Смертельный номер

Глава 12

Инспектор Кокрилл в сопровождении Фернандо ворвался в здание тюрьмы. Огорченный и недовольный начальник полиции столкнул Лолиту с колен и сочувственно протянул руку своему «кровному брату». Теперь, объявил он, всем им придется очень плохо, все они во власти эль Эксальтиды, а капризы и причуды сильных мира сего пойди пойми. Начальник полиции обрушил на посетителей цветистый рассказ о своих злоключениях.

Два дня назад он получил распоряжение под страхом бог знает каких жутких наказаний, представить принцу одного из английских туристов, кто подходил бы для немедленного взятия под арест по мало-мальски приемлемому обвинению в убийстве. Сегодня же, проводив вызванного всемогущим сеньора Родда обратно в отель, он, дрожа от волнения, вернулся к его высочеству и рассказал о том, как любовница сеньора Родда обвинила в убийстве его жену. И только подумайте! — никакой благодарности, никакой похвалы, даже хотя бы намека на награду за верную службу! Ничего подобного, кричал начальник полиции, и так молотил себя кулаками по лбу и по груди, что после ему пришлось приводить себя в чувство целебными глотками «агуардьенте». Ничего подобного! Эль Эксальтида, видимо, уже успел принять иное решение. Но разве он, начальник полиции, какой-нибудь волшебник, чтобы видеть сквозь стены, слышать на расстоянии огромных пространств дворца его высочества, читать тайные мысли своего повелителя? Какими такими мистическими способностями должен он, бедный, обладать, чтобы раскусить, почему сеньор Родд был так спокоен и доволен сам собой, пока они ехали обратно, и покачивал в руках подаренную золотую птичку в клетке? Ведь сеньор, как известно, по-сан-хуански не говорит, а он ни слова не знает по-английски. И ему, начальнику полиции, Родд ничего не мог объяснить насчет решения, принятого в кабинете принца. Таким образом, что может быть естественнее для полицейского, неустанно готового к служению правосудию, чем ухватиться за подтвержденное обвинение, высказанное прямо при нем?! Ведь он ринулся во дворец незамедлительно, поделившись своим открытием лишь с теми друзьями и домочадцами, которые повстречались ему на пути. А принц… Начальник полиции вздрогнул при одном воспоминании о том, как огромные кулаки, сверкающие бриллиантами, взлетели над роскошной головой, а потом обрушились на столик с перьями, бумагами и прелестными безделушками.

— Он говорит, что эль Эксальтида очень рассердился, — резюмировал Фернандо в переводе для Кокрилла. — Говорит, что принц разбил одну из золотых клеток для птичек, такую же, какую подарил сеньору Родду. Говорит, что у принца целый выводок этих птичек для подарков интересным приезжим. Говорит, что некоторые из них золотые, а другие серебряные с позолотой, и он дарит их в зависимости от положения гостя. Он говорит…

— Что сказал о нас этот Эксальтида, вот что мне надо знать, — оборвал его Кокрилл.

— Эль Эксальтида запретил херенте сообщать кому бы то ни было, что убийца — сеньора Родд. Если никто об этом не узнает, то удастся сохранить версию о самоубийстве и отпустить нас.

— Ну, тогда о чем же волноваться? — Кокрилл поднял голову и в его глазах блеснул луч надежды. — Пускай никому не говорит.

— Он говорит, что уже всем рассказал, — перевел Фернандо.

Принц, как выяснилось, добрых десять минут (по собственным часам начальника полиции) изливал на проболтавшегося проклятия и достиг таких немыслимых высот изощренной брани, что у начальника полиции душа ушла в пятки. Потом принц швырнул в его голову пресс-папье, чернильницу и пепельницу из резного нефрита. Затем его высочество неожиданно овладел собой и погрузился в некое странное благодушие, которое было куда страшнее его гнева. Ну что же, сказал принц, раз так, пусть страж порядка докажет выдвинутое обвинение против сеньоры Родд. А ведь была найдена возможность отпустить «инглес», продумано внешне разумное решение, и он, принц, мог спасти остров от ненужной возни вокруг туриста-преступника, а косвенно, и вокруг контрабандной торговли. Однако теперь, благодаря… инициативе, так скажем, эль херенте, — Принц устрашающе улыбнулся своему непутевому рабу, — все рухнуло. Репутацию острова Сан-Хуан нужно поддержать, нельзя допустить, чтобы мировая пресса писала о нем как о ничтожной странишке, где не в состоянии справиться с уголовными делами и позволяют убийце сбежать, уверовав в версию самоубийства, которая, по инициативе того же херенте, — принц снова с иезуитской улыбочкой взглянул на побелевшего полицейского, — как все уже знают, чистейший вымысел. Пусть же теперь начальник полиции сам разбирает дело, раз он взял на себя смелость вмешаться, или скорее вторгнуться в замыслы главы государства. И на сей раз ошибки быть не должно. Пускай тщательно проработает все, пока не найдет доказательств, удовлетворяющих любые возможные запросы из-за рубежа. Ко всем этим англичанам приставить охранников, пока женщину не арестуют по доказанному обвинению и не посадят в тюрьму. Потом остальных отправить на родину. В положенное время убийцу повесят или, если Британия попросит о смягчении наказания, просто позабудут о ней и дадут умереть своей смертью. При таких тюремных условиях это происходит быстро, особенно с женщинами, — мило сказал принц. Тогда это дрянное дело наконец будет закрыто и всему миру будет доказано, что здесь, на острове Сан-Хуан эль Пирата, живут не какие-нибудь варвары…

— Так вы хотите арестовать миссис Родд? — спросил Кокрилл, похолодев от ужаса.

