Утро у меня началось не с кофе — с чая и бутербродов, всё тех же, что и вчера, попыток убедить скатерть в том, что я обязательно её покормлю, и попыток привести себя саму в порядок. В этом мире я удивительно хорошо видела без очков, потому они остались в комнате на прикроватном — или придиванном? — столике. Среди бесконечных пышных платьев Эдиты, которые я ни за что не согласилась бы надеть, нашлись брюки и блузка, которые я сочла более-менее подходящими для себя. Волосы же, как всегда, заплела в косу. Мне сейчас не любовь искать надо и не сверкать красотой, а решать проблемы!
Себастьян, как и обещал, прибыл утром и на всё той же повозке. Я уже ждала его на пороге — дверь так и не открылась, ни изнутри, ни снаружи, потому мне пришлось вновь выбираться с помощью террасы, — и, если честно, от радости едва не бросилась мужчине на шею. Он сегодня спешил, потому что то и дело смотрел на наручные часы и гнал лошадей, но мне было уже отнюдь не так страшно.
…Проблемы начались уже в коридоре, когда Себастьян вместо того, чтобы куда-то проводить меня, юркнул в первую же дверь. Табличка на ней гласила «архив», и я, осознав, что тут придут и по мою душу, со всех ног бросилась прочь. Вот только, кажется, не в ту сторону, что нужно. Потому что спустя минут, наверное, двадцать, когда я совсем уж отчаялась найти хоть какого-то живого человека и открытую дверь, наткнулась носом на табличку, гласившую: «Аналитический отдел. Руководитель — б. кр. и иск.». Фамилии у «б. кр. и иск.» — бога красоты и искусства? — очевидно, не было. Правда, Себастьян тоже не называл фамилию, да и у меня она явно отсутствовала, потому я, вздохнув, решительно постучалась в дверь.
Изнутри донеслось короткое «открыто, входите», и я замерла.
Как там говорилось в инструкции? Служебные романы строго запрещены? Что ж, я понимала, почему было введено это правило. Потому что этот голос — мужской, разумеется, — звучал красивее всего, что я слышала в своей жизни.
Что ж. Надеюсь, что этот «б.» страшен, как смертный грех. Или, не знаю, интересуется мужчинами? Потому что только втрескаться по уши в чужой голос мне не хватало.
Я решительно толкнула дверь и заглянула внутрь. И, столкнувшись взглядом с незнакомым мужчиной, сдуру ляпнула:
— Рене?
И тут же прокляла себя за своеволие.
Нет, этого мужчину я не знала. Точнее, знала по обложкам модных журналов и по визуализациям, которые несколько лет назад искала на любимого книжного героя. Мужчину — реального мужчину, — звали Рене, он был то ли испанец, то ли итальянец, и да, он был потрясающе, безумно красив. Точеные скулы, прямой нос, большие синие-пресиние глаза в обрамлении преступно длинных ресниц, таких, что хочется завизжать: у мужчины такого быть не может, не заслужил! Рене в моем мире был высок, строен, подтянут и одной улыбкой мог сразить женщину наповал, обладал великолепными темными чуть вьющими волосами и такими синющими глазами, что просто бомба!
Собственно, «б.», как бы его тут не звали, тоже мог лишить любую сна и аппетита одним только взглядом. Он взглянул на меня с мягким прищуром, будто дразнясь, и приветливо улыбнулся.
— Здравствуй, сестренка, — протянул он все тем же божественным голосом, что я слышала изнутри. — Давно не заглядывала… Как дела? Совсем твои купидоньи дураки достали?
Я вздрогнула.
Сестренка?
— Мама с тех пор, как ты в ту резиденцию переехала, места себе не находит, — уверено продолжил мужчина, очевидно, действительно носивший имя Рене.
Брат? Этот божественный красавец — мой брат?! Небеса, спасибо! Это повод не влюбляться куда более удобный, чем «уродец» или что-то вроде того. Никаких служебных романов. Никакого нарушения устава. Всё, что надо, нарушат вместо меня купидоны.
— Да я как-то… — я замялась. — Не слушаются меня и… А где твои подчиненные?
— Какие подчиненные? — удивился Рене.
В кабинете, довольно-таки большом, было пусто. Только стол, заваленный какими-то бумагами, и все.
— Ну, аналитический отдел, — неуверенно протянула я.
