак он не переносит, однако, продолжал сидеть. Наконец, он достал из кармана кошелек, в котором звякали монеты и бросил на стол в мою сторону.
- Тамошние деньги, - сказал он. – Надеюсь, этого хватит. Надолго там задерживаться нельзя.
- Это уж как получится, - усмехнулся я, и спрятал кошелек в карман.
Эта княгиня – экономка, пожалуй, поумнее Маргариты. Знает, что бумажные деньги в то время были не в ходу, однако все равно проверить не мешает.
- Ладно, Фома, - спокойно сказал я, - пойду договариваться с извозчиком. Завтра выезжаем. Ты пока тут посиди.
С Фомой придется поддерживать отношения, решил я. Тут главное не допустить, чтоб он командовать начал. Пусть исполняет роль прислуги… А извозчиком, я решил сделать Тихона. Дорогу он знает от и до, и болтать лишнего не будет. Однако, Тихон уперся и ни в какую не хотел ехать накануне рождества, а для меня каждый день промедления, был мучительным ожиданием. Ведь пока я был в своем мире, считал, что Ольга ведет безбедную барскую жизнь и ни в чем не нуждается, а оказывается: вон как вышло…
Вернулся я ни с чем, на Тихона даже двойная оплата не подействовала. Заладил: рождество, рождество… Так я Фоме и сказал, что рождество придется в столице проводить. А куда денешься? Может, Тихон и прав. Фома мне ничего не ответил, просто собрался и ушел, а я пошел к хозяину гостиницы и попросил принести вторую кровать в номер. Заплатил, естественно. Тут ведь как, волей неволей, а мне с Фомой не пару дней коротать, может, и месяц придется вместе жить. Негоже ему на тюфяке спать, человек ведь, не скотина домашняя. Я поначалу погорячился, но ведь он ничего плохого мне пока не сделал. Он тоже выполняет приказ: так же, как Маргарита, так же, как княгиня эта самозванка. Так что, пока наши дороги совпадают, буду вести себя по человечески, а там разбежимся в разные стороны. Я с Ольгой сюда вернусь, а он пусть в свою секту идет…
Вот такие благостные мысли бродили у меня в голове, пока Фома не вернулся.
- Завтра едем, - спокойно объявил он. – Нашел я сани и попутчицу, которая будет нас сопровождать. Радуйся, барин, - деньги сэкономишь.
А ведь верно! Их Светлость должна была мне дорожные выплатить, как я раньше не додумался. Впрочем, раньше я и ехать не собирался, это рассказ Тихона заставил меня повернуть оглобли… Однако, что за попутчица у нас нарисовалась? Конечно, втроем в дороге веселей, но не хотелось бы светить портал…
- Фома, - сказал я. – А на кой черт нам попутчица?
- А кто за лошадьми присмотрит, пока мы дела делаем? Сани и лошади должны под присмотром быть, - ответил он.
- Резонный вопрос, - вздохнул я. – Только быстро мы не управимся…
- Вот и я так думаю, а потому Вера Павловна будет нас дожидаться на ближайшем постоялом дворе.
- Ого! – с деланным восторгом, воскликнул я. – Сама княгиня Марецкая изволит сопровождать нас. Да еще в качестве второго кучера!
Фома никак не отреагировал, на мое высказывание, да и появление второй кровати в номере воспринял равнодушно. Я сообразил, что теперь нахожусь под двойным присмотром. Ну, да ладно: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Промурлыкал я про себя детскую песенку.
В эту ночь сны мне не снились, а может просто я их сразу забыл. Ну, ведь не каждую ночь вещие сны должны сниться. В сани мы погрузились, едва забрезжил рассвет. Зимний день короток, а ехать в полутьме или, тем более, ночью, по заснеженному зимнему лесу, храбрецов не находилось. Правда, тут напрашивалось слово: глупцов. В темноте легко потерять накатанную санями дорогу, да и на стаю волков можно нарваться.
Фома был за кучера, а мы с самозваной княгиней – пассажирами. Я, конечно, не упустил возможности по ерничать на эту тему.
- Ваша светлость, - ухмыльнулся я, - а вам действительно понравилась песенка про бумажного солдатика, или вы аллегорию увидели?
- Чего увидела? – вытаращилась «княгиня».
- Да ничего, это я к тому, что не знаю, как теперь к вам обращаться…
- Вера Павловна я, - хмуро ответила «княгиня», - больше вам знать ничего не надобно!
