Шулер

Глава 19 Ванкувер

Несколько часов спустя Ревик выполнил резкий разворот, свернув с городских улиц Ванкувера на небольшое шоссе. Прямо перед развилкой к мосту Лайонс-Гейт он направил нас вниз по очередному съезду.

Я мельком заметила указатель, показывающий на лесную темень Стэнли-парка.

Совсем вымотавшись, я теперь крепко обнимала Ревика за талию, боясь, что иначе могу нечаянно ослабить хватку и свалиться. Байк попрыгал по траве, чтобы добраться до велосипедных и пешеходных дорожек у воды, и Ревик выключил переднюю фару, так что мы ехали в темноте. Мои глаза щипало от утомления, и я лишь мельком замечала тёмные деревья слева от нас, изгиб бухты и покачивающиеся мачты в лодочной гавани справа. За доками поднимались небоскрёбы, изогнутые цилиндры стекла, которые освещали воду словно стена сине-зелёных глаз.

Мы обогнули полуостров по кругу, и порыв холодного воздуха обрушился на байк, заставив Ревика выправить его положение перед тем, как дать по газам. Вода проносилась мимо размытым пятном, картинка вибрировала. Когда колеса байка стали подниматься по покатой тропе, я увидела небольшой маяк с выключенным освещением. Полоса тьмы находилась под ним, нарушаемая отсветами медленно движущихся кораблей.

Ревик подвёз нас к бело-красному маяку со стороны моря, припарковавшись под двумя каменными лесенками.

Прежде чем я осознала, что мы останавливаемся, он уже выключил двигатель, оставив нас в зловещей тишине с одним лишь ветром и накатывавшими на берег волнами. Расстегнув ремешок под подбородком, Ревик стянул свой шлем. Пряди влажных от пота волос торчком стояли на его голове.

Ногой выставив опорную подставку мотоцикла, он слез с него. Я смотрела, как он подходит прямо к каменному основанию маяка. К тому времени, когда я различила квадратную металлическую панель, Ревик уже выпинывал её пяткой ботинка.

Я сняла свой шлем и слезла с байка. Боль прострелила меня от копчика до самых плеч, как только я встала на ноги. Мои руки ощущались мёртвым весом. Несколько секунд я просто стояла там, сжимая и разжимая руки в кожаных перчатках и пытаясь вернуть им чувствительность.

Я наблюдала, как Ревик заканчивает выбивать панель.

Затем он повернулся ко мне, его лицо казалось поразительно белым после целого дня за тонированным забралом шлема. Позади него в цементе зияла дыра три на три.

— Я так понимаю, отель — не вариант? — пошутила я.

Подойдя обратно ко мне и байку, Ревик открыл ящик в сиденье мотоцикла, вытащил синий рюкзак и одеяла, затем дешёвую лампу на батарейках. Включив её, он поставил её сразу за дырой в каменной стене и полез внутрь, толкая рюкзак и одеяла перед собой.

Вдохнув последнюю порцию солёного морского воздуха, я полезла за ним.

Очутившись внутри, я увидела на удивление огромное пространство и прислонилась к изогнутой цементной стене. Я с изумлением смотрела, как Ревик выбирается наружу, удалившись без единого слова. Он приставил металлическую панель обратно к проёму, и я бездумно закричала.

— Эй! — позвала я, почти завопив.

Ревик согнул колени и посмотрел мне в глаза, явно встревожившись.

— Ты куда? — спросила я.

— Спрятать мотоцикл.

— О, — я моргнула, затем выдохнула, почувствовав себя дурой. — Точно. Ладно.

Он выпрямился и исчез.

Пока его не было, я просто сидела там, онемев от усталости. Я начинала клевать носом, когда он снова забрался через квадратный проем.

Пристроив обратно панель за нами, Ревик уселся по другую сторону от лампы и начал стягивать кожаные перчатки. В жёлтом свете лампы под его светлыми глазами, остекленевшими от усталости, залегли тёмные круги.

Я потянулась через его колени к одеялу. Пахло здесь не так уж плохо, но присутствовал слабый запашок пустых пивных бутылок и мусора. Я покосилась на использованный презерватив прямо на краю круга электрического света и расстегнула куртку, проведя пальцами по своим грязным волосам.

