Шаг вперед - два назад

2

Перечитал я свое сочинение. Не похоже это ни на повесть, ни на рассказ. Едва ли какой редактор возьмет в печать. Никакой крамолы тут нет, а правда жизни, вроде как, есть. Я же писал со слов Ольги, ее жизнь пытался обрисовать. Только вот сам-то я этой жизни не нюхал, как говорят. Ну, вот подумайте сами, можно ли, сидя на берегу пруда, описывать жизнь, которая течет под водой? В принципе, можно, кто ж мне запретит. Да только это описание будет больше похоже на выдумку, чем на правду. Ну, это один аспект, бог с ней, с правдой жизни. Надо, интерес вызвать у читателя, а для этого вызвать чувство сопереживания герою. С Катериной это пока не получается. Впрочем, это ведь только начало, есть у меня задумка на продолжение повествования.

Ольга мое сочинение перечитала.

- Это хорошо, Максим, что ты имя изменил, и название деревни и поместья не упомянул, - сказала она. – А вообще вроде бы все правильно, только как-то сухо получилось, будто черствый кусок жуешь. Мне кажется: с амазонками у тебя лучше получалось.

- Ладно, - ответил я. – Переписывать не буду, но в следующем фрагменте твои пожелания учту.

Для следующего фрагмента, мне рассказ Ольги не нужен. Я тут все знал, поскольку сам был одним из героев. Тут все начинается с момента моего появления в этом мире. Хотя я рассказ веду от третьего лица, но суть повествования должна быть пропущена через восприятие Ольги. Свое имя я решил не менять. А чего его менять? Ведь про себя любимого я не смогу написать то, что мне самому не понравится. Ведь так? Ну ладно, начнем. Вернее, продолжим…

Катерина (продолжение)

Молодой барин приехал на следующий день, пообедал и завалился спать. Притомился с дороги, поэтому Катерина общалась с бесчувственным телом. Раздела его и обрядила в ночную рубаху. Никакие помощники ей в этом деле не требовались, ибо была она женщина сильная и мужа своего покойного видывала во всяких видах. Барин был повыше, покрупнее ее Ивана и имел на теле несколько боевых отметин. Однако, остальные мужские достоинства она сравнивать не стала. Застыдилась. Очень уж хорош был барин, Максим Петрович. Это уж Прохор ее уведомил, как звать величать молодого барина. Впрочем, почему «молодого барина», ведь старого-то уж давно нет. Так и прошло ее первое знакомство. «Завтра остальное состоится, не все сразу, - думала она».

На другой день Катерина сидела в соседней комнате, дожидаясь пока барин проснется. Наконец послышались матьки. «Ясно, - подумала она, - с перины слезть не может. Небось, в полку на тюфяке спал». Она взяла приготовленную одежду и вошла в комнату. Барин стоял перед ней во всей красе. Даже жены не всегда видят такое… Ну, рано утром только что проснувшегося, обнаженного мужчину. Катерина побордовела и быстро отвернула голову, протянув одежду на вытянутых руках.

Барин одежду взял, затем развернул Катерину и вытолкнул из комнаты, закрыв дверь. Первое знакомство состоялось, пока чисто визуальное. Почти сразу она увидела его во дворе. Теперь барин был уже в штанах и умывался из бочки, разбрызгивая вокруг себя воду. Катериной вдруг овладела робость, захотелось убежать и спрятаться, но ведь Прохор приказал. Ослушаться никак нельзя, и она подошла с полотенцем…

- Как звать тебя, красавица, - весело спросил он.

- Катерина, - ответила она с хрипотцой в голосе.

- Ну, будем знакомы, Катерина, а я Максим, - сказал он.

- Я знаю, Максим Петрович, - окончательно стушевавшись, ответила она и протянула полотенце.

