Смертельный номер

Глава 13

Лувейн перенесли в ее номер, уложили на белые подушки кровати под балдахином, и теперь Сесил на цыпочках сновал между кроватью и туалетным столиком, уставленным баночками, пузыречками, зеркальцами и пуховками, и с упоением давал профессиональные советы, помогая возвращению Лули к обычной жизни.

— Тщательная обработка очищающим молочком, лапочка, просто незаменима после таких передряг. А потом много-много стягивающего лосьона хорошенько вбить в кожу — мы же не хотим, чтобы к тридцати годам у нас появились «гусиные лапки» вокруг глаз, правда, дорогая? Вообще, как разумно с вашей стороны носить широкополые шляпы. Право же, милочка, сумасшествием было вообще приехать сюда, где такой жуткий климат, настоящий разрушитель нашей кожи. Не удивлюсь, если к концу всей этой истории мы будем походить на крокодилов. — К этому Сесил прибавил, что замечание Кокрилла о боязни высоты ну просто совершенно его потрясло.

— И меня тоже, — жалко улыбнулась Лули.

— Но как же вы могли забыть об этом?

— Я не забыла, просто считала, что до ныряния дело не дойдет. Думала, что вот появлюсь перед вами всеми, и вы воскликнете: «A-а, так вот как все произошло!» — и ни до кого не дойдет, что я не могу взобраться туда и прыгнуть, не свернув себе шеи. Потому что, конечно же, это так… Я ужасно боюсь высоты.

— Если это так… — осторожно проговорил Сесил.

— О, так, так, — рассмеялась Лули. — Ведь старина Кокрилл видел, как плохо я переносила снижение самолета.

Это видел и Сесил. Пока они летели на высоте, с ней все было в порядке. Ни о чем можно было не беспокоиться. Но когда стали снижаться, крохотные домики и лоскутные поля стали расти, приближаясь к ним, Лувейн задрожала и, позеленев от страха, судорожно вцепилась в этого коротышку-инспектора. Боязнь высоты — тут ничего не попишешь. Тогда она еще не собиралась убивать сестру, еще ни одна из них не успела — а точно ли? — влюбиться в Лео Родда. А если предположить, что существовал ранее задуманный план — ведь отдаленно это напоминает таковой? Но Лули не могла знать о расположении отеля, открытых дверях центральной гостиной, ведущих в холл и на лестницу, о кабинках недалеко от скалы и о трамплине. Если, конечно же…

— А вы раньше не бывали здесь? — прямо спросил он.

— Нет-нет, — рассмеялась она. — Я вообще не бывала в Италии. Можете в паспорте посмотреть, неверующий Фома!

И все же, подумал Сесил, как весь маскарад идеально вписывается в версию убийства. Он подал ей щеточку с тушью.

— Совсем крошечную капельку над кончиками бровей, лапочка. Вот-вот, прекрасно, лучше некуда. «Апре миди дон Фон!»^{23} — Сесил посмотрелся в ручное зеркальце: чуточку «Апре миди» ему тоже не повредит. Он нанес краску легкими профессиональными взмахами кисточки. — Ну просто блеск: мы с вами похожи на парочку прелестных оленят Бэмби, с широко распахнутыми от удивления глазами, только что вышедших из чащи.

— А мы, по-вашему, уже вышли?

— Вы уже да. То есть я убежден, что ваша подтасовка разбилась в пух и прах об эту скалу для ныряния. Раз уж у вас такая штука, вы бы ни за что не научились нырять, а? Так что, даже если бы вы победили себя на миг и заставили пройти к вышке… нет, нельзя же зажать нос и прыгнуть с такой верхотуры, правда? Плюхнешься животом в воду, а это совсем нехорошо, да к тому же никто не спутает с бедной Ла Лейн — прыгала она шикарно. — Подкрашенные брови ему, увы, не пошли, и, поплевав на кусочек ваты, Сесил стер краску, а вместе с ней и немного крема от загара. — Дорогая моя, да я теперь просто на прокаженного стал похож. Сейчас же пудру «Макс Фактор»! Да где же она? — Лули ужаснулась, увидев, что Сесил трет ваткой по поверхности искомой пудры. — Но вот что я хотел бы знать: что вы собирались делать дальше?

— Да я же вам сказала: хотела выдать себя. Знаете, я думала… — Лули взглянула на руки, и Сесил увидел, что они дрожат. — Я думала, что Лео ненавидит меня… за то, что я оговорила Хелен, что обвинила ее, что заставила страдать. Я думала, он решил, что на самом-то деле любит ее. А если так, то мне было абсолютно все равно, что со мной произойдет. Я думала, что, по крайней мере, смогу восстановить мое доброе имя в его глазах, если выдам себя ради спасения Хелен.

— Любить никто не может больше, чем жизнь готовый положить во имя друга… — попробовал заговорить стихами Сесил и осторожно добавил, что, пожалуй, в данном случае, все сработало, даже не потребовав такой крайности.

— Я все поняла не так, — вздохнула Лули. — Он сердился на меня, да, но это совсем не ненависть, это другое. А ее он жалел и волновался за нее — но это не любовь. Вы слышали, что он сказал ей — после того как она упрятала меня от херенте в моем гриме под Ванду Лейн? Он сказал: «Я всегда буду тебе благодарен за то, что ты сделала для Лувейн». Для Лувейн. — Она опустила веки на блестящую голубизну глаз. — Вы никогда не поймете, никто не поймет, что значили эти слова для меня.