Ревик подцепил рюкзак одной рукой и поставил его у моей ноги.

Почувствовав его ожидание, я осознала, что это своего рода дань вежливости.

Подтянув сумку поближе, я расстегнула молнию на главном отделении и пошарила внутри, наткнувшись на бутылки воды перед тем, как сжать руку на чем-то мягком в пластиковом пакетике.

— Еда, — сказал Ревик.

Вытащив завёрнутую в пакетик штуку, похожую на буррито, я понюхала один конец и невольно сморщилась.

— Иисусе.

Наклонившись через пространство между нами, Ревик забрал у меня рюкзак.

— Ты привыкла к человеческой еде, — сказал он.

Это не было вопросом. Я все равно ответила.

— Ясное дело, — сказала я, вздыхая. — Я когда-нибудь привыкну к этой штуке?

— Скорее всего, да, — помедлив, Ревик слабо улыбнулся. — Видящие живут долго.

Я удивлённо усмехнулась, осознав, что это была шутка. Улыбнувшись ему в ответ, я покачала головой.

Вспомнив, что он ради меня не раз терпел человеческую еду, я развернула один конец штуки, похожей на буррито из морских водорослей, и откусила на пробу. Подавив рвотный позыв, я заставила себя прожевать. Какой бы голодной я ни была, на вкус это ощущалось как заплесневелая земля.

Ревик наблюдал бесстрастным взглядом, затем удивил меня, снова улыбнувшись.

— Вкусно? — поинтересовался он.

— Нет, — я старалась не выплюнуть то, что было у меня во рту.

Его улыбка превратилась в сдавленный смех.

— Ты неправильно делаешь, Элли.

Я фыркнула, опуская буррито и вскидывая бровь.

— Хочешь меня просветить? Или тебе слишком весело посмеиваться?

Его улыбка испарилась.

— Это была шутка, — сказала я, чувствуя, как лицо заливает румянцем.

Он отвёл глаза.

— Ты должна чувствовать свой свет, не используя Барьер, — он прочистил горло. — Попробуй со мной. С кем-то другим это проще.

Ревик протянул ко мне руку.

Я уставилась на неё, но не пыталась потянуться к нему в ответ.

— Чувство движения. Света. Постарайся его ощутить, — его голос продолжал звучать буднично, но когда он снова предложил руку, в его словах прозвучало лёгкое напряжение.

Осознав, что рискую вновь его оскорбить, я сжала его пальцы. Он был теплее меня.

— У света есть почти физический компонент, — сказал Ревик. — У него есть измерение. Оно едва уловимо, но ты должна быть настроена на меня, так что…

— Думаю, я понимаю, — моя кожа начинала теплеть. Я хотела отдёрнуть руку, но все ещё не хотела его обидеть. Не в том дело, что я не хотела его прикосновений — я куда более смущалась от того, что Ревик может почувствовать, как я реагирую даже на такой контакт.

— Я ощущаюсь не таким, как ты? — спросил он.

— Да.

— Помимо кожи?

— Да, — я аккуратно убрала пальцы. — Я поняла, Ревик.

Он отпустил меня, пожав плечами.

— Тогда ешь.

Мою руку продолжало покалывать после того, как он отпустил. Я чувствовала, что часть меня хочет снова потянуться к нему, а может, просто положить руку ему на ногу. На мгновение стиснув челюсти, я заставила себя вместо этого поднять свёрток. Я постаралась сосредоточиться на этом чувстве движения, особенно вокруг губ и языка, когда откусила кусочек.

Я пожевала несколько секунд и только потом уделила достаточно внимания, чтобы заметить, что вкус действительно изменился. Ну, не совсем вкус, но под этим горьким влажным запахом жил целый набор едва уловимых текстур. Настоящее отличие ощущалось почти как прикосновение, но оно так смешивалось с другими органами чувств, что все сливалось воедино. Поглощать свет растения — все равно что вдыхать лёгкие порывы воздуха с вкусным ароматом. Ощущение было почти… чувственным.

— Не заходи слишком далеко, Элли, — предостерёг Ревик.

Я смотрела, как он жуёт и расслабляется, почти как человек, которому делают массаж. Его бледные глаза метнулись к моим, словно он услышал эти мысли.