«Странный, какой-то барин», - думала Катерина, наблюдая за ним в течение дня. Умом она понимала, что приглянулась ему, но вместо того, чтоб схватить и облапать, как поступил бы любой мужик из дворни, он только смотрел и улыбался. «Ну, уж в бане-то…» - усмехнулась про себя Катерина. Баня топилась к вечеру, а днем барин занимался с Прохором какими-то делами. Но, как видно, о продаже имения речь не шла, иначе дворовые бы уже знали, а они пока говорили о том, что барин проверил амбарные книги Прохора и остался доволен. Когда Катерина узнала, что жениться барин тоже не собирается, ее сердце вдруг затрепетало от радости. Хотя с чего бы это? Сегодня не собирается, завтра соберется. Она-то тут причем? Даже если родит ему байстрюка, что изменится? Крепостная ведь…

В баню она зашла раньше барина, скинула сарафан и, оставшись в длинной белой полотняной рубахе, вошла в парную. Рубаха была новая, почти не надеванная, но Катерина ее не жалела, пусть барин потешиться… Догадывалась, что после бани, придется надеть сарафан на голое тело… Но ее мысли в реальность не воплотились. Барин выставил ее из парной, будто дитя малое, да еще по заднице шлепнул. Дескать: не балуй, знай свое место… Очень удивилась Катерина, но надела снова сарафан и осталась ждать в предбаннике, однако, Прохор удивился еще больше, застав ее одетую и не в парной. «Впрочем, - рассудил он, - куда барину спешить? Катерина от него никуда не денется».

Эту ночь Катерина тоже провела одна. Странное поведение барина ее немного угнетало, но рассудив, что с ее стороны ничего плохого допущено не было, она решила, пусть Прохор в этих делах распутывается. Она-то ведь барина не отталкивала, а если уж не люба ему, так ее вины в том нет. Проснувшись утром, она опять увидела своего подопечного во дворе. Максим Петрович занимался физическими упражнениями, вместо того, чтоб барствовать и спать до обеда. Безмерно удивленная Катерина вышла во двор, подала ему полотенце после умывания и опять удостоилась ласковой улыбки. Конюх Семен подал ему оседланного коня.

- Поедешь со мной на озеро? – спросил барин.

- Как? – удивилась Катерина.

- Верхом, - ответил барин. – Эй, Семен, седлай еще одного коня…

- Я не могу верхом, - обиделась Катерина.

- Она же баба, а не гусар, - поддержал ее конюх.

- Ну ладно, в другой раз, - ответил барин и ускакал со двора.

«Конечно, я не гусар, - с досадой на себя думала Катерина, - но ведь некоторые девки, даже из крепостных, ездят верхом, и она сама это видела».

Барин ездил на озеро и там купался голышом. Это ей рассказали бабы, которые на другой стороне, где мостки, полоскали белье. «И ведь не лень им было полверсты пройти, чтоб подсматривать за барином, - думала она с досадой. – Ну, ничего, кумушки любознательные, я вам радости поубавлю, сошью барину купальные трусы». А что? Старого барского исподнего белья было в достатке. Только и делов-то, обрезать штанины, да подшить…

Вечером приехала Марья, дочка Прохора, начала Катерину расспрашивать о барине и даже поучать, как себя вести, взялась. Пигалица еще, а туда же. Очень хотелось сказать ей: «Не учи попа богу молиться», да побоялась Прохора рассердить. Барина Катерина не боялась, сразу поняла, что не такой он, как дворовые мужики, не станет зажимать по углам и неволей в кровать не потащит. Сама она навеливаться тоже не станет. Зачем ей такой срам на себя брать. Так и стала она просто прислугой для барина. В комнатах порядок блюла, одежду стирала, на стол собирать помогала, хотя тут в ее помощи не нуждались.

Прохор уже через неделю понял, что Катерина не исполняет то, для чего ее привезли из деревни, причем сама она в том неповинна, просто барин чудит. Обычной прислуги в усадьбе хватало, и в Катерине, вроде как, нужды больше не было. Однако, отправить ее обратно в деревню Прохор не решился. Пусть пока при барине будет, мало ли что.

