Глава 7

Был полдень. Задремавшего в шезлонге Кокрилла разбудили голоса возвращавшихся туристов. Они звенели от радости: отдыхавшие вернулись с лодок контрабандистов с трофеями, которыми их одарили из-под полы матросы (по приказу капитанов, забравших себе сорок процентов добычи). То же самое можно было купить за полцены в портовых лавках и за четверть за пределами острова.

«Суроу» по-прежнему была суровой, «Хмуроу» разрывалась между послушанием и влюбленностью, миссис «Тошни» тошнило, как, впрочем, почти всех остальных, не демонстрировавших этого так явно. К одной из скромных симпатяшек возмутительным образом пристал один матрос, а остальные женщины называли ее недотрогой и больше всего на свете желали, чтобы нечто подобное случилось с ними самими.

Инспектор Кокрилл решил прогуляться. О том, что у дверей гостиницы поставлена стража, он забыл, но как только слова «Скоталанда Ярда» обошли всех сторожей, они приветствовали инспектора с таким уважением, что даже не намекнули на взятку. Кокрилл спустился к набережной и стал смотреть, как последние мешки нелегального табака и кофе втаскивают на берег под наблюдением начальника полиции. Тот отвлекся отдел, связанных с убийством, дабы исполнить свой первоочередной долг. Кокриллу он очень обрадовался, достал из кармана двое наручных часов и сначала предложил купить любые на выбор по очень низкой цене, а потом начал уговаривать своего коллегу взять и те и другие за ту же цену. «Скоталанда Ярда» оказался непреклонен, начальник полиции обнял за плечи своего «брата» и жестикулируя, как мельница, упросил его зайти на рюмочку «агуардьенте». Кокрилл размечтался, как среди пестрых гераней в каком-нибудь уютном белокаменном домике какая-нибудь Кармен или Изабелита разливает «агуардьенте» по рюмочкам, и не заметил, как они с начальником полиции оказались у ворот тюрьмы.

Тюрьма была построена еще самим пиратом Хуаном в его молодые годы и с тех пор изменений почти не претерпела. Апартаменты начальника полиции все же, по сравнению с остальными тюремными помещениями, были исключительно уютны. Хитроумные желобочки из свернутой жести, собиравшие капающую по двухметровым стенам влагу; по окну в каждой комнате, причем все окна наверняка пропускали бы воздух и свет, если бы десятилетия назад аисты не свили себе гнезд прямо в проемах. Здесь висел чудесный аромат контрабандного кофе, варившегося на открытом огне. В углу этого гостеприимного жилища на стопке циновок свернулся калачиком раньше времени родившийся козленок: Хосе не исполнил до конца указаний начальства.

Начальник полиции снял с вбитого в стену гвоздя увесистый ключ и с невероятными усилиями открыл сейф. Раздвинув стоявшие в нем всевозможные упаковки пагубных наркотиков, он извлек оттуда бутылку водки. Налив по вместительному стакану до краев, он продолжал так радушно принимать своего гостя, что Кокрилл уже приготовился к ритуальному вскрытию вен и смешению крови во имя братства.

Разговор по существу, однако, не клеился. Наконец начальник полиции сдался и послал за переводчицей. Ею оказалась веселая брюнетка Лолита. Она присела на колено хозяина дома и в перерывах между переводом пощипывала ему уши. Лолита сразу же предупредила «кровного брата», что теперь они с начальником полиции друзья навек и сеньор не должен сообщать его жене, Лепите, какую хорошенькую переводчицу вынужден нанимать ее муж. Инспектор Кокрилл пообещал и сразу почувствовал, насколько разрядилась обстановка. Тогда он решил, что самое время замолвить слово о «беспомощных».

Лолита перевела начальнику полиции слова Кокрилла, чередуя их взрывами необъяснимого смеха. Его очень бы устроила версия самоубийства. Однако она не подтверждалась. Он достал блокнот в коричневом сафьяне. Оказывается, не только инспектора позабавило, как переводили администратор отеля и Фернандо записи из блокнота мисс Лейн. Абсолютно ясно, перевела давясь от хохота Лолита, что сеньорита имела какой-то компромат на каждого в списке подозреваемых и что они, по вполне понятным причинам, искали возможность с ней расправиться. Далее Лолита без промедления добавила, что на Сан-Хуане убийства случаются часто и в итоге начальник полиции всегда кого-нибудь ловит. Было очевидно, что вовсе не важно, виновного или нет.