— Так я их разогнал. Давно уже, — пожал плечами мужчина. — Ты что, не помнишь? Толку мне держать этот огромный штат, если я и так могу сам всё сделать? Зря, что ли, получал это высшее образование? Да ты проходи, чего ты стоишь на пороге, как неродная… Эдита, с тобой точно всё в порядке?
— Да, — кивнула я. — Всё в порядке. А что, я как-то не так себя веду?
— Ты не визжишь, — отметил Рене. — Не пытаешься доказать мне, что мы неродные, что случилась ошибка природы и тебе надо срочно в другой мир. Это уже крайне необычно, ты не находишь?
— Ну… Не всё время же мне вести себя, как дурочке?
— И то правда, — кивнул он, отодвигая стул и предлагая мне сесть. — Как дела?
В кабинете у Рене было чисто, просторно и светло. И вообще, как-то по-деловому уютно. Я даже позавидовала, потому что у меня, девушки, такого кабинета не было, а была только какая-то пародия с неистребляемым бардаком.
— Да вот, — пожаловалась я, — потеряла свою сумочку. А в ней ключи от резиденции. Пришлось через террасу домой залезать, — я покосилась на Рене, но моё поведение, кажется, не вызывало у него никаких сомнений. — Ещё и антресоли в кабинете на голову упали, и… И я, в общем, очень плохо многое помню. Как будто… — я набрала полную грудь воздуха и решительно солгала. — Как будто мне только что кто-то очень разумно вправил мозги!
— Да? — уточнил Рене. — Ну, ты, сестренка, не обижайся, но вправление мозгов должно б пойти тебе на пользу.
Судя по этому заявлению, никаких радужных иллюзий на тему Эдиты он не питал.
— Может, и пошло, — решила не обижаться на правду я. — Я, знаешь ли, вчера почитала общий распорядок работы Канцелярии любви… — я вспомнила пухлую книжечку со сводом правил, которую не решилась притащить с собой на работу, отлично зная, что для моих подчиненных и коллег она будет выглядеть подозрительно, ведь с чего б то их ленивая и никогда не думавшая о правилах начальница внезапно впечатлилась необходимостью по-человечески поработать и взялась за ум? — И подумала, что, наверное, подчиненные мои излишне распустились… Там вот, кстати, — я подозрительно покосилась на мужчину, — было указано, что необходимо собирать разнарядки… Которые предоставит аналитический отдел…
— Так в чем проблема? — удивился Рене.
— Ну, — я почесала затылок. — Собственно, — пришлось потупить глаза. — Понимаешь ли, я так понимаю, это достаточно много работы.
— Да, — гордо отозвался мужчина, судя по всему, приходящийся мне братом. — Много. Мы ведь заведуем целой огромной страной! Самой большой во всем нашем мире!
Очевидно, Рене тоже знал о существовании иных миров.
Я вздохнула. Заведовать страной проще, чем целым миром, и я как-то подуспокоилась. Все же, приятно сознавать, что ты богиня всего лишь локального масштаба и своими глупостями не разрушишь мироздание. Конечно, Эдита достаточно вредительствовала и распустила свой отдел до такой степени, что, возможно, я рано радовалась, но где-то впереди забрезжил свет. Не знаю, как далеко было до конца тоннеля моих неудач, но я немножко вдохновилась.
— И ты один справляешься?
Рене, кажется, обиделся.
— Даже у твоего любовного патруля нет никаких нареканий к моей работе! — возмущенно и сердито заявил он. — Только у тебя, сестричка, постоянно возникают какие-то странные и неуместные вопросы.
Я покосилась на него и с трудом сдержала веселое хихиканье.
— Не сердись! — попыталась убедить я его в своих добрых намерениях. — Просто я ведь переживаю за тебя! Ты, как ни крути, мой брат…
— Надо же, — хмыкнул Рене, — ты вспомнила даже об этом. Что-то раньше не спешила заглядывать…
— А любовный патруль, — вкрадчиво произнесла я, — точно на тебя жаловаться не будет. Даже если ты там какую-то ерунду наанализируешь.
— Почему? — удивился Рене.
— Ну, — я смерила его красноречивым взглядом. — Ты давно в зеркало смотрел?
— Сегодня, — пожал плечами он. — Когда брился. А что?