А вот самой Катерине барин нравился, причем с каждым днем все больше и больше. Когда из города привезли гитару и Максим Петрович начал бренчать на ней разные мелодии, Катерину совсем повело, стала ходить за ним хвостом. Незаметно это делать не всегда получалось и дворня уже знала, что Катерина втюрилась в барина, того и гляди живот вырастет. Катерину подначки дворни не задевали, ведь чтоб живот вырос, надо чтоб и барин на нее особое внимание обратил, а он общался с ней дружелюбно, но не более того. Словно она была знатная дама, а не подневольная крепостная.

«Может он блюдет себя, потому что свататься собрался? – думала Катерина. – Но ведь он мужик, что ему-то беречь? Да и невесте его будущей наверняка на его прошлые шалости будет наплевать». На озеро барин ездил каждый день, купальные трусы Катерина давно приготовила, только отдать никак не решалась… Ведь спросит, небось: «Подглядывала?» Стыд-то какой! Но тут случай произошел. Как раз в подглядывании и уличили старшую барышню Елисееву, которая прискакала к озеру на своем коне будто гусар. Бабы, которые белье полоскали на мостках, потом пересказывали это дворовым мужикам и хохотали вместе с ними. Тут уж Катерина не выдержала, на следующее утро вручила барину купальные трусы… Ничего он у нее не спросил, попытался развернуть сверток, но Катерина, строго, как пацану, сказала: «На озере развернете…» Барин ускакал, ни слова не сказав. А чего говорить? И так все ясно. Не только крестьянки, но и Полина Ильинична видела его во всей красе…

А в усадьбе уже обсуждали роман барина со старшей барышней Елисеевой. Слухи быстро расползаются по деревням и по усадьбам. А усадьба Елисеевых недалече. Дворовые люди и своих хозяевах знают все… Знали и о том, что небогатое было семейство невесты, значит Полина Ильинична вскорости может стать хозяйкой в усадьбе Савельевых. На Катерину стали поглядывать с сожалением: придется ей возвращаться в свою деревню. Какая теперь в ней надобность. Да и сама она пригорюнилась, но не столько из-за того, что ее вернут к крестьянской жизни, а оттого, что чем-то не нравилась ей Полина. Правда, лично с ней она никогда не общалась, но от прислуги была наслышана о характере и замашках.

Сам-то Максим Петрович, похоже, всерьез увлекся Полиной Ильиничной, и это не удивительно, вся женская стать была при ней, ведь двадцать годков. Пора ей замуж и давно уже. Не выпустит Полина его из своих коготков. Значит, дело к свадьбе идет… Барин даже свой песенный репертуар поменял, и Катерину начал расспрашивать: что она знает о барышнях Елисеевых. А что она знала? Почти ничего, только то, о чем прислуга судачила. Но ничего плохого она о Полине Ильиничне не сказала. У дворовых людей всегда есть какие-то обиды на своих хозяев, только ведь не это барина интересовало… Он спрашивал об ухажерах своей пассии, а их-то и не было. Откуда им тут взяться.

Но пока о свадьбе речи никто не заводил. Барин ездил к Елисеевым и был принят, как жених Полины, об этом всем было известно, но официально ее руки еще не просил. А тут как раз пожаловал к барину, друг семьи, Марк Савельич. Давненько он не появлялся в усадьбе, лет пятнадцать, а то и больше. Вот и сейчас заехал не просто так. Марк Савельич жил в Павловске, где у него было свое дело. Прислуге об этом было известно, а вот какими делами он занимался – загадка.

Катерина целый день пребывала в радостном настроении, а все оттого, что случайно подслушала разговор барина с Прохором.

- Максим Петрович, - как бы мимоходом сказал Прохор, - вам ведь Катерина в усадьбе без надобности? Может ее отправить в деревню?...

- Как в деревню? – удивился барин. – Зачем в деревню? У нее там семья?

- Да нет, вдовая она и сирота к тому же, - пожал плечами Прохор.

- Тогда зачем отправлять? – рассердился барин. – Нет уж, пусть при мне будет!

- Как вам угодно, ваша милость, - покорно ответил Прохор. – Только ведь она может Полине Ильиничне не понравиться…

- Еще чего! – еще больше рассердился барин. – Ты что, уже новую барыню себе завел? Не рановато ли? Катерина при мне останется!