Кокрилл многое тщательно обдумал во время своей утренней прогулки по воде и, несмотря на возрастающее действие крепкой водки, рассуждал довольно четко. Он стал объяснять на бумаге.

В последний раз сеньориту видели в четыре тридцать дня; она поднималась вот по этой узенькой тропке (он ткнул прокуренным указательным пальцем в грубо набросанный план отеля и садов, становившихся все более густыми по мере убывания «агуардьенте» из бутылки). В то время все… ну ладно, назовем их подозреваемыми, были на пляже. И до тех пор, пока два или два с половиной часа спустя не обнаружили тело, они все вместе там оставались: сначала купались в море, а потом загорали на песке. Сам же он, инспектор Кокрилл, все эти два с половиной часа просидел на нижней террасе… Тут он, прокрутив как следует в голове свою мысль, решился добавить, что ни на миг не терял ни одного из загоравших из поля зрения: мистер и миссис Родд лежали под тентом, мисс Трапп — неподалеку от подножия скалы, мистер Фернандо растянулся на плоту ярдах в семи от берега, мистер Сесил в резиновой лодке плавал вдоль берега, а мисс Баркер прикорнула на террасе рядом с его шезлонгом. Нет-нет, он не спал, ни чуточки. Другие, быть может, спали. Мисс Баркер точно спала. Мистер Сесил сказал, что спал, мистер Фернандо — тоже. Но инспектор Кокрилл не спал, настаивал английский сыщик: даже под парами «агуардьенте» он понимал, что инспектор из Скотленд-Ярда не может спать. И он может поклясться, что все шестеро интересующих его персон целый день пробыли на пляже.

— Я видел их, — подвел черту Кокрилл. — Это точно. Абсолютно.

Начальник полиции несколько огорчился такому повороту дела. Он столкнул брюнетку с колена и велел ей принести какой-нибудь стул. Девушка вернулась с чем-то, явно оставшимся со времен средневековья, и послушно села у стола. Начальник полиции заговорил резко, полностью позабыв недавнюю веселость, а Лолита стала так же резко переводить:

— Начальник говорит: вы видел всех?

— Всех, — твердо ответил Кокрилл.

— Все время?

— Все время. То есть все то время.

— Вы не спать?

— Не спал. Я читал книгу.

— Ага! — сказал начальник полиции.

— Начальник говорит: «Ага!»

— Что значит это «Ага»?

— Тогда ваши глаза были на книге!

— Я не читаю книги по два с половиной часа не поднимая глаз. Чтобы уйти с пляжа, убийце понадобилось бы пройти по центральной лестнице почти рядом с моим шезлонгом или через весь пляж к тропинке, ведущей наверх у скалы. Он должен был отсутствовать по меньшей мере… по самой меньшей, три четверти часа. Я просто не мог упустить его из виду — даже если бы не заметил, когда он исчез или вернулся.

Начальник полиции сидел молча, в глубокой задумчивости уставившись на стол, потом автоматически протянул руку, чтобы снова наполнить рюмки «агуардьенте», и, обхватив грязными пальцами тоненькие краешки рюмок, передал инспектору и переводчице. Свою он опорожнил одним глотком и откинулся на спинку деревянного стула, держа перед глазами раскрытый блокнот в коричневой обложке. Потом, не закрыв, положил блокнот на стол и что-то сказал девушке. Она перевела:

— Начальник сказать: они не могли, значит, убить?

— Нет, — ответил Кокрилл.

— Начальник сказать: потому что вы могли их всех видеть?

— Да, — подтвердил Кокрилл.

— Начальник сказать, — теперь уже девушка не хихикала и не улыбалась бессмысленно, — Начальник сказать: очень хорошо, тогда… но кто мог видеть вас?