— В детстве мне пришлось научиться есть вслепую, — объяснил он. — Чтобы сливаться с людьми. Вот почему человеческая еда не так беспокоит меня по сравнению с другими видящими, — он проглотил то, что было у него во рту. — Для Совета нормально потребовать службы от видящих, рождённых в определённых кастах. Моих родителей попросили отдать одного из нас. В качестве разведчика для внедрения.

Он вернул мой пустой взгляд, слегка покраснев.

— Учитывая мою группу крови, — продолжил он, — я был логичным выбором. Еда для меня была особенной проблемой. Я сопротивлялся этому, что злило моего отца. Он не хотел, чтобы я позорил его перед Советом. Я и так… — Ревик помедлил, затем снова пожал плечами. — Это сложно. Я не был его кровным сыном, и более того, он меня недолюбливал. Моё воспитание было его долгом. Он непреклонно настаивал, чтобы я исполнил свой долг.

Я откусила ещё один кусок растительного буррито, пусть только для того, чтобы не дать реакции отразиться на моем лице.

— Отстой, — прокомментировала я.

Я все равно чувствовала себя так, словно должна сказать больше — может, признаться в чем-то относительно меня.

Вместо этого мы продолжили есть в тишине. Доев свою порцию, я скатала пластик в шарик и засунула обратно в рюкзак, затем схватила бутылку воды и открутила крышечку.

— Там есть ещё, — заметил Ревик, пока я пила из бутылки. — Если ты все ещё голодна.

Кивнув, я допила воду и откинулась назад, поёрзав, чтобы не тыкаться лопатками в острые места. Я закрыла глаза.

Ревик прочистил горло.

— Ты не можешь спать, — сказал он.

Осознав, что он прав, я почувствовала, как моё сердце ухнуло вниз. Мысль о сне казалась божественной, даже если это сон на грязи, заваленной презервативами.

— Мы с таким же успехом можем поговорить.

Вздохнув, я села прямо и засунула руки в рукава куртки.

— Ладно, — произнесла я, немного приготовившись. — О чем ты хочешь поговорить?

Последовало молчание. Затем Ревик выдохнул, тихонько щёлкнув.

— Ты хочешь больше узнать о мифах? О том, кто ты?

Я нахмурилась, в этот раз почти невольно.

Несколько показавшихся долгими секунд я не отвечала ему. Затем, смирившись, я повернулась к нему лицом. Моё лицо залилось румянцем ещё до того, как я раскрыла рот.

— Как насчёт того, чтобы ради разнообразия поговорить о чем-нибудь настоящем? — помедлив, когда Ревик прищурился, я стиснула зубы. — Ты вообще собираешься рассказать мне, что случилось между нами той ночью? Ну знаешь… та штука, которую понимают все, кроме меня?

Последовало молчание.

Когда оно затянулось, я раздражённо выдохнула.

— Серьёзно, Ревик. Мы можем хоть раз не пудрить друг другу мозги? Просто скажи мне, что я сделала.

Он уже качал головой.

— Нет.

— Нет? — я ещё сильнее стиснула зубы. — В каком это смысле нет? Ты действительно не собираешься говорить мне, в чем дело?

Он повернулся, и его голос сделался таким же холодным, как и его глаза.

— В чем дело? — прорычал он. — О какой именно части ты говоришь, Элисон?

Я ошарашенно уставилась на него. Когда он не продолжил, моё удивление превратилось в изумление.

— О какой части? — переспросила я. — Как насчёт той части, где ты сказал всем ничего мне не объяснять? Как насчёт той части, где ты заставил всех своих подружек-шлюшек держать меня в неведении, что же, черт подери, я с тобой сделала? — когда он вздрогнул, а лицо его ожесточилось, я повысила голос. — Иисусе, Ревик. Просто скажи мне! Что? Что такого ужасного я с тобой сделала? Ты уже должен был понять, что я сделала это не нарочно!

Он снова покачал головой, зло щёлкнув языком.

— Я слишком устал для этого, Элли.

— Ты слишком устал для этого? Но ты хочешь всю ночь читать мне лекции о загадочных текстах видящих? Может, ещё немножко поучишь меня, как есть еду видящих?

