Сила любви

Пятый лес (Кирилл)

Белокрыл мне не поверил. А может быть, не захотел поверить. Наверное, ему легче считать. Что я — Путята, и память ко мне вернется со временем, чем принять смерть своего любимого хозяина. Я решил не настаивать на своём. В конце концов я попытался сказать правду.

Тем временем, мы проехали наш первый луг и первый лес. Слава богам, без приключений. Осталось каких-то девяносто девять лугов и лесов. Фигня! Вот все леса оказались бы такими же. Что бы тропка прямая, птички бы пели, березки край тропки, и никаких корявых пней и лезущих в лицо веток.

Следующие три лесочка именно такими и оказались. Небольшие аккуратные с ровненькой тропкой, похожей на аллею в парке. Я пребывал в благодушном настроении. В седле я уже держался сносно, спина прямая, вид героический, легкая плетеная кальчуга, меч в ножнах. Я очень себе нравился. Это вам не тесный жаркий костюм с галстуком удавкой.

Иногда я спрыгивал с Белокрыла, чтобы размяться. Да, да, именно спрыгивал, а не позорно сползал по крупу, как в первый раз. В одном из ручьев мы освежились, и я пополнил запас воды.

Солнце уже склонялось к закату. Нужно было искать место для ночлега.

Пятый лес встретил нас гробовой тишиной, корявыми деревьями, обросшими мхом и колючим кустарником, покрытым паутиной. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение.

— Белокрыл, — обратился я к коню, — может объедем этот лес по краю? Что-то мне тут не нравится.

— Объехать-то не сложно, — ответил конь, — только тебе Ягиня сказала ехать прямо на солнце, не сворачивая. Свернём, с пути собьёмся.

— Ну, так мы лес объедем и снова прямо поедем, — сказал я.

— Это будет уже другое прямо!

— В смысле, другое прямо? — не понял я лошадиной логики.

— В коромысле, — передразнил меня Белокрыл. — Прямо пряму рознь!

Железный аргумент, и не поспоришь. Только лес этот мне совсем не нравился, и ночевать я здесь не хотел. Даже в Мертвом лесу Ягини было уютнее. Быстрее бы его проехать. Но быстрее не получалось, так как тропа петляла, как заячий след, то тут, то там на ней лежали здоровые коряги, которые не всегда можно было объехать, поэтому приходилось спешиваться и их оттаскивать. Это отнимало время и силы, я сердился. Белокрыл тревожно поглядывал по сторонам и принюхивался.

— Нехорошее место, — произнес он. — Очень нехорошее место.

И вдруг резко пригнул голову и отскочил. Мимо пролетело лассо, прямо как в фильмах про индейцев. Из-за деревьев послышались крики:

— А-ту его, а-ту!

И на меня выскочили три бородача в драной одежде, босиком и с топорами наперевес. Их всклоченные волосы торчали в разные стороны. Глаза горели бешеным огнем.

— Жизнь или конь? — завопил один, видимо старшой. Был он самый крупный из них.

Он идиот? Или прикидывается? Или меня за дурака держит? Будто они действительно отпустят меня, если я им Белокрыла без боя отдам. Я молча встал в боевую стойку и услышал, как облегчённо выдохнул Белокрыл. Видимо, моё признание всё-таки заронило в его душу некоторые сомнения. Но неужели он подумал, что раз я не Путята, то вот так просто откажусь от него?

Да, я — не Путята, но уступать своё не намерен. Проникся я уже духом этого времени, и богатырем мне быть очень понравилось. А сейчас я ещё и почувствовал всю мощь своего нового тела. Хотя поездки на Кипр с Аннушкой тоже жалко. Но сейчас не время об этом думать. Старшой кинулся на меня с громким воплем:

— Бей его, братухи!

Братухи не растерялись, тоже побежали на меня.