Фернандо перевел. Начальник полиции беспомощно пожал плечами. Приказ есть приказ, перевел Фернандо его слова.

— Но это же полнейшая чушь! — Инспектор изложил те же доводы, что Лео Родд в беседе с женой чуть ранее, но несколько более развернуто. — Переведите ему, что миссис Родд никак не могла перепутать мисс Лейн и мисс Баркер. Напомните ему, что волосы у них разного цвета. И в день убийства, и сегодня там на балконе вовсю светило солнце. Если бы мисс Лейн открыла кому-то дверь, она стояла бы так же, как Лувейн Баркер стояла сегодня утром. Волосы она зачесывала обычно в пучок, их и не особенно было видно. Но даже когда мисс Баркер забрала назад свои волосы, их цвет сам бросался в глаза. В тот день мисс Лейн плавала, потом сняла шапочку, ее волосы были распущены.

Начальник полиции сам это видел, когда труп еще лежал на кровати. Мокрые волосы были к тому же темнее обычного, и просто нельзя было, даже при тусклом свете, спутать их с рыжими. А миссис Родд искала бы девушку, самое заметное у которой — пышная копна огненно-рыжих волос.

Фернандо смущенно опустил взгляд на массивные золотые кольца с поддельными алмазами и рубинами, красовавшиеся на его пальцах.

— Должен признаться, инспектор, — тихо проговорил он, — сегодня и я подумал, что на балконе стояла мисс Лейн. Я не обратил внимания на цвет волос.

— Тогда вы не различаете цветов, — нахмурился Кокрилл.

— Возможно, цветов не различала миссис Родд?

— Женщины всегда различают, — отрезал Кокрилл. — Или почти всегда. Таков закон природы. И, так или иначе, миссис Родд различает — я проверял.

Начальник полиции что-то заговорил по-сан-хуански. Кокрилл быстро сказал:

— В любом случае ему о своих впечатлениях не говорите. Это не поможет вызволить миссис Родд из заварушки, а нам сейчас только это и нужно. Переведите только то, что я ему объяснил.

Фернандо послушно пересказал начальнику полиции слова Кокрилла на сан-хуанском, тот что-то ответил, широко развел руками и беспомощно пожал плечами.

— Инспектор, он говорит, — торопливо перевел Фернандо, — что ему наплевать на цвет волос, он сам видел, как похожи мисс Лейн и мисс Баркер, видел, как мисс Баркер обвиняла миссис Родд, и ему приказано к послезавтрашнему дню все закончить. — Начальник полиции снова заговорил, и гид грустно продолжил: — Он сказал, чтобы я попросил вас не осложнять это дело фактами, не вписывающимися в его версию. — Фернандо тоже беспомощно пожал плечами. — Боюсь, они окончательно решили, что убийца — миссис Родд.

— Ну а я окончательно решил, что это не может быть миссис Родд! — отрезал Кокрилл и стал грустно размышлять: — Он, конечно же, не знает… Пожалуй, нам бы стоило… Да! Переведите ему, мистер Фернандо… расскажите ему о вчерашнем нападении на миссис Родд.

Начальник полиции был в полном восторге. С неослабевающей серьезностью выслушал он историю о нападении на миссис Родд и о расспросах инспектора Кокрилла в лавочке, а потом торопливо нацарапал записку ее владельцу. В ней он сообщал, что в день похорон в их лавочке высокая стройная английская леди приобрела нож из «толедской» стали. Этот факт владелец обязан был «вспомнить» при вызове на допрос и подготовить свидетелей.

— Жаль, что бедной леди не удалось покончить с собой, — сказал начальник полиции гиду. — Это бы положило конец ее и нашим бедам одним ударом.

Почему миссис Родд должна была предпринять попытку самоубийства ударом в правое плечо или как она могла промахнуться на восемнадцать дюймов и не попасть в достаточно открыто расположенный орган, — это начальника полиции не заботило, ибо эль Эксальтиде очень по душе идея самоубийства и наверняка такими деталями он не заинтересуется. Далее он объяснил, самодовольно улыбаясь: промах доказывает, что убийцу мучили угрызения совести и страх, и это подытоживает все дело. Кроме того, не будет ли инспектор так любезен передать ему нож — тот, которым миссис Родд пыталась себя убить?

— Ну, если хотите, пошлите за ним кого-нибудь из своих.

Раздосадованный Кокрилл надвинул на голову белую летнюю шляпу и, не попрощавшись, проследовал к выходу. Начальник полиции сочувственно посмотрел вслед тому, кто с этого момента перестал быть ему «кровным братом». Потом он отправил своих людей отбирать свидетелей, которые могли бы подтвердить, что видели, как миссис Родд в день убийства кралась к балкону и потом возвращалась, вытирая окровавленный нож… Нет-нет, нож ведь остался в теле убитой! Начальник полиции внес поправки в свое распоряжение. С таким делом надо работать с предельным вниманием. Лучше доказать то, что не могло произойти, а доказывать то, что произойти могло, при нынешнем настроении принца, не ровен час, окажется глупой ошибкой. Как-никак, по словам эль Эксальтиды, они же здесь, на Сан-Хуане, не варвары какие-нибудь.