— И вы решили не продолжать представление?

— Инспектор Кокрилл решил это за меня. — Она пожала плечами. — К тому времени я уже была в обмороке. Да я и не могла бы продолжать: он же показал, что вся затея пустая, как это, в общем-то, и есть.

— Неужели? — усомнился «неверующий Фома».

— Зря надеетесь, лапочка? — Лувейн не могла не рассмеяться. — Конечно было бы здорово, если бы мой план шел как по маслу. Но, увы, все погорело. Нырять с вышки я не умею и не стала бы. А в день своей смерти Ванда исполнила два изумительных прыжка. — Остальное, признала Лули, удалось просчитать до удивления хорошо. Раньше они с бедняжкой Вандой именно так планировали новую книгу. — Сначала определяешь основную линию, о чем роман. Когда придумаешь, обнаруживаешь, что находишься в рамках определенных «констант», и приходится так плести сюжет, чтобы в них вписываться. В моем случае основная линия заключалась в том, что я просто похожа на Ванду и могла ее подменить. «Константами» были: расположение гостиницы, время убийства, свернутое полотенце и так далее. Мне все это надо было продумать, и получилось бы просто блестяще, если бы так до ужаса не было похоже на реальное убийство. Ну кто мог рассчитывать на такую удачу, что Ванда наденет резиновые тапки, например? Или что будет сжимать ладонями поручень — я ведь об этом не знала, я просто понадеялась, что вы не обратите внимания на длинные ногти; Ванда ведь всегда стригла их коротко. — Лули снова рассмеялась: — А между тем умный старый лис инспектор Кокрилл все это уже давно заметил и раскрыл. Интересно, что он сейчас думает обо всем случившемся?

Инспектор Кокрилл думал, что исключительно доволен исходом случившегося, вот только не знал, больше радуется его ум или сердце. С досадой он признался себе, что ум здесь вообще-то ни при чем. Он рад, что его любимица спасена от той шумихи, которую ей сулила собственная глупость; рад тому, что нет больше той смутной тревоги, которая подкралась к его сердцу с самого начала ее задумки. «Лучше было бы дать спектаклю развиваться до конца, — повторял он себе. — Ей необходимо было сыграть для Лео эту сцену, а я в конце концов всегда пришел бы ей на помощь». И зачем только принимать все так близко к сердцу, недоумевал Кокрилл. Как и Лео Родду, в последнее время Лувейн часто казалась ему просто надоедливой, недалекой, не умеющей себя вести, а уж ее обвинение в адрес Хелен, как ни сваливай на нервный срыв и истерику, было вовсе возмутительным. И все-таки… он вспомнил ряд хорошеньких девушек, которые, увы, в далекие нелегкие годы заставляли его сердце биться немного чаще… и подумал, что не было среди них ни одной, хоть чуть похожей на Лувейн. На ту Лувейн, какой она была в те первые светлые дни, такой веселой и открытой, такой отчаянно влюбленной.

А в это время…

Лео Родд вышел из гостиницы, направился к своему обеденному столику на террасе, уселся на один из кривых стульев и тотчас послал официанта быстро принести горький кампари. Когда тот ушел, Лео победно ударил кулаком по столу:

— Да! Вы были правы. Кругом одни неоплаченные счета.

— А сейчас он заплатил? — Кокрилл спокойно потягивал сан-хуанское пиво.

— Еще нет, — ответил Лео. — Но пообещал — очень убедительно, по-видимому, ибо все довольны. Камильо — этот новый гид, возивший свою группу по Венеции, — спрашивал в отелях Флоренции и Сиены, и там счетов полно. Я каким-то чудом дозвонился в Рапалло и отель «Флора» в Риме. Клиенты «Одиссей-тура» никогда не останавливались в этом отеле прежде, а ведь там заказаны нам номера, как вы помните. В Рапалло он задолжал двум отелям, а в Сиене — повсеместно. Помните тот жуткий пансионат в Сиене?

Официант почти бегом принес горький кампари, сгреб деньги и удалился теперь уже неторопливым шагом.

— И как вы догадались? — заинтересованно спросил Лео.

— Я не догадываюсь, — проворчал Кокрилл, — я вычисляю. В проспекте нам были обещаны отели первого класса. Ну, всем известно, что это на самом деле приличный второй класс. А что мы получили? Отель высочайшего уровня в Рапалло и пансионат нулевого класса в Сиене, а в Риме нас снова ожидал бы отель-люкс. Так что была некая причина, по которой Фернандо не мог везде устраивать нас в приличных отелях. Очень возможно, из-за того, что не оплатил счетов за пребывание предыдущих групп, а присвоил деньги фирмы.

— И в отелях ему верили?

— Видимо, да. «Одиссей-тур» — крупная фирма, и в отелях знают, что рано или поздно им все оплатят. А чтобы не расплачиваться в срок, гид может найти тысячу причин: скажем, еще не поступили деньги из Англии или нечто в таком же духе. На пересчете валют, вне сомнений, мошенничают по-крупному. Фернандо, видимо, наплел в этих отелях с три короба.

— И, конечно же, он один из директоров фирмы. Или так, во всяком случае, мне кажется.