- Как прикажете, ваша милость, - ответил Прохор, явно довольный решением барина.

«Это правильно, - думала Катерина, - барин должен принимать решения. А если барин идет на поводу у барыни, то какой это барин?» Разговор его с Марком Савельичем она не слышала, поэтому сильно удивилась, когда Максим Петрович взял у Прохора бумагу и чернила и целый день, до позднего вечера занимался писаниной. При этом он ходил по комнате, бормотал какую-то несуразицу, что-то записывал. Катерина забеспокоилась.

- Что это вы делаете, Максим Петрович? – робко спросила она.

- Кроссворд составляю, не мешай! – мимоходом ответил тот.

Катерина поняла только «не мешай» и затаилась в своем углу, изредка наблюдая за барином. На другой день она удивилась еще больше. Барин после обычных физических упражнений не поехал на озеро и в гости к Елисеевым тоже не собрался. Зато пребывал в отличном настроении. Это Катерина определяла безошибочно, поскольку, проходя мимо, он обычно награждал ее легким шлепком ниже спины. При этом она, ойкнув, отскакивала в сторону, укоризненно глядя на шутника. Только укоризненный взгляд последнее время не получался, а ойканье походило на хихиканье.

После обеда приехал Марк Савельич и они с Максимом Петровичем опять начали о чем-то совещаться. Катерина специально не подслушивала, но ведь, занимаясь хозяйственными делами приходилось проходить мимо… Ну не затыкать же уши… Темной девушкой она не была и понимала, что речь идет о написании повести, которую надо опубликовать в журнале чтоб поправить дела Марка Савельича… А дела-то у него были аховые. Долговая яма грозила, и потеря поместья.

Теперь ей было понятно, чем занимался барин. Он уже не ходил по комнате, бормоча непонятные слова, а сидел за столом и писал. Да, писал и писал. Иногда, все же прерывался, ложился в задумчивости на кровать, курил свою трубку, а потом снова садился и писал. И так три дня подряд. Писал, рвал написанное на мелкие клочки и снова писал. Впрочем, рвал редко, чаще просто комкал и бросал на пол. Комната замусоривалась и Катерина с ужасом смотрела на это безобразие, боясь приступить к уборке, поскольку барин был, явно, не в духе.

Однако, не вечно же терпеть такое. К вечеру, едва барин вышел из своего кабинета, по какой-то надобности, она вошла и начала делать уборку, собственно успела только переложить исписанные листы на стул и протереть от пыли и засохших чернил стол, как раздался вопль.

- Ты что тут делаешь! А ну вон, с глаз моих!... И не появляйся тут больше!

Катерина выбежала в слезах. Никогда раньше она не видела барина таким рассерженным, и никогда он на нее не кричал… Ну в чем она провинилась? Ведь только делала свою работу. А как ее не делать? Ведь дворовые уже все знают, что твориться у барина в кабинете, и Прохор уже косо на нее посматривает… Ночь Катерина провела почти без сна, зато Максим Петрович дрых, как сурок. Утром даже не встал, как обычно, делать свои физические упражнения. Катерина тайком заглянула в спальню. Дрыхнет… Будить его никогда не приходилось, всегда сам вставал. Вот и сегодня она на цыпочках вышла, прикрыв дверь. Вспомнила вчерашнее, и снова полились слезы, обидно…

За воротами послышалось лошадиное ржание. Дворник открыл ворота, и въехала всадница, Полина Ильинична, собственной персоной. «Потеряла жениха, - с усмешкой подумала Катерина, и слезы сразу просохли».

- Ну, чего застыла, - спешившись, обратилась она к Катерине. – Доложи барину!

- Спит барин, - хмуро ответила та, - будить не стану…

- Чего такая неласковая, - спросила ее гостья, - и чем это барин так занят, что на озеро ездить перестал?

- Думаю, порчу на него навели… Все пишет и пишет, ходит по дому, бормочет что-то, а потом снова пишет. Рвет написанное и снова пишет… А меня давеча…

Тут у Катерины снова слезы брызнули…

- Неужто побил? – удивилась Полина.