Я с трудом прикусила язык, чтобы не сказать, что уже то, что он брился — подвиг! Мода на бороды прошла мимо меня; собственно, отсутствие оной — бороды, не моды, — заставило меня обратить внимание на Димитрия, точнее, на Митьку. Ещё и счесть его неплохим вариантом! Теперь от одного вида Мити меня мутило и едва не выворачивало наизнанку, но я сказала себе, что это издержки прошлых отношений и его иномирской купидоньей профессии. Доверять бывшему (или даже мужчине, который выглядит, как твой бывший) не лучшая идея.
Ещё раз посомтрев на Рене, я подумала, что вот чьи бывшие возлюбленные должны рыдать горькими слезами.
— Да ничего, — вздохнула я. — Просто ты им нравишься.
— С чего ты взяла? — удивился Рене и сверкнул своими синющими глазами.
Отлично. Вы хотите сказать, что этот мужчина-картинка, на которого смотреть не возможно, чтобы не хотеть заполучить себе, не в курсе, как он выглядит? Судя по искреннему недоуменному взгляду, действительно не в курсе.
— Хочешь сказать, — заулыбался вдруг он так искренне, словно только что получил похвалу от очень близкого человека и искренне возгордился, — что они наконец-то оценили мои аналитические способности? Ну хоть кто-то! А то у меня ощущение, что эти отчеты никто и не смотрит.
— Почему не смотрит? Смотрят, конечно! — отмахнулась я, подозревая, что любовный патруль может игнорировать умственные способности Рене, какими б они ни были, уже из-за нашего с ним родства — мол, брат такой недотепы точно не может быть приличным человеком, способным на какую-нибудь полезную деятельность, так что нечего доверять его бумажонкам.
Но, очевидно, обижать Рене им не хотелось. Возможно, какая-то часть любовного патруля и вовсе не отказалась бы выйти за него замуж и уже со вздохом представляла, какие бы красивые были дети.
В красивости детей я не сомневалась. Наблюдая за тем, как Рене, решив, что мне тоже нужны будут отчеты, носится по комнате, собирает какие-то бумаги и, всё так же сверкая глазами от предельного возбуждения, досчитывает последнюю колонку чисел, я могла только вздыхать. От служебных романов, очевидно, призвано было защищать не только кровное родство с этим, не побоюсь того слова, божественным мужчиной, а и его совершенная неиспорченность в этом плане. Потому что, наблюдая за Рене, я пришла к выводу: плевать он хотел на собственную красоту.
Зато своим умом и аналитическими способностями явно гордился.
Что ж… Вчерашние купидоны — тоже, кстати, симпатичные ребята, хотя и в подметки не годившиеся богу красоты и искусства, — тоже были уверены в том, что они отлично работают. Результат этих трудов, впрочем, оказался плачевным и полностью нарушал все правила. Потому я убедила себя относиться к работе Рене сдержанно и спокойно. Сначала надо проверить. Хотя как я проверю…
— Готово! — довольно заявил он.
— А как ты успеваешь? — уточнила я, стараясь не пускать в голос нотки подозрения. — Ведь собирать данные целой страны, потом их анализировать — это отнюдь не просто… И ты уверен в том, что ничего не накрутишь случайно? Или не ошибаешься в расчетах? И как вообще эти расчеты происходят?
— А с чего б то тебя такие мелочи интересовали? — фыркнул Рене. — Я быстро считаю, не волнуйся. Вот, держи, — и вручил мне целую кипу бумаг. — Слушай… Может, тебе помочь их донести? Тяжелые же.
Я взглянула на Рене. Предложение казалось достаточно искренним, да и он вообще выглядел до такой степени порядочно, что оставалось только глазами захлопать в подтверждение абсолютной невинности, и я б все простила, даже если б он перед этим попытался меня прибить.
Нет, хорошо, что брат! Лучше прощать всё брату, чем просто коллеге.
— Помоги! — охотно согласилась я, не уточняя, что сама понятия не имею, как добраться до кабинета.
В помощи страждущей Рене не отказал. Собрав отчеты, коих оказалась не просто немаленькая стопка, а едва ли не целая тележка, вроде той, что вчера притащил Димитрий, он уверенно зашагал в направлении моего кабинета. Я же, пытаясь сориентироваться в бесчисленных поворотах коридора-лабиринта, следовала за мужчиной, стараясь не отставать.
Дорогу к кабинету мы преодолели минуты за три. Если Рене и заметил, что вела я себя немного нетипично, то не сказал ни слова — возможно, это мое поведение его устраивало гораздо больше, чем моей предшественницы Эдиты.