— Неужели? — Кокрилл взглянул на Лео с откровенной жалостью.

— А что, нет?

— Все одна болтовня. Он гид, мой друг, не больше и не меньше. Заметьте, этим парням доверяют денежные операции на большие суммы. Каждые две-три недели они сопровождают по Европе по тридцать—сорок человек, и у гидов на руках должно быть немало денег. И только эти парни избавятся от одной группы, как получают следующую. Фернандо наверняка проехал по этому маршруту не один и не два раза за этот сезон. И он наверняка имел полномочия договариваться с отелями и так далее. Так зачем же вести переговоры из Англии, если уже есть знакомые люди на местах?

На террасе появился новый гид и присел отдохнуть в блаженном одиночестве. Но такая роскошь была ему предоставлена совсем ненадолго. Вскоре «пастуха» уже снова осаждало его требовательное «стадо». Жалко было смотреть, как «включилась» заинтересованная улыбка и терпеливое ухо стало внимательно слушать многословные впечатления туристов: о том, как мисс А. понравилась сегодняшняя экскурсия; о том, что миссис Б. от нее не в восторге; о том, что миссис В. потеряла браслет, необычайно дорогой ей по сентиментальным причинам (причем она была явно убеждена, что гид тотчас же сорвется с места и прочешет все закоулки порта Баррекитас в поисках ее сокровища). Жалко было смотреть, как деликатно гид откручивается от кружечки «доброго старого хьюанелло» с мистером Г. ради «хуанелио» с очаровательной мисс Д.

В душе Лео Родда как на дрожжах росла надежда снять с Хелен груз подозрений, и он ни за что не хотел уходить от версии против Фернандо. Он осторожно спросил:

— А станут ли отели доверять гиду, пришедшему на смену нашему в этом туре?

— Не думаю, что гиды следуют по одному маршруту. Этот маршрут, видимо, принадлежит Фернандо, а остальные гиды обслуживают другие. Такая работа разбрасывает сотрудников в разные концы, и вполне возможно, что Камильо ни разу не проезжал прежде через Сиену и Флоренцию. Просто из-за вынужденного простоя Фернандо фирме пришлось перераспределить маршруты.

— Да-да, конечно. — Лео крутил в руке стакан и старался не показать, как он рад, что Фернандо превращается в главного подозреваемого. Он, конечно, вполне нормальный парень, несколько грубоват, пожалуй, но весел и добродушен. Этакий веселый жулик. А вот с мисс Трапп поступает явно некрасиво и несправедливо. — Жаль его старенькую подружку, — вздохнул Лео.

— Глупая женщина. Он наверняка тянет из нее деньги.

— Наверняка. Отсюда и обещания отелям.

— А вам не сказали, в какой форме были приняты его обещания?

— Нет, — рассмеялся Лео. — Насчет всего остального они были на редкость откровенны, но относительно этого несколько заперлись: ни Камильо ничего не сказали, по его словам, ни мне. Может, они подозревают, что деньги поступают из незаконных источников, и поэтому чем меньше в это вмешиваться, тем лучше.

— Но из Англии мисс Трапп не могла так быстро получить деньги.

— Если вообще получила, верно?

— Если вообще получила… — Кокрилл некоторое время сидел задумавшись. — Если, конечно… Интересно, а что будет, если она выйдет за него?

— О господи, нет! — Не так давно так же живо высказалась и жена Лео.

— Фернандо родом из Гибралтара. Богатый край на фунты стерлингов. Оттуда ему не так уж сложно их вывозить: переводишь в гибралтарские фунты, покупаешь на них песеты, а на песеты, скорее всего, лиры.

Экономическая сторона махинаций мистера Фернандо с обменом денег Лео Родда не интересовала. Другое дело — как это связано с убийством? Ведь наверняка связано?

— Это может быть связано с попыткой шантажа, — предположил Кокрилл.

— Ах да, конечно. Ведь она могла угрожать, что выдаст его проделки фирме. Вам так и не удалось выпросить у херенте этот дневничок?

— Нет. — Кокрилл нахмурился. Было неприятно признавать, что он, инспектор Кокрилл, не смог даже толком взглянуть на закапанный кровью блокнот.

— Или она могла угрожать, что расскажет обо всем мисс Трапп. Только откуда она могла обо всем выведать, эта Ла Лейн?

— Она была наблюдательна. Такова ее работа… как и у меня. Так или иначе, я-то об этом узнал. А она была исследовательницей человеческой природы и весьма внимательной…

— Чертовой сучкой.

— У нее был жестокий нрав. Деньги для нее ничего не значили и, по сути говоря, она их никогда и не требовала. Просто нравилось ей мучить других, вот и все.

— Лувейн… хотя и была ее сестрой… ничего об этом не знала.

— Полагаю, мисс Лейн не стала бы хвастаться.

— Лули, разумеется, знала, что у сестры имелись разные блокноты, и считала, что они просто для записей о людях, их характерах и привычках — чтобы использовать свои наблюдения при написании романов и тому подобного. Лули чуть не потеряла сознание, когда херенте показал нам этот блокнот.

— Очень глупо было с ее стороны, даже больше чем глупо, не рассказать мне обо всем сразу же.

