За ночь конь никуда не делся. Уже хорошо. Я с опаской ждал, когда он заговорит. Но он молча жевал траву, лишь косил на меня глазами. Я достал хлеб и воду.
— Перекусим?
Белокрыл подошёл поближе, медленно прожевал горбушку и произнёс:
— Я всю ночь думал и решил, что ты не можешь быть не Путятой.
Я поперхнулся водой. Приехали. Вчера всё выяснили, а он опять за своё. Ну, если ему так легче, пусть я буду для него Путятой, кем же мне ещё быть. Выбора мне не дали.
А конь продолжил:
— Возможно ты и другой, но ты Путята, так как я здесь, а не в Нави. Я же говорил тебе, что все боевые кони отправляются в Навь вместе с хозяевами?
Я кивнул.
— А раз я здесь. Значит, такова воля богов, и я тебе нужен. Но я — боевой конь Путяты, значит ты — Путята!
Интересная логика. Но, мне это на руку. Я облегчённо выдохнул. Новую лошадь мне искать не придется.
— Дожёвывай свой хлеб, хозяин! И помчали вперед!
И мы помчали!
Только сначала я намучился с седлом. С первого раза нацепить его правильно не получилось, со второго тоже. Конь мне помочь ничем не мог, он просто не знал, какой ремешок с каким соединять. Говорят, Бог любит троицу. Вот и мне удалось закрепить ремешки так, как надо, с третьего раза.
— Ты молодец! — похвалил меня конь, когда я очутился в седле.
— Спасибо! Я старался!
Полдня мы скакали быстрым скаком. Мимо пронеслись несколько лугов и лесов. Я их уже не считал. Думаю, что уж мимо моря мы точно не проскачем. Меня больше волновал рыба-кит. Точно ли он будет плавать вдоль берега, и как на него попасть. Ну и самое главное, как нам вернуться с острова Буяна обратно. Ладно, будем решать проблемы по мере поступления.
Солнце клонилось к закату, когда мы въехали в очередной хмурый лес. Тропа виляла из стороны в сторону. Корявые столетние дубы, опутанные паутиной, тянули к нам свои ветки. Огромные пауки таращились на нас свои глазами-бусинками. Стояла зловещая тишина, нарушаемая изредка хрустом веток под копытами Белокрыла.
Конь тревожно оглядывался по сторонам.
— Этот лес мне совсем не нравится, — произнёс он.
И тут мы выехали на красивейшую поляну. Была она окружена ёлочками и березками, травка стелилась под ногами мягким ковром. В воздухе витал цветочный аромат. Из кустов доносилась трель какой-то птички. На полянке стоял терем. Про такие в наших сказках писали «ставенки резные, окна расписные». А рядом был загон для лошадей с кормушкой, полной свежего сена.
— Ну, вот, видишь, какая тут красота, — сказал я. — Чего тебе не нравится?
— Всё не нравится, — ответил конь.
Но я его уже не слушал. Моим вниманием полностью овладела девица, показавшаяся в дверях. Она медленно спустилась по лестнице и направилась к нам. Не шла, плыла лебедушкой. Вспомнилось ещё одно выражение из сказки. И была она такой красивой, что дух захватывало. Стройная, изящная. В красном сарафане, подчёркивающем тонкую талию. Из широких рукавов выглядывают тонкие ручки. На маленьких ножках красные сапожки.
Такой красоты я ещё ни разу в своей жизни не видел!
— Очнись, хозяин, — дёрнулся конь и попытался свернуть в лес. — Поехали от греха подальше.
Но я упёрся.
— Подожди. Не удобно же вот так сразу, даже не поздоровавшись.
Я спешился и пошёл навстречу девушке. Белокрыл попытался остаться на месте, но я ему такой возможности не дал, дернул за уздечку и сердито прошептал:
— Чего ты кобенишься? Сейчас отдохнём нормально. Овса пожуёшь.
— Я могу и травкой обойтись, — огрызнулся конь и поплёлся рядом.
Девушка приближалась. Я улыбался во все свои тридцать два зуба и любовался её грацией. Такая красота в лесу пропадает, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Вот закончу с делами и вернусь за ней, замуж позову. Хот, я вроде бы как женат. Но это здесь не считается. Анны здесь нет. Я, конечно, продолжал её любить, но жить одинокой жизнью в мои планы не входило. Кроме того, я понял, что в этом мире не принято оставаться холостым. Ну и, в конце концов, теперь я — Путята, а он парень холостой. Всё, решено, женюсь на этой красавице.
— Здравствуй, добрый молодец! — мягкий певучий голос ласкал слух. Взгляд лукавых глаз со смешинкой завораживал. Я понял, что пропал.
— Здравствуй, красавица!
Девичьи щёчки заалели румянцем, пышные ресницы затрепетали, а губы тронула легкая улыбка.
— Вечереет, — произнесла она, — позволь пригласить тебя в моё скромное жилище и разделить со мной скромную трапезу.
Она снова улыбнулась и взяла меня за руку.
Белокрыл толкнул меня в плечо и тихонько заржал.
— А лошадь свою оставь здесь, — проговорила красавица, — о ней позаботятся.
Я подумал, что конь сейчас возмутится и будет объяснять девице разницу между лошадью и конём, но тот молчал. Это меня удивило, я уже хотел было повернуться к нему, но девица увлекла меня в терем.
В большой горнице стоял деревянный стол, заставленный разными яствами. На скромный ужин это было совсем не похоже. Здесь был и окорок, и какая-то птица, и сыр, и мочёные яблоки, и много каких-то незнакомых мне блюд. Такая вот скромная трапеза.
Мне бы тут призадуматься, откуда такое великолепие взялось в лесной чаще, но разум мой молчал.
— Присаживайся, богатырь!
Девица подвела меня к деревянному креслу в центре стола.
— Не стесняйся! Отведай сбитень! Я сама готовила его на травах. И перепелов откушай обязательно. Я их готовлю по особому рецепту.
Молодец какая! И умница, и красавица, и хозяюшка хорошая!
Я послушно сел и сделал глоток из большой деревянной кружки.
Остальное я помню смутно. Можно сказать, совсем не помню.
Вроде, девица села рядом, предлагала мне попробовать разные блюда, подкладывала их на тарелку. Расспрашивала, кто я таков буду. И я ей подробно всё о себе рассказал. И про задание князя, и про Путяту, и про то, что я не он, и зовут меня Кирилл, и у меня есть жена Анна. Но это ничего не значит, потому что моё сердце только ей одной. И что я теперь Путята, а тот холостой. Поэтому я хочу, чтобы она стала моей женой.
Девица благосклонно улыбалась, кивала и подкладывала еду. Я почувствовал, что уже наелся и хотел было отказаться, но не смог произнести ни слова. Я посмотрел на девицу. Её улыбка как-то изменилась. Лицо приобрело хищное выражение. Глаза засверкали.