В это время мисс Трапп робко направилась к пятому номеру, чтобы попытаться утешить миссис Родд, которая в конце концов туда перешла. Она знала, что миссис Родд в комнате одна, ибо видела, как, безуспешно простояв у двери с просьбами впустить его и поговорить, Лео Родд бросился от запертой двери на террасу. Мисс Трапп видела также, как он там разговаривал с Лули: его лицо было полно холодного гнева, а ее — не характерных для нее ужаса и испуга; они все чаще стали появляться в голубых глазах, до недавнего времени таких безоблачно веселых.

— Надеюсь, вы не сочтете мой приход вторжением, миссис Родд? — неловко спросила мисс Трапп, садясь на деревянный стульчик и прижимая к себе сумку. — Я подумала, что, возможно, женщина с женщиной…

— Вы очень любезны, мисс Трапп, — сказала Хелен, больше всего на свете мечтая остаться в одиночестве.

— Не поймите меня неправильно, — залепетала мисс Трапп, — я пришла не с тем, чтобы вмешиваться, задавать беспардонные вопросы или напрашиваться на ваше доверие. Я только… Ужасно, миссис Родд, не знать, на кого из своих друзей можно положиться. Лучше меня никто этого не знает. И хотя, конечно же, я не смею считать себя вашей подругой, я просто хотела бы сказать, что если… если вам нужен будет друг — ведь их у вас здесь нет, — то я… я всегда к вашим услугам.

Хелен Родд оглядела худую фигуру, неуклюже пристроившуюся на маленьком стуле, и заострившееся бледное лицо, склоненное над коричневой сумкой.

— Это очень, очень любезно с вашей стороны, мисс Трапп. Благодарю вас.

— Я лишь добавлю, — продолжила посетительница, еще крепче ухватив кожаные ручки сумки, — разумеется, я ни на миг не сомневаюсь, что вы не убивали той женщины.

— Что же, благодарю и за это, — ответила Хелен. — Правда, не знаю, почему вы в этом так уверены. Так или иначе, кто-то из нас ведь убил ее. Звучит чудно, мисс Трапп: кто-то из нас убил ее. Но это так: один из нас, из семерых — или из шестерых, если исключить инспектора Кокрилла (а это нужно непременно сделать), или из пятерых, если мы не будем считать мисс Баркер — она же точно была у Кокрилла на глазах. Но даже если принимать во внимание и ее, то нас всего шесть человек: мисс Баркер, мистер Сесил, мистер Фернандо, мой муж и мы с вами, мисс Трапп. И, так или иначе, из всех нас у меня было на то больше… оснований.

— Но вы не могли убить мисс Лейн! — возразила мисс Трапп.

— Они полагают, что я намеревалась убить не мисс Лейн.

— Но вы и другую не стали бы убивать, — твердо заявила мисс Трапп. — Вы бы поступили по-другому.

— До сих пор я поступала по-другому, — согласилась Хелен. Она оперлась спиной на поставленные к изголовью подушки, взялась рукой за деревянный столбик кровати и опустила усталую голову на плечо. — Но на этот раз все было иначе. На этот раз меня предали.

— Вы не должны терять надежды. — Мисс Трапп вспомнила два лица на террасе за кустами бугенвилии, устремленных друг на друга — злое и испуганное. — Вы должны верить. Он вернется к вам.

— Доверие — не то, что можно включить или выключить, как лампочку. Оно требует какого-то… отклика со стороны другого человека.

— Вы так считаете? — Мисс Трапп задумалась. Она перестала держать ручки сумки мертвой хваткой, сумка сползла к ней на колени, и мисс Трапп лишь теребила ремешки. — Мне кажется, что настоящее доверие вырастает из самого себя, его можно выразить таким определением: доверять значит верить без объяснений. — Она помолчала, вертя в руках коричневые ремешки. — Если… если вы позволите немного поделиться с вами своим личным, миссис Родд… вы знаете, что мы с мистером Фернандо?..

Хелен быстро взглянула на нее с осуждением:

— Нет, что вы, мисс Трапп! — И столь же быстро добавила: — О, извините, мне не стоит так говорить.

— Вы думаете, что мистер Фернандо… э-э… — мисс Трапп улыбнулась немного грустно и жалко, — авантюрист?

— Мне нравится мистер Фернандо, — ответила Хелен. — Но я определенно думаю, что вы, мисс Трапп… что вы еще не очень хорошо его узнали.

— Тем больше оснований доверять, — снова улыбнулась худенькая женщина. — Я решила рассказать вам об этом в качестве примера того, что я подразумеваю под доверием. Знаете, все, что есть у меня в этом мире, я отдаю мистеру Фернандо.

Хелен склонила голову.

— Могу лишь сказать, что вы очень сильно влюблены в него.

— Нет, дело не в этом. Я не влюблена, миссис Родд. И, видите, раз я не могу предложить ему любовь, по-моему, я должна предложить абсолютное доверие. Нужно что-то отдавать, когда так много получаешь.

— Но что же такое вы получаете, мисс Трапп? Я хочу сказать, что же может предложить мистер Фернандо… вам?

— Просто не быть больше одинокой.

— Но с мужчиной, которого вы почти не знаете, с мужчиной, о котором вам пока ничего неизвестно, с мужчиной… ну, такого типа… А вдруг это совсем ненадолго? И вы снова останетесь одинокой — и бедной к тому же.