— Да, несомненно. — Лео перевел разговор с неприятного отступления к основной теме: — Если мисс Трапп пообещала Фернандо денег…

— Мы об этом ничего не знаем, — осторожно сказал Кокрилл. — Нам известно лишь, что он надеялся их заполучить. В любом случае она, вне сомнения, не знает, на что он их планировал потратить. — Он поправил разлохмаченный конец сигареты и стряхнул пепел о поручень в кусты олеандра. — Фернандо, естественно, уже давно был удобной мишенью для шантажа. Если действительно намечалась свадьба, то он потерял бы не только работу, но куда больше.

— Неплохой мотив для убийства, — проговорил Лео, подавляя росшую в душе надежду. — Единственный вопрос: как он это сделал? Мы все теперь знаем твердо, что нырять выходила именно Ванда Лейн, а потом она же ушла к себе, так? Или нет?

— Так. Думаю, что так.

— Да, не стоило и сомневаться в этом. Даже на миг. Это была именно мисс Лейн. Я же видел, как она прыгала в Рапалло — мастерски, Лули пришлось бы превзойти себя, чтобы подражать ей. Но еще важнее другое: у Ванды был свой, особый стиль, нечто вроде художественной манеры. Ее я отличил бы, как отличаю игрока с битой от игрока с мячом или просто бегуна в крикете.

— Хорошо, хорошо, — сказал Кокрилл. — Знаю, и знал это задолго до вас. Ныряла именно Ванда Лейн. Посему, в половине пятого она, несомненно, была жива, и мы все видели ее на пляже. Ее убили после половины пятого. Но вот что до Фернандо… — Кокрилл уперся локтями в бедра, свесил руки между ними, свернул новую сигарету и покачал седеющей головой. — Просто не представляю, как этому парню удалось все провернуть. О своем умении плавать он много болтает, но на деле толком плавать не умеет. Всего-то плавания — по-дельфиньи доплыть до плота. Вернуться, не привлекая внимания, ему не по силам: брызги летят. Он с таким же успехом мог и вспорхнуть. А ему еще надо было обратно на плот вернуться. Разве что под водой…

— Я и об этом спрашивал Камильо, — сказал Лео. — Ни о чем не распространяясь, конечно. Просто поболтали о Фернандо в свете его разоблачения, это новому гиду только в удовольствие — насчет отелей. Камильо назвал его посмешищем; в их клубе таких неуклюжих пловцов больше нет, а уж чтобы под водой… Этому за один день не научишься. Так что, видимо, он все-таки лежал на плоту?

— Да, лежал, — отозвался Кокрилл. — Я видел, как он туда поплыл, брызгаясь и тяжело дыша, видел его на плоту, когда поднимал глаза от книги. Когда все стали собираться на обед, видел, как он плыл обратно. А в промежутке — девушку убили. — Он облизал край бумаги и с привычной ловкостью свернул новую сигарету. — Просто не понимаю.

Надежда в сердце Лео Родда стала медленно таять.

— Не стану спорить, инспектор, — заговорил он, тщательно прокрутив в уме еще раз все данные, — пожалуй, и я думал бы так же. Вот только есть одна занятная деталь: оба раза, когда Лувейн демонстрировала свое сходство с Вандой Лейн, единственным, кто тотчас поддавался розыгрышу, был Фернандо. Я заметил это в обоих случаях. Он менялся в лице, бормотал что-то и крестился — или что там делают эти католики.

— Я тоже это заметил. Видимо, предрассудки какие,-то, — пожал плечами инспектор.

— Или нечистая совесть, — сказал Лео, снова с трудом подавляя зазвучавшую в голосе надежду.

А время шло и шло, и с каждой минутой подкрадывался час, когда всемо1ущая рука должна была протянуться над шахматной доской, где беззащитно располагались их судьбы, схватить пешку, выбранную наугад, и одним мощным движением смести остальных с глаз долой. Лео, попросивший аудиенции с добрым выпускником Винчестера, получил в ответ приглашение посетить дворец принца всем участникам группы на следующий день. Это не предвещало ничего хорошего. В послании принца ненавязчиво упоминалось, что ранее они упустили такую возможность, и, вне сомнения, им будет приятно ее восполнить, «прежде чем покинуть наш остров завтра ранним утром». В Пьомбино их уже готовы посадить в машину и довезти до аэродрома. Отходящий в 8.15 утра пароход, по всей видимости, очень им подойдет. Если во время их визита во дворец, писал далее принц, у него будет свободное время, то он пошлет за мистером Роддом. Если же эль Эксальтида будет занят — что, к сожалению, очень возможно, — то придется ограничиться пожеланиями доброго пути на этих страницах и выразить убеждение, что туристы, которые покинут остров, беспрепятственно и спокойно вернутся на родные берега.

Было ясно, что лоск высшего образования хотя и остался в правителе острова, но под его тончайшей пленкой бушует вулкан.

За обедом на свежем воздухе, под ветвями бугенвилии и в свете фонарей, все сидели понуро и едва ковыряли пряную смесь риса, острого перца, артишоков и маслин, горами возвышавшуюся на тарелках.

— Не думаю, что нам стоит приближаться к этому страшному дворцу…

— Но, дорогуша, если мы не поедем, то он пошлет за мистером Роддом и будет вне себя…

— Я могу съездить один, — сказал Лео.

— Нет, Лео, не надо! — вскрикнула Хелен, но тотчас взяла себя в руки и безразличным тоном согласилась: — Что ж, можно и так.