Его глаза сделались холодными как лёд.

— Я слишком устал для этого, Элисон.

Несколько секунд я лишь смотрела на него.

Затем, осознав, что тоже слишком устала для этого, я вздохнула. Стиснув зубы, я ещё несколько секунд сидела и смотрела в стены невидящим взглядом. Почувствовав, как его враждебность рядом со мной усиливается, я отодвинулась подальше от него, усевшись на сложенное одеяло.

Наблюдая за мной, он провёл пальцами по своим черным волосам, пробурчав что-то на немецком.

Я уловила достаточно слов, чтобы вздрогнуть.

Я видела, что он заметил и пристально посмотрел на меня. Не нуждаясь ни в том, ни в другом, я подтянула к себе колени, положив лицо на скрещённые руки. Внезапно я почувствовала себя более усталой, чем могла вынести.

— Прости, — сказал Ревик.

Я подняла взгляд, затем тут же об этом пожалела. Он пристально смотрел на меня виноватым взглядом.

— Я не знал, что ты знаешь немецкий, — сказал он.

— На самом деле, не знаю, — в ответ на его молчание я вздохнула. — У меня как-то раз была соседка по комнате, родом из Штутгарта. Я выучила от неё несколько слов. Два из них, по случайности — «сопливая» и «сука», — я видела, как он вздрогнул, но притворилась, что не замечаю. — Она много спорила со своей девушкой.

Его кожа потемнела. Переплетя пальцы, Ревик кивнул, уставившись на свои ноги.

— Я приношу свои извинения.

— Забудь.

— Я не имел в виду…

— Да, имел. Я же сказала, забудь, — я положила лицо на скрещённые руки. — Я знаю, что ты стараешься. Получается у тебя отстойно, но ты стараешься.

Подумав ещё несколько секунд, я пожала плечами.

— Я тоже прошу прощения. Глупо было поднимать эту тему сейчас, — в ответ на его молчание я добавила: — Просто я неделями гадала об этом. Мика сказала, что ты заставил их пообещать, что они ничего мне не скажут. Она подумала, что ты, возможно, пытаешься заставить меня спросить у тебя прямо, — все ещё размышляя, я снова пожала плечами. — Ну я и спросила. Прямо.

Молчание затянулось.

— Ты хочешь знать больше о том, кто ты такая? — спросил Ревик.

Поморщившись, я покачала головой.

— Нет. Никаких рассказов о конце света. Пожалуйста, — я закрыла глаза, затем снова открыла, вспомнив, что мне нельзя спать.

— Элли, — позвал Ревик. Он подождал, пока я поверну голову. — Это не только для того, чтобы бодрствовать. Я хочу, чтобы мы поговорили. Я хочу… как-то это преодолеть.

Я подавленно кивнула.

— Окей.

Он нахмурил брови.

— Ты предпочла бы ссориться?

— Нет, — сказала я. — Я не хочу ссориться. Но я не понимаю, чем для нас будет лучше говорить о вещах, которые я могу прочесть в книгах. Это все равно что не говорить вовсе.

В ответ на его молчание я прикусила губу. Посмотрев ему в лицо, я снова вздохнула.

— Прости, — произнесла я. — Я понимаю, что ты стараешься. Я ценю это. Просто я очень устала. И эти рассказы о Мосте иногда вызывают у меня кошмары. Я не могу слушать это сейчас.

Ревик нахмурился.

— У тебя кошмары.

Я кивнула.

— Иногда.

Когда он в этот раз не нарушил молчание, я попыталась ещё раз.

— Слушай, — сказала я. — Вся эта история в Сиэтле, — я почувствовала, как Ревик напрягся, но все равно продолжила. — Я не стану заставлять тебя говорить об этом, ладно? Я просто хочу кое-что сказать. Ладно? Могу я просто сказать кое-что? Со своей точки зрения?

Когда я покосилась, его светлые глаза смотрели настороженно.

После показавшейся очень долгой паузы Ревик медленно кивнул, эта насторожённость по-прежнему не уходила из его взгляда.

— Ладно, ну так вот, — я выдохнула. — Я сожалею о ситуации с Кэт.