- Ну, это как сказать, Вера Павловна. Мы теперь одной нитью связаны. На большое дело идем…
- Невелико дело, одного злодея прихлопнуть.
- Как же невелико, если ваши вожди такую сложную комбинацию придумали. Такую красивую женщину не пожалели, на опасное дело отправили…
- Ты, барин, не больно-то ершись, - встрял, вдруг, Фома, - лучше о своей бабе думай.
- Так ведь я о ней и думаю, любезный, - недружелюбно ответил я.
Лошади бежали резво, дорога накатана. Если не случится метели, то за четыре дня доедем до Павловска. Я не прекращал подначивать липовую княгиню, но не переходил на оскорбления. Все же красивая женщина, хоть и не княжеского рода. Если бы не мерзкая татуировка на запястье, то можно бы и приударить, скуки ради. Фома тут не помеха. Этот парень себе на уме… просто не человек, а исполнительный механизм. Где эта секта таких берет? Может сама производит? Такие угрюмые парни, обычно, внушаемы…
Ночевали на постоялом дворе. Мы с Фомой в одном номере, Вера Павловна отдельную комнату сняла. В этом столетии нравы строгие. Но для меня главное, что все расходы несла «княгиня», а как иначе? Ведь я, по сути, в командировке. Надо будет завтра спросить у нее, положен ли мне гонорар за «работу», или работаю за то, что мне пообещали Ольгу вернуть? И, вообще, что она думает на мой счет? Неужели держит меня за идиота?
Тут мои мысли прервал Фома. Уж он-то за дурака меня не держал…
- Вот, что барин, - сказал он, когда мы, отужинав, сидели за столом. – Ты открой коробку-то, да покажи ружьишко, а то тащим невесть что, невесть куда…
- Изволь, - ответил я и открыл футляр, где в разобранном виде лежала винтовка.
Фома долго пялился на, аккуратно уложенные части винтаря.
- Погодь-ка, - сказал он, наконец. – А как из этого стрелять?
- Собрать надо оружие, - ответил я. – Только темновато тут, надо собирать при свете дня…
- Нет, мил человек, - усмехнулся он, - собирай сейчас, а свечку я принесу еще одну…
«Так, - подумал я, - винтовку я соберу, а он ее опробовать захочет, тут к гадалке не ходи…». Короче, пока он ходил за свечей, я достал из своего мешка один патрон и сунул его в карман. Когда он вернулся, я, буквально за минуту, собрал винтарь и приладил оптический прицел.
- Хорошо, ружьишко, - поглаживая ложе, сказал Фома, - а эта штука зачем? – спросил он, указав на оптический прицел.
- А в этой штуке весь фокус и заключается. Я с помощью этого прицела за полверсты в пятак могу попасть, - ответил я.
- Не может быть! – резонно ответил Фома. – За полверсты и в лошадь нельзя попасть.
- Давай на спор, - предложил я.
- Давай на жбан медовухи! – предложил Фома.
- Вот еще! – возмутился я. – Что это за награда, да к тому же за тебя все равно княгиня платит.
- А что ты хочешь? – с азартом спросил он.
- Давай так, я ставлю свой пистолет, против твоего ножа, - решил я.
Нож у Фомы был знатный. Не знаю, где он его раздобыл, впрочем, зачем гадать… Но Фома замешкался, хоть он и не верил, что я за полверсты в пятак попаду, а ставить на кон свой нож, боялся… Я, впрочем, тоже не верил, что за полверсты смогу в пятак попасть, но пистолета не жалел. Зачем. У себя в имении есть еще такие… А винтовка не пристреляна, я уж в этом убедился, но ведь и стрелять из нее по живым мишеням не собирался.
- Ладно, будь по-твоему, - сказал, наконец, Фома.
- Ну, вот и договорились, - ответил я и собрался уже разбирать оружие…
- Погоди-ка, - остановил меня Фома, – а покажи, как она заряжается.
К такому обороту дела, я не был готов, пришлось импровизировать на ходу. Указав на открытый затвор, я сказал: «Вот сюда закладывается пуля и насыпается порох», Потом, закрыв затвор, добавил: «Механизм высекания искры спрятан внутри. Поэтому заряженное оружие не боится сырости и ударов. Очень хорошее ружьишко».
- Ну, ладно, – хмыкнул Фома. – Завтра поглядим…
На другой день в дороге, Вера Павловна с интересом поглядывала на меня. Видно Фома успел ей сообщить о нашем споре. А я уже досадовал на себя, что выбрал такую маленькую мишень. Ведь не попасть в пятак, надо было на глиняную крынку спорить!