— А вдруг он пришлет не за мистером, а за миссис Родд, — предположила мисс Трапп и посмотрела на лица окружающих, застывшие от страха… — По-моему, нужно сейчас же все обговорить. У нас осталось совсем немного времени. А вдруг, пока мы все будем завтра бродить по дворцу, он вызовет миссис Родд?

— Не важно, где я буду — здесь или там, — возразила Хелен. — Если я им понадоблюсь, они меня везде найдут. Если я окажусь во дворце, у меня, по крайней мере, будет маленький шанс увидеться с принцем и поговорить с ним. Он, во всяком случае, наверняка разумнее херенте. Если же меня прямо отсюда заберут в тюрьму, значит, для принца я ничто, просто бессловесная пылинка, которую нужно убрать. — Хелен говорила спокойно, но голос ее дрожал. — Не вижу выгоды в том, чтобы не ездить во дворец.

Мистер Сесил придерживался мнения, что нужно всем вместе предпринять безумную попытку бегства с этого Сан-Хуана.

— Это я уже обдумывал, — сказал Кокрилл. — Не получится. Миссис Родд днем и ночью сторожат двое охранников. Даже если мы от них избавимся, трудностей будет ничуть не меньше. Из порта придется плыть на лодке; если мы доберемся-таки до Италии, то там нас живо схватят и вернут сюда же. — Кокрилл обдумал побег очень серьезно и понимал: если провалится попытка побега, то им совсем несдобровать. И сейчас он, по возможности спокойно, высказал мысль, которую долго боялся оглашать: —* Нам не только нельзя пытаться бежать сегодня. Нам вообще нельзя покидать остров. — Он обратился к Хелен: — Не думайте, миссис Родд, что мы возьмем да и уплывем, оставив вас здесь одну.

— Но нам же приказано… — побледнев, проблеял Сесил.

— А мы останемся.

— Но, дорогой мой, они нас вышлют…

Инспектора Кокрилла несколько раздражало, что Сесил обращается к нему так ласкательно-фамильярно, и в ответ, впервые за все время, он включил его в ряд мужчин:

— Вы, я, мистер Фернандо и мистер Родд конечно же останемся на острове. А дамам, наверное, лучше было бы уехать. Но мужчины останутся. Все.

— Конечно. — Фернандо изящно поклонился Хелен, но при взгляде на мисс Трапп его теплые карие глаза наполнились слезами: он предчувствовал беду.

— У меня и в мыслях не было уезжать, — проговорила мисс Трапп.

— И у меня тоже, — сказала Лули. — В конце концов, мы заплатили за пребывание! «Одиссей-тур» денег нам не вернет, так что нам просто необходимо получить все удовольствия на Сан-Хуане.

— Но, Лули… — Сесил при таком вопиющем цинизме заломил руки. — Но, инспектор… Ведь кому-то все-таки надо вернуться, мои дорогие… — Он откинул со лба волосы и мягко обратился к Хелен: — Дорогая моя, вот вы конечно же поймете: очень хочется остаться здесь, сочувствовать и совать вам булочки через прутья решетки, неумолчно играть на лютне под крохотным тюремным окошечком… Но ведь надо думать и о бизнесе! Так или иначе, дорогая, — булочки в сторону, — столько ответственности лежит хотя бы на мне. — И тем более, добавил он уже спокойно, если этот мерзкий старый «Экзальтида» не желает видеть их на своем острове, у него наверняка найдутся средства их выдворить. — Нас и из отеля выселят. И что тогда?

— Здесь хорошо и тепло, — отозвался Кокрилл. — Спать можно и в сосновой роще. Но до этого дело не дойдет. Они вправе держать любого из нас в качестве заложника… если смогут убедить себя в его виновности. Только британские туристы вряд ли сюда поедут, если нас выдворят силой, а это невыгодно с точки зрения бизнеса, как сказал бы мистер Сесил.

— Не вижу, что мы выгадаем, если не поедем во дворец, — твердо сказала Хелен. — Принц объявил, что вы все должны покинуть остров послезавтра. Он также сказал, что послезавтра меня должны бросить в тюрьму по достаточно убедительно сфабрикованному обвинению. Что бы ни происходило со всеми вами, моя участь уже решена. И если я попаду туда… — Внезапно хладнокровие покинуло миссис Родд, и она стала сбивчиво говорить, что время утекает с каждой минутой, а они сидят здесь, едят и пьют, и ничего не в состоянии сделать; что, как только она очутится в тюрьме, все они уже ничем не смогут ей помочь — будь они в Англии или на Сан-Хуане, это уже не будет иметь значения; ее здесь убьют, скорее всего убьют, и никто никогда даже не узнает…

Мисс Трапп молча смотрела на Хелен, свободная — на заключенную. Ибо она, мисс Трапп, свободна. Через тридцать шесть часов она сможет покинуть это место, сможет скрыться там, где не происходит таких страшных событий, и в тишине и покое будет ожидать счастья, которое вот-вот появится в ее жизни. Быть нужной — как она и сказала миссис Родд, единственное счастье для нее, больше она ни о чем не мечтает. Теперь она чувствует себя нужной. Может, Фернандо и посмотрит на нее с тревогой перед разлукой, но мисс Трапп знает: никакие опасности ей не страшны. Как только он сможет, он последует за ней, потому что она ему нужна. От этой мысли ей было сладостно. Чтобы все получилось так, как она мечтает, нужно всего лишь покинуть остров — и она вправе это сделать. «Мой первый, мой единственный шанс стать счастливой, — думала мисс Трапп, — именно такой, какой я себе представляла. Чтобы его уберечь, нужно только промолчать сейчас». Она снова посмотрела в глаза Хелен Родд, измученные отчаянием, но без слез, и сказала значительно:

— И все-таки, мне кажется, кое-что мы могли бы сделать.

