Сквозь испытания огнём

I

— Сейчас же! У меня право голоса! Ты не можешь..!

Протест прервался резким криком боли, когда один из стражников схватил мужчину за правую руку и вывернул ее так высоко за спину, что запястье коснулось лопаток. Он согнулся, задыхаясь, а напарник стражника сунул руку под тунику и вытащил короткоствольный револьвер из спрятанной внутри кобуры.

— И я полагаю, это то, чем вы хотели отметить свой бюллетень? — сказал старший стражник.

— Человек имеет право защищать себя на улицах, особенно в наши дни! — процедил штатский сквозь стиснутые зубы. — Нет закона, запрещающего ношение оружия для самозащиты!

— Существует закон, запрещающий проносить любое оружие на избирательный участок. — Голос стражника был жестким, ровным. — И наказание — три года. Надеюсь, ты подумаешь, что оно того стоило, когда тебя отпустят.

— Ты не можешь просто..!

— Черт возьми, мы можем, — сказал ему стражник и мотнул головой в сторону своего напарника. — Наденьте наручники на этого… джентльмена и постарайтесь найти ему попутку.

— Могу сделать, сержант. — Младший стражник поднял крепко зажатое запястье на долю дюйма выше. — У меня будут какие-нибудь проблемы с наручниками? — Ответа не последовало, поэтому он снова подправил его, достаточно высоко, чтобы его пленник завизжал и яростно затряс головой. — Я так и думал, — с явным удовлетворением заметил стражник и увел нарушителя прочь.

Милтин Фишир смотрел им вслед и гадал, чем все это закончится. Это были его четвертые выборы протектора в качестве наблюдателя за опросами, и он никогда не видел ничего подобного. На избирательных участках обычно был один или два охранника, которые помогали поддерживать порядок, и обычно были уличные охранники, чтобы следить за движением транспорта снаружи. В этом году на избирательном участке находилось почти дюжина охранников, и это был третий арест, который он видел. По крайней мере, никто из остальных не собирался проносить оружие на избирательный участок. Аресты были вызваны тем, что кто-то «всего лишь» начал физическую драку, обычно потому, что они решили, что кто-то еще был там, чтобы проголосовать против Жермо Хиджинса. Избиратели Миллира, казалось, были гораздо больше заинтересованы в том, чтобы просто не высовываться, проголосовать и снова выйти. Сторонники Хиджинса были просто немного более… активными.

Судя по звукам, доносившимся с улицы, снаружи их было гораздо больше. На самом деле, учитывая отвратительное настроение электората, парень с револьвером действительно мог быть прав насчет самозащиты. Что, конечно, ни на йоту не смягчило серьезность его проступка.

— Ваше имя? — спросил он как можно вежливее, когда перед ним встал человек, выглядевший изможденным, чья туника и сапоги явно видали лучшие времена.

— Бриттин, — ответил мужчина, предъявляя свое удостоверение. — Дезминд Бриттин.

— Спасибо, — сказал Фишир, открывая нужную страницу списка своего участка. Он нашел имя Бриттина, проверил данные сертификата и вернул ему его и распечатанный бюллетень.

— Через арку, — повторил он, по крайней мере, в двухсотый раз за день.

— Спасибо, — сказал Бриттин, что сегодня было очень редко.

Он взял свой бюллетень и ушел, а Фишир некоторое время смотрел ему вслед, думая о его поношенной обуви, впалых щеках. Наблюдатель за опросами видел слишком много подобных лиц, и угрюмое отчаяние, которое сжимало столицу, как кулак, казалось более глубоким с каждым, кого он видел.

За пределами избирательного участка поднялся новый шум, и двое или трое из внутренней охраны направились — не особенно ненавязчиво — к парадным дверям. Их товарищи на улицах были усилены отрядами армейских войск, но все знали, что было бы гораздо лучше позволить страже справиться со всем, что она может, без привлечения армии. Настроение и без того было отвратительным.