Я уже ждал их. Сделал подсечку старшому, и тот полетел ласточкой в ближайшие колючки. А я кинулся к тому, что был меньше всех, рассчитывая сразу вывести из строя хотя бы одного противника. Парняга такого подвоха с моей стороны не ждал и налетел на мой кулак по инерции. Удар пришелся прямо в челюсть, раздался хруст, и бандюга отправился в нокаут.

Это небольшое событие остановило бег средненького по комплекции бандюгана. Он встал, как вкопанный, и зачаровано смотрел на мой кулак. Я не стал ждать, когда мужичок придет в себя. В два прыжка преодолел расстояние между нами и нацелился бить.

К этому моменту старшой показался из кустов, он знатно матюгался, выдергивая из разных частей тела колючки. Некоторых слов я даже и не слышал никогда. Оценив место сражения, он заорал:

— Чего ты вылупился на него, дурень! А ну вдарь ему!

Средненький опомнился, успел увернуться от моего кулака и замахнулся на меня топором. Прежний я, который Кирилл, тут, скорее всего растерялся бы и, наверняка, пал смертью храбрых. Я прежний, конечно, слабаком и трусом не был, но и никакими навыками ведения боя не владел. Но Путята был воином. Его тело было тренированным. Рефлексы сработали, я отскочил в сторону, схватил его руку и резко вывернул. Топор упал на землю. Бандюга заорал от боли и упал на колени.

Старшой, наконец, вырвался из колючек и рванул на меня. Я схватил корягу и двинулся ему на встречу. Адреналин шумел в висках. Сердце выпрыгивало из груди. Мощным ударом я сшиб его с ног и занес дубину над его головой.

— Пощади, — прохрипел бандюга.

Тут подал голос Белокрыл.

— Действительно, Путята, пощади их. Парнишки ж не со зла на нас напали, просто жизнь у них такая тяжёлая, да?

Старшой быстро закивал головой и зыркнул на средненького. Тот тоже закивал, продолжая тихонько подвывать.

— Семьи поди нет, — продолжал Белокрыл, — у сирот убогих. Бродят по лесу неприкаянные. Вот и пошли на разбой. Но они уже всё осознали, да?

Мужики снова закивали. А конь, немного помолчав, добавил:

— Ты скрути их да к вон тому дубу привяжи в воспитательных целях. И поехали уже отсюда.

Я удивленно посмотрел на Белокрыла. Вот это предложение! Прям сама доброта. Ты их пощади, да в лесу на верную гибель оставь привязанными.

Мужики тоже были ошеломлены таким поворотом. Средненький даже подвывать перестал. Конь тем временем подтащил мне веревку, которой бандиты пытались его поймать.

— Вот, держи, чего добру пропадать!

Тут мужики возопили:

— Смилуйся, боярин, не оставляй нас диким зверям на растерзание! Верой и правдой тебе служить будем, только не оставляй!

— А что вы делать умеете? — деловито поинтересовался Белокрыл.

— Дык, всё умеем, и избу срубить, и очаг сложить, и по хозяйству. И боя не боимся!

Белокрыл посмотрел на них с сомнением. А старшой продолжил перечислять свои уменья:

— А я ещё и по дереву могу, там столы, лавки, наличники, ставенки. А Потап у нас по глине мастер.

— И что же вы, такие мастера, в разбой подались? — с укором спросил конь. — Неужели ни в каком городище пристроиться не смогли?

— Дык, селище наше Чудо-Юдо спалил, одно пепелище осталось. Мы до города добраться хотели, да заблудились. А тут вас встретили, вот и решились на разбой. Тебя бы мы и не тронули, боярин, нам же только конь нужен был. Продали бы его, была бы монета на первое время.

— Я не продажный конь, — обиделся Белокрыл.

Старшой потупил взгляд:

— Ты уж прости нас, боярский конь!

— Ладно, — проговорил, наконец, я, — если Вам негде жить, вы можете податься в мою деревеньку, найдете там старосту, скажете, Путята приказал к делу пристроить. Как тебя зовут?

— Авдей я, боярин, а это братья мои Потап и Анисим.

— На тебе, Авдей, монету, забирай братьев, и отправляйтесь, пока я не передумал.