Ну, а на дороге подходящих для стрельбы мест было сколько угодно. Пятак я установил в ствол дерева. Вырезал кору и поставил монету так, чтоб стояла крепко, а при попадании, ее должно было вдавить в ствол. Винтовку собирал нарочито медленно, Фома смотрел во все глаза, ох как ему хотелось так же ловко прилаживать детали одна к одной… Но я всячески давал понять, что не каждому дано такое уменье. Вера Павловна держалась настороженно. Это и правильно. Понимала «княгиня», что если я Фому грохну, то она со мной едва ли сладит. Рукопашному бою не обучена… Вот наступил момент зарядки, патрон был уже в руке, но я достал пороховницу и свинцовые пули.
- Порох тут специальный, - сказал я Фоме, - он дыму не дает…
Тут я изобразил насыпку установку пули в затвор и взялся за пороховницу и, чертыхнувшись, уронил коробку с пулями в снег. Фома на секунду отвлекся, и мне этого хватило, чтоб вложить патрон и защелкнуть затвор.
- Все, - объявил я. – Сейчас буду стрелять, можете заткнуть уши.
Фома плюнул с досады, что не углядел процесс зарядки, а Вера Павловна старалась держаться за спиной Фомы. Зря она так береглась. Никакого злодейства, по отношению к ним я пока не замышлял. Да вообще, никакого злодейства не замышлял. Видя столь явное недоверие, я предложил Фоме взглянуть в прицел и убедиться, что пятак на месте. Фома с удовольствие проделал это и, даже, начал давить на курок, только ведь я поставил винтовку на предохранитель и ничего у него не вышло. Ну, а потом уже я стал тщательно выцеливать мишень. Торопиться не стал, нашел в санях ровное место, установил винтовку на сошки, лег так, как учили на военке. Выстрел был громкий, даже эхом отдался в лесу. Фома не спеша развернул лошадь, чтоб подъехать к мишени, все же полверсты это не стометровка. Я положил винтовку в сани, испытывая настоящее ликование, поскольку, в прицел уже видел, что пятака на стволе не было.
Пятак мы нашли в снегу. Пуля попала в край, разорвала монету и ушла глубоко в ствол. Никто, не обратил внимания, что пуля была в медной оболочке.
- Можно было и не портить деньги, и так видно, что выстрел хорош, - сказала Вера Павловна.
А Фома ничего не сказал, только молча, вынул свой нож и вручил мне. Правда, вид у него был такой, что брать предмет спора не хотелось. Но я подавил в себе сочувствие к этому типу, и нож забрал. Мало ли что меж нами будет, дорога-то еще длинная. Оружие испытано, и его применение уже не за горами.
Остальные два дня пути до Павловска, прошли без каких-либо событий, правда, меня терзала одна мысль. В Павловске я был довольно известной личностью, ведь городок маленький, а благодаря повести, напечатанной в журнале Марка, я стал известен. После женитьбы на Ольге, я прославился еще больше. Теперь мой приезд в Павловск без внимания не останется, а компания Фомы и липовой княгини, добавят перца в пересуды, особенно, когда в своем имении я не появлюсь… Была еще и другая мысль: я очень не хотел оставлять тут «их светлость» Веру Павловну. Ведь Фому я твердо решил «забыть» в прошлом столетии и вернуться с Ольгой, поэтому встретить здесь «княгиню» очень не хотел. Мне эти сектанты уже порядком надоели… Короче, надо каким-то образом ее тоже взять с собой и «забыть» в прошлом столетии вместе с Фомой. Там вдвоем им веселее будет, может, какое-нибудь путевое дело придумают… Словом, к прибытию в Павловск у меня кое-какой план нарисовался.
За время пути все мы достаточно утомились и когда устроились в Павловской гостинице «княгиня» объявила два дня отдыха. Это меня очень устраивало.
- Ваше сиятельство, - сказал я ей, стараясь говорить серьезно, – я в этом городке личность известная. Не поручусь, что меня тут каждая собака знает, но в тутошнем дворянском обществе, я известен. Поэтому придется нанести некоторые визиты. Вы меня понимаете?
- Пока не очень, - хмуро ответила «княгиня».
- Ну, что тут непонятного. Если я буду сидеть, запершись вместе с вами в номере, то нам тут нанесет дружеский визит местное начальство. Вам это надо сударыня? Думаю, что нет. Так вот, мадам, придется нам продолжить спектакль и стать вам с Фомой князем и княгиней Марецкими, которые в этом городе проездом, а едете вы в мою усадьбу погостить, она тут неподалеку.