Инспектор Кокрилл замер. Крепкое спиртное делало свое дело. Мысль путалась и вязла, как пчела, которую заманили на патоку. Но наконец он, напрягшись изо всех сил, вырвал себя из хмельного болота и вернулся к холодному здравомыслию. И от этого здравомыслия действительно похолодел. Снова жуткая правда явилась перед ним, его затрясло и душа ушла в пятки. Он резко сказал:

— Я видел их — они видели меня.

— Начальник сказать; нет, вы были выше и могли видеть вниз. Они были ниже. Они могли и не видеть вас.

— Мисс Баркер лежала прямо рядом со мной.

— Да, сказать начальник, но спала.

— Как только бы я встал, с пляжа меня увидел бы любой. Мне ведь пришлось бы идти на верхнюю террасу по лестнице.

— Он сказать: вы можете пройти вдоль террасы к жасминовому «туннелю» и по нему подняться на верхнюю террасу.

— А что бы мне пришлось делать, если бы мисс Баркер проснулась?

Начальник полиции пожал плечами, Лолита повторила его движение в качестве перевода и потом добавила его слова:

— А почему не может джентльмен встать и уйти?

— На четвереньках по всей террасе? Ладно, не переводите, это так, шутка, — усмехнулся Кокрилл. — Допустим, она бы проснулась тогда, когда меня не было или, например, когда я возвращался после… того, что сделал?

— Начальник сказать: убитая сеньорита знала плохие тайны о сеньорите Барракер. Сеньориту Барракер устроило бы… не увидеть вас и спать.

Нет, никогда, никогда нельзя недооценивать людей…

— Скажите сеньору… переведите ему: я ничего не имел против убитой сеньориты. В ее блокноте ничего не было против меня. Зачем же мне убивать ее? Почему он считает, что я мог это сделать?

Начальник полиции не сводил глаз с лица Кокрилла. Потом встал, вытащил лист бумаги и положил его на середину стола, взял свою рюмку с остатками «агуардьенте» и быстрым движением выплеснул их на бумагу. Капли легли длинными головастиками, сужаясь в противоположную от него сторону. Он удовлетворенно оглядел их, снова взглянул на Кокрилла, оттолкнул мокрый лист и положил на его место коричневый блокнот, раскрытый на странице с именем инспектора. Не отдавая себе отчета, тот тоже встал и стал рассматривать страницу.

Пятнышки крови, рассыпавшиеся по исписанному листу, напоминали семейку головастиков, разбегавшихся…

Начальник полиции снова рывком повернул блокнот к Кокриллу. Теперь инспектор мог еще раз хорошо прочесть комментарии Ванды Лейн относительно себя самого, сумму внизу страницы, которую она обвела чернилами. А головастики разбегались… в противоположную от него сторону.

От него.

Но на деревянном столике капли вытягивались в обратную сторону. Значит, блокнот на столике развернули…

Так. Она сидит за столиком. Перед ней лежат блокнот с компрометирующими записями и нож «из Толедо».

В комнату кто-то входит. Перед ним стол, он смотрит через него на мисс Лейн. Она открывает блокнот… она или вошедший. Блокнот повернут к вошедшему. Тот читает написанное и хватает нож…

Но кто бы ни вонзил нож в сердце Ванды Лейн, он смотрел на страницу с именем инспектора Кокрилла.

Он стоял не сводя глаз с забрызганной кровью страницы, впервые за многие-многие годы почувствовав, что такое страх — страх и неизвестность. Он хотел было заговорить, но промолчал: одно неверное слово, один неверный шаг и… Но нельзя же просто так стоять и позволить поймать себя в ловушку! Ибо, если эта ловушка сработает, то жертва останется беспомощной до самой смерти. Ее больше никто не увидит, не услышит и очень скоро все ее забудут. Ну кому какое дело до англичанина на острове Сан-Хуан эль Пирата? Убийство было совершено, подозреваемый был… найден, требования правосудия удовлетворены. И теперь наследный принц, мэр и начальник полиции должны заняться более важными делами: контрабандная флотилия вот-вот выйдет на промысел, а потом вернется. А на Страстной неделе будет очень удобно и показательно из милости вздернуть заключенного на виселицу и тем самым положить конец этому делу.