— Пусть, но что-то у меня будет, — ответила мисс Трапп. — До сих пор у меня не было ничего. Мистер Фернандо, знаете ли, не совсем такой, каким кажется; он гораздо лучше, миссис Родд, любого из нас. И по крайней мере сейчас я ему нужна — да, и в материальном смысле тоже, но еще и, льщу себе, в других отношениях. Я ему действительно по-настоящему нужна. За всю мою жизнь я еще ни разу не была никому нужна, и если мне суждено потерять все, что я имею, и страдать до конца моих дней, то этот краткий миг нужности кому-то будет того стоить. Но я не потеряю и не буду страдать. Он отплатит мне, возможно, как-то иначе, но в любом случае для меня это будет счастьем. Если бы я не верила в это, то не имела бы права принимать то, что он мне предлагает.

Худые руки совсем отпустили ручки сумки и теперь спокойно лежали на коленях — ладонями вверх, с немного согнутыми пальцами, похожими на коготки мертвой птицы. Но наконец-то они лежали спокойно. Хелен подумала: «Она говорит так убежденно. Она действительно поверила этому испанцу». Вслух миссис Родд сказала:

— Могу лишь надеяться, что вы будете очень счастливы. И вы этого заслуживаете.

— Вы тоже будете счастливы, — ответила мисс Трапп. — Он вернется к вам.

— Не думаю. Видите ли, на сей раз все несколько иначе. Он ее действительно любит.

— Он ее ненавидит, — возразила мисс Трапп. — Они сейчас разговаривают там внизу, на террасе. В его глазах ненависть. — Она снова прижала к себе коричневую сумку и принялась теребить ручки. — Лувейн оскорбила вас, понимаете, она подставила вас под удар, и теперь вся его любовь к вам возвращается, он хочет вас защитить, он боится за вас. — В волнении мисс Трапп крепче прежнего ухватила ручки сумки и подтянула ее под самый подбородок, словно защищаясь от полного грубости мира. — Лувейн считала, что, убрав вас с дороги, завоюет вашего мужа.

Но просчиталась. Именно поступив так, она потеряла его навсегда. — И мисс Трапп доброжелательно улыбнулась. — Вы похожи в этом отношении на меня, миссис Родд: пусть вы страдаете, пусть все потеряли, пусть даже можете лишиться свободы или жизни. Но в конечном счете вы не проиграли. Проиграла она. Вы — выиграли.

Лувейн Баркер встретила Кокрилла у входа в отель, когда они с Фернандо вернулись от начальника полиции. Она давно поджидала его и теперь попыталась улыбнуться как ни в чем не бывало, но улыбка почти не скрыла внутреннего отчаянного волнения. Фернандо, весь в растрепанных чувствах, выплеснул на нее историю их переговоров и поспешил к своей любимой, чтобы поделиться с ней тревожными вестями.

Подойдя к Лули, Кокрилл замедлил шаг: было очевидно, что она хочет с ним поговорить.

— Так вы считаете, что все безнадежно? — спросила она.

— Мы во власти безумцев.

— Придется Лео еще раз поговорить со своим власть предержащим дружком. — Лувейн старалась говорить легко, но инспектор понимал, как важно ей услышать его ответ. — Ведь он же как-никак выпускник Винчестера или еще какого-то нашего колледжа…

— Внешний лоск очень легко сбить, — ответил Кокрилл сухо (ибо сам он не кончал престижных колледжей), — давлением нескольких столетий разбоя и насилия. Наследник пирата Хуана очень легко возвращается к традициям своих праотцов, которые гласят: все в этой жизни можно очень удобно устроить, если найти кого-нибудь, кто пойдет навстречу своей гибели.

Лувейн и Кокрилл шли по верхней террасе. У входа в гостиницу выстроился ряд потрепанных экипажей. Лошади, укрытые от солнца старыми соломенными шляпками, выглядели так, будто в любой момент готовы были ринуться по садам и заменить собой секаторы и плетеные корзины садовника, а потом делиться друг с другом замечаниями, что будь они здесь дня два-три назад, олеандры были бы еще вкуснее.

Рядом кипела новая волна туристов, бельгийцы горячо обсуждали вопрос о любовных предпочтениях, а новый гид носился туда-сюда, как пастух за стадом упрямых коров.

Как будто ничего не случилось.

— Все повторяется, — прокомментировала Лули. — Новые «одиссейцы» отправляются на экскурсию по острову. Так что нам полный простор.

— Для чего? — спросил Кокрилл.

— Как для чего?

— На что вы намекаете, мисс Баркер?

Намекала она на то, что было бы неплохо восстановить картину преступления, как это всегда делают в детективах.

— Чтобы вы проявили свой талант в роли мисс Лейн? — усмехнулся Кокрилл. — И показали, как вы сами убили ее, ударив ножом в те доли секунды, когда повстречались с ней у скалы? А она после этого успела добраться до своей комнаты, лечь на кровать и там тихо умереть?

— Я — убила? Да что вы! — смеясь, возмутилась Лули.

— И таким образом предстали в качестве добровольной жертвы ради спасения супруги любимого друга и возвращения себе его уважения и обожания.

Лули с минуту помолчала, потом сказала весело:

— Эта фраза насчет супруги любимого друга забавно у вас получилась.

— Супругу любимого друга спасать таким путем мы не будем. Я не позволю.

Но большинство поддержало Лули. Лео Родд, глубоко переживая за Хелен и проклиная ее вечную сдержанность, жаждал действия — лишь бы вырваться из круга бесконечных обсуждений, додумывания и высказывания мнений и догадок, лишь бы прекратить мучительное самокопание и самокритику.