Официанты убрали тарелки с недоеденным горячим и подали креманки с земляникой, поставили бутылки с густым сладким вином, которым полагалось залить ягоды, и кувшинчики со сметаной.

Маленькая «иль группа» сидела за столиком в углу террасы, подальше от любопытных ушей и глаз других постояльцев. Мисс Трапп отодвинула свою креманку и, поставив локти на стол, подперла худыми руками некрасивое лицо.

— Мне кажется, — сказала она, — что мы все должны перестать строить из себя невиновных и постараться принять вину на себя.

Никогда, ну совершенно никогда не слышал мистер Сесил такого нелепого предложения и тотчас же собрался красноречиво его опровергнуть.

— Постарайтесь минутку посидеть тихо, — попросила его мисс Трапп так, будто говорила с ребенком. — Инспектор только что сказал: «эти люди хотят схватить любого, если смогут убедить себя в его виновности». Мы должны сделать так, чтобы они даже притвориться не смогли, будто верят в виновность кого-то из нас.

— Вы хотите сказать, что нам всем надо признаться…

— Не признаться, — перебила мисс Трапп. — Это было бы смехотворно.

— Если, конечно, — вступила Лули, — мы не признаемся в массовом убийстве. То есть я хочу сказать не об убийстве массы людей одним, а, наоборот, убийстве одного многими. Вы же помните: у нее на каждого из нас был компромат, и это нас заставило сбиться в банду и… — Она хлопнула ладонями по столу. — Да! В своем блокноте она подготовила все для шантажа каждого из нас!

В этот вечер в мисс Трапп было что-то необыкновенное, ибо все повернулись к ней и внимательно ждали ее реакции на такую мысль.

— Если мы все сознаемся, то нас всех посадят в тюрьму, — сказала мисс Трапп. — И тогда вместо одного человека будут страдать семеро. Мы должны признаться не в своей вине, а обвинить друг друга. Но этот блокнот… — Она замялась, убрала от лица руки, и они снова принялись теребить ручки коричневой сумки. — Нам нужно выстроить обвинения друг против друга. Каждый из нас должен сказать о другом то, что о нем написано в блокноте убитой Ванды Лейн.

Блокнот остался у начальника полиции. Как ни просил его инспектор Кокрилл, тот не пожелал ни на час расстаться со своей находкой. При воспоминании о блокноте в Кокрилле снова вспыхнуло любопытство: какой же престранный этот блокнотик, о каждом из них написаны краткие заметки и внизу каждой страницы — сумма, обведенная жирными чернилами. Кокрилл знал, что было написано о нем самом, на той самой забрызганной хвостатыми каплями крови странице: инспектор полиции, мал ростом, похож на английского деревенского воробышка, каким-то образом выпорхнувшего на ослепительный свет заграницы, еще более смешного из-за старания выглядеть достойно — бедный растрепанный провинциал. И так далее, и так далее. Но ведь в этом абсолютно ничего компрометирующего! — и все же, внизу страницы ярко обведено: 50 фунтов.

— Насчет себя могу лишь предположить, — улыбнулся инспектор, — что мисс Лейн заподозрила, будто я только представляюсь полицейским. Она отметила в блокноте, что я недостаточно высок, ниже требуемого роста. Вообще-то, во мне пять футов и восемь дюймов^{24} — это минимум для полицейского, но я ужасно сутулюсь и от этого кажусь намного ниже. — Подумав, он решил добавить, что помимо этого мисс Лейн назвала его растрепанным воробышком и отметила, что у него вставная челюсть и он иногда невнятно говорит. — У них и так есть повод для обвинения меня: блокнот на столе был повернут к убийце и открыт на странице с моим именем. Меня и в тюрьму чуть не посадили, а потом ни разу не сказали, что поверили в мою невиновность.

— И меня можно обвинить, — подхватила Лули. — Мы в любой момент можем наговорить им о том, что я изображала Ванду, могу даже еще раз все это сыграть. А про прыжки в воду говорить не будем.

— Не подходит, — возразил Сесил. — Без прыжков все будет выглядеть чересчур убедительно.

— Ну ладно, скажем о прыжках в последнюю минуту.

— В свете вашего благородства, — сказал Лео, — мне неловко ощущать, что против меня нет обвинения. В блокноте обо мне ничего нет, и у меня всего одна рука, да и та левая. Конечно, всегда можно заново высказать принцеву версию о самоубийстве на почве страстей к такому «закулисному злодею», как я.

— Что до меня, то, увы, подтверждено: незаметно проплыть от плота я не мог. — Крупные руки Фернандо нервно барабанили по краю стола, поблескивая кольцами. — Так что и в том, что написано в блокноте, нет смысла признаваться. Если там вообще что-нибудь есть обо мне, — быстро добавил он и выразительно пожал плечами. — Мне ведь показали не все страницы.