Кокрилл посмотрел в глаза начальнику полиции. Тот неопределенно улыбнулся и пожал мощными плечами в погонах, как будто говоря: мой «кровный брат» сам допустил глупую ошибку — и взглянул на часы. Часы, по его словам (которым Кокрилл не поверил), показывали начало третьего. При этом он поморщился, давая понять: в два у него всегда обед, и Пепита уже наверняка сердится. В ответ на его громкий стук кулаком по столу в комнате появились двое конвоиров. Кокрилла охватил ужас.

— Что это значит? — спросил он.

Лолита перевела его вопрос начальнику полиции, тот стал размышлять, какой ответ лучше утихомирит нового заключенного, и наконец изрек, что «полицио» желает предложить херенте инглес нечто вроде ленча. Приглашение было настоятельным, ибо конвоиры стали по обе стороны от инспектора и крепко ухватили под руки. Начальник полиции улыбнулся ему, будто извиняясь, и отправился отчитываться перед Пепитой, а инспектор Кокрилл из «Скоталанда Ярда» проследовал в камеру в подземелье тюрьмы порта Баррекитас.

По контрасту с ослепительным солнцем снаружи, в тюремных коридорах было очень темно — темно, сыро и очень холодно. Никаких желобков из жести для сбора влаги, сочащейся вдоль стен, позеленевший за двести лет осклизлый пол. У стены в камере стояла подгнившая деревянная лавка, остальное пространство тесной комнатенки было завалено огромными мешками чего-то, напоминавшего кофе в зернах. Помимо этого камеру наполнял сильный запах козлятины, были также следы присутствия здесь этих полезных животных. Конвоиры вышли, с неимоверным грохотом захлопнув за собой дверь и повернув в ней ключ. Через десять минут один из них явился с миской острого пряного риса и графином молодого красного столового вина, получаемого от весьма хилых виноградников на другом берегу острова. Страж ушел, зевнув напоследок, и уже не так громко захлопнул дверь. Риса инспектор Кокрилл есть не стал, а половину графина вина выпил. Мешки с кофе оказались суше, чем лавка, он сел на один из них и задумался.

Через час он по-прежнему сидел на мешке. Голова не работала, от холода он совершенно не мог мыслить и просчитывать варианты, не мог принимать решения, не мог предполагать и вспоминать…

Начальник полиции в гостинице больше не появится. Завтра утром, возможно, Фернандо сделает какой-нибудь запрос. Полиция ответит, что теперь все в порядке, «Одиссей-тур» может спать спокойно. Фернандо немножко поспорит, конечно же, попросит объяснить, что произошло, попытается возражать… Но он и сам от полиции натерпелся и вряд ли отважится особо пререкаться. В конце концов, он пожмет своими широкими плечами, сообщит обо всем своей фирме и продолжит поездку с «иль группой». А те будут лишь счастливы улизнуть поскорее отсюда, пока полицию удовлетворяет один заложник, будут спокойно обсуждать между собой случившееся, слишком довольные и счастливые, чтобы разыскивать его.

Пока же, измученный отчаянием и ужасом, инспектор просто сидел на мешке — беспомощный, отупевший, не сдвинувшись с места с тех самых пор, как дверь захлопнули в последний раз и щелкнули замком…

Щелкнули замком?

В первый раз дверь закрывали с ужасным шумом. Во второй — с гораздо меньшим. Кокрилл тихо встал и подошел к огромной деревянной двери на железных петлях.

Сан-Хуан эль Пирата не изменял себе ни в чем: сторож ушел, спеша на сиесту, и забыл запереть дверь.

Инспектор осторожно вышел в коридор, поднялся по скользким, чавкающим от грязи невысоким ступеням, прошел по прохладному задымленному холлу, где мирно похрапывала полиция, положив головы на сложенные руки, и оказался в ясных и ярких, торжествующих лучах солнца. Он пустился почти бегом через весь городок, то и дело воображая, что за ним гонятся все церберы, пока не очутился в гостинице «Белломаре».