Он покачал головой, молясь о помощи Лэнгхорна, чтобы пережить этот день без кровопролития, затем посмотрел на следующего избирателя.

— Ваше имя?

— Саламн Брейк.

Фишир кивнул и снова начал переворачивать страницы.

— Позвольте мне быть одним из первых, кто поздравит нашего нового лорда-протектора! — громко сказал Гастав Фейфир, входя в прокуренный номер.

Жермо Хиджинс быстро отвернулся от своего разговора с Жейкибом Фирнандизом и Аланзо Микгрэйди, владельцем одной из крупнейших столичных сетей бакалейных лавок, и открыл рот. Но он быстро закрыл его снова, — с чувством одобрения заметил Фирнандиз. — Ему не следовало бы выглядеть слишком нетерпеливым даже здесь, перед своими основными сторонниками.

— Конечно, это преждевременно, — сказал вместо него Фирнандиз. — Избирательные участки закрылись всего три часа назад. Подсчет будет произведен не раньше завтрашнего вечера, самое раннее!

— Не имеет значения, — уверенно сказал Фейфир. — Мои люди были распределены по половине избирательных участков в городе, а другие газеты освещали остальное. Мы спрашивали людей, за кого они голосовали, когда уходили. Конечно, многие из них не сказали, но мы подсчитали тех, кто это сделал. Генерал лидирует снова и снова, Жейкиб — два к одному среди тех, кто сказал. Мы ясно видели это по всей столице. Не могу сказать наверняка, как выглядят другие крупные города, но перед голосованием стало чертовски ясно, в какую сторону дует ветер здесь, на Востоке, после того, как люди наконец поняли, как Миллир и Эшфирд испортили экономику. И мы уже знали, что генерал лидировал в Тарике и Клифф-Пике.

— Но не в Гласьер-Харте, — отметил Фирнандиз. — И Тесмар тоже был занудой.

На самом деле, как он подозревал, Гласьер-Харт выступал против Хиджинса значительным большинством голосов. И Тесмар тоже не был «занудой». Хиджинс и слышать об этом не хотел, поскольку воображал себя «человеком Запада», но его античарисийская риторика сыграла очень плохую роль в обеих этих провинциях. Хорошей новостью, с его точки зрения, было то, что Тесмар оставался очень малонаселенным и что сопротивление Гласьер-Харта будет более чем компенсировано подсчетом голосов в Тарике и Клифф-Пике. На самом деле, это было бы правдой даже без… творческого учета, на который можно было положиться со стороны политических союзников западного синдиката.

— Не имеет значения! — повторил Фейфир еще более настойчиво. — Ни один лорд-протектор в истории никогда не выигрывал выборы, не имея морального капитала, и Миллир теряет его в результате обвала. Единственный реальный вопрос заключается в том, насколько велик оползень, и тот, на который мы смотрим, вероятно, похоронит гору Олимп! — Он пересек комнату и подошел к Хиджинсу, протягивая обе руки. — Поздравляю, генерал. — Он сжал оба предплечья другого мужчины. — Я имею в виду, поздравляю, лорд-протектор Жермо!

II

— Ну, это настолько уродливо, насколько это возможно, — вздохнул герцог Делтак по комму. — Я предполагал, что он проиграет, но он не просто проиграл, он получил разгром.

— Не то чтобы мы этого не предвидели, — ответил Кэйлеб так философски, как только мог.

— Есть ли у нас что-нибудь получше о вероятной политике Хиджинса после того, как он будет приведен к присяге, Нарман? — спросила Шарлиэн.

Она сидела в теплом солнечном свете со своими пяльцами для вышивания, игла отражала солнце, в то время как Доминик Мейкел серьезно рисовал мелом довольно кривого дракона на каменных плитах у ее ног. Никто никогда на самом деле не видел ярко-фиолетового дракона, но это, похоже, ничуть не беспокоило почти семилетнего ребенка.