Фома ухмыльнулся, услыхав, что ему предлагают стать князем. Вера Павловна задумалась, отыскивая подвох в моих словах. Но в результате оба артиста согласились, и я объявил, что завтра мы нанесем дружеский визит к Денисовым в их особняк. Денисовы, после моей женитьбы на Ольге меня сторонились, но в компании «князей» Марецких, меня явно примут. А мне просто необходимо было вывести эту парочку в свет и самому засветиться в их компании.
Денисовы нас, конечно, приняли. Как можно не принять князей Марецких, даже если с ними вообще знакомы не были. Увидев меня, Евдокия Никитична криво усмехнулась.
- Давненько не виделись, Максим Петрович, - сказала она дежурную фразу, - как ваша жена, как детки?
- Деток нет пока, Евдокия Никитична, да ведь вам это известно… А с женой, надеюсь, все в порядке. Мне пришлось на некоторое время отлучиться по делам… Да, ведь и к вам я тоже по делу.
- Вот как? – искренне удивилась она. – И какое же у вас дело?
- Да все очень просто Евдокия Никитична. Мои большие друзья, князь и княгиня Марецкие, любители живописи. Собственно, Вера Павловна большая ценительница прекрасного. Я имел удовольствие рассказать о том, какие шедевры создает Варвара Ильинична, и их сиятельство пожелали лично лицезреть сии произведения…
Я импровизировал на ходу, и княжеская экономка не была посвящена в мои планы. Собственно, я и сам не знал, что ляпну в следующий момент. Мне было важно объявить в подходящий момент, что мы едем в мою усадьбу… Но это был следующих ход, а пока я сопровождал своих артистов в мастерскую Варвары, которая бросала на меня удивленные взгляды.
Надо сказать, что Фома играл князя отвратительно, и только благодаря Вере Павловне мы не засыпались. Вот где пропадала актриса. В роль любительницы живописи она вошла сразу, с интересом беседовала с Варенькой, не забывая, временами, напускать на себя важный вид.
Тем временем прислуга готовила стол, а я ухарски подмигнув Евдокии Никитичне, предложил исполнить на гитаре новые романсы Булата Шалвовича… Та была явно в недоумении. Ну ничего она не могла понять в этом визите… Однако гостей чем-то занять надо, а мои музыкальные опусы были ей известны. Гитара вскоре появилась в моих руках.
- Мы завтра отправляемся в мою усадьбу, - сказал я в ответ на недоуменные взгляды Евдокии. – Но надеюсь в скором времени перебраться в Санкт-Петербург. У меня закрутились некоторые дела…
Ну вот. Дело сделано. Напустил туману достаточно. Теперь остается «забыть» княжескую чету в прошлом веке и привезти оттуда Ольгу. Денисовы перестанут чураться нас с Ольгой, и можно будет вести в этом столетии вполне сносную светскую жизнь.
Потом мы обедали, а после обеда я исполнил песенку о бумажном солдатике, и еще несколько романсов. Артистизм Веры Павловны был на высоте, роль княгини ее амплуа. Фома в основном помалкивал, и это было лучшее, что он мог сделать.
Вернувшись в гостиницу, «их сиятельство», конечно, потребовала у меня объяснений. Мне «пришлось» сказать, что моя усадьба находится в двух верстах от портала и, теперь, в портал мы пойдем втроем, а кучер отведет санную повозку в усадьбу. По возвращению из портала, я их, как дорогих гостей приглашу к себе. А уж потом от меня, они отправятся куда захотят и когда захотят.
Вера Павловна без долгих размышлений утвердила мой план и прямо на другой день, мы отправились дальше. Была еще одна ночевка в Марьино, где мы наняли ямщика.
Из Марьино мы выехали рано утром, возле знакомого холма я приказал ямщику остановиться. Мы выгрузились из саней. Собственно, груза-то у нас было немного. У нас с Фомой по заплечному мешку, а у Веры Павловны и вовсе ничего. Ну, у Фомы еще футляр с винтовкой, по виду, напоминающий удлиненный пенал.
- Ты, любезный, езжай обратно, мы пешком добредем, - сказал я ямщику.
Тот, разумеется, ничего не понял, но спорить со мной не стал. Пока мы поднимались на холм, он так и стоял на повороте дороги и смотрел на нас. Я махнул ему рукой, но он продолжал стоять. Тогда я погрозил ему кулаком. Ну, какого черта! Нельзя быть таким любознательным…