- Лучше бы побил, - всхлипывая ответила Катерина. – Сказал, чтоб больше на глаза не показывалась…

- Ладно, передай ему, что завтра утром я буду ждать его на том месте, которое он знает.

- Да как же я передам, если он видеть меня не хочет…

- Ты дуру из себя не строй! Передай, что я сказала…

Полина вскочила на своего коня и ускакала со двора, а барин проснулся поздно, почти к обеду. Когда он умылся, Катерина подала полотенце, отворотившись от него.

- Ты чего от меня нос воротишь?

- Вы же сами вчера сказали, чтоб я вам на глаза не показывалась…

- Так, то вчера было! А сегодня показывайся! – рявкнул барин.

Но Катерина уже поняла, что у барина настроение хорошее и этот рык притворный. Она заулыбалась, приняв его шутку.

- Ты чего! Ревела что ли? – удивленно спросил он, глядя на Катерину.

- Так вы же вчера…

- Ну что ты все вчера да вчера! Сегодня уже наступило…

- Тут барышня Елисеева приезжали… - начала мямлить Катерина.

- Какая барышня?

- Старшая, Полина Ильинична…

- Почему меня не разбудила?

- Так вы же…

- Ладно, не тяни кота за хвост, рассказывай!

- Они сказали, что будут ждать вас завтра утром у озера.

Барин хмыкнул и ушел к себе, а у Катерины настроение снова стало радостным, хотя свидания с барышней Елисеевой… Катерина и сама себе не могла объяснить, свою неприязнь к ней. Чувствовала в ней какую-то фальшь, а в чем она?... Загадка. Может интуиция что-то подсказывала, но таких слов Катерина не знала, да и вообще не все чувства можно выразить словами…

Едва барин позавтракал, как явился Марк Савельич, и они начали совещаться. Затем Максим Петрович позвал Катерину и попросил ее, навести порядок в кабинете, говорил ласково и даже по плечу погладил. Катерина тотчас ушла выполнять приказанье, но прибрала только пол и подоконник, оставив на столе все в неприкосновенности. Она уже поняла, что можно смело выбрасывать, а что лучше не трогать. Ведь грамотная была девушка, только, наверное, барин этого не знал. Он продолжал о чем-то громко спорить с Марком, а проводив его, улегся на диван с гитарой, и стал горланить песни. Катерине дозволялось при этом присутствовать.

Песни Катерину будоражили, они были о совершенно другой жизни, некоторые слова вообще были непонятны. Поначалу она пыталась спросить, что они означают, но ее вопросы вводили барина в ступор. Он не знал, как их объяснить и замолкал на некоторое время, тогда Катерина просто перестала спрашивать и слушала песни, не всегда понимая содержание.

На другой день барин с утра ускакал на свидание, и Катерина сразу поняла, что он летит на крыльях любви. Она отправилась приводить в порядок кабинет, полагая, что до вечера его не увидит. В кабинете лежали листочки с написанной повестью для Марка Савельича… Поначалу она и не собиралась читать, но… Короче, когда барин совершенно неожиданно вернулся, она дочитывала последнюю страничку и едва успела положить ее в стопку и выбежать из кабинета… Быстро, однако, сегодня закончилось свиданье, видно не все идет гладко.

А Максим Петрович, переоделся, схватил листочки и снова ускакал. Куда на этот раз? Прохор сказал мимоходом, что барин с Марком Савельичем поехали в усадьбу к Денисовым и скоро не воротятся, разве что к вечеру, если там не заночуют. Усадьба у Денисовых не чета нашей, места на всех хватит… Катерина вдруг обрадовалась, барышню Денисову она никогда не встречала, но знала, что она рисует картины и это у нее очень хорошо получается, а из себя она не очень… Невысокая и вся в конопушках.

