Шаг вперед - два назад

Я тут проездом из Парижа в Лиссабон.

Разговор состоялся, но это не значит, что я тотчас помчался собирать манатки. Нет. Этот разговор назревал давно. Пока я был нужен в этом мире, мысль о возвращении не возникала. Да и потом я старался найти себе дело, вот последнее приключение с Евгенией… Собственно в этом приключении я понял, что она больше не нуждается в моей опеке. Даже тогда, в стычке возле входа в убежище, она могла справиться и одна. Впрочем, вопрос спорный. Но суть не в этом. Вертолет, подаренный Илинией, для меня просто забава, а Евгения приспособила его к делу. Ольге в этом мире больше ничего не угрожает. Даже, если каким-то чудом вернется Маргарита, до Ольги ей нет никакого дела…

Прощание с Евгенией было обыденным, словно я собирался в командировку на несколько дней. И, вообще, она витала где-то в облаках, с нами общалась, будто сквозь пелену. Ну что с нее взять. Влюбленные девушки ведут себя странно. Познакомиться с поручиком мне не случилось. Ведь для этого надо было лететь в Павловск. Да и зачем это? Евгения сильно изменилась после того приключения в моем мире. Ну вот, как-то так… Все было обыденно. Я собрал свой рюкзак, и Евгения отвезла меня к порталу. Я ей присоветовал после моего ухода портал замуровать. Тогда можно не опасаться прихода нежелательных гостей из девятнадцатого века. Евгения смотрела на меня своими серыми глазами, гриву ее пепельных волос трепал ветер. Ее летный комбинезон шел ей необыкновенно, видно она очень тщательно подогнала его по фигуре.

- Возвращайся в любое время, Максим Петрович, - улыбаясь, сказала она. – Здесь тебе всегда рады. Вентор с собой?

- Да.

- Он пригодится тебе, я это точно знаю. Пока…

- Пока…

Вот так я попрощался. Не похоже, что это прощанье навсегда.

Выбравшись на другой стороне портала, я не стал тотчас продолжать свой путь в свое время, как сделал в недавнем прошлом, догоняя похищенную Евгению. Теперь-то мне торопиться некуда. Хотелось повидать Савву, возможно Мильку встречу. Кстати, надо бы узнать ее дальнейшие планы… Рассуждая таким образом, направился в усадьбу, которая уже давно превратилась в сельсовет. До Павловска, наверное, не добраться, поскольку снега еще не навалило и санный путь не открыт, а ехать верхом не на чем. Едва ли кто мне тут лошадь продаст. Не те времена…

Зашел в усадьбу, то есть, в сельсовет. Никто меня не остановил, просто открыл дверь и вошел в дом. В большой зале набилось народу: человек двадцать. Вокруг стола сидели на стульях, табуретках, даже лавку притащили, накурено было, хоть топор вешай. А председательствовала за столом Милька, собственной персоной. Одета была подходяще, настоящая комиссарша: кожаная куртка, брюки – галифе, сапоги и маузер в деревянной кобуре свешивался. Интересно, как она с ним управляется. Великовато для нее такое оружие.

На меня внимания никто не обратил, кроме Мильки, но та тоже виду не подала. Она как раз речь держала. Фразы были до боли знакомы: молодая Советская республика в кольце врагов, наша рабоче-крестьянская армия, и т.д. В суть ее выступления я не вникал, поскольку нужды молодой Советской республики в это время были известны по фильмам и книгам, которых я перечитал множество. Нужно было продовольствие, а что еще могли дать крестьяне. Нужды крестьян тоже были озвучены, и всяческая помощь им была обещана. Не очень-то верили крестьяне обещаниям, ведь райская жизнь у них так и не наступила, несмотря на советы рабочих и крестьянских депутатов. Однако, деваться некуда, хлебом приходилось делиться. Все дебаты сводились к одному: сколько брать с каждого крестьянского двора. Ведь тут надобно учитывать все: и собранный урожай и количество едоков.

Я в дебатах не участвовал, просто ждал, когда закончится это собрание и Милька освободиться. Ждать пришло долго, но я ведь, как уже было сказано, не спешил. Свободно можно заночевать тут, правда, проветрить придется… Наконец, вопросы утрясли и народ разошелся. Милька сразу позвала меня наверх в бывшие барские комнаты. Тут было гораздо уютнее, и дым сюда не проникал. Она сбросила свою кобуру и сняла куртку, которая была ей явно велика.

- Ну, что Максим? – спросила она. – Надоело барствовать, домой собрался?

- Как ты догадалась? – дурашливым голосом спросил я.

- Невелика загадка, - усмехнулась она. – Надоели удобства во дворе, скучно без телевизора, радио, кино. Надоело на лошадях трястись… Хотя у тебя там такая игрушка завелась. Не расскажешь, где взял?