— Это никому не повредит, — заявил он. — Может, что-нибудь и выяснится. — (А Хелен заставят выйти из ее добровольного заключения в номере пять, и она вынуждена будет каким-то образом ответить ему или хотя бы понять, если до сих пор не поняла, как он стремится защитить ее, как остро сочувствует и сопереживает ей). — Ради бога, давайте попробуем это проиграть, давайте начнем, ну что в этом такого?

— Кто будет играть роль мисс Лейн? — мрачно спросил Кокрилл.

— Ну, нам казалось, что Лули…

— Я не сторонник театральной постановки ради демонстрации талантов мисс Баркер, — Кокрилл почувствовал себя режиссером поневоле.

— Да не о том речь! — Лео побагровел от злости.

— И вы хотите убедить меня, что мисс Баркер не предлагала этого с самого начала?

— Разумеется, она это предложила. Господи, да она просто пытается хоть как-то загладить свою вину. Если она сыграет обе роли, то мы, по крайней мере, убедимся, что ее невозможно было спутать с этой Лейн.

— Мы уже все убедились в этом, — устало сказал Кокрилл. Они ему положительно надоели. — Вы, значит, предлагаете повторить все события того дня, чтобы показать, когда, как и, конечно же, кто совершил убийство?

— Постараться это показать, — хмуро уточнил Лео.

— На глазах у двух стражей местной полиции, неотступно охраняющих теперь миссис Родд и мечтающих примчаться к херенте с новостями.

Про стражей все забыли.

— О… ну ладно, они не поймут того, что услышат, и не узнают ничего такого, о чем можно было бы сделать разумные выводы.

— Херенте не интересуют разумные выводы, — засомневался Кокрилл.

— Херенте хочет упрятать мою жену в свою мерзкую тюрьму, — Лео кипел от раздражения. — Если вы можете придумать что-либо получше, чтобы докопаться до правды и защитить мою жену, то мы примем вашу идею. А не можете, займемся этой.

— Ладно, — согласился Кокрилл, хотя все это ему не нравилось. — Будь по-вашему, но под вашу ответственность.

Инспектор собрал всех на балконе.

— Делайте в точности то же самое, что и в тот день, по возможности четко соблюдая время своих действий. Мисс Баркер может играть саму себя до того момента, когда она подошла ко мне на нижней террасе. После этого она все время оставалась под моим присмотром, так что, в принципе, выходит из игры, а значит, может подняться в комнату мисс Лейн. Я побуду в образе мисс Лейн до того, как ее в последний раз видели живой у подножия скалы, когда она возвращалась к себе в комнату полежать после второго прыжка в воду. — Без улыбки он добавил, что сам нырять не станет. Если они считают его одним из подозреваемых, что они вправе делать, то можно все переиграть еще раз, доверив роль мисс Лейн кому-нибудь другому. Далее инспектор велел всем перестать ходить вокруг да около и приступить к их драгоценному представлению — а то вернутся «одиссейцы» и заполонят сцену, на которую сами они еще не выходили.

Все ушли переодеваться.

Была половина пятого. Солнце стояло высоко, золотя волнистую зеленоватую голубизну черепичных крыш корпусов гостиницы, ее стены, закругленные рамы окон и дверей, выходивших на море. За белыми корпусами отеля сосны перешептывались в прохладном сумраке, сожалея, что нет у них таких красок и ароматов, как у роз, гераней, жасмина и мирта, толпящихся внизу на разноцветных террасах с гравийными дорожками. Инспектору Кокриллу, обычно не склонному к фантазиям, казалось, что холодное дыхание сосен пробивается сквозь знойное безветрие. Всю затею он не одобрял и чувствовал, как внутри борются растущее волнение и недоброе предчувствие. Ему бы активнее возражать и вообще запретить эту затею — да они все равно разыграли бы все без него, так что уж лучше он будет в составе участников. Минутная стрелка указала на половину пятого, Кокрилл занял свое место у перил балкона и хрипло крикнул: «Можете начинать!» Жребий был брошен.

Хелен Рода, переодевшись в своей новой комнате, вышла в гостиничный коридор и присоединилась к Лео. Ее охранник следовал за ней и ее мужем на почтительном расстоянии. В соответствии со сценарием, они появились на балконе, как куклы, с застывшими лицами. На Хелен был строгий темный купальный костюм, плечо Лео как обычно укрывало сложенное полотенце, сам он нес маску для подводного плавания и ласты. Не обменявшись ни словом, они прошли к лестнице и тихо спустились вниз. Кокрилл видел, как они затем свернули налево и прошли под аркой из бугенвилии к лесенке под жасминовым «туннелем», спускавшейся к кабинкам у скалы.

Из номера четыре вышла Лувейн.

— Правильно, — сказал ей Кокрилл. — Вы подошли ко мне и заговорили. — Лувейн остановилась перед ним в красно-белом бикини, покачивая блестящим красным пластиковым пакетом. — Вы тогда порвали бретельку вашего купальника.

— Вообще-то, я порвала чашечку лифчика.

— Я еще тогда удивился — у нас пока есть время, вы же остановились ненадолго поболтать со мной, — почему вы не починили ее перед выходом на улицу?

— Так она же стала расползаться только когда я уже вышла. Видимо, она уже раньше чуть-чуть порвалась, а я не заметила. Потом вы что-то такое сказали, когда я вертела в руках бретельку, что я вздрогнула, и чашечка уже начала серьезно расползаться. Да! Вы сказали, что миссис Родд пошла вместе с Лео.