Ощутив злость, выплеснувшуюся из него ожесточённой волной, я стиснула зубы.

— Слушай, — произнесла я чуть резче. — Я не пытаюсь затащить тебя в какую-то дискуссию. Я просто хочу, чтобы ты знал — я не отдавала тебя ей, понятно? Я понятия не имела, что она воспримет это таким образом. Я сказала, что она может увидеть тебя. То есть, пойти в твою комнату и поговорить с тобой. И да, отчасти я таким образом избегала тебя и того, что, черт подери, между нами происходило. Но я думала, что буду избегать тебя час или около того, пока не соберу свои мозги с пола. Я не думала, что это так сильно тебя разозлит, что ты будешь избегать меня неделями.

Почувствовав, как к щекам приливает тепло, я попыталась найти слова для другой темы, настоящей причины, по которой держалась от него подальше. Я встретилась с ним взглядом.

— Я не предлагала тебя Кэт. Мне нужно, чтобы ты это услышал, — я поколебалась, всматриваясь в его глаза. — Ну, то есть, очевидно, что я облажалась. Я произнесла неправильные слова… я понимаю. И также очевидно, что я тебя оскорбила. Так что я прошу прощения. Я действительно сожалею, Ревик. Я этого не хотела. Вообще ни разу.

Последовало очередное молчание.

Видя, как выражение его лица становится чуть менее жёстким, я добавила:

— Теперь мы можем поговорить обо всем, что тебе хочется, — подождав секундочку, я попыталась ещё раз. — Даже на тему апокалипсиса, если ты на ней так зациклился. Мне нет необходимости беспокоиться о кошмарах сегодня, раз мы не будем спать, верно?

Ревик просто смотрел на меня. Затем он выдохнул, тихо щёлкнув языком.

— Спасибо, — произнёс он.

Я прикусила губу, затем пожала плечами, чувствуя, как заливаюсь румянцем.

— Прости, что не сказала этого раньше.

Он не ответил. Я смотрела, как он смотрит прямо перед собой, и по глазам видно было, что он задумался.

Спустя ещё мгновение Ревик посмотрел на меня, чуть поджав губы.

— Я тоже хочу тебе кое-что сказать, — произнёс он.

Я кивнула, слегка напрягшись.

— Ладно.

Он поднял взгляд на цементные стены маяка. Я видела, как его глаза помутились, затем сфокусировались, словно он подбирал разные способы выразить эту мысль. Повернувшись, он словно сдался.

— Я не трахал её, — сказал он. — Даже тем утром.

Я вздрогнула.

— Иисусе, Ревик.

— Я хотел, — сказал он. — Но не сделал этого.

— Ну супер, — отозвалась я, подавляя злость. — Молодец.

Он всматривался в моё лицо, затем провёл по своему лицу ладонью. Его акцент сделался заметнее.

— Нет причин смущаться. Видящие по натуре своей собственники. Я дал тебе повод. Хоть и не хотел, — подумав, он поправился: — Ну. Да, я хотел дать тебе повод.

Я уставилась в пол, перебирая его слова. Наконец, я покачала головой.

— Угу. Я все равно не спрашивала об этом, Ревик.

Он запихал остатки своего растительного буррито обратно в рюкзак. Он выглядел усталым, а теперь ещё и злым. Мне не должно быть до этого дела. С чего я вообще переживала по этому поводу? Сняв куртку, я скомкала её в импровизированную подушку и сунула под голову.

Я чувствовала на себе его пристальный взгляд, пока натягивала половину одеяла на своё тело.

— Элли, — произнёс Ревик. — Тебе нельзя спать.

— Я знаю.

— Завтра, — сказал он. — Может быть.

Я опустила голову на куртку. Я тоже злилась. Я не могла заставить себя отбросить это даже тогда, когда почувствовала, что он заметил и продолжает пристально смотреть на меня.

Не помогало и то, что по меньшей мере половина моей ярости происходила от недоумения, почти надоедливой неспособности понять его. Почему он рассказал эти вещи о своём детстве? Почему шахматы, если на то пошло? И почему он так уверен, что я хочу знать про него и Кэт?