К вечеру барин вернулся взволнованный, но довольный. «Неужели барышня Денисова приглянулась? – подумала Катерина. - Как все быстро делается у господ… А может он своего друга, Марка Савельича сватает?» Этот вариант показался Катерине правильным, ведь дела-то у Марка Савельича из рук вон… а Денисовы богатые, но как же тогда младшая Елисеева? Да… Выходит и у господ не все по согласию… А наутро барин снова ускакал, был он сосредоточен, будто на важное дело собирался, но Катерине улыбнулся дружески, даже приобнял, проходя мимо. В этот раз она и без Прохора поняла, что опять к Денисовым и опять с Марком Савельичем. «Ну, точно сватовство, - решила она».

В этот раз барин вернулся веселым и довольным, схватил Катерину в охапку и чмокнул в щеку.

- Как дела твои девичьи? – спросил он.

«Девичьи?» – хмыкнула про себя Катерина, не знает видно, что вдова я.

- Это у вас, барин дела, а у меня так… - сказала она вслух.

- Зато теперь у Марка дела в гору пойдут, да и мы немного разбогатеем. Марк сможет на барышне Елисеевой жениться…

- На младшей?

- На младшей!

- Так он же для нее старый…

- Ну, так что. Любовь зла, полюбишь и козла…

Катерина прыснула. Ну и придумал Максим Петрович… На крыльце появился Прохор. Барин заговорил с ним о делах. Поначалу Катерина не прислушивалась, а прислушавшись, чуть не заревела. Оказывается, барин в город собрался переезжать вместе с Марком Савельичем, и прислуга ему будет не нужна. Ни жива, ни мертва, ушла она к себе в комнату. Вот ведь как. Только что все было хорошо и спокойно, вдруг как гром среди ясного неба. Отправит ее Прохор обратно в деревню, а как жить? Никаких запасов не сделано, дом холодный и дров не заготовлено, опять побираться по соседям, идти на поклон к старосте… Но видно бог, наконец-то, обратил на нее внимание. Барин сам к ней пришел.

- Поедешь со мной в Павловск? – спросил он.

- Поеду, Максим Петрович, - ответила она.

«Неужто, сам не понимает? – с тоской подумала она. – Да хоть к черту на рога поеду…» Барин ушел к Прохору обговаривать дела по переезду и съему жилья. Вопрос упирался в деньги, а деньгами заведовал Прохор. Переезд планировался через неделю, а пока…

В общем, Максим Петрович снова засел за писанину. Но Катерина теперь знала, когда можно было убирать в кабинете и, главное, что можно прибрать, а что нет. Настроение сочинителя менялось, время от времени, и Катерина нашла к нему подход. Больше барин не кричал на нее, а иногда даже советовался и зачитывал ей написанное.

Мнение свое о написанном, Катерина высказывать стеснялась, а для Максима Петровича, ее чувства к нему не были тайной, ну как такое скроешь. Поэтому, к мнению Катерины он относился скептически, но та не обижалась, понимая, что грамотность, это еще не ученость… Надо много книг прочесть, чтоб начать разбираться в литературном творчестве. А где их взять-то «много книг»? В усадьбе кое-что было, и она читала, когда время свободное оставалось…

К Елисеевым Максим Петрович больше не ездил, зато они сами к нему приехали. Полина Ильинична и батюшка ее, бурно обсуждали сочинение барина. Говорили разное, но сошлись на том, что написано мало. Снова барин засел за писанину, правда, теперь настроение его не менялось, оставалось ровным и благодушным. Катерина, рада была помочь ему, да не знала как. Но написанное Максимом Петровичем ей действительно нравилось… Она даже пыталась высказать похвалу, но сочинитель усмехнулся и наградил ее легким шлепком по одному месту. Катерина смутилась, сама не понимая: то ли от шлепка, то ли от своей неуклюжей похвалы…

Перед отъездом в Павловск, барин все же съездил к Елисеевым, очень уж он дорожил мнением своей будущей невесты Полины. Ее мнение Катерине было известно, и она категорически была с ним не согласна, только барин прислушивался к мнению Полины, а на высказывания Катерины посмеивался и награждал ее шлепками. Но если раньше Катерину такое внимание радовало, то теперь стало раздражать. Она ведь дело пытается сказать, а он с ней как с дитем несмышленым…

