Шулер

Глава 14 Клятва

Я задыхаюсь… задыхалась… задыхаюсь… захваченная в тесных тисках света, яйцевидном кармане, который неподвижно держит меня на месте.

Внутри этого разгорячённого свечения я рождаюсь.

Звезды плывут мимо меня бледным роем, небо прерывается резкими глазами и вспышками молний, змеевидными разрядами золотого, оранжевого и кроваво-красного, от позднего склона садящегося солнца.

Я снова с ним.

Я никогда и не покидала его.

Теперь мы вместе лежим на кровати, овившись друг вокруг друга, одни в комнате, которая находится в здании, полном видящих. Я знаю, что должна быть как они. Я знаю, что должна быть такой же, как те женщины, которых мы встретили, когда зашли с улицы — и все же он единственный здесь, кто ощущается таким же, как я. Его дыхание согревает мою кожу, его пальцы охватывают меня, гладят моё лицо, шею и волосы, гладят мои руки, пальцы, губы.

Боль между нами усиливается, достигает пика арки, начинается как нежная тяга и круто взмывает вверх, становится более невыносимой, безжалостной, пока я не уверяюсь, что мои внутренности будут вырваны наружу и разорваны на столько кусков, что ничего и вовсе не останется.

Под тем местом, где я лежу, манит золотистый океан. Он знаком.

Ещё более знаком, чем горы, которые мы делим, горе из-за наших прошлых.

Он тоже здесь.

«Я сожалею, — говорит он. — Я сделал это. Я сделал это с тобой. Я сожалею…»

«Ш-ш-ш, — мой голос звучит ровно, как будто отделённый от схлёстывающихся светов, от призраков, плывущих над нашими головами. — Ревик, все хорошо».

«Не оставляй меня, Элли. Не оставляй меня одного с этим».

Я чувствую в нем смятение, недоумение из-за собственных слов и того, что он под ними подразумевает. Однако это чувство усиливается; его руки крепче сжимаются на моей коже.

Боль тоже усиливается, отчего становится сложно видеть.

И все же мои слова вылетают легко, без раздумий и сожалений.

«Я не оставлю тебя, — говорю я ему. — Никогда не оставлю».

Там присутствует вопрос. Вопрос, который шокирует его сердце.

Я прошу его о чем-то. Во всяком случае, мой свет это делает. Я не могу сказать, что это полностью сознательный вопрос, но стоящая за ним интенсивность реальна, и она ощущается совершенно как я.

Я прошу его о чем-то.

Я хочу от него обещания. Клятвы.

Я хочу, чтобы он отдал себя мне.

Это бред — то, о чем я его прошу, но я не забираю вопрос обратно, и не пытаюсь как-то описать его словами. Я лишь жду, глядя, что он скажет. Прежде чем я успеваю полностью осознать вопрос или возможные ответы, которые он может дать, он соглашается.

В этом согласии живёт покорность.

Я чувствую там стыд, как будто он знает, что должен ответить отказом, но не может — и не станет. Он стискивает мои пальцы, и я вижу слезы в его глазах. Они поражают меня, остро трогают сквозь боль, и он тянет меня ближе, пока…

Он целует меня. Это краткий поцелуй. Неловкий. Неуклюжий. И все же он нежный. В нем чувствуется смысл, больше смысла, чем я могу осознать. Я чувствую, как он вновь соглашается, и в этот раз это ощущается окончательным. Абсолютным. Теперь он уверен.

Клятва дана. Это нечто большее, чем обещание.

Это ощущается одновременно как финал и начало.

Когда я думаю об этом, ночное небо исчезает. Свет над нами сплетается в сложные схемы, снуя туда-обратно как волан меж шёлковых нитей. У меня складывается беглое впечатление, что время сместилось. Переплетение нитей становится все более и более сложным, более деликатным, более прекрасным и интимным и соединённым с моим сердцем.

Я вижу картину, формирующуюся в этой бескрайности неба — картину пламенного, бриллиантового света в такой схеме, от которой перехватывает дыхание и не находится слов. Моё сопротивление прекращается, и боль, которую я чувствовала прежде, расплавляется в теплом дыхании, ощущении конца, начала.

Я знаю, каким-то образом. Это для меня знакомо.

Я чувствую это и в нем тоже, этот прилив знакомости.

Ощущение такое душераздирающее, такое интенсивное, что я не могу видеть больше ничего.

Он принадлежит мне. Он принадлежал мне прежде, чем я задала вопрос.

Здесь мы знаем друг друга, и в этом знании живёт безвременность, нечто, что находится так далеко от моего сознательного разума, что ощущается почти инопланетным. То глубинное чувство знакомости — это то, что я не могу объяснить себе, то, что я понимаю без слов и вовсе не понимая на самом деле.

Что-то… становится иным.

Я ещё не знаю этого, но это никогда больше не будет прежним.