— Да-да.

— Я-то надеялась на секундочку подловить его одного. Не ради чего-то, а просто так. У нас уже было нечто вроде счастливого свидания — ведь в те дни даже одно слово наедине… — Лули помрачнела. — Ну ладно, теперь, пожалуй, мне уже надо идти?

— Давайте.

Инспектор заметил, что она очень бледна. Впервые он видел ее без румян. Неожиданно его охватила жалость, жалость и страх за нее. Кокрилл вспомнил их первую встречу, которая теперь казалась неправдоподобно далекой: она прижалась к нему, бледная как смерть от страха при снижении самолета, и «засыпала волосами, как рыжий сеттер»… Лули обернулась, и он порывисто спросил:

— Вы серьезно намерены продолжать?

— Продолжать? — она прямо взглянула на него.

— Можно было бы хоть сейчас бросить эту затею.

— Не думаю. Нам же надо помнить о супруге любимого друга, разве нет? —• И она улыбнулась ему такой беспомощной и безнадежной улыбкой, что у него заныло сердце. — Впрочем, спасибо за сочувствие.

Лувейн спустилась по лестнице, и он снова увидел мелькание красно-белого купальника девушки, проходившей под ветвями бугенвилии.

Мисс Трапп и Фернандо выглядывали каждый из своей двери в ожидании своей очереди, потом вышли: он в оранжевых шортах, она в тоскливом купальном костюме до колен почти викторианского стиля — и пошли вниз по лестнице на террасу.

Затем в должный срок появился мистер Сесил, подошел к инспектору и облокотился на балконный поручень рядом с ним. Под мышкой он держал красный «дипломат». Спереди рука еще была красной от ожога, а сзади бела, как лилия.

— Что теперь? — спросил он.

— Я пойду в пятый номер и выйду в роли мисс Лейн. Вы остаетесь здесь за себя и за меня. Я подойду к вам и мы чуть-чуть постоим вместе, потом я пойду к скале, как она, а вы смотрите внимательно: что нам было видно, когда мы сверху смотрели на скалу. Ну что ж, теперь я мисс Лейн.

Кокрилл повернулся к двери пятого номера, как вдруг она открылась, и Лувейн, всего минуту назад скрывшаяся из виду под ветками бугенвилии, вышла из комнаты и молча направилась в их сторону.

Тугая шапочка, облегающий иссиня-черный блестящий купальник, черные резиновые тапочки, белый сверток полотенца, ярко выделяющийся на фоне блестящей ласточкиной черноты. Бледное лицо без всякой косметики. Голубые глаза с приопущенными веками. И только маленький рыжий завиток, выбившийся из-под немилосердно тугой черной шапочки и прильнувший к бледной щеке, говорил о том, что перед ними Лувейн. Девушка подняла руку тыльной стороной к ним, и они увидели ярко накрашенные ногти.

Под балконом по левую сторону от инспектора и Сесила Фернандо и мисс Трапп вышли из-под жасминового «туннеля» на нижнюю террасу, где у подножия скалы уже стояли Родды под присмотром охранника.

— Значит, все алиби, все показания и все прочее к черту? — спросил инспектор Кокрилл подошедшую Лули в образе своей сестры. — Раз мисс Лейн была мертва еще до того, как все вы вышли из своих комнат?

— Да, — ответила Лувейн. — Ванда зашла ко мне во время сиесты, чтобы поработать. И тогда, за час до начала купания, я ее убила.

Сесил смотрел на нее, вытаращив водянистые глаза на пепельно-сером лице.

— Но как же… Вы же только что… Лувейн, ради бога…

— Лувейн Баркер только что прошла мимо вас и спустилась по лестнице в малюсеньких бикини, — стала объяснять Лули. — Вот они, под этим, — она оттянула бретельку черного купальника и показала краешек белой ткани. — Макияж, а точнее, просто помаду — долой. Вы же так привыкли, что Лувейн ярко красится, и не представляли ее без косметики, вы считали само собой разумеющимся, что Лувейн всегда размалевана, как клоун. Рыжие волосы скрыла купальная шапочка, покрытые лаком пальцы на ногах резиновые тапки. — Она саркастически сделала реверанс. — Мисс Ванда Лейн, позвольте представиться.

— А руки, сжатые в кулачки, пока вы тут с нами беседовали, — подхватил Кокрилл, — чтобы спрятать маникюр. Насколько я понимаю, лак для ногтей не так-то легко наносить и снимать, как помаду?

— Я прятала не лак, — ответила Лули, — а длинные ногти. А уж накрасить их лаком было бы совсем рискованно. — Она хитро улыбнулась инспектору. — Если помните, лак я наносила тогда, когда сидела у ваших ног!

— Действительно, — невозмутимо согласился инспектор. Казалось, что это его не особенно удивляет. Вы просто мастер быстрого перевоплощения?

— У меня все было продумано. Я просто спустилась по лестнице и вошла через постоянно распахнутые двери гостиницы прямо под балконом, прошмыгнула в парадный холл, а из него наверх и по коридору к себе. — Она отогнула край белого полотенца, и мужчины увидели краешек блестящего красного пакета. — Я все зашвырнула в купальную кабинку, в ту, в соседней с которой Лули Баркер вроде как прохлаждалась. Кстати, никто ее там не видел, я просто запудрила вам мозги своей возней с порванным лифчиком. Придя в номер после прыжков с вышки — к тому времени все спустились на пляж, я удостоверилась, — я сняла этот черный купальник и снова оказалась в бикини. Накрасилась помадой, сунула все мокрое в пакет и побежала на пляж развлекаться. — Она посмотрела на Кокрилла: — Вас это, кажется, не очень-то удивляет?