В Павловске сняли квартиру, Максим Петрович первые дни пропадал у Денисовых и в издательстве, а Катерина занялась хозяйством. В городе все не так, как в усадьбе. Дел-то сразу прибыло втрое. Ведь теперь не только стирка и уборка, надо и еду готовить, а чтоб было из чего готовить надо на рынок сходить, а цены там. Первое время Катерина просто опешила, за то, что в усадьбе ничего не стоило или стоило сущие копейки, здесь приходилось платить немало. Хорошо, что барин сразу дал ей деньги на расходы, а уж она старалась расходовать их экономно. Чтоб лишний раз никого не нанимать, даже дрова рубила сама.

Барин серьезно засел за писательство, от бытовых проблем он был избавлен, благодаря Катерине. Зима надвигалась. Прохор привез деньги за нынешний урожай, и теперь было на что жить и купить зимнюю городскую одежду. Максим Петрович сразу выдал Катерине довольно большую сумму и проследил, чтоб она купила себе одежду. Но, когда она, замирая от восторга, показалась ему в этой одежде, он лишь удовлетворенно кивнул и односложно похвалил. Она, конечно, не такой реакции ожидала… Лучше бы уж поругал за расточительство. Собственно, она просто хотела, чтоб он обратил на нее внимание, как на женщину. Но, оказалось, что прислуга это не женщина…

Теперь она была к барину совсем близко, спали в соседних комнатах. Разумеется, посягательств с его стороны не было, были какие-то детские заигрывания, но были и серьезные обсуждения его повести. В этот раз он писал значительно дольше, около трех недель, но и объем текста больше. Когда Максим Петрович понес его в издательство, Катерина навестила книжную лавку и купила первый номер журнала, в котором было напечатано начало повести. Барин, когда вернулся от Марка Савельича, был очень рад и чмокнул Катерину в щечку. Дальше таких чмоканий он никогда не заходил. А вечером он пошел в гости к Денисовым, Катерина еще днем узнала, что там же гостят Елисеевы. Значит, опять встретится барин со своей зазнобой, Полиной Ильиничной…

А дальше стали происходить события, которые никто бы и спрогнозировать не смог. Максим Петрович, отдохнув пару дней, снова погрузился в работу. В издательстве перестал бывать, по гостям тоже не ездил, целые дни проводил за письменным столом. Но до Катерины слухи доходили… Да что там слухи, прислуга Денисовых прямо сообщала, что Марк Савельич, собирается выкупить издательство обратно в свою собственность, а еще он начал обхаживать Полину Ильиничну, забыв про свою прежнюю пассию, Надежду Ильиничну… Катерина, естественно, барину ничего не сообщала, да только шила в мешке не утаишь…

Веселый и радостный ушел Максим Петрович в издательство, унес третью часть своей повести… Вернулся он довольно скоро, но в совсем другом настроении. Поставил на стол бутылку мадеры.

- Приготовь закуску, Катерина, - сказал он.

- Не печалься барин, - ответила она, нарезая огурчики, - не велика потеря. Барышня Денисова поинтересней будет…

- А ты откуда все знаешь?

- Прислуга о господах всегда все знает…

- Ну-ка скажи: давно это у них?

- Да почти сразу после приезда Елисеевых…

А потом Максим Петрович посадил Катерину за стол и собрался поплакаться ей в жилетку, на свою горемычную жизнь. Только получилось все наоборот. Катерина неожиданно легко опорожнила свой стакан с мадерой и заговорила сама. Как-то неправильно подействовала на нее мадера. Движения не замедлились, и голос не стал тягучим, слова текли легко и складно. Но говорила она не о барской жизни, а о своей холопской. Безрадостная рисовалась картина. Настолько безрадостная, что его любовные неудачи выглядели глупо. Да и о чем жалеть? Ведь если к другому уходит невеста… Слышал он эту песенку. Все равно обидно, но ведь Полина не жена, и даже невестой он ее еще не объявлял. Весь этот его роман – глупый и мелкий эпизод, и последствий от него никаких. А вот то, что рассказывала Катерина, о жизни крепостных, заставляло крепко задуматься…

Все кончилось игрой на гитаре, и Максим Петрович, под впечатлением рассказа Катерины, исполнил песню Городницкого о декабристах… Катерина слушала, и из глаз ее катились слезы.