— Нет, не в подробностях, — ответил Нарман. — Ниниэн, Сова и я рассматривали это, но думаю, что он сам все еще пытается наверстать упущенное. До краха он не ожидал выиграть больше, чем мы ожидали от него, поэтому он был в полной безопасности, говоря в общих чертах. Сейчас?

Его аватар пожал плечами.

— Честно говоря, он действительно пытается наверстать упущенное, — отметила Ниниэн. — И у него есть время до февраля, чтобы сделать это. Я была бы счастлива, если бы он обратился к более квалифицированным — и более честным — советникам, и не думаю, что он работает так эффективно, как мог бы, но он определенно не позволяет траве расти у него под ногами. Просто у него еще не было времени изложить какие-либо подробности.

— Нет, не там, где речь идет о долгосрочной политике, — согласился Нарман. — Однако кое-что мы знаем. Во-первых, Гадарду, Эшфирду и Бригсу в день инаугурации с неприличной поспешностью укажут на дверь. И я буду чертовски удивлен, если Дариус не последует за ними. — Он покачал головой. — Я знаю, что сенешаль должен быть утвержден или уволен только с согласия палаты делегатов, но на этот раз это может быть не более чем формальностью.

Шарлиэн кивнула, продолжая накладывать аккуратные стежки. Кэйлеб был в своем кабинете, якобы читая последние донесения от Малкима Прескита. Никому не нужно было знать, что у него есть гораздо более свежие данные о республике, чем мог предоставить их посол. Теперь он поморщился, отодвинул свое удобное кресло и встал, чтобы сердито расхаживать по тихому кабинету, потому что Нарман был прав. Хиджинс не просто выиграл выборы за пост протектора. Его союзники также получили небольшое, но решающее преимущество в палате представителей. Хуже того, немало других делегатов, переживших кровопролитие, знали, что лучше не перечить ему и его союзникам. По крайней мере, в течение первых нескольких месяцев его протекторства практически все, что он хотел, проходило через палату с легкостью.

Включая увольнение Дариуса Паркейра. Резкий сенешаль слишком ясно выразил свое презрение к генералу Хиджинсу во время военной службы Хиджинса — и был слишком верным слугой как Хенрея Мейдина, так и Климинта Миллира. На самом деле, он был слугой республики, но кто-то вроде Хиджинса никогда бы не признал этого различия. И вот, после тридцати с лишним лет командования вооруженными силами республики Сиддармарк, Паркейр обнаружил, что его вышвырнул на обочину кто-то, кто не был достоин носить его шлем.

— Честно говоря, меня больше всего беспокоит Фирнандиз, — сказала Ниниэн. — Этот человек слишком хорошо скрывает свои следы, и не думаю, что Хиджинс даже начинает подозревать, сколько ниточек связало его с «хорошим другом Фирнандизом».

— Ему придется быть осторожным в том, как он дергает за эти ниточки, если он не хочет, чтобы Хиджинс догадался об этом, — сказал Делтак.

— До сих пор он был довольно успешным, — парировала Ниниэн. — И он и его друзья — такие как Микгрэйди — уже начинают поворачивать кран, чтобы перекачивать больше денег в свои кошельки. Как только Хиджинс официально вступит в должность, ручеек, который они получают сейчас, превратится в наводнение.

— И, несмотря на все обещания Хиджинса, он не собирается в ближайшее время менять экономику, — мрачно сказал Кэйлеб. Он остановился так резко, что покачнулся на каблуках, и уставился в окно на дворцовые сады. — Конечно, это не значит, что свиньям не будет хватать помоев. На самом деле, вероятно, для взяточничества будет еще больше возможностей, благодаря программам помощи.

Несколько человек кивнули в ответ на это.