— Нет, — ответил тот. — Не очень.

— То есть вы догадались?

— Был один факт, который никак не вписывался в мою версию, — заговорил Кокрилл. — Один «кирпичик», которому не находилось места ни в каких моих построениях. — Этот «кирпичик» он положил всем под нос еще давно, вечером в день убийства: купальные принадлежности девушки были завернуты в полотенце и вывешены на балконный поручень. — Считалось, что мисс Лейн пришла к себе и переоделась. А вот зачем ей было заворачивать в полотенце купальник, тапки и шапочку? Ведь обычно их вывешивают сушиться, а не сворачивают. — Кокрилл вдруг вспомнил, как Лувейн оперлась локтями о перила, пока остальные толпились с возраставшим волнением у двери в комнату убитой девушки. — Вы тогда вывесили полотенце?

— Конечно, — сказала Лули. — Все суетились у двери, а я за спиной выудила эти вещи из пакета и просто перекинула через поручень. Никто не заметил, ведь весь поручень был увешан сушившимися вещичками.

— А вот я заметил, — строго сказал Кокрилл. — Эти вещи, вообще-то, были вывешены не так, как для сушки.

От скалы до них донесся крик. Лео Родд махал им рукой и что-то кричал.

— Мы запаздываем, — сказала Лули. — Я пойду вниз.

— Но, право же… — возразил Сесил и попытался преградить ей дорогу.

Она оттолкнула его вытянутую руку и побежала вниз. Мужчины проводили ее глазами до конца террасы.

— Пускай продолжает, — сказал инспектор. — Она хочет, чтобы справедливость не только восторжествовала, но и чтобы это было очевидно для Лео Родда. Ибо именно для этого, по-моему, задуман весь спектакль.

— Странный способ вернуть себе любовь мужчины.

— Не такой уж и странный, если любить его так, как она любит Лео Родда, — печально отозвался Кокрилл и на миг задумался. — И все же, пожалуй, пойдемте-ка к скале. Незачем нам здесь стоять. Все, что надо было, мы уже увидели.

Вниз по деревянной лестнице, по террасе, мимо распахнутых дверей, ведущих в огромную прохладную гостиную, к дальнему краю террасы, где почти на уровне подножия скалы сгрудились купальные кабинки… Кокрилл и Сесил смотрели, как стройная фигурка не спеша вышла из прохладного сумрака жасминовой аллеи на яркий солнечный свет. Потом увидели, как четыре напряженных лица внезапно побелели, а охранник непонимающе заморгал. В глазах мистера Фернандо снова появилось то же выражение, что и накануне, когда Лувейн стояла в дверях своего номера с захваченными назад волосами; он забормотал по-испански не то проклятия, не то молитву, но умолк на полуслове, когда Лувейн тихо прошла мимо него и остановилась перед Лео Роддом. Рыжий завиток снова выбился из-под шапочки, и напоенный ароматами бриз нежно прижал его к ее бледному лицу. Лувейн откинула его тыльной стороной руки, но он тотчас вновь упал ей на лоб.

— Ну вот, теперь ты все знаешь, — сказала она Лео.

Было ужасно видеть мужчину в такой невыразимой муке: в смятении, сомнении и муке. Он мотал головой, не отдавая себе в этом отчета, не желая верить и вдумываться, бусинки пота катились у него по лбу. «Только не это! Только не это!..» — повторял он.

Лувейн закрыла глаза, не в силах видеть эту муку.

— Это все из-за тебя, Лео, ~ сказала она. — Мы обе любили тебя. Стоило нам тебя увидеть, как мы обе влюбились. А потом поссорились, она мне угрожала, нож лежал рядом… — Он отступил от нее. — Не отворачивайся от меня, не смотри на меня с ненавистью, Лео. Я сделала это из любви к тебе, и из-за любви к тебе я действую сейчас. — Лувейн подняла голову и взглянула на Хелен, не верившую своим глазам и застывшую в испуге чуть поодаль. — Я поступаю так, чтобы спасти ее.

— Мисс Лейн лежала там… у себя в комнате… мертвая… — Глаза мисс Трапп чуть не вылезли на лоб, — а вы… вы… разыгрывали здесь весь этот маскарад?

— Я просто стала играть ее роль, вот и все. — Лувейн надоели объяснения. Всем уже было рассказано о ее родстве с Вандой и их карьере. Она слабо улыбнулась: — Ведь мы обе почти всю свою взрослую жизнь играли роли, обе жили в некоем мире двух актеров, в мире перевоплощений. Все было, как в романе, все развивалось, как сюжет… — Она с мольбой взглянула на Лео. — Что же, роман подошел к концу, правда вряд ли я теперь буду «жить счастливо долгие годы», как пишут в конце романов, — если вообще буду жить.

Лео ничего не ответил. Она повернулась, чтобы уйти, и тогда он быстро ухватил ее за запястье.

— Ради бога! Куда ты, что ты задумала?