Что он вообще имел в виду? Говоря, что он не трахал её, он имел в виду только соитие? Потому что это оставляло довольно широкий ассортимент промежуточных забав, образы которых с превеликим удовольствием подкидывал мой разум — особенно учитывая то, что Ревик ничуть не возражал против поглаживания члена и охотно засовывал язык ей в горло прямо у меня на глазах.

И опять-таки, какое мне вообще дело до этого, мать вашу?

Я услышала треск, шипение пластика и воздуха, затем звуки, с которыми он пил. Зашуршал рюкзак, затем его покрытые кожей плечи встретились с цементной стеной. Я закрыла глаза и снова открыла, вспомнив, что не могу спать.

— Можно мне пойти на улицу? — спросила я.

Ревик покачал головой, тихо щёлкнув.

— Нет.

— Тогда говори. Расскажи мне что-нибудь.

— Что?

— Что угодно, — ответила я. — Кто твой настоящий отец?

Он вздохнул, шевельнувшись так, что кожа куртки снова скрипнула.

— Мои биологические родители были убиты людьми, когда я был очень маленьким. Я их не помню.

Я прикрыла глаза, мысленно выругавшись, затем повернулась и посмотрела на него.

— Ревик. Прости…

— Я сам поднял эту тему, — он отмахнулся от меня. — Все хорошо, Элли.

Я наблюдала за его лицом, когда его разум, кажется, ушёл куда-то далеко.

— Ты действительно был нацистом? — спросила я.

Его глаза медленно повернулись в мою сторону.

— Да, — ответил он. — Ну. В том смысле, который подразумеваешь ты — да, был. В самом прямом смысле, то есть политическом… нет.

Я не знала, как продолжить с этого места.

— Ну и, — протянула я. — Как ты в итоге ушёл от них? От Шулеров, имею в виду. Что заставило тебя…

— Я не хочу об этом говорить, — отведя взгляд, Ревик пожал плечами. — Я все равно не помню большую часть того времени.

— В каком смысле не помнишь?

Он вздохнул, щёлкнув языком.

— Таково было условие моего возвращения. Часть моей памяти была конфискована, — в ответ на моё молчание он пожал плечами. — Полагаю, отчасти это чисто механический аспект. Я потерял часть просто потому, что отделился от сети. Часть относилась к сделке, которую Вэш заключил на мою жизнь. С Галейтом, лидером Шулеров, — его глаза не отрывались от его переплетённых пальцев. — Думаю, я знал кое-какие вещи. Вещи, память о которых Шулеры хотели у меня отнять.

Осознав, что уставилась на него, я моргнула и поджала губы.

— Конфискована? — переспросила я. — Сколько потеряно?

Его глаза сделались чуточку холоднее.

— Я не знаю. Я могу предположить, сложив даты с тем, что я помню, — его лицо разгладилось, принимая нейтральное выражение, и Ревик прочистил горло. — Очень странно, что ты видела что-то из того времени. Больше никто ничего не видел. Возможно, это как-то связано с тем, кто ты.

Он взглянул на меня, сохраняя нейтральный взгляд и тон голоса.

— Могу я спросить… сколько ты видела?

Супер. Я только вошла на ещё одно потенциальное минное поле.

Я предполагала, что он знал все, что я видела.

— Немного. Тебя и твою жену…

Он заметно вздрогнул.

Сглотнув, я пожала плечами и пошла на попятную.

— Я видела тебя в тюрьме, и того парня, Териана. Я также видела тебя в России, кажется. Что-то по поводу танков, застрявших в грязи. Кажется, ты был недоволен тем, как идёт война… — я умолкла, решив, что хотя бы эту часть безопасно озвучить. — Ты и какой-то парень говорили о том, кто поведёт эту часть фронта.

Глаза Ревика сделались спокойными, и он положил подбородок на руки.

— Сколько тебе лет? — спросила я, когда он не нарушил молчание. — Ты и тот парень, Териан — вы оба выглядите точно так же.

Ревик переплёл пальцы. На мгновение я увидела, как он снова задумался, словно обдумывая возможные ответы. Наконец, он пожал плечами.

— Я молод для видящего, — сказал он.

После долгой паузы он прислонился затылком к стене.

Прошла целая минута, и только тогда я осознала, что не получу другого ответа.