- Все равно не поверишь, даже если расскажу.

- А ты попробуй.

- Одна тетенька подарила. Он в подвале ее старого дома лежал. Веришь?

- Верю, - просто ответила Милька. – Познакомь с тетенькой.

- Знакомить не стану, да и не знаю где ее искать.

- Понятно, - равнодушно ответила Милька. – Не доверяешь мне, а зря.

Спорить с ней ни имело смысла, поскольку тот эпизод с похищением Евгении она помнить не могла. Да и никуда не вели споры с ней. Мы уже давно все друг другу сказали.

- Помню, ты собирался в декабрьском восстании поучаствовать? Сбегаешь, значит, - с явной подначкой, продолжила она.

- Чтоб поучаствовать, надо поступить на военную службу, а так, кто ж меня примет в Северный Союз. Да и зачем? Будет одним агнецем божьим больше. Какая разница. Помнишь, я пел тебе когда-то песню Городницкого: за свободу мы кровь проливали свою, мы чужой не пролили ни капли. Так ведь свободу не добывают. Вышли на площадь и ничего не сделали, чтоб победить. Дали себя расстрелять… Да, они остались в истории, как герои. Еще больше прославились их жены, хотя очень немного было жен…

- Оправдываешься, - усмехнулась Милька. – А ведь ты, со своей снайперкой мог бы это дело повернуть в нужное русло, причем без особого риска. Не было бы императора Николая первого, может, и войны крымской не было бы,

- Если бы да кабы… - пробурчал я. – Не стану я менять историю. Не хочу, потому что не верю, что можно что-то улучшить. Если не будет одного бедствия, придет другое…

- Оправдываешься, - уже утвердительно, повторила Милька.

- Может и оправдываюсь, - задумчиво повторил я, - но ведь никто пока не доказал, что можно улучшить историю… Я, просто, считаю, что природа знает, что делает.

- Да ты философ, Макс, - хмыкнула Милька.

- Послушай, что мы все обо мне, да обо мне, - состроив простецкую рожу, продолжил я уводя разговор в другое русло, - расскажи лучше о себе.

- А что рассказывать? Решила жить в этом времени, работаю в ВЧК у Саввы под началом. Если хочешь, присоединяйся к нам, только место заместителя занято. Могу взять тебя рядовым сотрудником.

- Спасибо, благодетельница моя, но я, пожалуй, завтра дальше двинусь. Надеюсь, в ночлеге не откажешь?

- Не откажу. Располагайся…

Я достал из рюкзака домашнюю выпечку и окорок, положенные заботливой Ольгиной рукой, а Милька притащила самовар уже с кипятком. Вечерние посиделки продолжились. Расспрашивать Мильку смысла не было. То, что дорога назад была открыта, я знал, осталось поинтересоваться: сохранился ли мой багаж, оставленный когда-то на станции Басаргина при уходе в этот мир.

- Вот, Эмилия, хочу спросить, - нерешительно начал я, - могу ли я при возвращении получить назад свои вещи и паспорт, которые ты оставила на станции, когда вела меня сюда?

- Конечно, можешь, - сказал она. – Я тебе напишу записку, предъявишь ее начальнику станции, он вызовет нужного человека, и ты получишь назад свое имущество. Потом тебе придется сходить в наше управление, передашь пакет от меня. Пакет не вскрывай, там информация тебе совершенно не интересная.

- Не сомневайся, все выполню в точности, - ответил я.

- А разве ты не собираешься навестить свою подругу из двадцать первого века, - загадочно улыбаясь, спросила Милька. – Ее, кажется, Анна зовут?

- Не собираюсь, - вздохнул я. – Она уж наверняка замужем, и моему приходу не обрадуется. К тому же я обещал ей никогда там больше не появляться.

- Ну, обещать-то, вы все горазды, - усмехнулась Милька.

- Нет, нечего мне там делать, - продолжил я. – Сразу домой двину.

Тут на столе, словно из ниоткуда, появилась бутылка водки.

- Такая закуска на столе, а мы чай пьем, - вздохнула Милька и достала из шкафа рюмки.

Я водки уже года два не пробовал, но не сожалел по этому поводу. А тут, словно накатило что-то. Наполнил рюмки, как студент, до краев. Впрочем, я и так бывший студент, вернее, вечный студент, ведь придется восстанавливаться в ВУЗе. Три курса это ни то, ни се. Ну, вот выпили мы с Милькой и опять на философию потянуло.

- Вот ты говоришь, домой потянуло, - сказала Милька. – А где у тебя дом?

Самый больной вопрос задала. Не было у меня на него ответа…

- А я тебе скажу, где у тебя дом, - продолжила настырная девица. – Он у тебя там, откуда ты пришел. А там, куда ты идешь, у тебя родители и друзья твоего детства и юности. Ты, похоже, собрался жить на два дома. Может на какое-то время, тебе это удастся. Но рано или поздно выбор сделать придется.