- Завтра же пойдем в управу и получишь вольную, - сказал он. – Всех крепостных я освободить не могу, но тебя…

- Зачем мне вольная, если душа подневольная… - тихо сказала она. – Да и куда я пойду?

- Никуда не пойдешь, при мне будешь…

- Так нельзя, - тихо продолжила она. – Это в вас мадера говорит, Максим Петрович.

- Да будь я проклят, если не выйду на Сенатскую площадь! – уже заплетающимся языком сказал барин.

Катерина ничего не могла знать про восстание декабристов, да и о Сенатской площади понятия не имела, только женская интуиция подсказывала ей, о чем теперь думает ее господин. Она подошла к нему сзади обняла и поцеловала в макушку…

- Храни вас бог, Максим Петрович, - сказала она и, помолчав, добавила, - храни вас бог.

А потом они отправились в комнату Максима и легли вместе. Это не было принуждением и не было уступкой. А что это было? Не все наши поступки можно объяснить словами, для некоторых слов еще не придумали, но с этого момента жизнь Катерины изменилась совершенно…

В этом месте я решил прерваться, надо было узнать мнение Ольги. На этом месте заканчивалась жизнь крепостной девки и начиналась барская жизнь. Однако чем больше я писал, тем яснее было понимание, что печатать это не будет никто и никогда. Почему? Ну, во-первых: я сам это не отдам в издательство, чтоб не светить раньше времени декабристов; во-вторых: написано неинтересно, не удалось мне показать настоящие шекспировские страсти в среде крепостных; в-третьих: волею судьбы, моя героиня сама превращается в барыню, владелицу других крепостных…

Правда, последняя часть еще не написана, но ведь сам-то я знаю, что будет дальше. Кстати, я ведь мог помочь декабристам, если бы не оставил винтовку там в восемнадцатом веке, у Савелия… Интересно, как бы сложилась история России, если бы декабрьское восстание удалось? Скорее всего, ничего бы не изменилось, просто на престоле вместо Николая Первого, был бы другой самодержец.

Ольга читала мой труд, временами похмыкивая (это не перл из школьных сочинений, это авторский замысел). Очевидно, комментарии меня ждут потом. Я смотрел на Ольгу и уже никак не мог представить ее в роли крепостной девки, моей прислуги. Теперь это была женщина, знающая себе цену, умная и сильная. Ничто уже не напоминало в ней бывшую «рабыню».

- Скажу тебе честно, Максим, - наконец сказала она, - про амазонок у тебя получалось лучше. Ты хотел описать жизнь крепостной девушки, а описал жизнь барина. Не надо это никому показывать.

- Последнюю часть не писать?

- А как ты ее можешь написать? Ведь ты не знаешь, как я два года жила без тебя.

- Кое-что знаю, остальное присочиню. Это же не исторический документ, а художественный рассказ…

- Хорошо, я тебе помогу и кое-где дополню. Ты ведь сам должен понимать, как я могла выжить в прошлом столетии без денег и вольной грамоты… Думаю, что последняя часть твоего рассказа будет самой интересной.

На этом мы с Ольгой обсуждение прекратили. Мне тоже хотелось сделать последнюю часть интересной, хотя я не понимал зачем. Ведь публикация невозможна… Ну, это в девятнадцатом веке невозможна, а в двадцатом возможна. Ольга начала писать записки о том времени, когда она, провалившись в восемнадцатый век, выживала и продолжала поиски своего мужа, то есть меня. Кое-где в ее записках сквозили весьма недвусмысленные намеки… Но ведь и выбора у нее никакого не было. Одна и без всяких средств к существованию, кто может ее осудить? Смаковать подробности не буду, но и пропустить эти детали невозможно, ведь никто не поверит. Впрочем, о какой вере идет речь? Тут вообще никто ничему не поверит… Однако я не проповедник, напишу как есть или как могло быть.