У двери в Канцелярию Любви, к сожалению, оказалось не пусто. Там уже стоял, переминаясь с ноги на ногу, Димитрий. Сегодня он был уже без крыльев и хоть и в розовой, но более приличной одежде — брюках и гольфе с высоким горлом. Последний выгодно подчеркивал его фигуру, и, не питай я к Димитрию строгое отвращение, возможно, даже вновь по глупости и доброте душевной сочла бы его привлекательным молодым человеком.
Но, увы, осознание того, что его двойник из моего мира неплохо так меня же и подставил, не давало совершить наивную девичью дурость. Я смерила Димитрия не сказать что полным одобрения взглядом, закатила глаза и решительно прошла мимо, толкая дверь в кабинет.
— А вы что, помирились? — донеслось мне в спину. — А мне казалось, что ты всё ещё терпеть не можешь своего заносчивого братца с этими его недоделанными разнарядками! Сама же говорила!
Я не обернулась. Сделала вид, что ничего не услышала, и вообще, не было никакой ссоры.
Тем более, у меня-то с Рене действительно её не было. И встретил братец приветливо.
— Димитрий, — мягко, спокойно, но весьма внятно произнес Рене, — шел бы ты отсюда куда подальше… И не крутился под ногами. М?
Димитрий идти не хотел.
— А ты, Рене, все ещё дуешься, что тебе не выдали крылья, и ты по земле ногами ходишь? — никак не желал успокоиться он. — Надо же! А так хотел поступить на службу, думал, небось, что стрелы Купидона решат все твои проблемы с девушками…
Я, раскладывая отчеты на столе, едва не поперхнулась. Это у Рене-то проблемы с девушками? Да любая нормальная девица, только тень его завидев, бросится навстречу, стремительно срывая с себя одежды и крича, что мечтает оказаться в его руках. Мужчины красивее, чем Рене, я в своей жизни ещё не встречала! И Димитрий смеет этому богу красоты — в прямом и переносном смысле, — ещё что-то говорить?!
— Что-то странное у вас творится в отделе, — тем не менее, спокойно отозвался Рене. — Эдита говорит, что у неё важные факты из головы выпадают после того, как она антресолями по затылку получила… Ты вообще, Димитрий, никак в воспоминания десятилетней давности ударился… Ещё немного, и я начну сомневаться насчет функционирования Канцелярии Любви.
Судя по выражению синих глаз, какое там сомневаться — Рене и так прекрасно знал, что тут ничего не работает, а его бумажками в лучшем случае подтирают одно место! Но все же, говорить это мне, собственной сестре, не спешил.
Не хотел расстраивать?
Впрочем, бережное отношение бога красоты и искусства явно не распространялось на Димитрия. Смахнув пыль с потрепанного диванчика, Рене вальяжно устроился на нем и, криво улыбаясь, внимательно наблюдал за купидоном.
— Скажи-ка, Димитрий, — протянул он, — а как дела обстоят с разнярядками? Что там стрелы? Мне кажется, необходимо вешать на них маячки, чтобы отследить активность… Но для этого мне нужно разрешение твоего начальства. Не знаю, согласится ли Эдита подписать ту ерундовую бумажку… Эдита?
— Согласится, — мрачно отозвалась я. — Мне совсем не нравится то, как функционирует нынче наш драгоценный отдел. В Канцелярии настоящий бардак…
— Да-да, — подтвердил Рене. — А поскольку моя сестра — исключительной порядочности девушка, — последнее было сказано с таким выражением лица, что я и сама ему не поверила, — то я склонен обвинять в том её ближайшего заместителя. Димитрий? Так как дела обстоят с разнарядками?
Купидон стремительно помрачнел.
— Отлично дела обстоят, — заявил он. — Ты лучше спроси у Эдиты, как у неё дела обстоят с богом смерти!
— С Себастьяном? А что не так? — изогнул брови мой братец.
Мне захотелось швырнуть в Димитрия чем-нибудь потяжелее. Какие отношения были у Рене и Себастьяна, я понятия не имела, но осознавала: велика вероятность, что отвратительные. И тогда совместные полеты мой брат точно не одобрит.
— Между прочим, — язвительно отметил Димитрий, — вчера Эдита с ним целовалась прямо в Канцелярии! Я видел! А ещё он возил её домой и, возможно, там и задержался!..
Звучало отвратительно. Я почувствовала, что стремительно краснею, а Рене направил на меня внимательный взгляд.
— Вот как, — многозначительно протянул он. — Задержался, значит…