- Да ладно тебе, - буркнул я, - а сама-то.

- А что я? – удивилась Милька. – Я тут в командировке, а дом у меня там…

Тут она задумалась и замолчала. Мы выпили еще по одной, закусили, и она снова заговорила.

- Слушай, Максим, а расскажи мне о своей «племяннице». Откуда она? Только лапшу не вешай.

- Изволь, - спокойно ответил я, проигнорировав реплику насчет лапши. – Дело было так. Завелись у меня лишние деньги и решил я, по совету моего управляющего прикупить деревеньку соседскую с угодьями. Деревенька-то так себе, десяток дворов, да и душ в ней два десятка с половиной. А усадьба барская, так вообще развалины. Короче, совсем убыточное хозяйство. Но я ведь помещик с деньгами, да и управляющий у меня, мужик с головой. Из убыточного хозяйства можно сделать прибыльное, надо только вложиться. Вот я и вложился, сейчас уже небольшую прибыль приносит бывшая Леоньтьевская усадьба, а всего-то два года прошло.

- Я ж тебя не о том спросила, эксплуататор крестьянского труда, - возмущенно сказала Милька. – Ты о «племяннице» расскажи.

- Так я и рассказываю… Вместе с имением мне досталась девочка подросток. Таким заморышем она была, что смотреть жалко. Умерла ее родительница, владелица усадьбы, и дочка ее осталась одна в нетопленой развалюхе, накануне зимы.

- Как же ты сумел купить эту усадьбу, если ее покупать было не у кого? Что-то врешь ты, Максим.

- Обижаешь, - хмыкнул я. – Купить можно что угодно у нас в России, были бы деньги. А деньги у меня были. Вот стряпчий и состряпал бумагу, будто я купил это именье, когда родительница Евгении еще жива была. Ну а дальше дело простое, заплатил всем, кому нужно и сделка вошла в силу. Не сильно я и раскошелился, да ведь и приобретение убыточно было. Оспаривать сделку охотников не было, да и откуда им взяться. Родительница Евгении с того света не придет, да если бы и пришла, только поблагодарила бы. Я сироту ничем не обидел, «племянницей» своей сделал. Живет как барыня, жених у нее появился. Пойдет замуж, деревеньку ее отдам ей в приданое. А ты говоришь – эксплуататор.

- Эксплуататор и есть, - подтвердила Милька, – на крестьянском труде наживаешься… А скажи-ка лучше. Вертолет у тебя откуда появился?

- В подвале Леонтьевской усадьбы нашел, - ответил я, уже порядком осоловев от выпитого. Да что тебе за дело до вертолета. Через порталы его не протащить, даже не мечтай. А там он пользу приносит. У меня теперь в Павловске ресторан открыт: цены божеские, продукты свежие и повара отменные. Улавливаешь что к чему?...

- Улавливаю, - кивнула Милька. – Только одного не пойму, зачем ты от такой благости убегаешь.

- Кажется, наш разговор идет по кругу, - сказал я, поняв, что язык мой заплетается, - не пора ли в койку. Завтра у меня трудный день.

- Ложись, - сказала Милька и кивнула на кровать.

Я хотел спросить, а где она будет спать, но Милька уже вышла из комнаты. Глупо спрашивать хозяйку, где она будет спать. Глупо и неприлично. На улице стемнело, в голове витали винные пары, но я не брякнулся на кровать, в чем был, а расправил ее и улегся, раздевшись, как культурный человек.

Свечку я задул и в комнате воцарился кромешный мрак. В голове бродили мысли, навеянные разговором с Милькой. Зачем я возвращаюсь в свой мир? Где мой дом? Там, в моей усадьбе, меня любят и ждут, именно так сказала Евгения. А в моем мире кто меня ждет? Родители? Но ведь мне уже давно пора вылетать из родительского гнезда и строить свое. Я ведь даже еще не доучился. Числюсь пока в вечных студентах. Есть такие студенты… во все времена были, теперь я один из них. Впрочем, эта проблема решаема, можно перевестись на вечернее отделение.

Уже в полудреме, я ощутил толчок кулаком в бок и, машинально, подвинулся. Под одеяло кто-то залез. Ну, Ольга, конечно, кому еще быть в моей кровати. Никаких других мыслей у меня не возникло. Какие могут быть мысли в дремотном состоянии… Но обнимая Ольгу, я весьма удивился тому, как сильно уменьшились ее габариты. То, что рядом со мною женщина, я не сомневался, тем более, когда она перешла к действиям. Странно… Раньше Ольга не была такой активной в постели… Неужели так соскучилась?

Утром, когда я увидел рядом с собою Мильку, удивился еще больше.