— Ну, кто как, а мы с инспектором кое-что сказать можем, — живо откликнулся Лео. — Против вас, старина, обвинение выискать легко, не беспокойтесь. — Остальным он пояснил: — Нам же, в конце концов, нужны не неопровержимые версии, не настоящие обвинения, а просто масса подозрительных данных, которые запутают дело. Как это, между прочим, было и с обвинением Хелен.

Лео выжидающе посмотрел на Сесила. Перед тем стояла креманка с нетронутой земляникой. Качающиеся фонари отбрасывали тени и отблески света на его бледное лицо.

— Что, моя очередь? Ну, вообще-то, дорогие, я бы всем сердцем хотел, разумеется, присоединиться к вам, но что же мне сказать? То есть, человек просто сидел в своей резиновой лодке-уточке, плавал туда-сюда, почти все время засыпая и зажарившись до обгорания. Но не убивал в гостинице несчастную и безобидную Лейн.

— Безобидную? — недоуменно спросил Кокрилл.

— Ну, для меня — безобидную.

— По блокноту этого не скажешь. Там есть ссылки на какую-то вашу «работу». И сумма, которую мисс Лейн собиралась у вас потребовать, равнялась ста фунтам.

— Она у меня их не требовала, вот все, что я могу сказать.

— Верно, — отозвался Кокрилл. — Вместо этого ее убили.

— Но не я! — взвизгнул Сесил. В тот вечер на нем была рубашка лавандового шелка в тон к фланелевым брюкам и цветной носовой платок, обвязанный вокруг шеи по-ковбойски, с узлом на одну сторону. Смотрелось это очень эффектно. «Если бы узел затянуть чуть дальше назад, — подумал Кокрилл, пристально изучая его бусинками глаз, — он пришелся бы как раз туда, где обычно располагается другой узел: сразу же за ухом, узел петли. Из них всех мир легче всего расстался бы, пожалуй, с этим мистером Сесилом. Лео Родд, Хелен Родд, Лувейн — у них, безусловно, есть свои грехи, но они люди, настоящие живые люди, у них есть сердце и разум, они могут думать и чувствовать. Фернандо, конечно же, жулик, но, как выразился Лео Родд, веселый жулик. А мисс Трапп… Мисс Трапп сегодня светится каким-то торжеством, в ее некрасивых руках теперь не только бремя жизни, но и надежда на никогда не виданное счастье — она все отдала ради того, чтобы обрести друга. И не затем, чтобы просто «потрясти кого-нибудь еще».

— Может, лучше не трогать мистера Сесила, — сказала мисс Трапп с искренним сочувствием, — раз он не хочет внести свою лепту. Ведь это верно: мистер Сесил не мог убить мисс Лейн. Он плавал в резиновой лодочке и был у нас на виду или, по крайней мере, на виду у инспектора, почти все время. Мистер Кокрилл мог выпустить его из поля зрения лишь совсем ненадолго — минут на десять, да, инспектор? Или на двадцать? Но явно же не на час? Вы поправите меня, инспектор, если я ошибаюсь, но мне кажется, что на это… все, что произошло в том номере, потребовалось бы не меньше часа.

Кокрилл, как не раз прежде, снова прокрутил в уме совершение преступления: спор, угрозы, непосредственно убийство, ритуальное оформление кровати с убитой девушкой, отмывание пятен крови по всей комнате, смывание следов в маленькой ванной.

— Если не час, то больше половины, — согласился наконец он. — Скажем, три четверти.

— Вот видите, я просто не мог исчезнуть на такое время, чтобы вы этого не заметили.

— Да, — неохотно признал Кокрилл, — думаю, что не могли.

— Ну вот! — торжествующе улыбнулся Сесил.

— Значит, оставим мистера Сесила вне подозрений, — смело продолжила мисс Трапп. — Каждый из нас может в чем-то обвинить другого. Потом, вероятно, это можно будет оспорить и доказать обратное. Но пока нужны такие обвинения, чтобы снять подозрения против миссис Родд и вынудить их оставить нас на острове, пока все не выяснится. А мистера Сесила оставим вне игры.

— Себя вы, кажется, тоже собираетесь оставить вне игры, — подал голос Сесил. Откинув назад непослушные волосы, он наклонился к ней через стол. Тени фонаря превратили его узкое лицо в бледный клинышек с вывернутыми губами над немного выступавшими передними зубами. «Как он похож на крысу, — подумал Кокрилл, — на крысу, загнанную в угол и рьяно бьющуюся за свою жизнь». — Ведь вас шантажировали, мисс Трапп. Как насчет «начавшегося прилива», а? Что вы на это скажете? А насчет того, что в блокноте? Вот вы, Фернандо, вы-то знаете, что написано о ней в блокноте.

— Да, — ответил Фернандо. — Я знаю, что там написано.

— Пятьдесят фунтов она хотела получить от вас, мисс Трапп, пятьдесят фунтов…

— Сумма довольно скромная, — заметил инспектор Кокрилл, — для такой богатой женщины.

Мисс Трапп хотела заговорить, но Фернандо схватил своей лапищей ее тонкую руку:

— Ничего не говорите!

— Может, эта мисс Лейн шантажировала мисс Трапп насчет чего-то, не заслуживавшего большей суммы.

— Тогда такой шантаж не привел бы к убийству.