— Что? — Лувейн говорила печально. — Просто хочу себя выдать с головой — что же еще? Пусть полицейские забирают меня, тогда вы сможете выбраться из этого жуткого места и отправиться домой. — Она обратилась к Хелен: — Самое ужасное — это то, что я обвинила вас и заставила страдать вместо себя. Это хуже всего. Но больше вы не будете страдать. — Она вскинула голову и пошла прочь, еще больше побледнев от горя, если это вообще было возможно. — Вон там у отеля уже и сам херенте. Идет сюда. Так что вот сейчас все ему и скажу.

Меж ветвями сосен прошелестел прохладный ветерок, море внизу продолжало искриться мириадами танцующих лучиков. У подножия скалы никто не шелохнулся. Человек в полицейской форме шел в развевающемся синем плаще под переплетенными ветвями жасмина, приближаясь к ним.

Внезапно Хелен Родд догнала и схватила Лувейн за руку со словами «Скорее! Сюда!», затолкала ее в одну из кабинок и спряталась за ней следом. Дверца захлопнулась.

К вышедшему из жасминового «туннеля» начальнику полиции подбежал взволнованный охранник и что-то залопотал.

— Охранник ничего не понимает, — поколебавшись, начал переводить Фернандо. — Говорит, что мы все собирались купаться, а вместо этого встали и начали разговаривать. Говорит, что мы все казались очень взволнованными. Говорит, что две дамы только что заперлись в кабинке, видимо, заметив его… — Начальник полиции обратился к Фернандо, и тот грустно перевел: — Теперь он спрашивает, зачем они это сделали.

— Скажите ему… — зашептал Лео, что-то задумав, — переведите: мисс Баркер затащила туда мою жену. Скажите: моя жена… моя жена, естественно, испугалась, думая, что он пришел ее арестовывать.

— Разве так можно? — растерялась и ужаснулась мисс Трапп. — Что подумает миссис Родд?

— Миссис Родд только что намеренно уберегла мисс Баркер от ареста, — сказал инспектор Кокрилл. — А раз она нашла в себе силы так поступить, то нам стоит последовать ее примеру.

— А если он на самом деле пришел арестовывать миссис Родд?

— Если так, то мы изменим его планы, — ответил Кокрилл.

Фернандо что-то перевел начальнику полиции. Тот помолчал, а потом, сильно нахмурившись, заговорил. Фернандо переводил:

— Херенте говорит… Он требует объяснить, что здесь происходит: почему мы бледные и напуганные, почему мисс Баркер так странно говорила с мистером Роддом, почему мы все переоделись в пляжные костюмы и спустились к скале? И раз к ней спустились, то почему не прыгаем с вышки?

— Мы пришли сюда не нырять, а просто купаться, — пояснил Лео.

— Херенте говорит: если мы хотим купаться, то надо идти на пляж по центральной лестнице. Он говорит, что на этом месте в последний раз видели живой ту девушку. Он опять спрашивает, что происходит: если мы пришли сюда нырять, то почему не прыгаем с вышки?

— Скажите ему, пусть не сует свой чертов нос не в свои дела, — огрызнулся Лео. — Какого дьявола мы должны нырять, если не хотим? Мы не любим нырять, не хотим и не умеем — никто. Мы просто любим ходить к пляжу этим путем, вот и все, не нравится нам центральная лестница.

— Он опять спрашивает: о чем мы говорили и что происходит? Он говорит, — пробормотал с мучительной гримасой Фернандо, — что если ему ничего не объяснят, то он арестует миссис Родд сейчас же и заберет ее в тюрьму.

Дверца кабинки распахнулась, и перед ними выросла Хелен Родд. Вслед за ней, в бело-красных бикини, с развевающимися рыжими волосами, появилась Лувейн. Ее бледное лицо было ярко накрашено и немного напоминало ее прежнюю. Она остановилась, улыбаясь одними губами и моргая от яркого света. Лео шагнул к ним и проговорил запинаясь:

— Лувейн… — Он умолк, а потом обратился к Хелен: — Я буду всегда любить и благодарить тебя… за то, что ты сделала для Лувейн.

Начальник полиции угрожающе поглядел на сопровождавших его охранников, на Лувейн, на Хелен… Инспектор Кокрилл выступил вперед, подняв тонкую загорелую руку, призвал всех к тишине и негромко сказал:

— Мистер Фернандо, переведите, что охранники нас не поняли. Все мы, разумеется, обсуждали убийство: как оно могло быть совершено и ради чего, строили догадки, придумывали истории, которые подтверждали бы их. Что до разговора мисс Баркер с мистером Роддом, то мисс Баркер просто излагала мистеру Родду свою версию, а поскольку она пишет романы, то, естественно, ее история оказалась самой интересной. Относительно ныряния мистер Родд совершенно прав: никто из нас нырять не умеет. Уж так получилось, что никто из нас не может прыгать с вышки: я, мистер Сесил и вы сами, мистер Фернандо, не можете. Или, во всяком случае, не прыгаете. Мистер Родд не может из-за руки, миссис Родд — из-за того, что ей это не нравится, а мисс Трапп — потому что не умеет плавать. И мисс Баркер не может, совсем не может. Мисс Лейн могла: она могла пробежать по тонкому, как лезвие бритвы, гребню скалы, могла раскачиваться на краю трамплина на высоте двадцати пяти футов над морем. А мисс Баркер этого не может. — Он сбросил с рукава пиджака воображаемый пепельно-русый волос. — Боязнь высоты — это чувство, не поддающееся контролю. А мне известно, что мисс Лувейн Баркер почти патологически боится высоты.

Мисс Лувейн Баркер уже лежала в глубоком обмороке у ног Лео Родда.