В пять вечера начальник полиции появился в гостинице. Инспектор вместе с Фернандо сидел на террасе. Они тотчас встали, лицемерно улыбаясь, и с помощью Фернандо Кокрилл непринужденно поблагодарил начальника полиции за восхитительное гостеприимство: ленч ему исключительно понравился, но потом так захотелось вздремнуть, что инспектор прогулялся до гостиницы и предался сиесте, не дождавшись своего друга. Инспектор выразил надежду, что начальник полиции его поймет. Тот все прекрасно понял. Но ведь это была его собственная идея обыграть взятие под стражу, как веселый званый ленч, и ни слова не было сказано о том, что инспектор так и должен оставаться под стражей. Наверняка этот английский сыщик подговорил Педро не запирать дверь… Педро славный малый, один из лучших в его ведении, а в бурном море, в минуту опасности — просто лучше не бывает. Вот только свои полицейские обязанности парню следовало бы знать получше, подумал с досадой начальник полиции и ушел ни с чем.

Пока же «иль группа» заполонила пляж и отвратительно визжала голосами британских купальщиков. В это время семь несчастных подозреваемых собрались на срочное совещание под сенью сосен.

Инспектор Кокрилл выступил с краткой речью. Он заявил, что с этой минуты каждый должен стоять за себя или, как это называют французы, «сорв ки порт», или спасайся, кто может. Один из них, из шести — или из семи, если им хочется и его включить в этот список, — убийца. Он, Кокрилл, не собирается больше сидеть в камере, спасая шкуру убийцы, и других туда не пустит. Ни один невинный человек не должен окончить свой век в тюрьме порта Баррекитас, если Кокриллу удастся взять дело в свои руки. Но туда не попадет и преступник: он вернется вместе со всеми в Англию, там предстанет перед справедливым судом и будет иметь возможность честно признаться в содеянном.

— Но на этом мое милосердие к нему закончится, — продолжал Кокрилл. — С этой минуты я стану против него, кто бы из вас шестерых это ни был. И если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы тоже будете против убийцы. Что бы вы ни думали о том, может ли убийство шантажиста иметь оправдания — если, конечно, мисс Лейн действительно шантажировала, — вывод неизменен: если обвинение падет на невиновного, убийца станет опасным для всех нас. Я помогу вам, насколько это в моих силах, но и вам придется помочь мне. Предупреждаю честно: с моей шеи петля еще не снята, далеко не снята. И я сделаю все возможное, чтобы найти настоящего убийцу и защитить себя самого.

Он быстро сел на причудливо выложенное плиткой сиденье между соснами и достал кисет с табаком. Все молча сидели вокруг него на устланной сосновой хвоей земле, как дети, которым рассказывают на ночь страшную сказку. Но эта история для вечерней сказки была слишком мрачной, и «дети» были напуганы холодным зловещим тоном его голоса. В напряженной тишине он повторил:

— Все очень серьезно. И кто бы это ни был: мужчина или женщина, — я докопаюсь, кто из вас шестерых убийца. В тюрьме ни за кого сидеть не буду. Теперь я все сказал.

— Понятно, — заговорил Лео Родд. — Инспектор Кокрилл, мы уверены априори и ни на секунду не сомневаемся, что вы не убийца. Но ведь вы сами подтвердили херенте, что у всех у нас есть алиби. И это действительно так. Мы были на пляже, и вы могли всех нас видеть. Вы сказали, что хорошо обдумали это…

— А с тех пор еще лучше обдумал, гораздо лучше, — ответил Кокрилл. — Когда мне важно было, чтобы никого из вас не подозревали, я быстро убедил — прежде всего сам себя, и совершенно искренне, — что я могу всем обеспечить алиби. Теперь мне важно узнать, кто же из вас виновен, и вижу, что ни у кого из вас алиби нет.

Кроме одного человека. У одного из них было алиби. И в глубине прожженного долгой жизнью сердца Кокрилл не мог этому не радоваться. Потому что в Лули Баркер было то, чем юные создания всегда могли растопить его сердце: у нее под жизнерадостностью и смелостью, как бы нелепо они не выглядели, крылась нежная и очень ранимая душа. Кокрилл был рад, что у Лули есть алиби, что она весь долгий, пропитанный солнцем день проспала, лежа у его ног, положив рыжую головку на руки. Лули Баркер исключается. Остальным явно придется жить по принципу «сорв ки порт».

Загрузка...