- А где Ольга? – спросил я.

- Чего? – сонно таращилась на меня Милька.

Казалось, она была удивлена не меньше моего, однако, быстро приходила в себя.

- Приснилось чего? – участливо спросила она.

Я сел и пытался понять: где я, и что происходит. Казалось бы, что тут понимать: на столе бутылка водки и остатки закуски, во рту сухо, рядом Милька в ночной рубахе и смотрит на меня с интересом. Типа: кому я играю этот спектакль. Зрителей-то нет. А если бы и были, кто бы поверил, что я перепутал Ольгу с Милькой? Даже в темноте, даже на ощупь…

Милька быстро вышла из комнаты, а я продолжал сидеть на кровати, осознавая глубину своего грехопадения.

- Ну чего сидишь! – сказала, вдруг появившаяся, Милька. – Удобства во дворе! Тут тебе не гостиница…

Она была уже одета: брюки галифе, кожаная куртка и даже портупея, только маузер не успела прицепить. Я тотчас последовал ее примеру. Быстро оделся и выбежал во двор, оставив душевные копания на потом. Вернувшись в комнату, я обнаружил прибранный стол, а вместо бутылки водки стоял самовар с заварочным чайником. Остатки ужина превратились в завтрак. Милька уже ждала меня и сразу стала разливать чай в чайные пары.

- Давай, садись, - сказала она. – В комнате холодно, кипяток быстро остывает.

Я тотчас плюхнулся на стул, и мы стали молча завтракать. А о чем нам сегодня говорить? Вчера все друг другу сказали. О ночных делах за столом говорить не принято, да и что о них говорить…

- Я сейчас еду в Павловск, - продолжила Милька. – Ты немного подожди меня, надо приготовить отчет, для моего начальства, и для тебя напишу записку начальнику станции…

Усадьбу мы с Милькой покинули вместе, правда она была верхом, а я, безлошадный. Зачем мне лошадь, до портала недалеко. Милька быстро ускакала вперед, а я, навьюченный рюкзаком, шел не спеша, раздумывая о жизни, которая ждет меня впереди. Решено, сначала устроюсь на завод, ведь неполное высшее у меня есть, значит, в сборочных цехах местечко для меня найдется. Слава богу у нас социализм, такого позорного явления, как безработица, не существует… Потом надо восстановиться в институте и перевестись на вечернее отделение. Ну, а как быть с личной жизнью, время покажет.

Выйдя из портала в двадцать первый век, я задерживаться не стал. И не потому, что денег тамошних не было ни копейки, даже не потому, что одет я был по моде позапрошлого века: в сапогах и сюртуке. Просто, если бы я встретил Анну, то сказать ей было бы не чего. Обещание не приходить в этот мир, нарушено, пусть даже по независящим от меня обстоятельствам. Анна уже на четвертом курсе Медакадемии и, наверняка, замужем. Все изменилось, не вписываюсь я в эту реальность.

После недолгих блужданий по лабиринтам, я вышел из портала уже в своем времени. Вот тут все осталось, как в прошлые времена. Разве, что лаз в портал теперь закрывался искусно сделанным люком. Все остальное было знакомо. Та же станция Басаргина, тот же перрон. Я без проблем получил узел со своей одеждой, свой бумажник и документы. На следующее утро я был уже дома. Встреча с родителями состоялась уже по известному сценарию. Теперь я уже не отходил от образа киношного героя. Теперь-то уже много фильмов развивали тему: где благородный разведчик, спасает страну от злодейских планов мирового капитализма.

- Возвращение блудного попугая? – спросил отец, намекая на мультик, которого я еще не смотрел.

- Я тут проездом, из Парижа в Лиссабон, - ответил я. – Однако, по независящим от меня обстоятельствам, возможно, придется задержаться.

В этот раз родители тотальный допрос мне не учиняли. Поскольку ссылка на подписку о неразглашении, сводила на нет родительское любопытство. Планов на дальнейшую жизнь у меня не было, но ведь жизнь есть жизнь и ей все равно есть у меня планы или нет. Устроился я на завод, помог давний друг Никита. Заработок не велик, но одному много и не надо. В институте восстановился и перевелся на вечернее отделение. Теперь свободного времени стало совсем мало. Не до амуров. Отработал смену, отучился и спать. Все друзья уже переженились и обзавелись детьми. Какой-то вакуум вокруг меня стал образовываться… Встретил случайно Мальвину: катит детскую коляску, покачивает и напевает колыбельную. Жизнь на месте не стоит… Меня она увидела, но сразу отвернулась и двинулась дальше. Спрашивать о сестре не стал. Зачем мне знать о ней. И, вообще, зачем я сюда прибыл? Ольга мне сказала: каждый должен жить в своем мире. А вот где он, мой мир?