— А вдруг мисс Лейн не представляла себе, что значит для мисс Трапп внимание мистера Фернандо?

— Но что бы ни сказала мисс Лейн мистеру Фернандо, это не изменило бы его отношения к мисс Трапп. Он уже знал о том, что считалось секретом.

— Это он теперь знает, — возразил Сесил. — Потому что прочел об этом в блокноте. А до ее смерти не знал. — Крысиная мордочка быстро повернулась к мисс Трапп. — Вы могли подняться в ее номер и убить ее. Вы прятались за своей дурацкой ширмой, а потом могли оттуда выбраться по узенькой тропке, что соединяет скалу с террасами, а потом вверх по лестнице под жасмином до самого отеля. И почему, — возбужденно повысил он голос, — почему мы упустили это из виду, почему не задумались над этим раньше? Она могла это сделать, спокойно могла это сделать. Теперь нужен мотив, и этот мотив есть!

— Скрыть что-то от меня? — спросил Фернандо. — И в этом весь мотив?

— Для мисс Трапп это наверняка был очень важный секрет, — сказал Сесил.

Все замолкли, и это несколько охладило пыл модельера. Бриз легонько качал фонарь, вместе с ним качались тени, и теперь уже лицо Сесила не казалось похожим на крысиную мордочку клинышком; оно было просто довольно трусливым и чуть пристыженным.

— Мы же вроде как должны придумать обвинения друг против друга… Вы сами это предложили, мисс Трапп, — снова заговорил он и деланно визгливо рассмеялся. — Так вот, это моя версия против вас!

— Очень хорошая версия, — сказала мисс Трапп и обвела взглядом сидевших вокруг. Все внимательно смотрели на нее, но их глаза, прежде добрые, благодарные, ободряющие, теперь стали недоверчивыми. — Почти идеальная версия.

— Могла бы быть такой, — вступил Фернандо. — Но я знал ее тайну до убийства. Задолго до того, как появился вообще этот странный блокнот, я уже все знал. Так что версия отпадает.

— Если вы действительно об этом знали, — не сдавался Сесил.

Хелен Родд подалась вперед.

— Мисс Трапп, вы предложили эту игру в обвинения, чтобы спасти меня. Но теперь… не могли бы вы как-нибудь доказать, что мистер Фернандо действительно все знал? Подумайте, попытайтесь и убедите нас в этом. Я верю вам. Но если бы вам удалось убедить и всех остальных…

— Вы правы, — сказал Фернандо. — Мы должны все доказать. — Он резко поднял голову и взглянул на Хелен: — Миссис Родд, вы как раз тот человек, кто может нам в этом помочь. — Он протянул руку и крепко сжал кисть Хелен так, что его перстни вонзились в ее тонкие пальцы. — В Сиене… тем вечером, миссис Родд, в Сиене, постарайтесь припомнить! Вы гуляли возле собора, а мы с мисс Трапп сидели там на парапете и смотрели на старушку кафедру (так мы называем собор), выкинувшую вверх свою полосатую ногу-башню. Вы прошли мимо нас, миссис Родд, сказали «Добрый вечер», и мы ответили «Добрый вечер». Как раз в то время мисс Трапп достала кое-что из своей сумки и передала мне. Письмо. Вы видели то письмо, миссис Родд?

— В Сиене? Возле собора… A-а, да-да, помню, видела вас, — неуверенно заговорила Хелен. — Но вот письмо… — Она замолчала. — Да, теперь вспомнила. Мисс Трапп открыла сумку. Кажется… да, кажется, у нее в руке было что-то белое.

— Конверт? Она подала мне конверт.

— Верно, она подала его вам. Было уже темновато, — пояснила Хелен остальным, внимательно слушавшим этот рассказ, — но вполне возможно, что я видела именно конверт.

— Благодарю вас, сеньора. — Фернандо отпустил руку Хелен, слегка поклонился ей с лучезарной улыбкой, однако карие глаза были полны слез, так легко порой набегавших, но значивших так мало. Но в этот раз они говорили о многом. — Дорогая моя, — очень нежно обратился он к мисс Трапп, — может, ты теперь покажешь этим леди и джентльменам свой конверт?

— Хорошо. — Мисс Трапп вынула из сумки и показала всем конверт из дорогой белой бумаги с резным тиснением на откидном клапане. — Мы с мистером Фернандо говорили о… о дружбе. Я сказала, что трагедия богатых заключается в том, что человек не знает, кто его настоящие друзья. Я сама из-за этого потеряла друга, точнее, нескольких друзей. Пока я говорила, я прижимала к груди свою сумку — это моя привычка, дурная привычка, я понимаю. Он спросил меня, что же такое в моей сумке, если я прижимаю ее к себе так крепко. Я ответила, что там мое самое ценное сокровище. И потом, вспомнив наши прежние беседы, вдруг доверилась ему и решила показать свое сокровище. Это была моя тайна, и вы, благодаря миссис Родд, уже знаете, что для мистера Фернандо она именно тогда перестала быть таковой. Повода для шантажа и убийства в ней не было никакого!

Мисс Трапп достала из конверта белый лист дорогой бумаги, развернула и показала всем несколько строк, которые предварял адрес с указанием Парк-лейн:

Леди Бейл настоящим письмом подтверждает, что в последние семь лет мисс Эдит Трапп была ее помощницей-компаньонкой.