Климинт Миллир организовал крупнейшую со времен «Меча Шулера» операцию по оказанию помощи гражданскому населению. Церковь также принимала активное участие, но это выходило за рамки церковных ресурсов в Сиддармарке, и пройдет не так уж много пятидневок, прежде чем на оба Хейвена начнет надвигаться зима. Миллир осознал это и уже разработал программы субсидирования топлива и продуктов питания, особенно для семей с детьми. Учитывая человеческую природу, было почти неизбежно, что за эти программы получит похвалу Хиджинс, поскольку он был осторожен, протестуя против их неадекватности во время заключительных пятидневок своей кампании. Ближайшее окружение могло рассчитывать на то, что он выделит на это еще больше средств, как только вступит в должность, а затем заявит, что отвернулся от «провальных, неэффективных мер Миллира». И с таким же успехом они могли рассчитывать на таких людей, как Фирнандиз и Микгрэйди, которые справятся с наводнением. На самом деле Микгрэйди скупил десятки дополнительных бакалейных лавок у отчаявшихся владельцев малого бизнеса по всему Сиддар-Сити, чтобы пополнить свою и без того большую империю. Он также очень конфиденциально пускал слюни по поводу возможностей, которые откроются, когда придет время закупать и распределять чрезвычайную продовольственную помощь, и Фирнандиз уже снабжал Хиджинса именами «лояльных» бизнесменов, которые могли бы заменить «сторонников Чариса», управляющих этими программами помощи.

Внутренний круг тоже был не единственным, кто мог прочесть надпись на стене. Их снарки могли бы дать им огромное преимущество, но частные чарисийские инвесторы в Сиддармарке с абсолютной ясностью видели, что происходит. Они ликвидировали свои инвестиции, часто со значительными потерями, и спасались бегством от ухудшающейся экономической ситуации в республике. И, как и следовало ожидать, Хиджинс использовал это как еще один предлог, чтобы обвинить их в сложившейся экономической ситуации. Все это время их интересовали только марки республики, и вот уже два десятилетия они высасывают кровь из экономической жизни Сиддармарка! Очевидно, что теперь, когда их хищническое поведение окончательно повергло экономику республики в руины, они грабили любые последние ценности, которые могли выжать из обломков, и направлялись домой со своими неправедно добытыми доходами.

Тот факт, что чарисийские кварталы в большинстве городов республики так и не оправились от удара «Меча Шулера», только облегчил ему продажу этого мерзкого и нелепого обвинения. Семьи эмигрантов-чарисийцев, имевшие кровные узы и браки с не чарисийскими семьями в республике, были в значительной степени уничтожены, что оставило им гораздо меньше голосов, чтобы выступить в свою защиту. Чарисийский квартал Сиддар-Сити пережил «Меч» и джихад. На самом деле он значительно вырос. Но люди, пережившие «Меч», увидели зловещее сходство между оскорблениями, направленными на них сторонниками Хиджинса, и подстрекательством толпы, которое привело к свирепости «Меча».

— Все, что мы можем сделать, это надеяться на лучшее — или, по крайней мере, на худшее, — наконец вздохнула Шарлиэн. — И, по крайней мере, «архангелы» еще не вернулись.

— Это так, любовь моя, — признал Кэйлеб с улыбкой. — Имейте в виду, я не буду устраивать никаких торжеств, по крайней мере, еще три или четыре месяца. В конце концов, они могли ошибиться в своих цифрах! Но я должен считать тот факт, что мы все еще живы, большим плюсом. И если они не вернутся в этом году, по крайней мере, у нас должно быть достаточно времени, чтобы разобраться — или попытаться разобраться — с этим безбожным беспорядком в Сиддармарке.

— Ты прав, — согласился Нарман. — И, говоря об архангелах, которые еще не появились, мы с Совой хотели бы показать вам, над чем мы работали с Пейтиром и Ниниэн, чтобы начать заключительную фазу «Плана Нармана». — Улыбка его аватара была удивительно широкой… и злой. — Почему-то я думаю, что настоящий Шулер будет переворачиваться в своей могиле.