Сила любви

Прости нас, девка, и мы тебя замуж выдадим (Анна)

Утро выдалось неспокойным. Вчера я была в каком-то оглушении, и не сильно прислушивалась к разным шумам. Но сегодня меня из объятий сна выдернуло громкое «Ку-ка-ре-ку!» Где-то лаяли собаки. Мычала корова. Слышался чей-то говор. Старухи в землянке не было, зато за столом сидели какие-то смутно знакомые старики в количестве пяти штук. Все, как "трое из ларца, одинаковы с лица": седые всклоченные брови и бороды, длинные волосы, белые рубахи. И все внимательно меня разглядывали.

— Пришла в себя, значит! Добро! Добро! А мы уж думали, тризну по тебе справим! Живучая! — проговорил один из них, наверное, самый старший, когда я открыла глаза.

Тут в землянку влетела моя бабуля с коромыслом в руках и накинулась на стариков:

— И чего вы тут позабыли, нечестивцы? За каким лядом пришли? Думали, помирает унучка моя? Ан, нет. Поживёт ещё!

— Ну что ты, что ты, Божена! Не распаляйся! — примирительно проговорил старшой. — Повиниться мы пришли, да порадоваться, что девка-краса на поправку идёт! Да, за Колошу словечко замолвить.

— Ну, винитесь, давайте, винитесь, — бабуля так быстро сдаваться не собиралась. — Девку невинную, непорочную чуть не угробили, а теперь винится они пришли!

— Ты это! Не серчай на нас, Забава! Не разобралися мы, а люди-то доводы приводили не шуточные, тут любой бы ошибся.

— Люди им доводы приводили! Какие люди? Блудливый Колоша? Али Томилка-вековуха с подружкой ейной Заринкой непутной? Это твои люди? Скажешь тоже, Белимир!

Ага, значит, это тот самый старейшина, у которого есть книга. Только что мне дает это знание? Ровным счетом ничего. Побыстрее бы они уже закончили свои терки. Мне ужасно хотелось в туалет.

— Ну, будет тебе, Божена! Прости нас, признали мы неправоту свою, и ты уймись, угости нас своим знаменитым сбитнем, да и пойдем мы.

Я видела, что старуха совсем не горела желанием чем-то угощать наших незваных гостей, но, видимо, верность обычаям не позволила ей прогнать их драной метлой из дому. Она нацепила улыбку и достала из-под лавки кувшин. Старцы как по команде сунули руки себе за пазухи и выставили на стол деревянные плошки. В них моя бабуля налила старцам какой-то тягучей сладко пахнущей жидкости. Старики пили и нахваливали:

— Ох, Божена, ох, мастерица! Никто такой вкусноты приготовить не может. Ой, уважила! Ой, побаловала!

Я уже не чаяла, когда они свалят, но они не торопились.

— А правду люди бают, что Забава после болезни умом тронулась? А, Божена? — вдруг спросил один из старцев, так будто меня рядом и не было.

— Люди бают, что коровы летают, Боголюб, — сердито проговорила Божена. — Не переслушаешь всего, что люди бают.

— А чего она у тебя молчит? Лежит как неживая, только глазами водит? — включился в разговор другой старец.

Вот же, блин горелый. И сдалось им моё здоровье! Надо, наверное, что-то сказать. Но что сказать, чтобы себя не выдать?

— Жива я, жива, слава Богам, дедушки, — проговорила я тихим голосом, подражая говору Божены. Надеюсь, у меня получилось.

Старцы повернули головы в мою сторону.

— Ну, добро! — заулыбались они.

А я осмелела и добавила:

— И вас от души прощаю!

— Вот и славно! Ой, как славно, аж на душе полегчало, верно, други? — проговорил Белимир, поглаживая свою длинную всклоченную бороду. — Порадовала ты нас, девка! Ой, порадовала речами своими лепыми! Славна Додола-Перуница, не дала нам грех совершить, против такой благостной души, дождино наслала да пламя затушила! Любят тебя Боги, знать, Забава, шибко любят!

Старцы поднялись, осушили свои плошки, убрали их за пазуху, кивнули нам и двинулись к выходу. А я вспомнила всё, что предшествовало моему пробуждению здесь в бабушкиной землянке. Столб, огонь, подбирающийся к моим ногам и злые взгляды, и вопли «Сжечь ведьму!». Ужас! Они ведь действительно сжечь меня пытались! И сожгли бы! Да что-то им помешало или кто-то, надо будет порасспросить бабулю.

Но тут Белимир остановился, да так внезапно, что другие старцы чуть не попадали, врезавшись в него.

— Вот пустая моя голова, чуть про главное не забыл! — воскликнул он. — Раз Забавушка в себя пришла да ни на кого зла не держит, то мы решили ейную судьбу устроить и взамуж отдать. А то уж семнадцатый годок ей идет. Нехорошо такой лепой девке безмужней ходить, хлопцев с ума сводить. Правда, ведь, Божена?

Вот это номер! Без меня меня женили. Я хотела было возмутиться, но подавилась слюной, закашлялась и с надеждой посмотрела на старуху. Та хотела было уже что-то ответить, да Белимир её опередил:

— И жених сыскался ей, — пропел он, я уж подумала, что сейчас он закончит всем известной с детства рифмой «Королевич Елисей».

Но нет, имя, которое он назвал заставило меня закашлять с новой силой.

— Колоша сохнет по Забавушке нашей, жизни без неё не видит. Так что, как немного окрепнет девка, сразу обряд и проведём!

— Ты, Белимир, что такое говоришь? Дурмана с утра понюхал? А Забаву вы спросили, хочет ли она за своего насильника и убивцу взамуж? Не в наших обычаях девку без её согласия взамуж отдавать! — бабка уперла руки в боки и грозно посмотрела на Белимира и переминающихся с ноги на ногу старцев. Она выглядела сейчас так устрашающе, что я на месте Белимира пролепетала бы что-то типа "Извините, был не прав" и скоренько ретировалась. Но Белимир не убоялся. Видимо был серьезно обеспокоен моей неустроенностью и умами неизвестных мне хлопцев, или же, что более вероятно, получил от Колоши какой-нибудь презент за мою руку и сердце.

— Так-то оно так! — поднял он для пущей важности указательный палец вверх и потряс рукой. — Только обычаи нонче меняются! В городищах ужо мужей девкам отцы присматривают. И князюшка наш сказал, что согласия девичьего на такое доброе дело тапере не требуется! А у Забавы отца нет, значит мы должны её судьбу устроить!

— В городищах пущай творят, что хотят. А мы не отступники какие! Не позволю унучку неволить. Вот моё последнее слово! — топнула ногой моя бабуля.

— Княжье слово тебе не указ, Божена? — взвизгнул Белимир. — Как сказано, так и будет! Иначе, отправим девку к змею! Уже скоро вересень. Не забыла?

Моя старуха ничего не ответила, она как-то сникла, села на скамью и отвернулась от стариков.

— То-то! — погрозил указательным пальцем Белимир и довольный собой отправился восвояси. За ним покинули горницу и другие старцы, шли они, гордо расправив плечи и высоко задрав нос. И я не удержалась, показала им вслед фигуру из трёх пальцев, не ту, что фигой называется.